Ты - моя сила и моя слабость

Марк возвращается затемно. Он долго стоит перед дверью, не решаясь повернуть ключ в замке — ему впервые за долгое время не хочется возвращаться домой. В квартире сонная тишина, лишь из гостиной доносится еле слышный звук работающего телевизора. Марк разувается тихо и, стараясь не шуметь, подходит к дивану — БэмБэм снова заснул, сидя. Его голова откинута на спинку дивана, а ресницы подрагивают от беспокойного сна. Марк протягивает руку, но вовремя успевает одёрнуть её. Так близко. Снова. На экране начинает играть заставка ночных новостей, и Марк поспешно выключает источник шума, погружая комнату в темноту. Он слегка дотрагивается до плеча мальчика, надеясь его разбудить, но разве возможно разбудить того, кто на самом деле не спит? БэмБэм что-то сонно бормочет и усиленно зажмуривает глаза (благо, в темноте не заметно), и Марк сдаётся. Он садится рядом и тянет БэмБэма на себя, роняя его голову себе на плечо, а руку устраивая на чужой талии. Только в эту ночь он позволит себе быть слабым. Только один раз. Пальцы на секунду соприкасаются с полоской горячей кожи под задравшейся футболкой и хочется провести ладонью выше, где, под ненужными слоями ткани, кожа, наверное, ещё нежней. А если, наоборот, спуститься ниже, то можно услышать, как чужое дыхание становится громче и тяжелей. Наверное. Марк не может рискнуть проверить. Убаюканный равномерным дыханием под боком, Марк почти сразу проваливается в сон и уже не чувствует, как чужие руки притягивают его ближе. Утро встречает Марка затёкшей рукой и болью в пояснице от долгого сна в неудобной позе, а копошение рядом напоминает о благополучно забытом обещании самому себе проснуться раньше БэмБэма и не дать застать себя в столь двусмысленном положении. Не смотря на то, что уже поздно что-то исправлять, Марк всё-равно делает попытку «незаметно» выбраться из чужих неожиданно крепких объятий. БэмБэм недовольно ворчит под боком и лишь поудобнее перехватывает руки. И Марк был бы совсем не против провести вот так остаток дня, а может и пару дней, но работу, будь она неладна, никто не отменял. А вчера его занимали мысли, далёкие от предстоящего проекта, так что от плана он безнадёжно отстаёт. При воспоминании о работе память услужливо подсовывает картины вчерашнего «свидания» БэмБэма и Дарела, а богатое воображение с лихвой дорисовывает недостающие детали. Марк трясёт головой, скидывая наваждение, и всё-таки поднимается с уютного дивана, пожалуй, даже слишком резко, потому что БэмБэм чуть было не скатывается на пол, осоловело хлопая глазами. Марк делает напор холодной воды в душе сильнее — может хоть так мысли в голове прояснятся. Помогает не очень. Когда он появляется на кухне, посвежевший и собранный, БэмБэм уже заканчивает завтрак, быстро печатая что-то в телефоне. Он полностью одет, рядом на стуле небрежно валяется рюкзак, а занятий по выходным у него нет, в этом Марк абсолютно уверен. — Уходишь куда-то? — как можно равнодушнее пытается спросить он, но получается отчего-то сипло и беспомощно. — Да, — кивает БэмБэм, не поднимая головы, — договорился встретиться с другом. — С Дарелом? — вопрос слетает с губ прежде, чем Марк успевает подумать, и БэмБэм впервые за это утро поднимает на него нечитаемый взгляд. — А у тебя? — слышит Марк, когда тянется к полке за хлопьями. — Снова свидание с Джебомом? Марк роняет коробку, благополучно засыпав кафельный пол кухни ровным слоем хлопьев (осталось только молока добавить), чертыхается сквозь зубы и, наконец, ищет глазами БэмБэма, который уже зашнуровывает кеды в прихожей. — При чём тут… У нас с Джебомом… — в ответ Марк слышит лишь равнодушный хлопок входной двери, -…ничего нет. Марк весь день сам не свой. Он забраковывает уже готовые снимки, срывается на ассистенте, полностью меняя концепцию предстоящего шоу, отшивает Джебома, настойчиво приглашающего на чашечку кофе, и почти орёт на старшего менеджера, занявшего его место на парковке. Под конец дня в висках глухо пульсирует, руки трясутся от переизбытка кофеина, а мысли по-прежнему заняты БэмБэмом и его гипотетическим свиданием с Дарелом. Одно Марк знает точно — так дальше продолжаться не может, или безумие окажется лучшим, что его ожидает. В пустой квартире тихо, коты на диване без интереса поднимают головы, но тут же синхронно засыпают — Марк будто бы возвращается в прошлое, где был только он. Не было тревоги за родного человека, не было сердечных переживаний, беспокойных снов и дрожащих ладоней. Тогда всё было гораздо проще. Проще и тоскливее, добавляет про себя Марк. Что бы ни случилось, он не желает возвращаться в то время. Только не когда он понял, как всё может быть по-другому. Марк выходит на балкон и достаёт мятую пачку Мальборо, запрятанную в щель между стеной и перилами, в основном от Джексона. Марк бросил курить три года назад, но последнюю пачку, почти полную, оставил на случай, если станет совсем хреново; и кажется, этот случай настал. Он затягивается полной грудью, вдыхая дым и вспоминая почти забытое ощущение лёгкого головокружения после первой затяжки; запах табака отвлекает и ненадолго проясняет сознание. Кажется, можно найти в себе силы жить дальше. Когда Марк делает вторую затяжку, где-то в глубине квартиры хлопает дверь — вернулся БэмБэм. Марк продолжает курить, даже когда дверь на балкон открывается, и БэмБэм с удивлённым вздохом встаёт рядом. — Я не знал, что ты куришь, — бормочет он под боком. — Я бросил, — Марк пожимает плечами, словно это всё объясняет. БэмБэм кивает, словно всё понял. Вечерний город с высоты двенадцатого этажа выглядит большим муравейником перед самым закатом. Машины работающей части населения тянутся длинным потоком от гипермаркетов к своим домам, чтобы, окончательно задраив входы-выходы, приготовиться ко сну; дороги пустеют, а в окнах то тут, то там лесными светлячками загорается свет. Марк настолько увлечён открывшейся перед ним картиной, что до него не сразу доходит смысл заданного вопроса. — Так что там с Джебомом? Марк старается оставаться спокойным, но то ли сигареты оказались слишком крепкими, то ли его больной мозг, наконец, сложил все части головоломки в одно целое, но его трясёт от томительного предвкушения чего-то, что возможно изменит его жизнь. — У меня с Джебомом ничего нет, — почти по слогам произносит он и краем глаза замечает, как БэмБэм опускает голову, пряча улыбку. /Господи, какой же он ещё ребёнок! / — А как твоё свидание с Дарелом? — не упускает случая выставить себя идиотом Марк. /И кто ещё тут ребёнок, а? / — Какое свидание? — испуганно вскидывается БэмБэм. — Я ходил решать тесты к другу, а с Дарелом мы виделись лишь один раз, когда я приходил к тебе в агентство, чтобы… Чтобы… «Чтобы что?» — хочется спросить Марку, но вместо этого в глаза бросается, как БэмБэм ёжится в лёгкой футболке под прохладным вечерним ветром, и Марк притягивает его ближе к себе, закутывая в широкие полы своей толстовки. БэмБэм расслабляется в его руках слишком быстро, и в этот раз Марк уверен, что возможно впервые в жизни он всё делает правильно. БэмБэм болтает о предстоящих экзаменах, об одноклассниках и о том, как бы он хотел провести каникулы, если, конечно, Марку позволит плотный рабочий график. Марк жмурится от удовольствия под равномерное журчание звонкого голоса и разве что не мурлычет, помахивая хвостом. Рассказывая, БэмБэм слегка поворачивает голову в его сторону, так что губы почти касаются щеки, и в голове у Марка становится тяжело и пусто. В конце концов, он не сдерживается и зарывается носом в волосы БэмБэма, мягкие и отдающие ароматом вишнёвого шампуня. В этот нежный миг близости, миг только для них, Марк наклоняет голову и целует его — сначала мягко, а потом с горячим сдержанным пылом. БэмБэм теряется от неожиданности, смотрит робко и неуверенно из-под опущенных ресниц и не отвечает на поцелуй. Марк слегка улыбается и прижимается щекой к его волосам, и БэмБэм чувствует невесомый поцелуй у себя на виске. Но когда Марк снова целует его в губы, прикосновение уже не жёсткое, а мягкое и трепетное. И настойчивое. БэмБэм приоткрывает губы ему навстречу, и Марк чувствует, как по чужому телу пробегает дрожь. Марк сминает податливые губы жадными губами, впивается в них алчно, ненасытно, изо всех сил прижимая к себе, пытаясь утолить чудовищный, непреодолимый голод. Он сжимает ладонями виски БэмБэма, чтобы полнее, до головокружения упиваться этими удивительно отзывчивыми губами. Когда Марк касается губами шеи БэмБэма, тот вздрагивает, но прижимается ближе; прохладная кожа здесь нежней и шелковистей всякого шёлка, и Марку кажется — он тонет, погружается всё глубже. Марк легко толкает БэмБэма внутрь комнаты, забывая закрыть за ними дверь, и опускает своего мальчика на диван, нависая над ним, и чувствует, как неровно колотится чужое сердце, бьющееся прямо под его руками. БэмБэм не может сказать ни слова, он тяжело дышит, но сам тянется за новым поцелуем, и блеск широко распахнутых доверчивых глаз говорит Марку всё, что он хотел знать. Марк стягивает футболку с послушных рук, прикасается губами к ямке между шеей и плечом, ведёт кончиками пальцев по обнажённой спине, чувствуя под ладонями пугливую дрожь. Он скользит щекой, приоткрытыми губами по нежному, прохладному телу в слепой неодолимой тяге. Мир вокруг сжимается до полоски света у окна, где отсветы уличных фонарей плещутся о край темноты. Теперь Марк чувствует его всего, сверху до низу, от шеи до тонких прохладных пальцев, кожей к коже. У Марка сильно и больно колотится сердце, и кажется, кожа на груди взмокла именно слева. Неужели всё на самом деле так хорошо, что он почти не помнит, где они и что с ними? Казалось, осталось лишь несколько секунд до конца света, и нужно было очень глубоко дышать, но это получалось плохо, потому что воздух вдруг стал раскалённым и липким и не проходил в горло. Полумрак, царивший в комнате, сгущается в голове у Марка, и он уже почти не мог видеть, и не мог дышать, и не мог ждать. Стекло вибрирует, и разлетается, и осыпается миллионом сверкающих брызг, а потом ещё и ещё раз, и сознание вдруг возвращается, и оказывается, что это так просто — быть без сознания. Марку кажется, что время остановилось, а пространство — всё пространство, что есть в мире, сжалось до предела и уместилось в стенах этой небольшой комнаты. Только для них. Утром Марк просыпается первым — в комнате холодно, ветер распахнул незакрытую балконную дверь, а утреннее солнце первыми робкими лучами вышагивает по комнате, подбираясь к дивану — Марк довольно жмурится и лишь плотнее кутает себя и БэмБэма в шерстяной плед; вдвоём не холодно. На границе сна, прежде чем уткнуться носом во взъерошенную макушку БэмБэма, он успевает подумать, что кому-то это может показаться неправильным, но ему всё-равно. Он, наконец, нашёл свою Семью. И это всё, что ему нужно.