Змеи

Обара родилась в одном из борделей Староместа. Её мать, шлюха с волосами цвета ржавчины и грубыми чертами лица, вопила как отравленная ядом, а её подруги – тоже шлюхи, сновали туда-сюда с тазом горячей воды, тряпками и кляпами для роженицы – вопли отпугивают клиентов. Когда на редкость крупная девочка, разрывая какофонию звуков собственным пронзительным криком, наконец появилась на свет, многие поразились, до чего неподходящие к общему крупному лицу малышки глаза: изящные, будто вырезанные. Змеиные. «От папаши, наверное,» - вспоминала мать позже, вспоминая черноволосого змея в своей постели и его глаза: змеиные глаза, лихорадочно блестящие хитростью и жаждой жизни. С самых малых лет она видела отражение этого мальчишки в глазах дочери. Обара – так её назвала эта самая шлюха – росла воином по натуре, хоть её мать не изволила сомневаться в том, что однажды эта девочка разделит её род занятий. Девочка рвалась из стен борделя, крепко ругалась с матерью и всеми, кто пытался её остановить или вразумить, видимо, выхватывая слова из лексикона клиентов. Делия, умудренная опытом, была готова затыкать рот своим «посетителям», лишь бы Обара не слышала этого похотливого и неконтролируемого говора, пока мужчина «занимался» матерью девочки. Но от Обары вряд ли можно было скрыть очевидное, ведь девочку качали на руках шлюхи, а колыбельными в младенчестве ей были пьяная брань и до ужаса фальшивые стоны обитательниц борделя, больше напоминающие вопли раненого тюленя. Хоть Обара никогда не видела тюленей, на ум ей приходило почему-то только такое сравнение. Нечто жирное, неповоротливое и беззащитное. Противное. Всей сущности Обары, которая с каждым днем всё яснее и яснее осознавала мир вокруг себя, была отвратительна слабость. Слабость человека перед судьбой, слабость шлюхи перед своим начальником, слабость женщины перед насильником. Во всем мире можно было надеяться лишь на саму себя, а статус шлюхи, очередной «питомицы» борделя в Староместе, не способствовал опоре даже на саму себя. Древнейшая профессия клеймом покрывала каждую присягнувшую ей женщину, признавая её немощность и слабость перед ударами судьбы и лишь один доступный ей выход: торговля дарованным Богами телом. Делия, мать девочки, обожала своего ребенка. Единственным лучиком света во тьме её продажной жизни, наполненной мужчинами, вином и грошами в кармане, была Обара. Ржаво-каштановые волосы дочери были в точности такими же, как материнские, фигурой девочка тоже с большой вероятностью пошла бы в мать, как и всем остальным, за исключением глаз. Но Обара не отвечала матери взаимностью, ведь презрение к её доле, к её слезам, к её мольбам не вызывало у девочки ни уважения, ни чувства долга, ни жалости. Поэтому, когда он появился на пороге публичного дома в Староместе, Обара какой-то частью сознания узнала его. «Зов крови,» - со смехом говаривал позже Оберин, сражаясь на копьях с уже выросшей и возмужавшей Обарой. Но тогда на него смотрела семилетняя девчушка, причем смотрела его же глазами. Такие же глазки, вспоминал Оберин позже, были у пятилетней Нимерии, что пока что боялась передвигаться по Солнечному Копью, проводя все дни в покоях отца и сидя у его ног, и двухлетней Тиены, которую мать отказывалась отдать отцу: девочка засыпала лишь под материнскую «Семиконечную звезду». - Как тебя зовут? – спросил темноволосый мужчина, смотря на девочку оценивающим взглядом сверху вниз. На вид он был чуть младше обычных посетителей борделя, но держался с таким достоинством и силой, чувствующейся в движениях и голосе, что Обара невольно подобралась и с неожиданной дерзостью ответила: - Обара! То ли гостя рассмешил её ответ, то ли он остался доволен твердым и даже чересчур смелым тоном девчушки, но на губах брюнета заиграла улыбка, а в глазах заиграла по-кошачьи довольная искра – так хитро поглядывали по сторонам коты, нашедшие то, что искали. Правда, разговор их прервала вышедшая из-за полупрозрачной фиолетовой шторы мать Обары, Делия. Она узнала его: пусть из четырнадцатилетнего юнца он превратился в статного мужчину, его глаза, его манера держать себя, его голос, привлекший её внимание, не поменялись. То же ленивое безразличие и одновременно горячий темперамент. Делия цепко схватила Обару за плечи и оттащила её от мужчины, качая головой и повторяя, словно заведенная: - Ты не заберешь её! Не заберешь, слышишь?! Не заберешь! Она моя дочь! Обара пыталась выпутаться из цепкой хватки, а по лицу Мартелла пробежала тень. Пощечина прозвучала оглушительным шлепком, и Делия обмякла, опустившись на колени. Мужчина, не отрывая неприязненного взгляда от шлюхи, что передала его дочери эту жуткую ржавчину волос, кинул под ноги Обары копье. Оружие было украшено золотой змеей с рубинами вместо глаз, и блестящее великолепием оружие привлекло внимание Обары. Девочка присела и осмотрела блестящее заточенное лезвие и умасленное древко. - Выбирай своё оружие: слезы или копье? Обара подняла взгляд на Оберина, что выжидающе глядел на неё, ожидая её действий. Уже тогда он не сомневался в её решении. Копье было создано для дорнийцев, будто сам Воин вложил в ладонь королевы Ройнаров смертоносное жало, как и дорнийцы были созданы для солнца – матери Мартеллов. Семилетняя змейка увидела слезы в глазах матери и её беспомощность. Делия была унижена, Делия была слаба – и Обара отвернулась от неё. В маленькую – пока что – ручку легло копье, и Оберин удовлетворенно кивнул. Помогая девочке подняться, он улыбался – самая старшая оказалась истинной дорнийкой и дочерью своего отца. Он увел её из борделя, и Обара не оглядывалась, долгие проводы – лишние слезы. - Кто вы? - Твой отец, Обара.