Тропою цветущих вишен

- Снова рубины? - поднявшись с ложа, Кьяра нагой подошла к настежь открытому окну и, закинув руки за голову, сладко потянулась. - За долгую ночь любви - бриллианты, за страстные поцелуи - гранаты, за нежность - турмалины, за откровенные и лишенные приличий ласки - рубины. Ты становишься предсказуемым, король! Не только я проявляю постоянство в последнее время - услышав колкий упрек, дерзкая любовница, прищурив глаза, все же надела красивое ожерелье-подвеску, основная часть которого приходилась на точеные изгибы спины и бедра. Соблазнительно приподняв волосы, чертовка выгнулась кошкой, да так, что солнечные лучи занимающейся зари выгодно подчеркнули красоту пламени, застывшего в камне. Тонкая паутинка, горящая алым и бордовым цветами, рассыпалась по коже, контрастируя на почти бронзовом фоне. Завороженный грацией подруги король сидел возле широкой кровати и медленно потягивал эль. Кьяра была права, за каждую проведенную вместе ночь он дарил ей всякий раз безделушку. Разница была лишь в размере и потраченном времени, чтобы создать очередной подарок. Король любил смотреть, как эльфийка становится послушной и податливой, словно золото в его руках, как заводится от крепких объятий и, словно дикая львица, теряет бдительность, полностью погрузившись в охоту. И прошлый вечер приятно разнообразил повседневную рутину. Столько лет она стоит плечом к плечу подле властелина, поддерживает и в мире, и в войне, делит радость и горе. Её не пугали ни жестокие бои, ни голодные годы, не соблазнили сытая и безбедная жизнь во дворце. Так почему же раз за разом строптивая отказывается от предложения? Любая другая посчитала бы за честь стоять рядом с ним, а эта... Осмотрев довольно аскетичную обстановку покоев, Нуада мысленно согласился с Кьярой, считавшей, что в его самбэ (комнатах) слишком много лишних глаз. "В моих - тайна", - вспомнилось ему, и тут же, словно вернувшись в прошлое, король ощутил тяжесть горячего тела в своих руках и то, как отвечал: "Ты сама тайна". Она действительно не отличалась многословностью и больше действовала, чем говорила. Не было в ней желания удержать подле себя короля, боясь потерять сопутствующие этой связи привилегии. Со временем ночи, которые они проводили в объятиях друг друга, становились редкими, но король не чувствовал перемену женщины в отношении себя. Она была и есть его подруга, соратница, всегда прикрывающая спину в схватке, радеющая за дела его и стремления. Откинувшись на разостланную медвежью шкуру, правитель с наслаждением наблюдал, как эльфийка кончиками пальцев перебирает длинные пряди, заплетая их в косу. А ведь совсем недавно он наматывал черную гриву себе на руку и заставлял тем самым страстную подругу откидываться назад, подставляя алеющие губы навстречу поцелую. Чертовка словно не замечала его, вновь охваченного желанием, продолжала обнаженной кружиться в незатейливом танце. Тело её давно утратило девичью прелесть и налилось той женственностью, которая будоражила сознание мужей на протяжении всего времени, что был сотворен мир. Сильные ноги не казались чересчур массивными за счет своего аккуратного сложения, и на тонких лодыжках тихонечко позвякивали колокольчики, составляя каждому движению аккомпанемент. - Хочу другой фериний (подарок), - неожиданно заявила эльфийка. Нуада с удивлением и плохо скрываемой улыбкой приподнялся на локтях и, немного поддавшись вперед, встретился взглядом с чаровницей: - Раз хочешь... - не дав договорить, эльфийка прижалась губами к королю и страсть, возгоревшаяся между ними, была равной огненным драгоценностям, что сверкали на спине у женщины, переливаясь сотнями оттенков. *** Утро, выдавшееся на удивление теплым для этого времени года, радовало хорошей погодой без опостылевших дождя и сырости. Ветер хоть и трепал гривы лошадей, на этот раз был более лоялен к путникам, чем раньше. Переодевшись в простую одежду, без лишних деталей и украшений, Кьяра умудрялась даже в рубище выглядеть с достоинством. Дороги в наземном городе были радиально расположены друг к другу и брали начало от королевской площади, поэтому все пути, которые вели к большому рынку, были хорошо знакомы ей. Времени поездка заняла немного, сравнительно, конечно, но ближе к обедне небольшой отряд из четырех всадников достиг предела торговых территорий. "Рынок" - слово, слишком упрощающее значение этого места. Если в представлении большинства торговые лавочки составляли большую часть площади, то здешний Мардгадх был целым ремесленным городом, где проживали и трудились, не покладая рук, целые семьи мастеров. Северная часть рынка - центр животноводческой торговли: все, от петуха и заканчивая сбруей для коня, можно было найти в этой части ярмарки. Здесь же располагались многочисленные кузницы, где наперебой стучали молотки гномов - огнепыхов, чьи бороды не отрастали и на ладонь, из-за горящего в печах пламени. Они славились умением делать сталь послушной и словно бы живой, зажав в своих клещах желто-оранжевый брусок металла; коротышки творили чудеса, создавая молотом и тисками то железные букеты полевых цветов, то обоюдоострые клинки, равных которым не было на всем северном пределе Мааны. Именно сюда так стремилась Кьяра, но не за очередным кинжалом или же лошадью торопилась будущая королева, а за одним очень странным зверьком, которого, посадив на цепь и выставив на всеобщее обозрение, притащили гоблины. Довольно быстро по окрестностям разошелся слух, что волки, гонимые голодом, выходят их лесных массивов в поисках более легкой добычи, которая свободно паслась на полянах и опушках жителей столицы Благословенного края. Причиной тому было не только это. Тролли и гоблины углубились в леса, промышляя охотой на косуль и оленей, а по возможности - травили грозного хищника - бера, жир, по весу которого равнялась цена золота, и мясо, имеющее сладковатый вкус, за что его ценили все жители Мааны. Остальные составляющие рынка были также поделены на секторы, где трудились кожевники со своими красильнями; ткачи, создававшие удивительно легкие шерстяные покрывала, способные проскользнуть сквозь кольцо, принадлежащее юной эльфийке; ювелиры с художниками и камнерезами, славившиеся своими талантами на всю страну. Здесь же были хлебопёки и множество таверн, где подавалась еда на любой вкус, на рынке можно было не только что-то купить, но и продать ненужное в быту, ведь любая вещь не должна быть выброшенной, как у людей, а наоборот - обязательно обрести нового хозяина и быть полезной в дальнейшем. Поэтому в западной части Мирдгадха то тут, то там оказались разбросаны кучи хлама, в котором рылись те, кто были беднее любого из граждан Мааны. Они находили одежду, которую не могли купить, обувь, предметы быта и даже еду, на которую не было золота. Их не осуждали, прохожие молча шли по своим делам, лишь изредка поглядывая на радующихся, которые среди прочего барахла находили полезное и нужное для себя. Среди постоянных обитателей рынка ходила байка, что хромоногий огр не имеющий ни денег, ни здоровья, чтобы их заработать, сумел найти в одной из куч горшок со златом. Его радости не было предела, и, купив не только новые одежды, но и козу, старый Гудхен удачно сторговался с одним из ремесленников и приобрел небольшую лачужку в ста лигах от рынка. Оставшиеся деньги огр раздал нуждающимся, ибо как пришло, так и ушло, ему было ниспослано богами то, что столько раз оговаривалось в молитвах, так почему бы не сделать еще кого-то счастливым. Лишь только одно существо знало, как попал этот горшок на рынок, но оно продолжало хранить в тайне секрет и тихонько радоваться за хромоного обладателя скромного жилища возле Медового водопада. Кстати, коза принесла нескольких козлят за это время, так что Гудхену было чем заниматься: молодняк быстро подрос, а забить его у огра рука так и не поднялась. Проезжающие мимо караваны с торговцами и прочие путники частенько за кружкой крепкого пива да телячьей колбаской рассказывали, что видели "того самого" с шестью козами и одним большерогим козлом, пасущихся вдоль Ретивой речки. А еще они упоминали, что благодаря ниспосланной милости, огр строит постамент в виде большого горшка, правда, золотом его маковку не покроет, так как лишних денег на это нет, но старый пройдоха обязательно что-нибудь придумает на этот счет! Кьяра не хуже любого завсегдатая рынка знала местные байки да россказни и частенько "подливала в огонь" масла в виде потерянных монет или же "скромных" по размеру камешков, которые нуждающиеся находили в самых неожиданных местах. Но сейчас для благотворительности не было времени, да и не место. Уже ближе к вечеру отряд, сопровождающий эльфийку, потихонечку пошел вперед, а сама Кьяра затерялась в толпе таких же нищих, рыщущих в поисках приюта на ночь. Времени больше отняла не дорога, а толкотня посреди ярмарочных торгов. Путь то и дело заслоняли зеваки, глазеющие на диковинные товары да на резвых скакунов, которых доставили совсем недавно с восточных границ Края. Эльфийка не торопилась, просто тянула время, чтобы к сумеркам покинуть южный предел ярмарки и оказаться в приграничной части, коротая была нечто вроде перевалочного пункта от точки "А" до точки "Б". В сердце Мааны везли лучшие товары, и из неё же рекой тёк караван торговцев: местные умельцы делали куда больше добра, чем требовалось, и с учетом вновь прибывших повозок, нужно было искать покупателей за периметром королевской стольни. Для этого и существовала приграничная слободка: чтобы осуществить перераспределение на ненужное "здесь" и пригодиться "там". Под "там" большинство жителей подразумевало селения в окраинах Благославенного, где, как солнце среди белого дня, можно было увидеть воинов Золотой армии, бдительно стерегущих отвоеванную территорию от глаз смертных. И для большинства луву (семей), живущих на Беспокойной земле, чьи пески омываются бескрайней водой, обозы с товаром были единственным связующим звеном с цивилизацией большого мира, и, естественно, - источником новостей и слухов, коими зачастую являлась сама Кьяра. Яркая внешность, делающая эльфийку слишком заметной на бледном фоне своих соотечественниц, и проявленная в прошлом отвага, спасшая жизнь многим воинам, порождали в головах молодых квэнди (эльфов) фантастические образы сражений, где Ванимосса Тару (красавица Короля) безжалостно карала смертных. Ей не страшны были ни огонь, ни пули, которыми так щедро "одаривали" повстанцы нападающих. Среди старшего поколения утвердилось мнение, что будущая королева заговорена древним охранным оберегом, потому как другого объяснения быстрому исцелению и восстановлению сил отчаянной девицы не было. Судачили о Морнэи (черной, прозванной так за необычный цвет волос, который отливал на солнце, словно вороново крыло) все, кому не лень было это делать. Встав подле Харни (вождя), эльфийка развенчала мечты других дам занять хотя бы место временной подруги на ночь возле правителя. Полигамия у благородного сословия квенди была не в чести, но вряд ли нашлась хотя бы одна молодая и здоровая госпожа, в чьих венах течет голубая кровь, способная отказаться от подобного предложения. И дело было вовсе не в сохранении добродетельности и верности мужьям, просто король был сравним с полной луной для мотылька, и как ни печально было признавать - наглядным статусом женской состоятельности. Но правитель не смотрел по сторонам, а черноволосая простолюдинка, как обычно в сердцах называли Кьяру матушки подрастающих красоток, прочно обосновалась в королевском дворце. "Теперь её поганой метлой не выгонишь, ишь, как корни пустила!" - в сердцах причитала жена одного из младших советников короля, в душе лелеявшая надежду, что красота подрастающей дочери привлечет внимание Нуады. Муж этой "благородной", во всех отношениях, дамы не редко поколачивал свою болтливую и слишком уж мечтательную супругу, отчего она раз за разом все больше кляла Ванимоссу, рыдая от досады в подушку. К спустившимся сумеркам подоспели зажечь первые костры, которые маленькими огоньками маячили впереди и так призывно манили к себе путников. Проделав этот путь, Кьяра не выглядела уставшей, наоборот, казалось, что Морнэи только размялась от долгого пребывания во дворце. Ощущение свободы и воздух, такой чистый и насыщенный множеством запахов, поднял в памяти воспоминания давно минувших дней. Казалось бы, вот-вот вместо идущей спокойным шагом женщины сорвется с места юная девчонка, в волосах которой вплетены цветки омелы. - От тебя разит изнеженностью, Тари, - могучий орк не спеша вышел из зарослей кустарника, разминая затекшие мышцы рук. Эльфийка, не оборачиваясь, продолжала намеченный путь, лишь сбавив шаг, равняясь на шаткую походку громилы, который, прихрамывая на правую ногу, опирался на тяжелую палицу, обшитую железом. - Разве, Скар? Уж не хочешь ли ты сказать, что я стала толстой и неповоротливой, как ослицы в твоих стойлах! - эльфийка намеренно придала словам возмутительный тон, словно оказалась задетой словами старого воина, имя которого переводилось как слеза. Прозванный боевыми товарищами так за то, что при россказнях скальдов о плотской любви, частенько пускал по щекам соленый ручеёк и утирал распухшее рыло кулаком. Тонкая и чувственная натура никак не вязалась с устрашающей внешностью, вызывая на лицах сидящих рядом троллей с гномами удивленные гримасы. "Ты видел атана?" - Кьяра надеялась, что с человеком не произошло ничего "страшного", главное, чтобы был жив, а с остальным будет возиться Нуала. Эльфийка давно заметила, что принцесса чахнет от одиночества и хотела приобрести пойманного смертного как игрушку для малого дитя. А протащить атана во дворец можно было только одним способом - заручиться разрешением правителя. Собственно, именно для этого был устроен весь этот спектакль, и правитель прекрасно понимал, что Кьяра что-то задумала... Но вряд ли догадывался, какие мысли роятся в голове его подруги. Подкупленные осведомители сообщили, что в одной из восточных провинций, где леса все ближе приближались к временным стоянкам переселенцев, были замечены стаи нармов (волков), рыщущих в поисках легкой добычи. От их зубов пострадало много скота, и квенди в отчаянии начали охоту на серых разбойников. Без удовольствия, потому как считали, что нармы - санитары леса. Они отбирают больных и раненых животных, освобождая место в стадах для подросшего молодняка, на который удобно охотиться эльфам: их мясо не столь жесткое, как у взрослых особей, да и шкуры мягче - легче выделывать и окрашивать. По всем законам взаимного сосуществования и гармонии леса - хищники есть благо в равной степени, как и зло. И, берясь за лук и стрелы, молодые квенди старались не показывать друг другу собственную обеспокоенность, они молча и потупив взгляд удалялись в просеки, а оттуда в чащу леса, где подолгу рыскали в поисках следа серого. Домашний скот для отдаленных поселений, ведущих обособленный образ жизни, был крайне важен - это мясо, молоко, теплая шерсть, а также острые костяные иглы и пуговицы для рукоделия, гребни и заколки для волос. В повседневном обиходе от забитого животного все шло в дело, жилы сушились и должным образом разминались, чтобы можно было использовать их в качестве нитей, для маленьких кожаных венэ (лодок), с которыми было сподручно перебираться через реки, не тратя времени на поиски брода. Иными словами - та немногочисленная худоба, которая паслась на вольном выгуле возле каждой фермы, была показателем благополучия луву. И чем больше скота задирали нармы, тем меньше шансов оставалось у жителей Благословенного пережить зиму не голодая. А если учесть, что время для квенди имеет свой ход, то рожденные несколько лет тому назад младенцы не очень-то преуспели в своем физическом развитии, а значит, в первую очередь подвергались болезням и прочим страданиям, коих на веку лесных жителей огромное множество. Настои лесных трав не всегда давали требуемого результата в выздоровлении, а зимние метели и снежные завалы перекрывали дороги так, что выбраться со своих домов отчаявшимся родителям становилось невозможно. С этими проблемами король был знаком на собственном опыте и не нуждался в многочисленных донесениях советников. Под его неусыпным взором создавались школы лекарских премудростей, в которые поступали только те граждане Мааны, которые прошли жесточайший отбор, честно зарекомендовавшие себя с лучшей стороны, ставящие превыше всего чужое благо, чем собственное. В первые годы школяры-лекари познавали разные науки да набивали руку практикой, но в следующие десятилетия произошли значительные перемены в лучшую сторону для простых граждан. Теперь им не приходилось ехать за сотни лиг в лекарские дома, так как все поселения, включая временные стойбища, были учтены переписью и нанесены на карту Края. В течение долгих и под час утомительных заседаний вся территория Мааны разбилась на округа, уделы и мелкие провинции, где на каждые тридцать-сорок стоянок полагался один лекарский надел. Такие меры помогли справиться с растущей младенческой смертностью у постоянно прибывающих фейри, которые не имели достаточно житейского опыта, чтобы самостоятельно вести хозяйство в довольно суровом климате и совершенно не зная географических особенностей нового дома. Лекари выполняли не только собственные профессиональные обязанности, но еще являлись советчиками для неопытных земледельцев, помогая им вовремя определить правильное время для сева зерновых и сбора осеннего урожая, раскрывали маленькие хитрости, чтобы шерсть у рунных овец легко стриглась, и время сбора разнотравья на будущий холодный сезон, чтобы готовить из высушенных сборов целебные отвары, тем самым облегчая работу врача. Хлопот с переселенцами было много, но время все расставляло на свои места. Фейри потихоньку обустраивались на отвоёванной у людей земле, моля всех известных им богов, чтобы те были более благосклонны к ним и одарили милостью короля, дабы тот долгие годы царствовал над своим народом. И лишь только в памяти древних стариков жили предания, каким образом нынешний король занял это место. Нуада-отцеубийца! Но эту дань правитель принес во имя всех живущих фейри, чтобы у них было иное будущее, сытая жизнь и светило солнце над головами. Поэтому все чаще и чаще старцы предпочитали забывать печальную биографию Сынов Земли. А в восточных уделах охоты завершились поимкой нескольких особо крупных особей и странного зверёныша, в котором квенди не сразу распознали атана. Так как никто из эльфов, участвующих в облаве, не пожелал взять к себе найденыша, то его утащили гоблины на приграничную слободку рынка. Там, посадив на цепь, не более пяти лет от роду детеныша, они вовсю потешались, строя смешные и временами даже страшные рожи, под улюлюканье и свист подтягивающихся к позорному столбу торговцев. Маленькая площадка была со всех сторон завалена тюками с товаром и не могла вместить всех желающих поглазеть на зверёныша, поэтому подмастерья и мелкие лавочники залазили по нескольку фейри одновременно на тюки и внимательно следили за теми, кому посчастливилось больше - они на расстоянии нескольких метров могли стоять рядом с найденышем. Подобные развлечения нечасто выпадали на душу торговой братии, а после того, как были совершены зачистки зубными феями, повстанцев не осталось вовсе. Найденыш метался в разные стороны, рычал, поскуливал от обиды и, окончательно выбившись из сил, уселся на мокрую от дождя землю и жалобно взвыл. Совсем как волк, только голос его был тоньше и в сто крат пронзительнее. Где-то вдалеке ему вторил другой вой, наполненный тяжкой скорбью, отчего стоявшие рядышком орки зашептались, что не к добру все это, кабы не было беды... Найденыш тем временем внимательно поглядывал на своих мучителей из-под всклокоченной длинной челки, которая упрямо норовила закрыть весь обзор. От него не утаилась причина, по которой побег оказался невозможен - цепь крепка и надежно скреплена дополнительными звеньями вокруг высокого столба. Поэтому зверёныш перестал обращать на толпу внимание и с безразличным видом уставился на свои в кровь стесанные коленки. Жалкие остатки одежды, давно ставшей маленькой, клоками свисали по всей длине и едва прикрывали срамные места дикаря. Коленки саднили от попавшей в ранки грязи и, согнувшись пополам, найденыш принялся вылизывать из языком. Толпа, видя, что пойманный атан больше не реагирует на неё, начала терять интерес к подобной забаве, и фейри постепенно возвращались к своим делам. Выпивший лишнего пухлый, даже для своих собратьев, гном увидел в найденыше нечто такое, за что его обязательно нужно было наказать. Выпавшие на долю атана страдания не показались соразмерными тем, что когда-то он сам перенес, а хмельное вино, которым карлик был вдоволь наполнен, сыграло злую шутку. Гнома продирало веселье и он начал хохмить на потеху вновь собравшейся толпе. Карлик раздухарился, сбросил с себя видавший лучшие годы тулупчик и подошел гораздо ближе к найденышу, чем следовало бы. Он с довольным видом разглагольствовал на темы окончательного покорения человека и утверждал, что еще немного и остальные люди окажутся: "вот такими... такими, как этот скот!", и тыкал толстеньким пальчиком в сторону атана. Когда после очередной меткой фразочки зеваки с довольным видом захлопали в ладоши, гном отвесил поклон и подумывал, что неплохо бы еще пропустить по стаканчику. Вино у хозяина крохотной ночлежки отменное, да и сам он был не прочь составить ему компанию. Так зачем упускать момент! К сожалению, всему этому не было дано свершиться, и хозяин ночлежки зря ждал своего постояльца, разливая красное трехлетнее по глиняным кружкам. Наблюдая за все время маячившим толстяком, атан не понимал языка, на котором говорили все эти странные существа, но хорошо различал интонацию, по которой делал выводы. У его семьи нечто подобное возникало, когда Рваное ушко веселила остальных, снимая тем самым затянувшееся напряжение. И этот ходячий кусок сала тоже веселил, видимо, свою семью. Но существа были разными: толстые, тонкие, высокие, низкорослые, мощного телосложения и наоборот. И внешность была различной, и запах... Вот его было действительно много, помимо странного аромата, исходившего от практически всех стоящих арса (еда), хорошо чувствовался дым костра и едкий конский пот. Атан больше не вдавался в подробности окружающего его мира, занявшись более важным делом - зализыванием ран. Но очередная волна радости у чужаков затаила сомнения в голове у найденыша: а над чем они все так веселятся? Стоявший рядом коротышка не был причиной, скорее - следствием. Переведя взгляд обратно на толпу и снова на коротышку, атан уяснил одно - смеются потому, что их смешит он! Открытие не слишком расстроило найденыша, ему не впервой было отвечать за свою странную внешность, обычно дело обходилось укусами. Сильный шум начал раздражать, резкие хлопки - нервировать, "опасно, опасно" - вертелось в голове у найденыша, который напряженно замер на месте. Вот в его сторону начали тыкать руками, крики усилились, и вместе с этим каждая мышца натянулась, словно готовая сорваться тетива лука. Коротышка что-то громко прокричал и резко обернулся, инстинкт подсказывал зверёнышу, что лучше обороны может быть только нападение, и когда "кусок" потянул за цепь, звереныш оскалился. Не замечая таких важных признаков агрессии, гном вновь дернул цепь, стараясь подтащить сопротивляющегося атана к себе. Попытка практически удалась, и зеваки вновь дружным хором выкрикивали похвалы за проявленную смелость, а гном вновь отвешивал поклоны. Будучи трезвым, толстяк, наверное, удивился тому, что заморенного жизненными тяготами ребенка, пусть человека, но все же ребенка, можно подобным образом мучить, но сейчас он чертовски пьян, и было совершенно наплевать, что малыш оказался в незавидном положении. Для фейри вообще не свойственно проявлять чрезмерную агрессию, но долгие годы затворничества в катакомбах, наполненные лишениями и прочими трудностями, сделали их теми, коими сейчас представлялись маленькому человечку - орущей и свистящей толпой, опасной толпой. В одно мгновение он оказался на спине незадачливого юмориста и вцепился в шею. Ошарашенный гном пошатнулся, его повело назад, а найденыш крепче сжал в объятьях руки. Коротышка, словно подкошенный, повалился набок, тараща от страха глаза в разные стороны и открывая в немом крике рот, моля о помощи. Не сразу опешившие ротозеи заметили, как между сцепленных вокруг горла пальцев тонкими струйками текла кровь. Увидеть зияющую рану мешали сгустившиеся сумерки и огненно-рыжая борода, подстриженная и начесанная по последней моде. Те немногие, что стояли ближе к пострадавшему, пришли в себя и бросились на подмогу толстяку, но с невероятной для своего тщедушного тельца силой, атан ухватил гнома за шкирняк и оттащил к деревянному столбу, показывая очередным обидчикам два ряда белых зубов. Обессиленный, гном крякнул, в груди у него что-то громко булькнуло и заклокотало, да так, что всем очевидцем развернувшейся трагедии стало понятно: коротышка умер. Поднявшийся с четверенек найденыш победно поставил ногу на пузо добычи и вновь подал голос. Только на этот раз в нем не слышалась жалоба, это был вой победителя, и то, что атан был особью женского пола, тоже не укрылось от глаз рыночного сброда. Замешательство, равнявшееся нескольким секундам, закончилось, и некоторые фейри в гневе схватились за оружие, висевшее на поясах. Участь атана была одна - смерть! И она бы произошла, не вмешайся вовремя Скар: орк, не раздумывая, бросился в толпу, распихивая нападавших локтями. Ухватив найденыша за ошейник, верзила наступил одной ногой на звенья цепи, а рукой намотал оставшуюся свободной часть и практически без усилий разорвал стальное плетение. Атан пытался защищаться, рычал и гавкал, но куда ему, маленькому, до грозного воина. Размахнувшись хорошенько, орк без особых церемоний пустил кубарем по земле испуганного найденыша прямо в открытую клетку. Кьяра, опустившись на колени возле мертвого гнома, внимательно изучала рану. Шансов у бедняги не было, разорванная сонная артерия - быстрая гибель, а почему гном не попытался сам встать на ноги - оказывается, не такая уж и загадка. Все дело в перебитых шейных позвонках, которые атан сломал при прыжке. Хорошо отточенным, выверенным. "Не такой уж ты безобидный, найденыш". Сюрприз не удался! Утром Ванимосса хотела показать найденыша Нуале, чтобы та, наконец, перестала винить себя в смерти оставшихся в катакомбах людей. "Ну как тебя подарить, а? - размышляла эльфийка. - Чего доброго, покусаешь принцессу, с тебя станется". Словно прочитав её мысли, атан оскалился. Подняв деревянный ящик, одна сторона которого была заменена на железные прутья, орк, не обращая внимания на негодующие выкрики свидетелей недавнего убийства, поставил его на подъехавшую повозку с впряженными ослами. Животные нехотя перебирали ногами и нервно "кивали" длинными ушами, чувствую беспокойство окружающих. Подхватив их за уздцы, орк деловито пошел вперед, опять же, пробивая дорогу, потому как большинство торговцев отпускать атана не хотело. Это и понятно: человек - враг, а после того, как у всех на виду пал гном, ненависть к смертным вспыхнула с новой силой. Но свирепый вид Скара мгновенно отбил охоту меряться кулаками, все-таки небывалый для орков рост, свыше двух метров, действовал усмиряюще на буйных. Кьяра молчком следовала за повозкой, осторожно ступая босыми ногами по холодной земле. Сей маскарад удался - в нищенке не признали королевскую избранницу, что только радовало. Слухи расходятся мгновенно, иногда достигая чужих ушей гораздо раньше, чем следовало бы, а оправдываться эльфийка не любила. Да и в чем виниться! Подарок есть подарок, слово и дело едины. К тому же совершенно очевидно, что придется делать ненужный привал у сторожки Скара,да и король вряд ли сейчас её хватится - дела не ждут, ночь не помеха, если есть нужда. А этого Нуаде преподносится каждый день с лихвой. Прошло больше века, как люди были вынуждены уступить материк эльфам. И два года спокойствия, два года безмятежной жизни, за которую они все заплатили слишком высокую цену, но она стоила того. Глубоко за полночь путники вышли на опушку леса прямо перед покосившейся строжкой в три комнатки и очагом с большой печью, на которой было так хорошо лежать в морозные зимние ночи.Много чего болтали про них, и не было в этих разговорах толики правды. Широкоплечий гигант, которому злые языки приписывали любовную связь с Ванимоссой, был гораздо ближе, чем друг или же любовник. Орк - единственная ниточка, которая связывала Кьяру с прошлым, её прошлым. Не имя и не одежда отражали былое, первое можно с легкостью поменять, второе с годами тоже не остаётся прежним. Только внимательный и добрый взгляд гиганта моментально ставил все на свои места. Они оба прекрасно знали, кто есть на этой земле и кем должны быть, только эльфийка упрямо отрицала это знание, предпочитая прятаться за чужой личиной, которую сама и выдумала. Опустившись на низенькие ступеньки, Кьяра, подперев кулаком голову, смотрела, как орк с легкостью снял ящик и, уперевшись боком в повозку, пододвинул ту ближе к стойлу. Наполнив ясли сеном и налив свежей воды ослам, Скар тенью метнулся в сторожку и развел в очаге огонь. Пламя лизало сухие поленья, и они весело потрескивали в ответ на жаркие ласки, зазвенели медные кастрюльки с тазами, видимо, орк грел воду. Приятно запахло целебным сбором и разогретым хлебом с козьим сыром и маслом. Орк хлопотал на веранде, собирая на стол еду и расставляя глиняные миски и деревянные ложки. Вот уже посреди посуды оказались большой заварник и плошка с прошлогодним медом, который Скар выменял на трехмесячного ягненка. Не обращая внимания на прислонившуюся к перилам женщину, орк вытащил на крыльцо ведро с крутым кипятком и снова поплелся к колодцу за холодной водой. Вылив в глубокий таз половину ведра колодезной, Скар, не жалея, опрокинул ведро с кипятком и, пробуя локтем температуру, с довольным видом опустил лапу с мягкой тряпочкой. Маленькая изящная ножка, зажатая в когтистой лапе верзилы, выглядела еще более хрупкой, коей не являлась на самом деле. Скар хорошо помнил, сколь сильны мышцы под золотистым загаром нежной кожи, и заботливо провел от щиколотки до кончиков пальцев мокрой мочалкой, смывая грязь. Теплая водичка стекала с чистых ножек эльфийки прямо под крыльцо, где трава совсем пожухла - поздняя осень почти встретилась с первыми заморозками. - Негоже, Тара, босоногой ходить. Ты же царица, а не нищенка, - орк сокрушался от внешнего вида своей подруги, по делу указывая на недостатки. - Оставь нравоучения, нил (друг), лучше посмотри, какая луна на небе сегодня. Давно не видела такой... Хорошо у тебя здесь, спокойно. - Кьяра совсем расслабилась в объятиях орка, который, завернув эльфийку в пуховый платок, усадил на широкую лавку и пододвинул миску с вареной курятиной. Скромный и запоздалый ужин был намного вкуснее тех блюд, которыми пичкали её во дворце услужливые повара. Потягивая из большой кружки травяной настой, эльфийка добавила ложку ароматного, тягучего меда и с удовольствием сделала глоток. Приятная на вкус жидкость согревала внутренности; где-то ухнула сова, напоминая о времени. Нега, разливающаяся по каждой клеточке, разморила Ванимоссу, и та вдруг вспомнила, как вот так вдвоем они сидели много лет тому назад. Как немногословный и застенчивый орк согревал её собственным телом, пытаясь защитить от пронизывающего ветра. Давно это было, даже по эльфийским меркам давно, а про людские и говорить нечего.