Тропою цветущих вишен

"Компромисс", - кто-то незримый глазу шепотом произносит слово, раз за разом заставляя просыпаться в холодном поту. Сердце бешено чеканит удары, воздуха не хватает, и женщина бросается к открытому настежь окну. Полночь. Комнату наполнил тяжелый запах благовоний, отчего становится еще хуже. Служанки, спавшие за дверью, давно сменили свечи в тяжелых напольных минорах, а вот жирондали, подвешенные к самому потолку цепями, оставили догорать: расплавленный воск стекал капелькой за капелькой на нижние ярусы подвесок и причудливыми слезинками тянулся книзу. Пламя еще теплилось в огарках, то ярко вспыхивая и трепетно замирая, то угасая вновь. Выточенные из горного хрусталя подвески обильно украшавшие люстры, окрашивались в золотистые оттенки ранней осени, в те, которые начинают играть на деревьях, чьи листья вот-вот опадут. Украшенные гобеленами и бархатом стены величественно возвышаются над своей хозяйкой, в очередной раз подчеркивая гордый и независимый нрав правителя. Но не нравились ей эти комнаты, не влекли своей красотой, ни простором, ни открывающимся видом на поросший деревьями разрушенный мегаполис. Все здесь было чужое, дарованное волей короля, словно милость юродивой. Именно так смотрели на неё дворцовые, отворачиваясь в разные стороны при появлении венценосной особы, отчего-то стыдясь и смущаясь её присутствия. Жестокость брата не знала границ, Нуада наказал отчуждением. Вроде сестра есть, а вроде и нет её вовсе. Обуза, а не драгоценнейший камень - вот что представляла собой теперешняя принцесса, хотя какая она... нет, все в прошлом. Каждую ночь, спустя столько лет, Нуала просыпалась от одного и того же кошмара: произошедшие в тот роковой день события не дают покоя и сейчас. Людей больше нет, ни в этой стране, которую народ зовет Рина Маана (Благославенный Край), ни на всем материке. Больше столетия потребовалось, чтобы окончательно вытеснить смертных со всей территории континента и подавить мятежников, прячущихся в катакомбах и разветвленных сетях городских коммуникаций. Нуала не могла понять до сих пор, отчего так тяжко на душе: то ли от проявленного тогда малодушия и нерешительности убить себя, или же от жалости к брату и согласия искать иные пути решения конфликта. Она предложила компромисс - Нуада согласился, Золотая армия сделала свое дело, а вечно голодные зубные феи довершили начатое. Казалось бы, совсем недавно, но, увы, прошло почти два года, когда любительницы костей заполнили подземелья разрушенного Нью-Йорка и прилегающих к нему окрестностей. Смерть повстанцев была неминуема, вопрос лишь заключался во времени. Перекинувшись через подоконник, Нуала вдыхала полной грудью свежий воздух, наполненный ночной прохладой и ароматами елей и сосен. После сдачи города и отступления людей к морским портам, зелигены заполнили опустевшие полуразрушенные улицы, с ними же пришли бельвизы и ободрившиеся Богул-Ноз, чей вид давно перестал пугать собратьев по горю. Город менялся, постепенно зеленые ростки деревьев и кустарников отвоёвывали себе место среди бетона и асфальта, разрушая строения и обнажая их фундамент, разнотравье ударяло в голову своими ароматами, пьяня ликующих фейри. Золотая армия не давала возможности людям собраться с силами, раз за разом нанося сокрушительные удары по их войскам. Ни поддержка с воздуха, ни новейшие разработки боевого оружия не стали преградой для механических воинов. Люди, осознавая, что столкнулось с нечто необъяснимым и сверх сильным, бросались врассыпную, улетали на самолетах, уплывали на кораблях. Оставшиеся повстанцы на протяжении многих лет докучали эльфийскому правителю своим упрямством. Все еще прислушиваясь к просьбам сестры, Нуада не был столь суров, чтобы пойти на крайние меры. Но когда очередная вылазка участников сопротивления почти увенчалась успехом, король в ярости убил нападавших и отдал приказ на окончательную зачистку подземелий. Никакие увещевания сестры не смогли переубедить короля, ни её взгляд полный страха и сострадания, ни слезы больше не имели того значения как раньше. Жестокость, проявленная к оставшимся в живых людям, была перенесена и на принцессу. Изгнав её в отдаленные покои, брат запретил входить в тронный зал и пересекать уровни, выделенные специально для прислуги во дворце. Нуала оказалась заложницей своего положения, и, оставаясь на протяжении долгих лет в этой клетке, принцесса больше никогда не слышала зова брата. Теперь уже она пыталась заговорить с ним, найти в его душе хоть какой-нибудь отклик... Но все попытки были напрасными, Нуада по-прежнему отрицал её существование, вычеркнув эльфийку из списков знати Мааны. Откинув назад тяжелые пряди успевших отрасти волос, принцесса устало облокотилась на руку: "Как ты там?" Увы, это послание предназначалось не для Сапиена. Хотя... После череды неудачных попыток связаться с ней, Эйб был вынужден отступить вместе с остальными. С того самого дня они больше не виделись, жаль. Нуада. Раз за разом принцесса "отмахивалась" от наваждений, связанных с Кьярой. Но они крались по спящим закоулкам сознания, словно ночные тати, и накрывали бушующей волной посреди белого дня. Мукой отзывалось каждое объятие, дарованное с такой легкостью этой эльфийкой брату. А он... Он позволял сестре видеть все и быть невольной заложницей собственной страсти. Заглушив зарождающийся в груди стон, Нуала смотрела на ясное ночное небо. Как же там хорошо... Нет ни переживаний, ни угрызений совести, мерцающим звездам неведомо чувство сожаления, они не знают боли. Зато ей воздаётся сполна. Вернувшись в комнату, Нуала подняла с пола упавший плащ, подбитый мехом и бесшумно, словно тень, покинула свои покои. Ни спящие на кушетках юные дочери союзников брата, ни их сыновья не заметили растворяющуюся в темноте одинокую фигуру. Мягкая подошва туфелек гасила звуки поступи; эльфийка спускалась по широким лестницам, пересекала пустые коридоры, оставляла позади опустевшие дворцовые залы, которые совсем недавно покинули слуги, закончив с уборкой. Нуала знала каждый уголок здания, по которому разрешалось перемещаться. Обходя стражу потайными ходами, расположенными в стенах дворца, принцесса стремилась покинуть опостылевший "дом". Вырваться на свободу, освободиться от внимательного взгляда соглядатаев брата. Скрип дверных петель жалобным причитанием разнесся по сторонам, и принцесса невольно припала к деревянной привратнице, навалившись на ту всем телом. Юркнув в подземный ход, Нуала не зажигала ни факелов, которых было много на стенах, ни свечей, прихваченных с собой. А зачем? Все ступени и повороты давно знакомы: за столько лет она выучила наизусть путь, по которому частенько бежала к призрачной свободе. Минута, другая выливались в бесконечный водоворот, который сводил сума отчаявшийся разум принцессы. Что с ней? Почему не может совладать с собственным телом как раньше, зачем неотрывно смотрит на них, почему не отводит глаз от жадных губ любовницы, от её цепких рук, которые сжимают короля в страстных объятьях, от крутых молочно-белых бедер, прикрытых лишь пояском с бисером да самоцветами? Кьяра была необузданна в страсти, для неё не было пределов и запретов. Она отдавалась вся и целиком на любовном ложе, забывая о том, кто есть на самом деле, и о том, что прилично, а что нет. Она разделила с братом войну с людьми, пронеся через года свою ненависть к человечеству, и обрушила меч на их головы. Кьяра - соратница, любовница, почти жена и королева... С ней он проводит дни и ночи, с ней забывается в пьянящих ароматах леса, на её теле рвет шелка и батист, на её челе оставляет следы страсти. Нуала не понимала, что чувствует к ним - то ли ревность, то ли ненависть. Она должна была занять отцовский трон, но теперь на нем восседают другой и другая. Вырвавшись из сырости подземелья, принцесса окунулась в звенящую тишину пространства. Ни шелест листьев на деревьях, ни взмах крыла ночной желтоглазой охотницы не нарушали её. Словно мир замер в ожидании кульминационной развязки страсти двоих, от которой на глазах дочери покойного короля застыли слезы. Больно! Какая же это мука видеть и чувствовать то, что видит и чувствует он. Сколько можно быть в этом треугольнике. А Кьяра? О, эта девка знала, как досадить благоразумной Нуале, чертовка была чудо как хороша: и в сечи, и в любовной схватке. Своими косами она опоясывала короля, ногами обвивала его плоть, и руки её крепко держали подле себя копьё Нуады. Кроме жажды войны и мести людям их связывала еще и всепоглощающая страсть. Страсть, на которую она не способна. "Ты лишь соблазняешь, и только!" - с нескрываемым презрением сказала Кьяра, на что Нуала промолчала. "Пусть все думают, что так оно и было. И я тоже в это поверю", - твердила себе эльфийка. День за днем, год за годом она заставляла забыть прошлое, силилась разорвать связь, которая соединила их души еще при зачатии. И это почти удалось. По совету отца Нуала тренировала волю и разум, сумела возвести вокруг себя непробиваемую стену, перестав слышать мысли брата. И возникшая между ними противоестественная связь постепенно угасала. С возвращением Нуады все труды пошли насмарку, даже романтическая привязанность к Сапиену не смогла перерубить канаты былых отношений. Как ни старалась Нуала задушить это чувство, оно, словно горная река, пробивало себе путь сквозь скалы и валуны жизненных перипетий. Эротические видения посещали принцессу во снах, она вновь превращалась в юную Нуалу, чьи косы тугими длинными змеями спускались к подолу исподней рубашки. Нуалу, которая ходила к священной реке ворожить в ночь на летний солнцеворот по календарному narie (июнь). Она, как и многие девушки, рядилась в лучшие рубашки из шелка и атласа, подпоясывалась тонкими ремешками из сыромятной кожи и босой отправлялась за сотни лиг от родительского дома, ведя на свободной узде белую кобылу, захватив лишь скромные подношения властителю реки и его дочерям, чтобы узреть будущее. Своё будущее. Несмотря на королевскую кровь, что текла по жилам, эльфийка заручилась обещанием отца, что сама выберет себе суженного. Того, кого полюбит, а не того, кого выберет правитель ради выгодного политического союза. Сотни женихов преклоняли колена к ступеням, ведущим к трону, на котором восседал Балор, сотни мужей желали заполучить согласие принцессы, даря драгоценные подарки в качестве залога, но ни один не смог тронуть сердце девы. Ни один из женихов не был мил ей. Отталкивали самоуверенностью, нерешительностью, и всех она сравнивала с братом, который являлся для принцессы эталоном мужественности и благородства. Сама того не замечая, она искала в каждом прибывшем эльфе черты Нуады, его харизму и отвагу. Словно мотылек, девушка летела навстречу неизведанному, которое так круто изменило их судьбы. В ту ночь, войдя в реку верхом на самой красивой и резвой лошади, что была в конюшнях отца, распоясав ремни и сбросив легкие одежды, Нуала медленно расплела волосы, читая при этом особый заговор. Оставшись абсолютно нагой на кобыле, девушка толкнула пятками бока животного, вынудив того войти в воду по самую шею и пуститься вплавь. Луна, вышедшая из облаков, освещала ночную землю и выделяла серебристую дорожку на водной глади. Тело принцессы вдруг задрожало от избытка чувств, и невидимая глазу энергия наполняла каждую клеточку юного тела, обволакивая жизненной силой хрупкий стан белокурой чаровницы. Она словно срасталась с лошадью, стала с ней единым целым, вдох и выдох, удары сердца, движения мышц, всё совпадало. Нуала вдруг почувствовала невероятную силу, словно внутри ожили десятки табунов свободолюбивых детей Эмбарра. Ничто не могло теперь стать препятствием на её пути: ни эльф, ни человек, ни зверь, и даже, казалось бы, боги утратили свою власть над юной дочерью перворожденных. Дочь эльфийского короля понимала, что хранитель принимает её дары, а быстро намокшие рубахи, подхваченные течением, являлись свидетельством, что его дочери также благосклонно относятся к ней. Лошадь фыркала и все выше и выше задирала кверху голову, кося лиловым глазом. А эльфийка ждала, пока последний дар будет принят. Животное медленно, но верно приближалось к своей погибели, становясь тем, кого больше всего желает видеть речной властелин. Вот уже вода затекала в раскрытый рот кобылы и та отчаянно мотала мордой, пытаясь языком избавиться от узды. Она боялась и нервно фыркала до тех пор, пока могла сопротивляться, но река поглотила животное, оставив только по плечи голую девушку. Видения все не было. Нуала вновь и вновь проговаривала шепотом заговор, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы речной дух приоткрыл завесу её туманного будущего. Практически отчаявшись получить желаемое, принцесса заметила, как из глубины водной глади поднималось нечто маленькое, искрящееся яркими бликами. Последняя жертва была принесена, и вода подхватила срезанное золотистое покрывало густых волос девушки. Этот дар Нуала принесла без сожаления, занеся над собой изящный женский кинжал и безжалостно рванув по собранному к кулак хвосту. Принцесса получила желаемое, увидела в речном зеркале образ суженного и, утратив равновесие, соскользнула со спины кэлпи, с головой уйдя под воду. Не тот образ рисовала юная дева в своем воображении, страшно и одновременно томно и сладко было глядеть в отражение. И знакомые черты не отпугивали, нет, наконец-то все стало на свои места. Очнувшись от воспоминаний, принцесса обняла покрытый жесткой и шершавой корой ствол дерева. "Сколько лет тебе, друг?" - мысленно задала вопрос эльфийка зелёному великану, и тот, словно услышав её, преклонил к земле густую крону. Много, много десятилетий жило оно здесь, и еще больше - вот так делило с ней ночи. Древо стало терпеливым собеседником для Нуалы, хранителем секретов и полных отчаянья разговоров. Никто не обращал на принцессу внимания, для всех она словно тень: вроде есть, а вроде её нет. Служанки тупят взгляд, охранники переминаются с ноги на ногу, но не смеют и взглядом проводить её в след. А брат... Брат непреклонен. Только Кьяра, не боясь его гнева, приходила в покои. Нечасто, но регулярно. Рассказывала последние новости с окраин границ Мааны, хвалилась удачными сражениями, приносила шелка, невесомые, прозрачные ткани, украшенные вышивкой, драгоценности, снятые с собственных рук и шеи. Большинство из них король сделал сам. Как ни странно, но любовница брата была холодна к украшениям. Не влекли её ни злато, ни серебро, ни бриллианты с рубинами, ни малахит с изумрудами, ни жемчуга с бериллами. Наденет раз, посмотрит в отражение старинного каменного зеркала и снимет, аккуратно сложит в шкатулку. Словно они жгли её кожу; ни тяжелые цепи, ни длинные нити белоснежных перламутровых бусин, ни солнечные блики янтарных ожерелий долго не задерживались на точеных плечах и широкой груди. Все они медленно перекачивали в спальню Нуалы, для хранения. Хотя охранять их было не от кого. Все обитатели королевского дома знали, чьи руки создавали большую часть женских сокровищ. И знали, для кого они предназначались. Даже тот поясок, который часто надевала будущая королева, медленно, но верно занял свое место среди прочих красивых безделушек. Равнодушие, кое оказывалось Кьярой к драгоценностям, было с лихвой восполнено книжной коллекцией, растущей с каждым днем, ровно как и череда трофеев, собранных воительницей. И непонятно, кто из них обоих более тверд в своем желании изгнать людей - она или брат. И чья ненависть к человечеству полыхает ярче. Одиноко светит луна сегодня принцессе. То скроется за быстро бегущими облаками, то вновь появится, освещая дорогу к ручью. Тяжко на душе у Нуалы, словно должно произойти что-то плохое. Сердце замирает в предчувствии неминуемой опасности. Эльфийка свернула в сторону и медленно развязала ленты, удерживающие плащ на плечах. Легче не стало, но она все равно шла. Шла вперед, без цели и дела. Такие прогулки были сродни многочисленным приемам короля, только участниками подобных церемоний выступали деревья да кустарники. — Долго кружить будешь? - тихий голос заставил выйти из оцепенения принцессу. Кьяра, кто же еще! Только она знала, где искать в последнее время Нуалу. И только она плевать хотела на указы Нуады. Своевольная, дерзкая Кьяра... — Зачем пришла? - Нуала устало опустилась на широкий ствол упавшего дерева. - Опять язвить? На загорелом лице королевской избранницы появилась добродушная улыбка. В отличие от большинства представительниц бессмертного народа, она не боялась потерять фарфоровую бледность, а наоборот - с радостью подставляла лицо под солнечные лучи, да и не только лицо. Отчего кожа сначала становилась золотистой, а затем приобрела шоколадный оттенок. — Зачем так сразу... обрадовать хотела. Взглянуть на тебя желала, когда услышишь новость, радость ожидаю, а не ворчание. Ликуй, ликуй Нуала! Не все люди погибли, выжил один. - Кьяра застыла в ожидании реакции собеседницы, уперев руки в бока. "Ну что молчишь, завтра упрошу короля для тебя позволения. Может, хоть развеешься, а то все по опушкам да оврагам одна бродишь. Ну пойдем, пойдем обратно, скоро заря алеть будет, еще схватятся дворцовые, вот шуму-то будет!" Сквозь радостный хохот Кьяры, Нуала, смущенная поведением будущей королевы, быстро следовала за ней. "Неужели это так? Разве мог хоть кто-то уцелеть после них!" - принцесса не знала что делать: то ли радоваться, то ли оплакивать судьбу человека.