Вожделение (Lust)

Всё началось с обычной слежки. Он представлял угрозу для меня, для моей команды, и поэтому я назначил Вундеркинда следить за ним, записывать каждое его движение. Каждый раз, когда он проходил мимо камеры наблюдения, я знал об этом. Покупал ли он что-то не за наличные, я знал об этом. Первоначально Вундеркинд должен был подготавливать для меня ежемесячные отчёты о том, что он делал и с кем встречался. Потом отчёты стали еженедельными. С моей точки зрения все его покупки были бесполезными. Он купил CD какого-то исполнителя. Он покупал какие-то книги и со стаканчиком чёрного кофе читал их в парке. Становилось очевидным, что всё важное он покупает за наличные. Он не был врагом, он был помехой. Но в будущем он мог стать врагом. Я уже многое видел, напрямую касающееся этого человека. Остальные были просто детьми, не стоящими того, чтобы беспокоиться или волноваться из-за них. А вот он был проблемой. Он был хладнокровным, целеустремлённым и упорным. Он получал то, что хотел, точно так же, как и я. Вот поэтому я и начал слежку. Благодаря Эсцет у нас было много преимуществ, и современные средства слежения были одними из них. Он редко выходил, делал мало покупок, а когда всё-таки покупал, то это были какие-то пустяки. В шесть утра на своей машине он покидал магазин и уезжал на восток, где уходил от слежки по крайней мере на час, но чаще всего на два-четыре часа. Потом он возвращался, как будто ничего особенного не произошло, хотя в его случае это было не так. Затем работал по четыре-восемь часов в магазине. Вундеркинд заполучил копию графика их смен, в соответствии с этим графиком было очень легко предсказать его отсутствие. Он всегда уходил в шесть и возвращался за добрых полчаса до начала своей смены. После смены он совершал прогулку, которая иногда заканчивалась в магазине, обычно такое совпадало с наступлением его выходных. Шопингом он занимался так же тщательно, как и всем остальным. Однажды он купил свитер. Дважды в неделю он ходил на почту, чтобы что-нибудь отправить за границу. Он беспокоил меня не настолько, чтобы перехватывать письма или переводы, и так было понятно, куда они уходят. В те дни, когда он отправлял письма, он всегда по пути домой делал остановку в супермаркете, где никогда не тратил больше четырёх тысяч иен. Вундеркиндовский Intel пришёл к выводу, что приходила его очередь готовить на всех. Он даже брал копии чеков, и, судя по набору ингредиентов, было ясно, что он умеет готовить, и готовит хорошо. Всем этим он занимался до часу дня. Затем, в зависимости от числа, он или оставался в своей комнате, где не было никаких признаков телевидения, и читал или слушал музыку, или, раз в месяц, шёл выпить с другом. Я даже завёл базу данных на его друга. За всё платил его друг. Домой он уходил один, и никогда не спал больше шести часов. Я терпеть не мог пробелы в информации, они делали её бесполезной. Я презирал всё бесполезное, поэтому взялся за слежку лично. Токио был покрыт камерами наблюдения, как кошка блохами, но, как и у кошки, у них были слепые пятна. И если он делал что-то, то делал это в зоне слепых пятен. Я поменял углы обзора, я взломал мэйнфреймы, я поменял коды, но всё равно не мог понять, что он делал. Он за это не платил, а если и платил, то наличными, причём денег, чтобы это сделать, не снимал. Всё происходило в районе, где было полно частных домов, но какой бы путь он ни выбрал, он избегал камер до тех пор, пока снова не появлялся в том же самом месте, откуда исчез. Я начинил его машину жучками. Это оказалось таким же плодотворным, как управление приливом. Он парковался не менее чем за пятнадцать футов вне радиуса действия последней камеры. Куда бы он ни направлялся, он уходил туда именно из слепой зоны, но судя по его ночным прогулкам, это было не близко. Предположительно, одной из причин его ухода от слежки могло быть то, что он шёл пешком и искал какую-то машину. Я снова и снова проматывал записи, но ничего не находил. Он полностью исчезал, а затем появлялся вновь. Я отправился в этот район и обследовал его – ничего. Я проверил чертежи и карты, и снова ничего. Я передвинул камеру таким образом, чтобы она смотрела туда, где он парковал свою машину, убедившись, что в это время его автомобиль был как раз там. Затем я ушёл, чтобы посмотреть какое направление он выберет завтра. В ту ночь у Вайсс была миссия. Я упустил возможность прикрепить на него жучок, когда он за секунду выскочил из моей зоны досягаемости. Я чуть было не спросил его: куда он ходит и как туда попадает? Я даже не понимал, насколько сильно он раздражал меня до тех пор, пока не увидел его, выскакивающего из зоны досягаемости с мечом в сая [1]. Он больше не носил свой плащ и выглядел высоким и стройным. Весь в чёрном, кроме волос. Он казался очень молодым и очень опасным. Он зарычал на меня, и я не мог удержаться от мысли, что он похож на возомнившего о себе домашнего любимца, который рычит и щерится, но никогда не укусит по-настоящему. Моя слежка за ним была настолько информативна, что я мог бы схватить его где угодно после полудня или перехватить его машину на пути к слепой зоне. Он скомандовал тактическое отступление, так же как и я. Мы не считали Вайсс угрозой для себя. Они были удачливы и упорны, но настоящей опасности не представляли. Хотя из-за затянувшейся миссии мы вернулись только после трёх, а они возились там ещё дольше, я не пошёл спать, а направился к последней камере, которая фиксировала его жизнь с 6.10 утра, и стал наблюдать за ним. Он держался подальше от камер не преднамеренно. Просто тот путь, который он выбрал, был самым простым и быстрым. Он направлялся к дому в традиционном стиле, дверь которого открылась перед ним. Он вошёл, сопровождаемый матроной среднего возраста, а примерно два часа спустя его вывел наружу старик. Не было ни единого намёка на то, что происходило внутри. Табличка на доме гласила «Тамакурай», это ничего не объясняло, как не объясняли ничего чертежи и карты. Я не ожидал, что это будет меня так раздражать. Я взял дом под наблюдение, для чего снял комнату в доме напротив, и отмечал всех, кто приходил и уходил. Я останавливался там два раза в день, чтобы поменять и забрать кассеты. Он каждый день бывал в этом доме, и всегда его встречала в дверях женщина средних лет, а провожал старик. Кроме него, эта женщина сопровождала детей и юношей, входящих и выходящих из дома. Она была кем-то вроде прислуги, и слежка за ней не дала ничего. Старик же никогда не покидал дома. Расследование показало, что это была своего рода частная школа, хотя чему там учили, я мог только гадать. Вход туда был строго по приглашению. Однако скрытые камеры были не единственным способом вывести Абиссинца на чистую воду. Около пяти утра я пробрался в сад, плетясь как старый ленивый домашний пёс, и стал ждать. Разгадка оказалась такой очевидной, что я чуть не застонал, но это бы предупредило о моём присутствии не только Абиссинца, но и его сэнсэя. Это было додзё. Он приходил сюда, чтобы ежедневно упражняться в искусстве владения мечом. Это дало ответ на очень многие вопросы, и я почувствовал себя идиотом, раз не догадался об этом раньше. Я следил за ним уже семь месяцев, но впервые наблюдал за ним собственными глазами. Он был грациозен, как его кошачий тёзка. Длинные, чётко очерченные руки и ноги двигались словно вода, выполняя первый тай-чи, чтобы разогреть мышцы. Затем начался длинный и трудный бой на мечах с маленьким стариком, который, казалось, был сделан из чего-то упругого. Абиссинец был одет в светло-серую национальную одежду, его ноги были босы. За всю свою жизнь я не видел ничего столь прекрасного. Единственными незапланированными его движениями были колебания красных волос. Я получил ответ на один вопрос, и, сделав это, столкнулся с тысячью новых. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы отвести взгляд от его белых предплечий, когда задрались рукава рубашки. Много раз я видел его с мечом, но впервые я не был его противником. Я бы стал им, если бы он увидел меня, но только если бы увидел. То, как он сгибал ногу, когда делал выпад и парировал, нападал и уклонялся, опьяняло. Развевающиеся красные волосы на общем бледном фоне. Это выражение решимости на лице. Я должен был оставаться совершенно неподвижным, иначе он бы меня услышал. Я был вооружён, он тоже, но это было не одно и то же. Старик крепко стоял на ногах. Он не поддавался и не давал слабину. Он был как резиновый, словно каучуковая смола, и хотя был маленьким и морщинистым, из него получился более чем достойный противник Абиссинцу. Он заставлял его попотеть, вынуждая отступать снова и снова. Абиссинец хмурился, затем поднял руку, положил деревянный меч и повёл плечами, глядя почти точно на меня. Я клянусь, он практически смотрел мне прямо в глаза, хотя, совершенно очевидно, не видел меня, иначе бы отреагировал. Наконец он вновь поднял меч и заново начал схватку. Каждый его шаг отличался почти идеальной хореографией, у сэнсэя не было нужды в словах. Единственное преимущество наставника состояло в многолетнем опыте. У Абиссинца были молодость, энергия, сила и красота. На этой мысли я и поймал себя. Он раздражал, как назойливая жужжащая муха, но жужжащие мухи не были красивы, их следовало прихлопнуть. Его волосы падали на лицо, рот приоткрылся, глаза сузились, как щёлки. Я был достаточно близко и мог слышать его тяжёлое дыхание. Нужно было убираться отсюда, и поскорее. Становилось трудно думать, было трудно оставаться объективным. Я пополз подальше от двери, пока я ещё оставался вне их поля зрения, и перемахнул через стену, но сначала прикрепил камеру с цифровым реле на раму бумажной двери. Я пришёл в себя в маленьком местном ресторанчике и заказал кофе. Руки дрожали, как будто он меня напугал. По правде говоря, испугался я самого себя. Он был прекрасен, я прокручивал в мозгу наши прошлые встречи, прихлёбывая обжигающе горячий чёрный кофе и совершенно игнорируя хорошенькую официантку и поглядывавшего на меня с опаской хозяина ресторанчика. Он всегда был прекрасен, хоть и пытался это скрыть угрюмым видом и криком «Шинэ!». Его кожа всегда так светилась – как жемчуг или другой драгоценный камень. Нет, он просто был Абиссинцем, который меня раздражал. А потом он начинал свои ката… Часть меня хотела вернуться в додзё и пристрелить его, чтобы избавиться от этого чувства. Другая часть вспоминала его лицо во время занятий кэндо, это выражение полного сосредоточения, то, как его волосы прилипали ко лбу, то, как слегка приоткрывался рот. Я посмотрел на часы, было около восьми. Я так долго наблюдал за ним и потерял его, когда запаниковал. Часть меня знала, что это не проблема. Случится что-то одно из двух – или он не заметил меня, поэтому вернётся в свой магазин и снова станет доступным для наблюдения, или он придёт и найдёт меня, но в таком людном месте ничего не произойдёт. Я хотел бы сказать себе, что выбрал этот ресторан именно по такой причине, но на самом деле мне просто был необходим кофе, чтобы успокоить нервы. Он не был моим врагом, слишком много чести, он был мухой, попавшейся на липучку, инструментом для работы, и ничем больше. Но когда он упражнялся с деревянным мечом, то становился чем-то большим. В нём появлялось больше человеческого, чем во мне. Я посмотрел на кекс, который поставила передо мной хорошенькая официантка, и попытался вспомнить, заказывал ли я его. Похоже, что я должен был его съесть. Гайдзинский завтрак. Кекс был усыпан черникой, мне его не хотелось. Оттолкнув его, я положил на стол более чем достаточно денег за кофе и кекс, так что оставались ещё очень хорошие чаевые. Затем вышел. Я пришёл на конспиративную квартиру так быстро, как только мог. Вундеркинд сидел на диване с электронной игрой в руках, консоль пикала и отбрасывала на него блики. Он поднял голову, когда я вошёл: – Отсутствовал всю ночь, Кроуфорд? – Я ушёл утром, – ответил я, часть меня хотела забрать это гудящее и пищащее электронное чудо, чтобы поставить его на место. Какое он имеет право издеваться надо мной? – Я ходил куда-нибудь поесть. – О, – высказался Вундеркинд и снова начал с энтузиазмом терзать кнопку. Когда он выходил из себя во время игры, то в шкафах гремели чашки, а когда совсем забывался, то они разбивались вдребезги. Тем не менее, проще было поменять чашки, чем его. Он был Вундеркиндом, он был Шварц. Такая цена была терпимой, и это было лучше, чем пить из пластиковых стаканчиков. – Что-то вкусное? Было ещё слишком рано для беседы. Нет, парни-подростки не спят круглосуточно, я это знаю, в его возрасте я спал только тогда, когда выпадала такая возможность, но не Вундеркинд. Он просто давил на клавиши этой адской машины или в пространстве для связи приводил мир к повиновению. Я задавался вопросом, спит ли он вообще. – Кофе и кекс. – Ты должен был позвать меня. Я люблю кексы. Он был с черникой? Если бы я сообразил, то захватил бы и ему. Может, Вундеркинд и был маленьким и ненормально активным для своего возраста, но ел за четверых. – Он был не слишком хорош, – сказал я, хотя даже не пробовал кекс. – И я не знал, что ты уже на ногах. Я очень рано вышел на прогулку. – Искал слепое пятно Абиссинца? – я моргнул. Я помнил, что назначал Вундеркинда начать слежку, но не подозревал, что моё раздражение заведёт меня так далеко. – Додзё, – прямо ответил я, открывая кран кофеварки, чтобы выпить ещё кофе. Может, я и вернулся с кое-какими сведениями, но руки дрожать не перестали. – А-а-а, – протянул он, – иногда ты действительно не видишь леса за деревьями. – Он выключил консоль и аккуратно положил её на край стола, строго параллельно краю. – Я думал на конспиративную квартиру Критикер или что другое. – Об этом я даже не подумал, – сказал я. – Я прослушивал всё. – Я говорил ему это потому, что он был Вундеркиндом, он был Шварц, но вряд ли это делало его причастным к моим самым сокровенным мыслям. – Я тоже. Чем больше мы знаем о технике Абиссинца, тем проще нам противостоять ей. Я согласился и занялся приготовлением кофе. – Ты уже поел? – спросил я, меняя тему. Он покачал головой, остальные в это время ещё спали, поэтому обычно Вундеркинд готовил для всех. – Возьми пальто, – велел я. Моё предложение, казалось, по-настоящему шокировало его. Не припоминаю, чтобы раньше я куда-нибудь брал его, но это не значило, что я не могу этого сделать. Просто маловероятно, чтобы я так поступил. – Меня просто задёргали, – продолжил я, использовав это американское словечко, – а ты выглядишь так, будто готов съесть лошадь вместе с конюшней. – Он смотрел на меня очень подозрительно. – Я даже заплачу. – Он взял пальто. Вундеркинд мог привести в замешательство кого угодно. Он выглядел как ребёнок, иногда он даже поступал как ребёнок, а потом смотрел на тебя, и вся его детскость исчезала. Он тщательно всё планировал и действовал в соответствии со сложной стратегией. Из всех нас он был наиболее подходящим для Шварц – Мастермайнд был темпераментным, а время от времени и удручающе слабым, Берсерка было трудно контролировать и невозможно остановить. Вундеркинд казался невинным как дитя, но когда ему выпадала возможность, он ею пользовался. Он мог раздавить ваше сердце, и, не пошевелив и пальцем, сумел бы обчистить ваши карманы. Иногда он был очень юным, но иногда я смотрел в его большие голубые глаза и просчитывал варианты того, что меня ждёт. Он опасен, опасен, как и любой из нас, если не больше, но иногда он просто восемнадцатилетний юноша, слишком маленький для своего возраста. Он обучался на дому, в отдельной конспиративной квартире, потому что в школе возникало слишком много проблем. Иногда мне хотелось компании, а им было легче управлять, чем остальными. Но этим утром что-то изменилось, и мне это не нравилось. Вниз по улице, через несколько домов от нашей конспиративной квартиры было кафе. Это было удобно. Я открыл дверь, и Вундеркинд проскользнул внутрь. Он никогда не бывает очень бодрым, он просто не высыпается. Он уселся за столик и ждал, пока я повешу своё пальто на спинку стула. – Кавай, – сказала какая-то женщина, глядя на нас. – Ты здесь с папой? – спросила она у Вундеркинда. Он приподнял бровь: – Нет, он мой наниматель, а вместе мы часть интернационального синдиката убийц. Женщина выглядела обиженной, хотя он сказал ей правду: – Не нужно грубить, молодой человек, – заявила она, возвращаясь за свой столик. Я бы соврал, если бы сказал, что не получил удовольствия, наблюдая за этим инцидентом. Я не засмеялся, это стало бы последней каплей, но я получил удовольствие. – Не знаю, тоо-сан, – сказал он, подтверждая предположение этой дамы, – сегодня людно. – Закажи всё, что хочешь, – сказал я, протягивая ему меню, – и столько, сколько хочешь. – Он приподнял тонкую бровь. – Я уже говорил, плачу я. Я подозвал официантку и заказал кофе. Я даже опустил очки, чтобы посмотреть на неё поверх линз и объяснить, что молодой человек должен получить всё, что пожелает. Она закашлялась. Но игра в скрытые смыслы внезапно перестала быть забавной – Вундеркинд заказал столько еды, что хватило бы на маленькую армию, в основном, сладкое. – Надеюсь, ты меня кормишь не потому, что так понимаешь свой родительский долг? – спросил он. – Конечно нет, – ответил я, надев очки обратно на нос, чтобы ясно видеть собеседника. – Нам невыгодно, чтобы в самый неподходящий момент ты упал в обморок от недоедания из-за того, что питался чьей-то готовкой. – Мы всегда осторожны со словами, которые используем, если говорим о работе. Мастермайнд готовит – говоря о нём даже про себя, я осторожно выбираю слова – с чувством, с толком и очень сытно, но исключительно немецкие блюда. Если до кухни добирается Берсерк, то готовит в жиру всё подряд, даже, как правило, собственные руки. В момент просветления он рассказал мне, что есть четыре основных компонента ирландской кухни – бекон, бобы, виски и сало. Вундеркинд не телепат, как Мастермайнд, но он может сказать, о чём я думаю, а о чём избегаю думать. – Мне следует научиться готовить. Возможно, удастся найти место для уроков. Фарфарелло действительно не нужно допускать до кухонных ножей. Я улыбнулся ему. Он относится к улыбке так же подозрительно, как и я. – Больше всего меня беспокоит кровяная колбаса. Он улыбнулся в ответ, мой маленький союзник. – Он съест всё, что угодно, – признал Вундеркинд, принимаясь за еду, – но я уверен, что в кровяной колбасе кровь не настоящая, – продолжил он, с явным наслаждением вгрызаясь в колбасу. Он наслаждался едой так сильно, что я не стал ему перечить. – Можно кофе? – спросил Вундеркинд. – Нет, – сказал я. – Он замедляет рост. Выпей чаю. Он нахмурился, кусая колбасу: – Шу позволяет мне пить кофе. – Шу зовёт тебя Нагглс, – напомнил я. – Уверен, ты не хочешь, чтобы и я начал называть тебя так. Он согласился на чай, который я для него заказал. – Это всё из-за слежки? – спросил Вундеркинд, обмакивая колбасу в жидкий желток от заказанного яйца, а затем в лужицу из томатного соуса на тарелке, перед тем как откусить. Я сморгнул, пойманный врасплох. Он единственный, кто знает о слежке, но он даже не представляет, что я увидел этим утром, что я продолжаю видеть. У него такая белая кожа. – Почему ты так говоришь? – Ты дёрганый, – он повторяет моё слово, – сегодня утром ты делаешь то, чего никогда не делаешь. – Он посмотрел на стол. Он умный, иногда я об этом забываю. – Может тебе лучше сходить в спортзал и сбросить часть напряжения там или может сходить прогуляться? – Я удивлённо посмотрел на него, это была и в самом деле очень хорошая идея. – Что-то случилось? – Меня чуть не засекли, когда я устанавливал камеру, – вырвалось у меня. Малая правда, чтобы скрыть всю правду – образ Абиссинца с откинутой головой, упавшими на щёку волосами и приоткрытым ртом. – Растяпа, – ласково пожурил Вундеркинд, разрезая бекон и передразнивая то, как я сам ругал его. Он был в очень хорошем настроении, и нельзя сказать, чтобы мне это внушало доверие. – Он привлекательный. Правда, если не смотрит на тебя как на свою будущую цель. Поражённый, я практически прыснул кофе прямо на него. Он заговорщически посмотрел на меня: – Ты должен был это заметить, проводя такую слежку. Он внушает страх, но это не мешает ему быть горячей штучкой. Я имею в виду, что не будь он Вайсс, то сам запал бы на него. Послушай меня, я говорю это как настоящий фанат. – Он немного застенчиво улыбнулся про себя. – Поверь мне, это замечали все, кроме тебя. – Я никогда не смотрел на него без конкретной цели, – небрежно сказал я. Он снова издевательски приподнял бровь. По столу растекался кетчуп. – Я тебе верю, – с некоторым сарказмом ответил он, – но у меня есть гораздо более интересные записи, чем ты думаешь. Пришла моя очередь приподнять бровь. – Они не из дешёвых, – заверил он меня, и это были слова Вундеркинда. – У меня есть видео вайссовских миссий и записи переговоров. И тогда у нас начался серьёзный разговор. Примечания: 1. Сая – японское название ножен.