Ангельское воплощение Дьявола.

«Каждый волен выбирать себе судьбу, но судьба всегда сама выбирает нас.» Наверное, еще после Великого Потопа Землю затопило, а уровень воды не становился ниже. Именно тогда над водой остались лишь маленькие островки, кишащие жизнью и всевозможными существами. Тысячи городов и деревень были погружены под воду, и редко кто мог увидеть сквозь толщу океана прежнюю красоту этого мира. Конечно же, искусственную красоту. Постепенно островки стали зарастать зданиями — строиться выше было слишком сложно — не было ни материала, ни места, да и ветра были слишком сильные, чтобы дома могли устоять перед ними. А потому острова стали постепенно обрастать вглубь, закрываемые плотной пленкой из газов и маслоподобных средств, которые не давали воде проникать в город и снова затопить. Наверное, это было самое важное и самое интересное открытие. В основном же развитие мира было на уровне средневековья — лошади, замки, принцы и слуги, шуты и короли. Кстати, о шутах. Огромное значение в любом замке и даже дворе играли шуты и менестрели — чуть ли не единственные люди, имеющие возможность говорить правду о короле, выступать за народ и усмехаться над придворными. Многие из них были людьми совсем не глупыми и зачастую совсем наоборот, многие приходили их бродячих цирков по приглашению самих придворных или короля. Кто-то бы назвал их любимчиками судьбы — дарить людям смех, пусть и не всегда добрый и приятный, но все же…честный и справедливый, что так редко бывает у людей. А особенно среди вельмож. * * * Крики роженицы слышались на весь замок, простые смертные затаили дыхание, выжидая момента, чтобы не помешать слугам, придворные тихо шептались по углам, а король метался перед дверью в комнату, где проходили роды, и лишь шелест красной мантии, да стук каблуков показывал, насколько сильно он волнуется. Как известно, рождение наследника трона всегда было очень важным и значимым событием. Особенно, если он самый первый. Наконец, крики затихли и короля впустили внутрь. Радостных возгласов никто не слышал. В тот вечер забылась навсегда мертвым сном королева, а младенцу, что появился на свет среди бликов молодой луны, так и не суждено было стать королем. А виной всему было родимое пятно, что из века в век появлялось у членов королевской семьи и позволяло отделять бастардов от истинных наследников. Перед королем стоял сложный выбор: оставить сына себе, но тогда честь мертвой королевны будет опорочена навечно, но и отдавать его было тяжело, а главное — кому?.. Белокурый младенец явно не мог защитить себя сам, да и прокормить тоже, отправлять бродяжничать вместе с нищими в телеге отец его просто не мог… но, шут. Наверное, это был действительно единственный правильный и верный выход в этой ситуации. А заодно и единственный возможный. Старый королевский шут предложил взять наследника к себе на воспитание, он сам уже планировал уехать из дворца. Ну а когда сын короля родился, что ему еще оставалось? Среди придворных честных нет, а кто может быть ближе к королю, чем шут? Разве что сама королева. * * * Поле было засеяно пшеницей — единственным растением, что так и не прижилось под водой. Плотные колоски шелестели на ветру, ударяясь друг о друга и наполняя воздух ароматом полевых цветов, которые иногда проглядывали сквозь яркую желтую радугу. Иногда ветер затихал на несколько десятков секунд и тогда колоски мягко подрагивали, ударяясь друг о друга; а иногда в поле наступала такая тишина, что можно было услышать, как бегают мыши, топоча плотными лапками по земле и затем прячась в норках с крупными семенами в зубах. На краю поля виднелась мельница. Старая, полуразрушенная, она еле крутилась на ветру, тяжело передвигая дырявыми крыльями. Чайки дико метались над берегом, оглашая его печальным криком, море шумело прибоем, набегая на берег и заставляя крикливых птиц отбегать, что-то неразборчиво и громко крича Но тут, во всю эту идиллию словно бы кинули камень — чайки сорвались с мест, поднимаясь в воздух, а на песке появились две фигуры, кажется, оба были мужского пола. Ну, по крайней мере, издали это выглядело именно так: -Рэтленд, стой! Я сказал стоять!— второй, очевидно, был на пару лет старше. Черные, длинные волосы были собраны в густой хвост на затылке и периодически подхватывались ветром, залезая в глаза, а то и в рот парню. Худощавый, но не лишенный силы, с жилистым телом, он был высоким, а в осанке еще осталась та самая, естественная гордость, по которой отличают победителей, от побежденных. У него были странные глаза — темные, словно художник вылил туда всю палитру, они никогда не смеялись вместе с парнем. Нос с горбинкой, чуть вздернутый наверх, выдающий в нем пусть и гордого, но все же задиристого человека. Смуглая, обветренная соленым ветром кожа, но на удивление ухоженная одежда. Первый же, кто так быстро и с гаснущей надеждой оторваться, бежал вперед, не оглядываясь и иногда спотыкаясь о камни или песок, в котором вязли ноги. Бежал без оглядки: от воспоминаний, от чувств, от эмоций, которые, кажется, переполняли его. У Рэтленда были коротко-подстриженные волосы, привычным ежиком торчащие на голове, ярко-зеленые, почти что звериные, цепкие глаза, которые мало кого оставляли равнодушными постоянными насмешками и ухмылками, задевающими до самой глубины души. -Рэтленд, стой, кому говорят! — Дилиан скользнул вперед, приложив чуть больше усилий. Легкая подсечка и младший брат упал на песок, приземлившись на колени и руки, тихо зашипев от боли — песчинки резали исцарапанные ладони, а мелкая пыль попала в глаза, от чего те мгновенно заслезились и зачесались. Он остановился, чувствуя свой проигрыш и протер их, затем, снова посмотрел на Дилана с тихим то ли рычанием, то ли со скрытой обидой сказал, впившись взглядом в темные глаза брата: -Ты обещал. Ты обещал, что ты не пойдешь на войну. Ты обещал, что не бросишь меня одного. Обещал, что если мы уйдем, то уйдем вместе. Хотя, что же я от тебя прошу… Ты все равно никогда не выполняешь свои обещания, для тебя это только слова, — пусть и злые сейчас, зеленые глаза наполнялись болью, которая медленно готовилась вырваться: -Ты никогда не ценил чувства и желания дру...— не успел он договорить, как Дилиан опустился рядом с ним на колени, крепко обняв за плечи и прижав к себе, не давая сказать больше ни слова: -Дурак. Сейчас военное время, они срочно собирают армию, и если я уйду, а я уйду в любом случае, то сейчас они дадут тебе расписку и тебя просто не смогут забрать туда… понимаешь?— он тихо вздохнул и, отодвинув от себя Рэта, заглянул в его глаза, пытаясь найти там отблеск своих слов: -Какая разница кто уйдет?! Ты обещал мне, что не бросишь одного на этой Богом забытой Земле! — Рэтленд тихо фыркнул и попытался вырваться из объятий, яростно отпихиваясь. Но старший брат был сильнее. -Рэт, я обещал отцу, что буду защищать тебя, я обещал тебе, что не брошу. Я ухожу, чтобы ты мог жить так, как тебе хочется, — Дилиан тяжело вздохнул, заглядывая в глаза брата: -Пожалуйста, сделай так, чтобы мой уход был не напрасным, — Рэт в ответ лишь сильнее бесился, и в следующую секунду, оттолкнув брата, поднялся на ноги, зло смотря на него: -Не тебе решать, как и что мне делать. Не тебе жертвовать собой, ради меня. У тебя тоже должна быть своя жизнь, — он усмехнулся, чуть скривив губы, показывая миру привычную ухмылку, и, резко развернувшись на носках, направился в дом, оставив Дилиана в раздумьях на горячем песке. Солнце и не думало садиться. Старший тихо вздохнул и, с грустью взглянув на брата, поднялся следом, отряхнув ноги и колени, поплелся в дом, загребая в дырявый ботинок все, что можно и что нельзя. * * * Верхняя часть маленького острова, всегда отводилась под пшеницу, а внизу, почти что от самой кромки воды шел город или деревня, дома в которой располагались в несколько ярусов. В этом же случае было лишь десять домов, девять из которых были заброшены. Военное время не щадило никого. Когда проходишь через пленку, всегда приходилось закрывать глаза и желательно рот, потому что иначе затем пришлось бы долго и упорно откашливаться. Дилиан вернулся в дом чуть позже, чем Рэт. Дил вернулся, когда солнце уже спустилось за горизонт и под водой виднелись его блеклые, переливчатые лучи с трудом разрезающие толщу. Наступало темное время, не совсем приятное и безопасное. Старший закрыл дверь на засов и прошел на кухню, где и нашел Рэтленда, попивающего настойку, в кресле. В отличии от медовухи, которая не обошла и этот мир, настойка здешнего происхождения стимулировала работу мозга, никак не влияя на физическое состояние, правда именно из-за этого пить ее можно было очень редко и не особо много. Не успел Дил что-то сказать, как Рэт перехватил инициативу, уставившись на него кошачьими глазами, в настоящий момент не способными на мигание: -Когда уезжаешь? — вопрос прозвучал спокойно, словно бы несколько часов назад у него и не было желания кого-то убить. -Утром, практически на рассвете. Тут рядом пройдет корабль, — Дил немного замялся и с интересом посмотрел на брата, ожидая продолжения разговора. В том, что это не последний вопрос, он был уверен. -Я еду с тобой, землю поделим пополам. И не надо меня отговаривать. Я не собираюсь оставаться здесь один, и ты это прекрасно понимаешь, — он жестко усмехнулся, предугадывая следующие слова брата и продолжая внимательно смотреть на него. Если бы взгляд умел испепелять, то именно это сейчас бы и произошло. Дилиан лишь развел руками — хочешь ехать? Езжай, я уже не в силе что-то исправить, — говорили его жесты, правда затем он фыркнул и, развернувшись, направился вверх по лестнице, собирать вещи и документы. И тех и других оказалось совсем даже немного— бумаги, которые остались в наследство от отца, теплая куртка, вторые штаны, вещь, несколько похожая на свитер, только вот сделанная из волокна дерева, а от того очень теплая и практически не тонущая, шляпа, которая прекрасно защищала от холода и света, а еще иногда и ветра с дождем. Сборы заняли совсем немного времени и примерно через полчаса Дилиан рухнул на кровать, плотнее накрывшись одеялом и практически сразу провалился в сон, в котором ему как всегда ничего не снилось. Тем временем внизу Рэтленд во всю работал, собирая пожитки и еду. Ну, кто ж знал как там кормить будут и будут ли? Да и в отличие от брата, который точно шел прямой дорогой в армию, у Рэта была совершенно непонятная и неизвестная судьба. Он даже не подозревал куда пойти и что делать — быть фермером как отец он не хотел, хотя занятие это было весьма и весьма прибыльным… да вот только того, что искал Рэт ,там не было. Не было ни азарта, ни желания, ни возможности рванутся с места — фермер всегда привязан к тому клочку земли, на котором стоит его дом, на котором растет его зерно. Рэтленд снова ухнул на диван, закрыв глаза и массируя ноющие виски. Надо было меньше думать — на губах пролегла легкая усмешка, и парень поднялся на ноги, а затем добрался до второго этажа, открыл дверь в комнату брата, где сейчас мирно посапывал Дилиан. Рэт замер в дверях, стараясь не нарушить мертвую тишину, и зашел внутрь, внимательно рассматривая его лицо. Он слишком боялся, что видит Дилиана в последний раз в жизни, слишком боялся его потерять, но именно к этому все и шло. Рэт беззвучно сел на кровать и сгорбившись, еще минут десять так просидел, погрузившись в свои мечты и, словно бы очнувшись, так же тихо вышел из комнаты, так и не сделав того, чего хотел, понимая, что скоро будет жалеть об этом. Вернувшись в свою комнату, Рэт залез под одеяло, иногда подозрительно поглядывая в окно на мелькающие тени, и вскоре забылся беспокойным сном. * * *