***
Когда ты видел вчера, но не видишь сегодня - это непривычно, когда ты не видишь и завтра - это пугает, когда говорят, что больше ты уже и не увидишь, хочется плакать. Только вот ему плакать было нельзя, так сказал доктор. Тимери знал, что папа и Мари приходят довольно часто, но он не говорил с ними, он боялся, что они скажут, что такой он им больше не нужен. Ведь часто родители отказываются от детей, потому что те стали не идеальными? Тим слышал пару раз это по телевизору, а ещё так часто говорили тётя с дядей. Для них он был уродом, но папа любил его, и говорил что он хороший, а теперь? Теперь он урод? Так же как для дяди и тёти? Тиму хотелось плакать, но плакать было нельзя.***
Через месяц после операции, Амори наконец отпустили домой, Тед был счастлив наконец забрать Тима. Он любил сына только больше, он скучал по нему, а ещё пока Тим находился в палате, Спенсер чувствовал себя ничтожным, не могущим позаботится и подарить любовь столь нуждающемуся в этом Амори. Дома всё было по-прежнему, по-прежнему для всех кроме Тима, теперь для него было намного больше запахов, и страшно, привычные выученные предметы теперь выныривали во тьме и били по ногам, рукам. Первую неделю было очень трудно, а затем папа пригласил каких-то людей, и стало легче. Стало меньше предметов, а те, что были стали мягкими. Хеппи теперь водили в школу поводырей, и он даже уже начал помогать Тиму. Он хватал его за руки или за майку, если Тим мог обо что-то удариться. Амори стал чаще говорить с лабрадором, и реже с отцом. То чего боялся Спенсер всё таки случилось. Тим стал замыкаться в себе. Ранее приносящие радость прогулки, теперь были сильнейшим стрессом для мальчика, а маленькие чёрные очки привлекали взгляды прохожих. Но всё равно сын держал его и Мари крепко-крепко за руки, и улыбался им. От этого сердце болело только сильнее, потому что сам Тед не мог заставить себя улыбнутся, и был рад, что Тим не может этого знать. Спенсер старался больше проводить времени с семьёй, а работа теперь лишь напоминала ему о его несчастье, и лишь профессионализм помогал всё ещё безупречно работать. Заслуживая похвалы от деда и коллег. И только Мари знала как ему плохо, часто он обнимал её и просто старался жить дальше.***
Говорят, что есть несколько стадий принятия, точнее пять, отрицание, гнев, торг, депрессия и принятия. Они поделились на пополам операцией. Отрицание, гнев, и торг – до, а депрессия и принятие после. И он, наконец, принял. Принял то, что произошло, то, что Тим ослеп, что больше ничего не сделаешь. Что надо пытаться жить так. Но либо он ошибся, либо для него стоило придумать шестую ступень, надежда. Тед и, правда смирился, начал переделывать повседневный быт под нужды Тима, что бы тот мог чувствовать себя как можно комфортнее, и даже отступили мрачные мысли, терзающие его чувства, стало как-то спокойно. А затем покой разбился, проснулось желание биться, да ничего уже нельзя было сделать с тем, что случилось, но не значит, что решения не существовало. То о чем говорил доктор Сани Фортс, было возможно для маленького Тима. Операция по удалению глазных яблок и пересадка, новых от донора. Детские донорские органы большая редкость, но с глазами в этом плане повезло, их можно было пересаживать и от взрослого, операция сложнее, и пока делается лишь в Германии, но разве ради сына он не мог добиться того чтобы его там прооперировали? Или пригласить хирурга, делающего эту операцию сюда, в Англию. Обмен опытом, и оплата перелёта, гостиницы и операции. В родной больнице, Спенсеру лечение и операция сына обошлись бы намного дешевле, и сэкономленное он бы мог заплатить хирургу проводящему операцию, сверх стоимости его работы. Достать контакты, уговорить Карла помочь в переговорах, это, безусловно, такие мелочи для, решившего сражаться за счастье своего ребенка, родителя. Он делал всё это, и движение помогало, помогало и самому, не замкнутся на произошедшем как сын. И он верил, знал, что сможет подарить Тиму новое зрение, ведь помимо того что таким ему будет жить трудно, слишком трудно, как же, тот редкий талант рисования, неужели можно было дать пропасть той радости, что Тим испытывал рисуя? И Тед верил в удачу всей затеи, и все получалось. Хирург был согласен и даже рад приехать, что бы провести операцию, в больнице были готовы предоставить своему сотруднику операционную, а дед подсуетившись, даже выбил финансирование на новейшее оборудование, которое требовалось для этой операции, есть даже палата, известны риски, известны дальнейшие неудобства, известны последствия… И только одно но, отсутствие донора. Донорские органы и так довольно редки, но у Тима была одна из редчайших групп антигенов. Хотя почему одна из, она была редчайшей. И нельзя было отметить иронии того что Элмер Тед Спенсер был носителем этой же редкой группы антигенов, впрочем как примерно ещё 3% всего населения Земли. Если сесть и прикинуть вероятность появления идеального донора для Тима, можно было понять, что это вероятность близится к нулю, было всё… кроме самого важного.***
Раньше он всегда видел яркие краски, но теперь он мог наслаждаться цветом лишь в своих снах. Там он видел не только мрак, он видел белизну колонн, тёплый жёлтый оттенок рассеянных солнечных лучей, яркие краски подношений, сиянии гаммы винограда, переливы спелых яблок. Теперь он чаше любил спать, тем более что рядом с мамой он чувствовал себя не таким никчёмным. Отец постоянно занятый и уставший, бывал дома крайне редко, а Мари не могла постоянно бывать рядом, и Карл часто забирал его к себе. Они гуляли по разным клиникам, и там он привлекал новых последователей для Афродиты. Он знал, что мама выполняет просьбы тех, кто к ней обращается, и те в ответ приводят ещё и ещё. Карл как то обмолвился, что в доме нет места, но сам Тим этого видеть не мог. Карл говорит, что они купят ещё дома, и Тим передавал это матери, а та улыбалась и обнимала его. Гладила по волосам, радуясь чему-то. Она, кажется, и не знала о его недуге, иногда он думал попросить маму вылечить его, но потом думал, что она и так многое для него сделала. Он просто жался к ней в неком просящем защиты жесте. А она гладила его по голове, и боль от произошедшего пропадала. Ему нравилось спать и быть в том призрачном мире, пропитанном нитями магии и чудес.***
Самым приемлемым вариантом казалось залезть в базу и найти других с подходящими антигенами, а затем найти и убить. Это был самый реальный вариант. Правда, этот вариант не как не мог быть вариантом. Убийство кого-то приводило его в дрожь, он заходил на цокольный этаж каждый день, хотя в этом не было нужды, если бы появился подходящий донор, то Элмеру тут же сообщили бы. Но проверяя сам он немного успокаивался. И с каждым днём, с каждым взглядом на себя в зеркало Тед вспоминал, что у них с Тимом одна группа крови, один резус фактор и почти одни антигены. Он вспоминал, что возможно почти во всём Лондоне для Тима не найдется лучшего донора. Для этого бы даже не понадобилось умирать, и взрослому намного легче адаптироваться к подобной жизни. Вот только никто не согласится пересадить его глаза его сыну. И все, потому что Тед был хирургом, одним из лучших во всей Англии, а значит слишком ценным, что бы дать ему поставить крест на его работе. У него по сути было всё чтобы, его сына могли прооперировать, кроме согласия общества.***
Раньше когда Тим получал в руки карандаш, он мог передать до мельчайших подробностей то, что видел. Впрочем, возможно сейчас он делал то же самое, Тед не знал «видит» ли что-то его сын. Но он знал, что как не странно попытки Тима рисовать, успокаивали мальчика. Так что постепенно всё чаще Амори сидел на диванчике, и водил по бумаге мелками или карандашом, он рисовал до тех пор, пока не уставал, или пока лист не становился чёрный от наложенных на него цветов. Разбросанные яркие кривые линии, так рисуют дети в три года, так возможно рисуют в пять, в некоторых линиях узнавались очертания людей, наверное, его сын рисовал их, но Спенсер не спрашивал, просто сидел рядом, считая, что он обязан быть с сыном в эти моменты. Карл говорил что, скорее всего Тим рисует, что бы в его мире осталось хоть что-то привычное, но разве может быть это привычным? Рисовать когда не видишь? Было больно видеть, как Тим улыбался иногда, когда у него, по его мнению, что-то получалось. Круг или фигура, но сравнить это с прошлыми рисунками, точными, объёмными и невероятно талантливыми, и становилось до ужаса ясно, как много потерял его сын. Несмотря на всё, Элмер едва сдерживался, что бы не обнять Тима, и не прижать к себе. У него просто не было в мыслях, как ещё выразить свою любовь к сыну. Как дать тому понять, что он любим, что он не стал хуже, что отец рядом и всегда поддержит и защитит… Только вот защитить он не мог, он просто брал «законченные» рисунки и вешал их к остальным на холодильнике, и постепенно эти странные аляповатые линии, непонятные фигуры, и закрашенные до черного цвета листки, стали закрывать старые рисунки, те что были до… И прошлое будто стиралось с каждым новым рисунком, прикрепленным к холодильнику, будто рушился последний мост связывающий Тима с нормальной жизнью.***
Элмер вернулся поздно, тихо открыл дверь, и устало снял пальто, четыре операции подряд почти насмерть вымотали его, В сознании промелькнула счастливая мысль, что Мари наверняка уже выгуливала Хеппи и бедный пес не нуждается в прогулке в три часа ночи. Тихо пройдя на кухню, чуть покачиваясь от усталости, Спенсер открыл духовку, как он и ожидал там остался кусок пирога, он вытащил его и, облокотившись на кухонную тумбу, медленно начал есть. Он был жутко голоден, но слишком устал, чтобы жевать быстрее. Вяло доев пирог, Тед прошел из кухни в гостиную, а из неё в коридор к комнате сына. Тихо отворил дверь и зашёл внутрь. Тим спал с ночником, не смотря на то, что он не видел, он всё равно боялся спать в темноте. Сейчас его сын, трогательно свернувшись в комочек, глубоко спал, Элмер почувствовал некоторую вину за то, что не уложил Тима спать, отчего-то его сын засыпал намного хуже, если он не читал ему на ночь сказку. Наклонившись, Тед поцеловал сына в висок, и тихо вышел, ещё тише прикрыв дверь, и открыл дверь, что была напротив. Почти крадучись прошел в кровати, осторожно сел не неё и медленно стал раздеваться, живи он сейчас один, он бы просто упал на кровать в одежде и сладко заснул, но так как в постели спала его жена он себе такого позволить не мог. Это было странно, как многое в его жизни изменилось за какой-то там год. У него появился сын, у него появилась жена, и всё это не было обременительным, как он думал раньше, лишь дополняло его жизнь. Мягкие руки обвили его плечи и начали помогать расстегивать ему рубашку. - Прости, я тебя разбудил, – тихо проговорил Элмер, чуть обернувшись к Марии, её лицо казалось бледнее в темноте, но всё равно было прекрасно, но отчего-то, сознание больно кольнуло, Мари на секунду напомнила ему призрака. - Ничего, я всё равно ждала тебя, – Мария помогла снять своему любимому рубашку, и потянула его в постель. - Брюки… - заметил Элмер, немного протестующе. - Ложись так, завтра поменяю бельё, – заметила Мария, обнимая не сопротивляющегося, несмотря на замечание мужа. – Ты устал, ложись спать. Элмер чуть улыбнулся, повернувшись лицом к Марии, и обняв её, почти сразу крепко заснул.***
Тим вылез из постели, нащупал стул и встал. От стула до двери пять шагов по прямой. Ему всегда было страшно отпускать спинку стула, с утра казалось, что все могло измениться, после сна, где он видел, ему казалось, что вокруг мрак и сделай он шаг, провалится в самую глубокую бездну. Колени пробрала дрожь. Руки мертвой хваткой сжались на спинки стула. Но Тим преодолевая себя, сделал маленький шажок, и с трудом отпустил стул. Теперь он точно не был уверен, где стул. Но знал, что надо идти вперед. И он пошел, каждый шаг на ощупь, будто вокруг минное поле. Наконец его рука натолкнулась на дверь, и он сжал холодный металл ручки. Повернув и открыв дверь, Тим осторожно вышел в коридор. Теперь надо повернуть направо и сделать десять шагов, что бы попасть в гостиную, или налево и сделать три шага, и он попадет в ванную. Его мир это темнота и шаги. Он быстро учился считать, что бы как можно меньше натыкаться на что-то, это уже стало привычкой. Обычно в ванную он ходил с папой или Мари, но они спали, а будить их Тим не хотел. Ему казалось, что чем меньше он будет их раздражать и дергать, тем дольше они будут мириться с тем, что он живет с ними. Идти в ванную и самому попытаться почистить зубы, как взрослый мальчик, или пойти в гостиную и сесть там играть с собакой. Неуверенно повернув налево Тим, сделал первый шаг, потом сделал ещё два, и оказался перед дверью. Ручка поддалась легко. Два шага до раковины по холодной плитке. И вот он у раковины, он ощупал её, нашел краник, и замер. Что теперь? Он не помнил, какой из вентилей надо покрутить, что бы потекла холодная вода. Он не был уверен, где щётка, а если он возьмет не свою? Почему он не подумал об этом раньше? За спиной раздались мягкие шаги в четыре лапы. Ему в ладонь ткнулся холодный влажный нос Хеппи. Тим сел на пол и погладил пса. Что ему делать? Может хотя бы просто умыться? Он встал, сжал руки, затем повернул один из вентилей, тот, что был ближе к раковине, и из краника полилась вода, только вот где краник и куда он повернут Тим не знал. Под ногами хлюпнуло. И Амори тут же закрыл краник. По спине пробежали мурашки. Он разлил воду по полу… Мальчик был готов заплакать, но пес лизнул его руку, а потом, опустив голову, стал лакать воду. Тим услышал это, и улыбка сквозь слёзы появилась у него на лице. Его главный, самый верный друг.***
Сквозь занавески в гостиную медленно проникал солнечный свет, пока что слабый, бледный, но достаточный что бы можно было различить предметы. На диване свернувшись клубком, спал маленький мальчик, он бы верно соскользнул, но большой лабрадор подпер край дивана своим телом и грозно оглядывал все вокруг, будто в этот маленький безопасный мирок могли ворваться враги. Мери тихо прошла босыми ногами по коридору и замерла в проёме, любуясь этой картиной, а затем тихо подошла и присела около спящего сына. Миссис Спенсер нежно перебрал несколько прядей на голове спящего, и, привстав, накрыла пледом, так как мальчик зябко поджимал ноги. Мягкая, ласковая улыбка была на милом лице бывшей гувернантки, а глаза светились нежная привязанность и любовь. Тимери заворочался, и Мари погладила его по спине. - Спи, усни, маленькая звездочка сияет на небе. Спи, усни, маленькая звездочка сияет на небе и на той далёкой звезде, роза цветет, и ждет. Спи, усни, маленькая звездочка сияет на небе. Спи, усни, маленькая звездочка сияет на небе, и на той далекой звезде, лис живёт и ждёт. Спи, усни, увидь сладкие сны, маленькая звездочка сияет на небе, их сотни, их тысячи, маленьких огоньков. Спи, усни, маленькая звёздочка сияет на небе, и маленький принц вернётся к друзьям, – тихо пропела женщина и наклонившись, поцеловала ребенка в висок.***
Элмер с Марией крепко держали сына за руки, пёс бежал чуть впереди, периодически чуть приостанавливаясь и поджидая хозяев. Таким образом, семья Спенсеров добралась до центрального парка. Найдя подходящую поляну, Мери расстелила покрывало для пикника и начала разбирать корзинку. Элмер играл с псом, и приглядывал за лежащим в траве сыном. Вдруг пёс радостно гавкнул и бросился к севшему на траву голубю, птица отлетела немного и снова села на траву, пёс бросился за голубем, Элмер побежал за собакой, беспокоясь, что Хеппи может убежать и потеряться. Вскоре ни собаки, ни Элмера видно не было. Мери бросила взгляд туда, где в высокой траве должен был лежать Тим, и её сердце пропустило удар, Тима в траве не было. Быстро встав Мери, подбежала к месту, где ещё недавно лежал её ребенок, но мальчика не было. - Тим, Тими, - закричала миссис Спенсер, ощущая дрожь, которая пробиралась от ног вверх. – Тим… Молодая женщина не знала, что её делать, покрывала и корзинка, не имели никакого значения, но если она бросится искать Амори, а тот вернется? Или вернётся Тед и не найдет их… Мери за озиралась, надеясь что всё же увидит Тима, но она его не видела.***
Тимери шёл прислушиваясь к птичьему пению, оно было красивым, и мальчик осторожно пробирался вперед. Он совсем не подумал что родители могут потерять его, и тем более что он сам может не найти их в парке, почему-то Тим был убежден что отец идет за ним, как обычно всегда случалось на прогулке. Вдруг пение оборвалось, а сам Амори споткнулся и заскользил вниз по склону. Через несколько секунд испуганного крика, мальчик лежал на дорожке для бега, впрочем, сам он этого понять не мог. Тим замотал головой по старой привычке, а затем стал искать очки на ощупь, так как они слетели. - Пап… папа…. – закричал он, но в ответ была лишь тишина. Отца не было, Тим подождал ещё немного, но отца он так и не услышал. – Папа… Медленно внутри мальчика начала подниматься паника, он потерялся… нет, он не мог потеряться, ведь папа или Мери всегда за ним наблюдают, а может это специально, может они повели его в парк чтобы оставить… он ведь теперь… Страх, горечь, боль, в горле скатался ком, и слёзы потекли по лицу. Тим сам не понял, как начал плакать, как из горла стали вырываться всхлипы. Он знал, знал что теперь он не нужен папе, тем более у него теперь есть Мери, и… и… Плач прервался неожиданным окриком, но вовсе не голосом отца. - Хей, ты чего тут делаешь? – мужской, уверенный голос, жестковатый, и немного пугающий, Тим зажмурился, но через веки он ощутил мир. Страх поднимался в нем, и он медленно ощущал всё живое. «Прям как с тётей и дядей» - пронеслось в сознание мальчика. Затем горячая волна, как тогда, распространилась от него, и захлестнула мужчину. Но Тим сразу же сжал силу в кулак, хотя испуг лишь увеличился. - Тебе помочь? - в голосе мужчины убавилась строгости и появилась какая-то мягкость. Обычно Тим отказался бы, тем более мужчина был ему совершенно незнаком, но сейчас Амори надо было найти папу, ведь возможно тот просто его потерял. Да, потерял. - Да… - неуверенно и слабо проговорил Тим, и его тут же взяли за руку и поставили на ноги. – Я папу потерял. - Папу, ну да, маловат ещё, что бы одному гулять. Как отец выглядит? – голос сместился, будто мужчина присел перед Тимом, да и осязание говорило именно об этом. - Папа… ну он, он высокий, у него светлые волосы, он сильный… глаза синие, – как мог начал описывать Тим, но больше ничего на ум не приходило, да и представить отца у него не получалось. Мужчина помолчал в ответ, видимо оценивая ситуацию. - Так, ладно, кое-что есть. Хорошо, ты свалился со склона, верно? Тим кивнул, и мужчина встал, покрепче взял его за руку и судя по движениям стал подниматься в верх по склону, Тим соскальзывал и норовил упасть, но мужчина легко его втащил за собой. - По краю шёл или через деревья? – снова задал вопрос мужчина, но Тим промолчал, он не знал. Потом ему пришла мысль. - Мы на поляне пикник устраивали, я птицу услышал и пошел… - Так, ладно допустим через деревья…***
Вернувшись с пристёгнутым на поводок псом, Элмер обнаружил Мери которая, почти на грани нервного срыва обыскивала деревья у кромки поляны. Не нужно было даже спрашивать, что что-то случилось. Тед спустил пса с поводка и, дав команду искать, сам быстро пошел к Мери, что бы успокоить, от паники всё равно не будет толку, но когда Тед уже подходил к своей жене, которая увидев его, бросилась к нему бежать, среди деревьев показался мужчина в спортивном костюме, ведущий за руку Тима. Мери замерла на полушаге и бросилась обратно к сыну, Элмер тоже сорвался на бег, они опустились рядом с мальчиком и стали обнимать его, проверять в порядке ли он, Мери заплакала, она явно успела перепугаться намного сильнее. Тед убедившись, что сын не ранен, и решив оставить успокоение мальчика на жену, выпрямился и посмотрел на мужчину, который отпустив ребенка, смотрел не очень дружелюбно на родителей. - Спасибо, что привели его, помогли… - Элмер не особо представлял, что говорить в такой ситуации, а под взглядом мужчина, грозным и холодным, он всё сильнее испытывал вину, за то, что не уследил за Тимом. - Не стоит благодарности, вам бы стоило лучше присматривать за ребенком, – жёстко, будто разговаривая с букашкой у своих ног, заметил мужчина. – До свидания, и присматривайте за сыном лучше. Мужчина развернулся, и пошел к беговой дорожке, странный осадок заставил его обернуться, но он тут же пошел вновь. У него не было времени на всякие глупости.***
Было за полночь, но Элмер так и не мог заснуть, он сидел на кухне и глядел на холодильник, размышляя о произошедшем, несколько дней назад. Тим мог потеряться, он мог пострадать, лишь чудо, что нашелся человек, что помог их сыну. Но… так ведь будет не всегда, тем более через год Тим пойдёт в школу, он не будет под постоянным контролем Мери, дети и так попадают в разные истории, но Тим не защищён в стократ сильнее. Он маленький, нежный, хрупкий ребенок, он и без своей слепоты очень подвержен всему происходящему. Страх за сына, что в парке Тед затолкал поглубже, теперь во всю снедал мужчину, тот никак не мог отпустить ситуацию, а взгляд незнакомца, такой осуждающий, породивший тогда вину, просто сводил с ума. Есть ли у его сына время, время ждать донора, ведь каждый день это великая потеря. Через год школа, нет, точно нет. У Тимери не было времени, нельзя более медлить с операцией, ведь всё есть кроме донора. Да и донор тоже. Что ему? Он взрослый человек, он справится, отсутствие зрения поставит крест на работе хирургом, но он может преподавать, да и тем более уж о деньгах беспокоится, это последнее. Денег всегда у Элмера было предостаточно, он мог на самом деле даже не работать, и жить всё так же. Так что, взвешивая свои нужды и нужды сына, Элмер видел перевес в сторону сына. Мери простит, да и тем более найдётся донор, или разработки дойдут до искусственного глаза, ведь есть же уже насосы заменяющие сердце. Наука не стоит на месте. Элмер находил отговорки на все, что мешало ему сделать этот шаг, и к рассвету, нейрохирург был уверен в своём решение. И как только эта твёрдая уверенность, наконец, обрела полную силу, Тед почувствовал неумолимое желание поспать, наконец, он ни чувствовал, ни вины, ни безнадёжности, лишь умиротворение и спокойствие, а мысль что сын скоро сможет снова рисовать и жить полной жизнью убаюкала лучше любой усталости.***
Из кабинета главы больницы, слышались крики, ор, ругань. Медсестры проходили мимо, прижавшись к стене и почти ползя по ней. Наконец дверь с оглушительным грохотом распахнулась, и из неё в бешенстве вышел Спенсер. Не слушая голоса из кабинета, он быстро начал идти по коридору, из кабинета выбежал профессор Макьюэн. - Мистер Спенсер, Элмер, драная кошка, Элмер, ты совсем сошёл с ума с этим ребенком, какая к черту трансплантация глазных яблок. Ты хоть понимаешь, что это будет конец, ты просто променяешь зрение этого ребенка на жизни многих-многих людей, которых ты можешь спасти. Стой, стой я тебе говорю, совсем поехал… Пожилой мужчина пытался нагнать бывшего студента, а теперь свою самую большую гордость до недавнего времени и вправить мозги, но Спенсер оказался на отвращение быстрым. - Никто в этой больнице, да ни в одной в мире не согласится на подобное, Спенсер, слышишь! – выдохшись, закричал Макьюэн. – Ты отличный хирург, никто не будет трансплантировать этому ребенку твои глаза, ты, в конце концов, ещё жив… Спенсер замер ещё в начале речи Макьюэна, но после этих слов отмер и быстро покинул больницу. Разговор с коллегами у него не задался.