Смерти вопреки

      «Здравствуй, Калибан. Если ты читаешь эти строки, значит, я уже мертва в любом случае. Ужасно было умирать. Смерть крала тебя у меня, а я ничего не могла поделать с этим. Мне было так страшно один на один с этой болью, но страшнее было сказать тебе. Да, это было глупо и мне ужасно жаль. Я была не права, украв у нас последний месяц, не права, избегая тебя. Мое оправдание в том, что я надеюсь вернуться к тебе с помощью твоего, теперь уже и моего создателя…»       Он смотрел на Ариану, такую бледную и неподвижную, и не мог остановить слезы, явно неиссякаемые. Он хорошо освоил это умение. Бывало, ему казалось, что она пошевелилась, и тогда он все внимание обращал на неподвижное уже две недели тело в надежде доказать себе, что в этот раз ему не померещилось.       «…Мне плохо от одной только мысли о себе мертвой. Только представлю это тело, мое тело, приют для моей души, холодным как кусок мрамора и таким же бледным, словно колонны в музее и пустым, как выброшенная ваза с отколотыми краями, как та, что стояла у нас с родителями в доме, и сердце замирает. Я боюсь думать об этом. Убеждаю себя, что все будет хорошо, что это не конец. Но ночью все барьеры падают, все страхи обнажаются при холодном свете грустной луны.       Я верю в Виктора Франкенштейна. Он смог создать тебя! Такого неидеального, но совершенного, по крайней мере, для меня. И я знаю, что я в надежных руках. Но страх не уходит. Стоит закрыть глаза, и я вижу себя лежащей на его столе – лишь бездушный мешок с мясом и костями, возомнивший, что сможет обыграть смерть. И я знаю, как сильно хочу вдохнуть, но не могу. Я задыхаюсь в надежде, что однажды открою глаза и увижу тебя, и тогда смогу дышать….»       Он перечитывал ее письмо уже, наверное, сотню раз, но снова и снова находил в ее словах что-то новое, чего не увидел или не понял ранее. Казалось нереальным ее чувство к нему. Каким же сильным оно было, что сподвигло Ариану пойти на такое! Он не смел думать о ней, запретил себе, а она в это же самое время заставляла себя не думать о нем, веря, что чувства ее безответны. Однажды проснувшись, он понял, что это Господь наказывает его за то, кем он являлся. Как может существо, вышедшее из объятий Смерти, от плоти ее быть с живым существом, желать его? Вообразить такое трудно. И Господь отнял у него Ариану, не позволил ей очнуться. За каждый грех приходится платить. Это он уяснил хорошо.       - Я не понимаю, - пробормотал Виктор как-то вечером, стоя около Калибана, все сжимающего руку Арианы, безвольно падающую на стол, стоило лишь отпустить. – Я все сделал правильно. Дважды все выходило удачно, а сейчас она…       Виктор отвернулся, проклинающий себя за совершенное. Может быть, женский организм реагирует иначе? Может быть, он не учел чего-то? Почему уже неделю нет результатов? Неужели он подвел мисс Грэйвс? Калибан перестал винить его на второй день, когда увидел создатели пьяным в стельку и стоящим перед столом с девушкой на коленях, умоляя ту вернуться. Тогда Виктору казалось, что он собственноручно убил ангела, дважды. Сейчас же он осознавал, что был лишь возгордившимся идиотом, который жаждал похвастаться своими успехами и замахнулся на невозможное. Трупы трупами, но живой человек, ставший другом и легший под скальпель с твердой верой в доктора, оказался в совершенной другой категории сложности. И его веру предали.       - Она спит, - прошептал Калибан, словно действительно боялся, что громкая речь нарушит ее покой. – Она так прекрасна. Она всегда была прекрасна, даже когда верила в слова матери о своем уродстве. Она – идеал.       - Она очнется. Она должна. Ты тоже не сразу проснулся, - Голос Виктора стихал, все место и внимание в голове Калибана уступая мыслям об Ариане.       «…Я постоянно, с самого первого взгляда, думала о тебе. Ты притягивал меня, манил, как море зовет рыбака. Мне было хорошо и спокойно с тобой. В тебе я нашла родственную душу. Ты стал мне другом, после частью меня. Но я не думала о тебе как о мужчине. Для меня существовал лишь Фредерик, будь он проклят. Ты ведь предупреждал меня, а я не послушала. Слепая дурочка. И ты в итоге спас меня, вернул домой к жизни. И тогда я, вдруг, поняла, что твои чувства к Мод ранят, заставляют ненавидеть ее. Тогда-то в мою жизнь и пришла настоящая любовь. Но ты все повторял, что мы семья, брат и сестра, лучшие друзья. И я заставила себя…попытаться отгородиться от чувств к тебе. Но ночь, как и всегда, разрушала всю ложь. И теперь я со спокойной душой заявляю тебе честно и открыто, что люблю тебя, Калибан и всегда буду любить. Если я не вспомню тебя, дай мне это письмо. Эти строки не просто написаны, в них часть меня. И они вернут память о тебе…»       Время шло. Виктор раз за разом перепроверял все свои шаги, все этапы превращения мертвой плоти в живую, но Ариана так и не открыла глаз. Она продолжала лежать мертвым грузом, вечно юная теперь и умиротворенная. Постоянные ссоры создателя и сына прекратились. Рядом с телом девушки они забывали все обиды и просто молчали, иногда переговариваясь на отстраненные темы. А письмо Арианы, слегка помятое, лежало около тела и ждало, когда же написавшая его прочтет эти строки вновь.       «…Если Господь смилостивится, я увижу новые для меня земли, страны. Познаю другой, отличный от моего мир, полный приключений. Если же нет, то знай, я прожила хорошую жизнь. В ней было много горя и радости, веселья и моментов, когда хотелось закрыть глаза навечно. Но жизнь не была скучна, и это главное. Если я не проснусь, похорони меня у моря на вершине холма или утеса, не важно. Я родилась на море, у моря и завершу свой путь. Может быть, я встречу отца среди волн и, наконец, обниму его, как и обещала при расставании. И посади на могиле синий шалфей, чтобы часть меня видела солнце, ощущала его тепло. Мне будет хорошо там, не беспокойся. А если ты будешь навещать меня, то большего счастья в мире не надо. И, прошу тебя, помни обо мне. Я хочу жить в твоих воспоминаниях, снова проживать все эти наши моменты, как хорошие, так и плохие. Я буду жить, Калибан, я буду жить вечно, если ты не забудешь меня».       Впервые за этот почти что месяц заточения Калибан вышел на улицу в сопровождении отца, который настаивал на том, что ему нужен свежий воздух. Они долго гуляли, говоря ни о чем и обо всем одновременно. Виктор осознал, как важно это общение, эта поддержка для его сына, не демона. И он поклялся себе больше времени уделять Калибану, найти в себе силы полюбить его. Он ведь привел его в этот мир и бросил. Теперь он должен ему, как верно подметила мисс Грэйвс.       Когда они вошли в комнату под вечер, на первый взгляд ничего не изменилось. Все так же голуби сидели на карнизе окна, воркуя о чем-то своем, и солнце еще не скрылось за горизонтом, освещая комнату ярко-золотистыми лучами. Все там же стояли на своих местах кресло, шкаф и столы, на одном из которых, как и последние несколько недель, лежало тело Арианы. Но было что-то не так. Словно сам воздух комнаты кричал: «Что-то изменилось!»       Когда Калибан, по уже сложившейся традиции, подошел и сел на свой теперь уже стул около стола с телом, внимательно глядя на девушку и в очередной раз вбивая в память ее образ, давно уже прочно отпечатавшийся на его душе, сердце его сбилось с ритма.       - Виктор, – выдохнул он, прижимая ладонь к сердцу. – Виктор!       Ариана все так же лежала на своем месте, словно спала, однако рука ее свешивалась со стола, крепко сжимая в бледном кулаке смятое письмо.