Промах

Джон проснулся в уютных объятиях Шерлока и долго не решался открыть глаза, боясь, что все, что было между ними вчера - не более чем сон, и в то же время отчаянно надеясь, что все случившиеся - правда. — Ты думаешь слишком громко, прекрати, — недовольно пробурчало его персональное чудовище, впрочем, тут же обняв еще крепче и ласково поцеловав в нос. Джон послушно попытался расслабиться, но это получалось не очень хорошо, так как подспудно он продолжал ждать, что вот-вот Шерлоку надоест лежать без дела, и он, вспомнив про какие-то свои неотложные дела, сбежит от него. Остаться одному сейчас, пусть, возможно, и не надолго, было выше джоновых сил, поэтому он продолжал лежать с закрытыми глазами. Однако ничего не происходило, Шерлок все так же обнимал его и никуда не уходил, и Джон рискнул, наконец, посмотреть на свого личного дракона при свете дня. Джон не очень хорошо помнил, чем закончился его вчерашний отдых на крыше. Вроде бы Шерлок, нарезвившись вволю и напугав достаточное количество народу, соизволил, наконец, спикировать на Бартс, где обнаружил свое сокровище промерзшим до костей и, кажется, на некоторое время полностью утратившим связь с действительностью, иначе как еще можно объяснить, что всегда такой осторожный и предусмотрительный элг лежит нараспашку на ледяной крыше, бездумно глядя в небо и изредка хихикая, совершенно не заботясь о возможных последствиях в виде простуды, радикулита, пневмонии и прочих ужасов, которые тут же навоображал себе дракон. Завернув несопротивляющегося, мелко вздрагивающего Джона в свое пальто, Шерлок, оставив трюки с прыжками с крыши на будущее, когда элг сможет по достоинству оценить адреналиновый шквал от такого способа перемещения, спустился вниз вполне обыденным способом — то есть сначала воспользовался пожарной лестницей, а затем и лифтом. Внизу их уже поджидала черная правительственная машина, в жарком нутре которой Ватсона разморило настолько, что он абсолютно не запомнил ни дорогу до дома, ни как Холмс, поднявшись с ним на руках на их законный второй этаж и ничуть не удивившись стоящему на столе термосу миссис Хадсон с запиской "Для Джона, от простуды", раздел его догола и долго растирал жесткой мочалкой одеревеневшее тело под горячими струями душа, после чего укутал в одеяло в своей спальне и, напоив теплой травяной настойкой домовладелицы, уложил спать, предварительно оплетя своими конечностями так, что проснувшийся посреди ночи Джон сначала не мог понять, где он и с кем, и пытался дорого продать свою жизнь и свободу. Шерлоку, чуть было не лишившемуся верхнего правого клыка и осознавшему, что даже спросонья Джон достаточно грозный противник и служба в армии не прошла для него даром, пришлось долго доказывать, что этот "кто-то" именно он и никто другой. Улик (вероятностей, версий?) оказалось настолько много, а Джон настолько скрупулезно подходил к рассмотрению каждой их них, что подтвердить свою личность окончательно удалось только под утро, когда абсолютно удовлетворенный проведенным дознанием Джон, примостив голову на шерлоково плечо, впервые не боясь отдачи, сам расслабленно обнял дорогого ящера, блаженно проваливаясь в заслуженный сон. Открыв глаза и посмотрев на Шерлока, Джон обнаружил, что тот внимательно рассматривает его запястье, кончиками пальцев периодически обводя по воздуху то место, где раньше красовалась монограмма Мориарти, а теперь была ровная золотистая кожа с несколькими маленькими шрамами, полученными еще в детстве. — Шерлок? — Ммм... — Тебе не кажется, что сейчас самое время все рассказать мне? Шерлок вздохнул. Он терпеть не мог выяснять отношения и тем более оправдываться, но, похоже, ему предстояло и то, и другое. Вспомнилось утро годового срока розлива. Сумрачное и унылое, как вино из дешевого супермаркета, с противным металлическим привкусом, когда прикусываешь губу до крови от досады, что преступный мир словно вымер или внезапно измельчал. Ничего интересного... и даже привычное постукивание братского зонта по ступеням — словно метроном, отсчитывающий время до того момента, когда проще лечь и умереть, чем найти вокруг что-то стоящее и занимательное. — Скучаешь, братец? — элегантность вкупе с истинно английской чопорностью застыла на пороге захламленной гостиной. — Катись к черту, Майкрофт, я сегодня не принимаю, — Шерлок только плотнее завернулся в свой любимый халат и отвернулся к спинке дивана, всем своим видом демонстрируя нежелание общаться с ближайшим родственником. Тот, однако, без капли смущения или обиды прошел вглубь, несколько секунд с легкой брезгливостью рассматривал кресла у камина и, наконец, выбрав наименее, на его взгляд, ужасное, уселся, с царственной небрежностью закинув ногу на ногу и устроив правую руку на горделиво изогнутом вопросе своего излюбленного спутника-зонта. — Прелюбопытственная история, мой дорогой братец, произошла недавно, — как ни в чем не бывало начал он, не глядя в сторону презрительно выпирающих позвонков, пребывая в полной уверенности, что, несмотря на всю показушность позы, его все равно внимательно слушают. — Скучнейшее, на первый взгляд, дело о фамильных драгоценностях одной дамы, близкой к королевской семье, назовем ее, к примеру, герцогиней N. Дело и вправду, кажется, и выеденного яйца не стоит. И вообще, дело ли это или так, сущая безделица? У леди был старинный гарнитур, дивная работа, ажурное плетение, три вида золота и индийские сапфиры, чрезвычайно любимый дамой и часто одеваемый. Так вот, внезапно эти самые безделушки завели привычку самостоятельно разгуливать по дому герцогини, то появляясь, то исчезая. Сейф и магия не дали никакого результата. А самое смешное, что приглашаемые после таких вот исчезновений эксперты, так, на всякий случай, чтобы удостовериться в том, что драгоценности не подменили, поделились на два непримиримых лагеря. Одни утверждали, что камни настоящие, другие — что искусная имитация, выращенная элгами. Мнение менялось практически каждый день. Леди, подозревая злой умысел, обратилась в Ярд, те, в свою очередь, к одному достаточно известному в узких кругах консультирующему детективу. Тот недвусмысленно намекнул на необходимость принятия препаратов для укрепления памяти для дамы и покупке новых, более сильных очков для экспертов, если уж они против магических методов исправления близорукости, иначе только идиотизмом можно объяснить то, что они не могут отличить природные, прекрасные сапфиры от подделки. Ну и пожелание не беспокоить его более по пустякам. Дама, однако, отчего-то, не прониклась умозаключениями данного детектива и запросила повторную экспертизу. Внештатный специалист Ярда, кстати, элг, назвал самую вероятную причину такой вопиющей несуразности. Сглаз. На камни. И да, подтвердил, что сапфиры, несмотря на солидный возраст и чистоту, все же не природные, а выращенные его давними предками. У инспектора, ведущего это дело, не было никаких причин не верить ему, тем более, что элг и до этого помогал полиции, практически во всех делах последнего года, от которых отказался тот самый заносчивый детектив, и зарекомендовал себя в глазах сотрудников нашей доблестной полиции как знающий, опытный, а главное, неконфликтный специалист. После ввнесенного вердикта герцогиня поспешила избавиться от гарнитура, продав его практически за бесценок через подставных лиц и постаралась забыть о случившемся как о страшном сне. Безопасность и престиж семьи превыше личных предпочтений. А теперь вообрази, мой дорогой братец, каково же было изумление леди, когда, спустя каких-то две недели после сделки, на приеме у немецкого посла жена крупного бразильского промышленника, некоего господина R, похвасталась недавним подарком мужа, старинным сапфировым гарнитуром дивной красоты с чистейшими природными камнями. И без каких-либо следов сглаза. Уж кто-кто, а муж, владелец копей, в них разбирался. И назвала сумму, за которую был приобретен сей раритет. Надо ли говорить, что после оглашения цены для герцогини в срочном порядке потребовался врач? Знаешь, любезный братец, что самое интересное во всей этой истории для меня? Я лично видел гарнитур в тот день, когда некий заносчивый консультант показывал свой характер. И это были одни из лучших природных камней. И я же видел гарнитур на следующий день — это была та же оправа, но камни — элговы. Семейные безделушки, как ты знаешь, оснащаются обязательной защитой от всяческих фокусов с подменами. Поэтому заменить их за один день немыслимо. Вынести что-либо без согласия хозяев из дома невозможно — особенности древней охранной системы. И, вишенкой на торте, как и исходный гарнитур вариант с камнями элгов носил явный отпечаток пребывания в семье герцогини как минимум одно столетие. Спина заинтересовано дернулась, но все же заставить брата повернуться к дивану задом, к Правительству передом не удалось. Майкрофт снисходительно усмехнулся на это ребячество, выдерживая театральную паузу, с удовольствием отмечая, как начинает подрагивать в жарком танце воздух вокруг раскаляющегося от нетерпения тела. — Я, кстати, выяснил, кто был продавцом. — наконец веско обронил он. — Некий леприкон, мистер Джеймс Мориарти. Тебе все еще не интересно? Шерлок не выдержал и резко сел. Вот оно! Мориарти! До этой минуты только имя и ничего более про существо, которое умудряется периодически обводить вокруг пальца самого Холмса-младшего. Майкрофт понимающе улыбнулся, хотя вряд ли кто-то посторонний смог бы принять за улыбку этот хищный оскал. — Я хочу, чтобы ты выяснил, как он это провернул и кто ему помогал. Я хочу, чтобы ты заставил мистера Мориарти ошибиться и попасться с поличными. Такой талант должен служить Короне или... Шерлок не хотел знать, что означает это "или". Ему было достаточно того, что брат поделился с ним лакомым кусочком загадки. Несколько месяцев расспросов, уговоров, запугиваний и подкупов тех, кто мог дать хоть какую-то информацию о Джеймсе, вернее как любил представляться он сам — Джиме Мориарти, в конечном итоге принесли до обидного мало. Создавалось ощущение, что тот попросту играл с Шерлоком, позволяя узнать только то, что хотел сам Джим, и ни на байт больше. Мистер Мориарти менял подельников так же часто, как истинная леди — туалеты. Без сожаления подставляя и избавляясь от бывших компаньонов, как только они переставали быть ему полезны, или, хуже того, пытались перетянуть одеяло на себя. И поэтому было так мало желающих поведать хоть что-то о мстительном лепреконе. Во избежании последующих проблем с бизнесом и здоровьем, а возможно, и с жизнью. Но постепенно усилия, казавшиеся бесплодными и тщетными, стали давать плоды. Первым успехом были изображения мистера Мориарти, полученные с камер наблюдения. Дорогие костюмы, надменный вид и два неизменных спутника. Один — по-видимому, телохранитель-гном, второй — непонятно кто, так как бесстрастным объективам он всегда демонстрировал только свою светлую макушку, предпочитая утыкаться взглядом в пол, а не шнырять глазами направо и налево, как его напарник. Второй неожиданной удачей стало неприметное объявление в утренней газете Девоншира о помолвке местных жителей: лепрекона мистера Джеймса Мориарти с неким Джоном Хемишем Ватсоном. Элгом. Вспышка в мозгу Шерлока был настолько яркой, что в соседних домах наверняка повылетали пробки. Запрос в Ярд подтвердил то, в чем Шерлок и так был уже практически уверен. Экспертом в деле графини выступал тот же самый Ватсон, который буквально накануне вышел из Пентонвиля*, где отбывал месячное заключение за неоднократное превышение скорости. Стопроцентное алиби. И все же Холмс нутром чувствовал, что без мистера Ватсона тут не обошлось. Детектив знал, что элги могут путешествовать в пространстве, это был общеизвестный факт. А что если (конечно это моветон, но если только допустить), те могли перемещаться и во времени? Шерлок сам не заметил, как стрелка интереса от мистера Мориарти перескочила на Джона Ватсона. Скромного, незаметного, незначительного Джона. Ловушка была рассчитана и идеально подогнана под строго определенный размер. Договориться с Майкрофтом не составило никакого труда. А вот неожиданно легкое согласие португальцев настораживало. И тем не менее, вскоре во всех газетах и даже на телевидении прошла серия репортажей о самых интересных камнях мира, и в них чуть больше внимания, чем остальным, уделялось истории и тайне алмаза Браганза. В некоторых из них белозубо улыбался Майкрофт Холмс. Когда из Лиссабона пришло сообщение о попытке проникновения в сокровищницу, братья поняли: рыбка заглотила наживку, и оставалось только дождаться того момента, когда мистер Мориарти соблаговолит начать игру. Конечно, оставался мизерный шанс, что Шерлоку подсунут Себастьяна Морана, того самого гнома-телохранителя. Но по всему выходило,что леприкон противник грубой силы и большой поклонник интеллекта. Поэтому Шерлок ждал именно Джона. И дождался. В жизни мистер Ватсон оказался намного лучше. Совершенство, сразу же подкинувшее очередную загадку, само того не подозревая. Зачем элг так вытягивал руки вперед? Неужели не понимал, что детектив увидит знак его хозяина? А если понимал? То, что простодушный, такой честный, домашний и уютный Джон может вести свою собственную игру, просто не укладывалось в голове. Поэтому вывод мог быть только один — он лишь марионетка в руках Мориарти, не более. Ничего не значащая пустышка. Однако, когда внешне абсолютно дезориентированный Ватсон попал в его поле зрения вновь, сомнения вспыхнули с новой силой. Так ли невинен был тот, как пытался казаться? Но исполосованная вдоль и поперек спина вернула дедуцирующего Холмса в начальную точку. Мориарти? Да? Или нет? Что такого скрывается в Джоне, что Холмса так тянет к нему? Неужели все дело лишь в пресловутом зове сущности дракона — все сокровища в округе (а уж элг, который эти самые сокровища может каким-то непонятным, неведомым образом производить, в первую очередь) должны принадлежать ему? И вроде бы спонтанный секс должен был решить все проблемы. Но нет, не решил. Только прибавил. Потому что если раньше как-то удавалось сдерживать себя, то теперь вторая сущность требовала своего. Попробовав один раз Джона Хемиша Ватсона, он уже не мог остановиться. Не мог и не хотел. Единственное, что его останавливало от решительных действий — так это дурацкая клятва, которой элг успел связать себя с лепреконом. Операция по поимке мистера Мориарти, между тем, входила в свою решающую фазу. И уверенность Шерлока относительно скрытых способностей элгов — тоже. Синяки двухдневной давности, проявляющиеся там, где полчаса назад их не было, совместное путешествие в Португалию, сокровищница с заклинанием, настроенным не просто на элга, а конкретно на Ватсона, и, как завершающий аккорд, такая знакомая спина на всех полотнах безумного Жуана. Ему ли ее не знать — он сам, лично, обрабатывал несколько дней подряд то, на создание чего коронованная особа, судя по состоянию некоторых шрамов, потратила годы. И подсунутый в карман уставшему элгу камень для полноты картины. Шерлок не мог допустить, чтобы Джон невольно стал вором. Он не мог допустить, чтобы его, ЕГО Ватсон достался кому-то другому. Тем более Педро, глотка которого была так соблазнительно близко, что, казалось, просто требовала, чтобы ее порвали в честном поединке. Но уважаемый Дон за соперника детектива не считал. А зря. Обнимая элга за плечи перед обратным переходом в Лондон, Шерлок камень вытащил. Делов-то. Хорошо, что он проделал это в перчатках, иначе пришлось бы царствующей семье Португалии породниться с ненавистными конкурентами-англичанами, ибо чего-чего, а королевской крови в Холмсах было достаточно, спасибо предкам-драконам. И обнаруженный в гостиной, как по заказу, после их возвращения в квартиру Мориарти — это был просто дар Радуги. Когда бы еще удалось вызвать у Джеймса собственническую ревность и дав ему возможность продемонстрировать свое превосходство и абсолютную власть заставить продать клан Джона? А так, пожалуйста, Джим, презиравший любое проявление благородства, решил переплюнуть Шерлока. И единственное, что огорчило Шерлока на тот момент, нет, даже не то, что Джон безропотно ушел со своим хозяином, в конце концов, этого стоило ожидать, а то, в каком состоянии он это сделал. Детектив, в последнее время ставший просто экспертом по элгам, понял, что Джон, в порыве отчаянья (ведь чтобы там не говорил Джеймс, но Джон точно не ожидал встретить лепрекона в квартире Холмса) буквально за десяток минут сотворил то, на что, по здравому размышлению, должно было уйти не менее нескольких десятков лет кропотливого труда целого клана. Браганза. И сколько лет своей жизни в тот момент отминусовал несчастный элг — Шерлоку было даже страшно представить. Не известно, знал ли Мориарти о таких возможностях своего жениха, но то, что об этом было известно Себу Морану, моментально понявшему причину ужасного состояния элга и оказавшему первую помощь, не вызывало никаких сомнений. Но именно Моран пришел в тот же день к детективу домой и преподнес самый главный подарок: полный текст клятвы, принесенной Джоном. И совершенно неожиданное обещание помочь в освобождении того от этой самой клятвы при условии, что Шерлок никогда не оставит Джона и не причинит тому боли. "Иначе мне придется вспомнить, мистер Холмс, как здорово наш народ умеет убивать некоторых крылатых тварей. Надеюсь, мы друг друга поняли?" — сказал напоследок Моран и Шерлок невольно вздрогнул, не испугавшись, нет, но принимая право гнома на месть. Как и предполагал детектив, в клятве были перечислены все возможные обязанности, налагавшиеся на Джона, кроме одной — никто не требовал от него любви. Самой могущественной силы в этом, да что там в этом, во всех подрадужных мирах. И все, что надо было выяснить Шерлоку — любит ли его Джон. И насколько сильно. И еще, конечно, изолировать того на случай, если Джеймс, узнав что камень поддельный, решит сразу же наказать строптивого элга, посмевшего затеять свою игру. Поэтому, пока Холмс наслаждался пантомимой в исполнении лепрекона, элг сидел посреди гостиной, не силах преодолеть сопротивления заклятья. И конечно, после такого удара по самолюбию, Мориарти просто не мог отказаться продемонстрировать детективу, кто в доме хозяин, согласившись на спектакль на крыше Бартса и даже не подозревая, какой сюрприз ожидает его самого, когда вскроется, что Шерлок — дракон. Впрочем, стоит отдать должное железной выдержке лепрекона, моментально понявшего, что из этого вытекает, но, увы, не знающего, что внизу, вместо привычной черной спортивной "детки", его ожидает кортеж полицейских машин, наручники из метеоритного железа и извлеченные из его собственного кармана такими похожими на шерлоковские пальцами Браганза и его идеальная копия. Все эти воспоминания... Стоит ли рассказывать все это Джону, признаваться в своей одержимости им, в своем страхе (да, да, впервые за много лет), в том как боялся вчера Шерлок, что где-то ошибся, и, в лучшем случае, элгу придется расплачиваться перед лепреконом за его самоуверенность, а в худшем... Ему вполне достаточно было вспомнить пустой, мертвый взгляд Джона, когда тот, еще не успев сообразить, кто перед ним, абсолютно искренне считал Шерлока погибшим и готов был, не раздумывая, последовать за ним. Шерлока ощутимо передернуло от этих мыслей и он, наконец, очнувшись от воспоминаний, обратил внимание на то, что Джон, кажется, больше не ждет объяснений, а рассматривает собственные запястья со все возрастающим недоумением, и, похоже, негодованием. — Что это, Шерлок? — он обернулся к слегка напрягшемуся дракону, похожий на боевого воробья, но смеяться почему-то не тянуло, хотелось по-быстрому сбежать. Похоже, возможность объяснить все мирно Шерлок, увлекшийся воспоминаниями, упустил. На запястьях, там, где еще полчаса назад тонкими беленькими полосками просвечивали маленькие шрамики, теперь все отчетливее выступала монограмма Шерлока в окружении витиеватых рун брачного браслета. — Моя монограмма, конечно, — попытался сыграть капитана-очевидность Шерлок. — Ты поклялся быть моим и, естественно, магия, услышав тебя, назначила, если можно так выразиться, меня твоим новым хозяином. И потом, ты же не думал, что после всего, что ты успел тут под предводительством Мориарти натворить, тебе выдадут медаль и, поблагодарив за службу, отпустят с почестями домой? В глазах закона ты, Джон, — опасный преступник, так что без нее ты и шагу не имеешь права ступить. В конце концов, если тебе так будет проще, считай это моим поручительством. — Я не про монограмму, — Джон досадливо поморщился, — неужели ты считаешь меня настолько тупым, ничего не смыслящим в магии? Я прекрасно знаю, что только в сказках что-то появляется из ничего, а в реальной жизни, если где-то что-то убывает, то в другом месте непременно прибудет, это если на уровне идиота пересказать закон сохранения энергии и массы. Но черт возьми, попробуй мне сейчас внятно объяснить, почему у меня на руках брачные браслеты!! Уж их-то от клейма я отличить могу! Что ты на это скажешь, Уильям Шерлок Скотт Холмс?! Даже Мориарти формально просил моей руки, а не вот так, как ты... Без меня меня женил... — Джон просто задохнулся от возмущения. — Выдал замуж, — не смог удержаться от уточняющей формулировки Шерлок и, пока Джон не успел возразить, продолжил, решив что лучшая защита — нападение: — Нет, я решительно не понимаю, чем ты не доволен и чему удивляешься? То, что ты весь мой и твоя жизнь принадлежит мне, признал? Признал! То, что любишь, говорил? Говорил! Между прочим, сам брачную клятву вспомнил, я тебя за язык не тянул. И вообще — это все магия виновата, а я... Джон, не дослушав, соскользнул, вернее, попытался соскользнуть с кровати, но был ловко пойман Шерлоком и, спустя пару минут недовольного пыхтения и парочки достаточно ощутимых ударов по ногам и корпусу, оказался вдавлен в кровать улегшимся сверху Шерооком, который крепко прижал предплечья Джона к еще тяжело вздымавшимся после короткой схватки бокам своими локтями, удобно устроил подбородок на переплетении пальцев так, что идеальные в своей неповторимости губы Шерлока оказались аккурат напротив джоновых. Абсолютно не готовый видеть так близко это совершенство и оттого очень быстро утративший боевой настрой Джон теперь только нервно облизывал внезапно ставшими очень сухими собственные губы, не идущие, по его собственному мнению, ни в какое сравнение с представшим рядом великолепием. — Уходить не дослушав — невежливо, - лукаво усмехнулся Шерлок. — Так о чем я? Да! Это все магия, а я, если бы не чертова клятва, несмотря на все мое пренебрежение к подобной условной мишуре, просто не мог бы не сказать тебе: Джон Хемиш Ватсон, клянусь быть с тобой в радости и горе, болезни и здравии, хочу любить и лелеять тебя, единственного и неповторимого, самого нужного и самого желанного, принадлежать тебе так же, как ты принадлежишь мне, не только телом, но и каждой частицей своей души, принять вечность и остаться вместе навсегда. Прошу оказать мне честь и назвать меня своим мужем. Ты согласен? Джон замер, пораженный, оглушенный этими словами, которые никогда-никогда не надеялся услышать от уже женатого на своей работе и избегающего любых привязанностей Шерлока, а тот, наклонясь еще ниже (хотя казалось бы, куда ниже?), выдохнул прямо в самые дорогие на свете губы: — Скажи "да", Джон. Пожалуйста... Губы вздрогнули, выпуская наружу желаемое, и сначала показалось, что ничего не изменилось. Только пришедшая тишина стала глубже, краски — ярче и нежнее, движения воздуха вокруг разгоряченных тел — плавнее и грациознее, словно весь окружающий мир, замерев на минуту, в благоговении слушал, как стучат в унисон два совершенно разных, но теперь навсегда связанных сердца. Джон широко распахнул глаза, глядя, как на правом запястье Шерлок причудливой вязью выступает его имя, брачным браслетом обнимая обманчиво хрупкое алебастровое совершенство. Счастье, безграничное, всепоглощающее счастье затопило Джона от кончиков пальцев на ногах до самой макушки, золотистыми волнами вырвалось наружу и, казалось, осветило весь окружающий мир, заставив заиграть по-новому, а склонившегося над ним дракона улыбнуться самой нежной, самой прекрасной улыбкой. И когда казалось, что лучше уже быть попросту не может, Шерлок обнял свое сокровище и шепнул на ухо три самых главных, самых правильных, самых долгожданных слова. Я люблю тебя. Конец) *Тюрьма Её Величества Пентонвиль (неформальное название «Вилль») — мужская тюрьма категории B/C, управляется Тюремной службой Её Величества. Тюрьма не находится в самом Пентонвиле, она располагается севернее по Каледонской дороге в районе Барнсбури лондонского округа Излингтон на севере внутренней части Лондона.