***
К моему великому счастью, у Алисии было много одежды. Но носила она всего несколько комплектов. И с радостью поделилась со мной парочкой. Правда, в ее гардеробе больше платьев, что неудивительно. И пока я натягиваю на свой огромный, черт возьми, зад ее узкие шорты, Алисия смеется в голос. Она меньше меня. Уже, стройнее. Миниатюрная девица. — Отрастила же ты… — девушка замолкает на полуслове, после чего снова прыскает от смеха. — Зато в них мой зад выглядит более сексуальным, — победно улыбаюсь и смотрю в зеркало. И действительно. Джинсовая материя, которая висела на Алисии, села на меня просто изумительно. Она издает смешок и снова утыкается в бумаги. Алисия, или как я стала ее называть — Лиса, была очень красивой девушкой, но из-за свой должности крайне редко выходила в свет. Она была тихой и замкнутой со всеми. Думаю, за исключением меня. Я называю это — защитная реакция. Она притворяется занудой. — Только вот, под толстовкой Эрика это не сильно заметно, — Алисия глубоко вздыхает и, прихватив бумаги, выходит из комнаты. Щелчок. Я перевожу взгляд на зеркало. Его вещь действительно висела на мне, как мешок или рыбачья сеть. Закатав рукава, я ухмыльнулась себе в зеркале и опешила. С каких пор я надеваю одежду Эрика? С каких пор я улыбаюсь, как Эрик? С каких пор я сравниваю себя с Эриком? Тряхнув волосами, я легла поперек кровати и вытянула ноги. Так быстро все изменилось. Вся моя жизнь сделала тройное сальто и распласталась по шоколадным простыням. Простыням на его кровати.« — Вы хотите взять меня обратно, Джоан? — с надеждой в голосе я шагаю в сторону купола. Деревянный купол, состоящий по большей части из прозрачного стекла, был в Дружелюбии центром фракции: столовой, местом сбора совета, концертным залом для развлекательных мероприятий. Родное Дружелюбие встретило меня дождливой и пасмурной погодой. Небо затянуто пунцовыми тучами, где-то вдали слышатся раскаты грома, а холодный ветер, гнущий колосья, бродит по каждой клеточке тела. Отчего я вдруг почувствовала, что Дружелюбие — мое Дружелюбие — перестало быть домом. Перестало принимать меня, как свое дитя. Я стала чужой. — Ты больше не Дружелюбная, Оливия. — темнокожая лидер фракции наклонила голову набок и прикрыла глаза. Казалось, ей безразлично мое появление. — Но я и не стала Бесстрашной, — разочарованно опускаю глаза и делаю еще несколько шагов в ее сторону. Женщина вдруг резко выпрямилась, и ее взгляд сделался очень серьезным. — Ты поправилась? Выглядишь лучше. — После того, как я стала лидером — многое изменилось. Джоан распростерла передо мной руки. Я послушно уткнулась носом в ее ключицу. Оливковое масло. Родное оливковое масло, ба.»
— Вставай, соня, — в меня полетела подушка. А я даже и не заметила, как уснула. Сон, всего лишь сон. — Спасибо, Лиса. Спасибо за Тео, — вдруг произношу я, потирая глаза, и приподнимаясь на локтях. Девушка загадочно улыбается и кидает на стол пару новых пачек бумаг. Бедная Лис. Опять всю ночь будет заполнять анкеты новоприбывших и ушедших из фракции. — Тебе что-то снилось? Что-то грустное? — она поражает меня своими дидукционными способностями. Видит насквозь. — Мне снилась бабушка. И Дружелюбие, — сглатываю ком в горле и плетусь в трону соседки. Она сочувственно смотрит на меня, после чего снимает с плеч пиджак и натягивает очки. Со всей этой бухгалтерией она потеряла зоркость. А что было бы со мной, если бы потеряла ее я? Конец биографии. Единственное, что держит меня во фракции — именно зоркость. — Она давно поправила нервишки и стала лидером, — я слабо улыбаюсь. Бабушка, моя дорогая и любимая бабушка стала лидером фракции. Она всегда была мудрой и глубокой. Это было ее призвание — направлять людей на правильный путь. — А какие у вашей фракции теперь экономические отношения со всеми! Просто нереально. От дефицита не осталось и следа. Теперь безработных посылают на ваши поля работать. Пусть это немного незаконно, но эффективно. Такие взлеты… Великая женщина. Я пропустила мимо ушей ее последние реплики. Мне хватило и знания того, что она здорова и счастлива. Этого достаточно. Значит, не врут насчет связи между родственниками. — А ты узнала об этом раньше, да? — Лиса усмехнулась, — Да. Увидела, наверное, мои бумаги. — Ответила она на свой вопрос и снова уставилась в записи. — Отдохни, Лис. Я заполню. Поспи, — натягиваю улыбку и нервно покусываю нижнюю губу. Девушка отрицательно мотает головой и выдает что-то вроде «Сама справлюсь. Не забивай голову». Послушно отхожу к двери и бросаю взгляд на часы. Пять вечера. Последние дни я не замечаю времени. Сплю днем, а вечером бодрствую, на следующий день — наоборот. Это расстраивает режим. Наверное, стресс от убийств. Но, зато их теперь больше не будет. Хоть что-то поднимает настроение. Пора снимать корсет. Кость зажила быстро из-за какого-то нового препарата из Эрудиции. — Я приду скоро. В Больничный сектор и назад. Не теряй, — выхожу из комнаты и поворачиваюсь по направлению к лифту. Там стоит, по меньшей мере, пять человек. Натягиваю толстовку ниже и уверенно шагаю в их сторону, отчего берцы вдруг громко зацокали по каменному полу. Мужчины синхронно поворачивают голову в мою сторону и расплываются в улыбке. — Привет-привет, Оли, — самая большая «глыба» протянула мне ладонь. Я злобно покосилась на нее, но, все же, пожала, — Давненько мы тебя не видели. — Да, Майк. Дела были. Ну, знаешь. Убийства эти пошатнули мое положение здесь, — по-простецки пожимаю плечами и нажимаю на кнопку лифта. Зачем они стояли рядом с ним, если им не нужно спускаться? Меня караулят? Параноик ты, Оливия Грей. — Я рад, что тебя оправдали. Так или иначе, твой дружок поступил гадко. Такие друзья не достойны такой девушки, — раздалось у меня прямо над ухом, и я интуитивно отпрыгнула и подняла глаза на парня. Нет, ну, вот, почему он такой долговязый? Я буркнула ему что-то в ответ, и наступило неловкое молчание. Они выжидающе пялились на меня, а я в свое время теребила край толстовки. Пару раз кинув на них беглый взгляд, я насупилась и пугливо пробежала в кабину лифта, кивнув им в знак прощания. И чего они ко мне привязались? Ах, да, Оли. Они же — твоя команда. — Пожалуйста, лишь бы без приключений, — непонятно зачем шепчу себе под нос я, подходя прямо к дверям сектора. Закрыты на проветривание. Придется самой снимать. Вот черт. — Ты уверен, что нас здесь не поймают? — слышу хохот прямо за дверью. Вот это нахалы! Эти новички страх потеряли! Да я их! Да я… — Кому нужно сюда заходить? — Крис? Боже, сейчас, там, произойдет что-то интимное. С Крисом. И с какой-то девушкой. Тебе не нужны ранние беременности, Грей. Не дай им сделать глупость! А кто я им вообще? Их личная жизнь! Не надо, Грей. Не ври. Искренность по тебе горькими слезами обливается. И сыворотка правды. Крис тебе дорог, прав Эрик. И Эрик дорог, прав твой больной разум. Но дорога ли им ты? Ну, сомнения есть. Ты им не нянька! — Ну, к примеру, мне, Кристиан, — смело распахиваю двери, напугав ребят до чертиков. Девушка отпрыгивает от парня и прячет стыдливый взгляд. А Крис? А он ухмыляется. — Да ладно, Оли. Иди куда шла. И не мешай. — За языком своим следи, стиф, — рычу я, кинув девушке валяющуюся у меня под ногами олимпийку, — И чтобы я вас здесь не видела. — Прости, Оли. Я просто… — девушка смущенно подошла ко мне и шмыгнула носом. — Я просто… — Быстрым шагом. Выход показать? — подталкиваю девушку к дверям и она, спотыкаясь, выбегает из помещения. А я иду к столику с медикаментами и хватаю ножницы. Шнурок корсета поддается и скоро моя левая рука, уже не синяя, а бледно-розовая, ощутила распарившейся кожей холодный ветерок. — Ничего сказать не хочешь? — выразительно смотрю на Криса, прикусив нижнюю губу. Дурная привычка. — Ты мне не мать, чтобы указывать, что делать, — грубо бросает он, шаркнув каблуком берцев. Я грустно улыбаюсь и, поджав губы, выхожу из Больничного сектора. Крис казался мне более целомудренным. Я была лучшего мнения. Черт, а ведь тебе казалось, Оливия, что ты ему не безразлична. Крестись. Понятия не имею, каким образом оказалась на крыше излюбленного здания. Закат, как луна манит волчицу во мне к себе. Уф, перестань читать Майер. Надо вообще сжечь эту книгу. — Оливия, — жалобно скулит кто-то за спиной. И экстрасенсом быть не надо. Явился, не запылился. — Просто в следующий раз выбирай место тщательней. Ведь это может оказаться вовсе не добренькая тетенька из Дружелюбия, — даже не думаю поворачиваться. — Ты все не так поняла, — он морщится и делает шаг ко мне. Спиной чую, что у него на лице такая кислая мина в перемешку с щенячьим взглядом, что даже сердце неприступной и мстительной Лорен дрогнет. — Воу, а куда делся парень на понтах? — с ухмылкой поворачиваюсь к Крису, который в секунду меняется в лице. — Я хотел, чтобы ты обратила меня внимание, — выпалил он, отводя взгляд на солнце. — Ты забыла про меня. Совсем. Ты хоть помнишь про тренировки? Я растерянно чещу затылок и опускаю взгляд. Совсем про них забыла, замоталась. Если честно, я на несколько часов даже забыла о существовании Криса. — А я ждал тебя. Три дня подряд. Ждал часа два каждый раз. Думал, девушкам свойственно опаздывать. А ты, — он сглатывает и переводит на меня обиженный взгляд. — Меня же обвиняли в убийствах, — ошарашено приоткрываю рот и скрещиваю руки на груди. — Хватит! — вдруг кричит он, пнув какую-то банку, — Хватит говорить в свое оправдание одно и то же. Ты везде ищешь себе оправдание, Оливия. А ты хоть раз подумала о том, что у меня тоже их уйма, не считая инициацию, на которой я все еще в красном списке и ссоры с большинством ребят из-за тебя. Но я ждал. — он кричит так громко, что-то ли от звуковой волны, то ли от ветра мои глаза заслезились. Я молча потупила взгляд и отвернулась. Я всегда считала, что я истинная Дружелюбная, которая из-за пустяка не станет пренебрегать другими. Но разве смерти, указывающие на меня — пустяк? — Что такое «быть Дружелюбным», Кристиан? — тряхнув копной волос, произношу я, пытаясь придать голосу стальных ноток, и опираюсь руками на перила или что-то вроде этого. — Уметь прощать, — грубо бросает он, — На зло отвечать добром и верить в лучшее, — слышу, как он снова шаркает каблуком. — Но я больше не Дружелюбный, Оливия. — Но и не стал Бесстрашным, — самозабвенно произношу я, набрав в легкие побольше холодного кислорода. — Я больше чем уверена, что пройдя я тест еще раз, он бы не показал ни на одну фракцию. Я изменилась, Крис. Я чувствую себя здесь изгоем. Я другая. Неправильная, иррациональная. Не знаю, почему говорю тебе это сейчас, но во время инициации, когда я видела смелых новичков и сравнивала их с собой, я хотела сброситься с обрыва, потому что не хотела быть Дружелюбной. Я хотела забыть прошлое. А сейчас я хочу сброситься с крыши этого здания, потому что больше всего на свете я хочу снова быть Дружелюбной. Хочу ощутить еще раз на коже влажную землю, пробежаться по полю пшеницы, топтать посевы вместо уставших лошадей, терпеть эти розовые сопли во время завтрака, обеда и ужина. Я хочу быть нужной. А здесь я ни кому не нужна. Крис шумно вздыхает и делает еще один шаг ко мне. Но молчит. — Я потеряла здесь своих единственных друзей из-за гордости. Из-за того, что я огрызаюсь Эрику, я потеряла людей, которыми дорожила. Я не Дружелюбная. Больше нет. И я жалею, что позволила себе забыться. Просто не повторяй моих ошибок. Стать Бесстрашным ты сможешь всегда. Но сохранить в себе Дружелюбного… — я шмыгнула носом и готова была уйти прочь, как меня обняли сзади и уткнулись носом в шею. — Старушка опять выпила лишнего и решила откровенничать с первым встречным? — Крис подавляет смешок, отчего обдает меня горячим воздухом. — Ты не первый встречный, Крис, — выгибаю спину так, что он непроизвольно меняет положение рук и сильнее сдавливает в своих объятьях. — Я нравлюсь тебе? — похоже, это был единственный вопрос, волнующий его. И весь этот бессмысленный разговор был подготовкой к главному. — Крис. Если бы тебе было двадцать, а мне двадцать пять, или мне сейчас восемнадцать, то… — Нравлюсь? — повторяет он свой вопрос. — Нравишься, но если об этом узнают, то мой авторитет педафилки-обольстительницы окрепнет здесь. — Никто не узнает, — чувствую, что он улыбается. — Убийства же закончились, да? И ты снова можешь жить нормальной жизнью. — Скоро все наладится, Крис. И все будут счастливы. Кроме Эрика, который никогда не бывает счастлив, — и почему я снова упоминаю его? Каждый разговор с Крисом о Эрике, и разговор с Эриком и Крисе. Пора уже определиться, Грей. Извращенка ли ты, или же наивная девчонка, влюбившаяся в психопата. — Завтра я снова буду ждать тебя около тренировочного сектора. В семь. Надеюсь, придешь, — Он оставляет на моей скуле невесомый быстрый поцелуй и уходит с крыши.***
— Любовный треугольник, да, Оли? — Лиса кидает на меня шутливый взгляд и звонко смеется. — Все ты знаешь, — я ставлю будильник на полседьмого. Вдруг опоздаю. — Наверное, ты забыла про то, что наши окна выходят на это здание. И они всегда открыты, — она что-то отмечает в своих бумагах. — И…Что ты думаешь насчет этого? — Гм, что я думаю? — повторяет она свой вопрос, точа карандаш и снова отмечая им что-то на листе, — Думаю, что Крис мелковат для тебя, а Эрик грубоват. Забудь про них. — Легко сказать. Эрика я знаю пять лет и только сейчас понимаю, что он меня привлекает, а с Крисом я знакома всего неделю и уже доверяю, как второй себе. — медленно шагаю к окну и закрываю его. Хватит с меня ночных похождений. Надо его вообще загерметизировать. — Все же, последуй моему совету. Отвлекись. Никто не заставляет тебя прекращать общаться с ними. Общайся, ссорься. Но не влюбляйся. Вас ничего не ждет в будущем, — девушка зевает и хватает ластик. Напортачила, небось. — Это ты сейчас говоришь, как великолепный дедукционист или как девушка? — подхожу к ее столу и присаживаюсь на кресло напротив. — Как твоя подруга, которая не хочет, чтобы ты сбрасывалась с крыши или в пропасть из-за того, что чрезмерное общение с особями мужского пола плохо влияет на твой внутренний мир. Хотя, Крис тебе бы подошел. — Воу, Лиса. Иди, приляг. У тебя переутомление. — она снова отрицательно мотает головой, — Иди, я сказала. Мне не сложно. Она молча встает и плетется в ванную. Сразу после ложится в кровать и накрывается одеялом с головой. Смешная. Ладно, приступим. Один человек покинувший фракцию, трое погибших и четверо раненых. Что-то афракционеры разбушевались. Раньше таких данных и за месяц не было, а тут всего за один день. Так. Анкета Тео. Гм, что можно написать в графу «Характеристика»? Угу, «Хороший боец, находчивый, но плохо контролирует гнев». Да, именно так. Дальше. О, Лис уже написала. Вот и хорошо. Так. «Двое погибших на выполнении задания были с почетом…». Двое? Так-так. Где та бумага. Ну, я же не сумасшедшая. Здесь же написано «трое». Кто третий. Третий. Пулевое ранение в левое бедро, та-а-ак, сломанная рука, вывихнутая рука, даже перелом ребер есть. А так вообще бывает? Их всего семеро, а по бумагам — восемь. Что-то не сходится. Бумаг на столе больше нет. Есть в ящике. А он… Хвала Господу, открыт. Два убийства. Угу, было дело. Анна Стюарт — Эрудит, Дэвид Стюарт — Эрудит. Брат и сестра? Ох, и оба бесят меня так, что аж выворачивает. Точнее, бесили. А почему есть третий? Милана Стюарт. Опять Эрудит? Ох, да это та девчонка, которая была с Крисом в Больничном секторе. Похоже, кто-то решил истребить всю их семьи. И, о, какое совпадение, все они перешли мне дорогу. Опять будут обвинять в убийстве. Да чего этот убийца добивается? Чтобы меня из фракции выгнали? Или убили? Все указывает на меня. Все, черт возьми! Но… Гм, но больше всего меня смущает то, что убийства продолжаются. Тео же покинул фракцию. И почему о них молчат? Фракция, небось, и не заметит ее исчезновение, но ведь должны были ее с почетом отпеть и похоронить. Как смерть вшивой собаки покрывают ее смерть. Это…странно.