Змеи

Доран в открытую подшучивал над Оберином, когда Эллария снова понесла его уже четвертого ребенка. Правда, «ребенком» будущего малыша уже никто не называл – никто не сомневался, что родится новая маленькая Змейка. Даже Эллария уже придумала будущему ребенку имя – Лореза, которое Оберин одобрил, по-видимому, решив, что можно и дать матери четырех дочек придумать имя одной из них. - Мама, а кто там? – спросила восьмилетняя Обелла, бережно, словно детские пальчики могли навредить неведомому существу, которого укрывало лоно Элларии, касаясь уже внушительного живота. Вдруг ребенок внутри ощутимо толкнулся прямо там, где лежали руки Обеллы, и та испуганно убрала их, словно её ошпарили кипятком. – Он пинается! Тебе не больно? Эллария только по-доброму усмехнулась, потрепав по головке милую Обеллу, что с таким наивным беспокойством глядела на мать снизу вверх, не зная, как подступиться к ней. А Обара только басовито посмеивалась, стоя где-то в углу. Для неё эта будущая сестра была уже седьмой, и, честно говоря, когда отец сказал ей об очередной беременности Элларии, старшая Змейка только всплеснула руками: «Хватит ли в мире видов оружия, чтобы каждой из нас, твоих дочерей, хватило?» Оберин встретил эти слова лишь громким хохотом и хлопком по плечу. - Там - твоя сестренка, Обелла, - сказала Эллария, осторожно прикладывая маленькую ручку к животу, где неистово пинался еще один из их с Оберином детей. – Нет, мне не больно, милая. Твоя сестренка просто хочет побыстрее появиться на свет и увидеть всех вас. Глазки Обеллы загорелись, и та прижалась ушком к материнскому животу, пытаясь услышать хотя бы маленькую часть звуков внутри. Вдруг сестренка, которой еще не было, решит с ней поговорить? Эллария только тихонько рассмеялась и обняла малышку Обеллу. Вся эта детская наивность только подогревала кровь будущей матери. Она понимала, насколько ценны те моменты, когда ты впервые берешь на руки своего новорожденного ребенка, когда он смотрит на тебя своими затуманенными глазками, засыпая в теплых материнских объятиях. Будучи множество раз матерью, начинаешь понимать, что нет в мире ничего искреннее и правдивее, чем та любовь, которую испытываешь к своему ребенку. *** Оберин, как и любой отец, не мог похвастаться той связью, которую так любили превозносить матери. Мужчины – менее сентиментальные существа, но и им не чужда любовь. Принц дорнийский никогда не понимал отцов, которые, черт возьми, презирали своих детей, спокойно наблюдая за их, порой, мучениями. Как будто дети – как скот: один умрет – другой родится. Оберин действительно не мог представить жизни без дочерей. Он наблюдал за тем, как они растут, и уж точно хотел наблюдать за этим и дальше, быть может, даже внуков на руки удастся взять. Хотя, рождены они будут не Обарой, это уж точно. Вот и сейчас, когда Лореза (в мыслях он называл еще не родившегося ребенка именно так) решила выбираться на белый свет чуть ранее положенного срока, Оберин уже в четвертый раз нервно вышагивал по комнате, пока за ним наблюдал Доран. Его жены уже давно не было рядом, и детям у него из-за подагры и врожденного равнодушия к плотским утехам взяться было неоткуда. Арианна, Квентин и Тристан были уже совсем не малышами, и, кажется, в сердце Дорана переживаемые Оберином волнения уже давно затерлись: - Эллария родила тебе трех на редкость здоровых девочек, - начал было Доран, но Оберин резко его прервал. - Но не на месяц раньше! - И рожденные пораньше выживали, - все также преспокойно заявил Доран, и как раз тогда вошла служанка, сообщившая о рождении здоровой девочки. Оберин, резко выдохнув, понесся к к Элларии, спеша взять на руки малышку Лорезу. *** - Лореза, ну-ка слезь оттуда! – раздался грозный голос Оберина откуда-то снизу, оторвавшись эхом от очень крутых каменных ступеней. Как только пятилетняя девочка умудрилась туда вообще забраться? Он же настрого приказал запереть все двери в такие опасные места, выбраться откуда безбашенная Лори могла лишь кубарем. Именно поэтому Оберин и тут же пожалел о своих словах. - Не могу, папа! – раздался голос Лори, которая, по-видимому, явно хныкала, осознавая безвыходность своего положения. Оберин еле сумел не поддаться желанию просто схватить Лори и вытащить её оттуда – но разве она чему-то научится как? Поднявшись к Лорезе, принц поднял её на ноги, отряхнул её от пыли и взял за руку: - давай спускаться вместе, маленькая любопытная девочка, - хмыкнул Оберин, показав одним кивком головы на огромную крутую лестницу. Лорезе же ранее преодоленная лестница казалось теперь не иначе, как крутым спуском в неизвестность. - Я упаду! Не смогу! – замотала темными кудряшками Лори, прижимаясь к отцу. - Ну даже если и упадешь – поднимешься, не так ли? – спросил Красный Змей у девочки, поднимая её подбородок, чтобы посмотреть в свои же глаза на её лице. – Никогда не говори, что не сможешь, поняла, Лореза? Каждый, кто начинает путь, не надеясь его закончить, погибает в дороге. Лори, шмыгнув носом, покрепче обхватила широкую ладонь отца и, выдохнув, решительно подошла к первой ступеньке. Видя в ней уже цель, а не непреодолимый рубеж, Лореза собрала всю свою горячую детскую воинственность в крошечный кулачок и принялась спускаться, то и дело неуклюже делая широкие шаги, переваливаясь из стороны в сторону, словно олененок, нетвердо стоящий на ногах – все же, ступени были для таких, как Аре Хотах, а не юная Змейка. Через какое-то время вусмерть уставшая, но довольная каждой побежденной каменной ступенью Лори уже сопела на руках отца, который нес её к матери. Эллария. Увидев пыльную, грязную и спящую Лори на руках Оберина, Сэнд подлетела к возлюбленному и дочери, гладя ту по голове: - Что случилось? – обеспокоенно прошептала Эллария. – Она грязная, будто в пыли купалась! - Наша дочь залезла на очередную лестницу и выбиралась с неё почти без посторонней помощи! – гордо шепнул Оберин, перекладывая девочку на тахту, которая должна была стать заменой её уютной кровати в комнате с Обеллой. Отойдя от девочки и погасив около неё свечи и подошел к Элларии, легко поглаживая её руки: - Скоро поедем, - бесстрастно сказал Оберин, зная, что это последние дни, которые он проводит с семьей перед отъездом в Королевскую гавань за кровью и заслуженной местью за сестру Элию, жажда которой уже долгие годы не давала ему покоя. Решение было уже принято, и Эллария, зная, что спорить бесполезно, обняла возлюбленного: - Обещай мне, что мы вернемся, Оберин, - попросила влюбленная в Красного змея женщина, поворачивая голову к спящей лорезе. – Хотя бы ради наших девочек. Оберин, сосредоточенно вглядываясь в милое личико дочери, не знал, вернется он или нет. Красный Змей, воин, отравитель, мститель, чувствовал, как грызет его червь сомнения, умолявший остаться здесь, с дочерьми. Но жажда мести была сильнее. - Наши Змейки никогда не будут одни, Эллария, - шепнул Оберин, целуя возлюбленную в лоб. Он еще не знал, что ему более не доведется увидеть их всех, кроме как в Преисподней. Обара – воительница; Нимерия – красавица; Тиена – дочь септы; Сарелла – девочка-мейстер; Элия – непокорная Леди-Копье; Обелла – никогда не промахивающаяся; Дорея – шипастая, как и её булава; Лореза – маленькая улыбчивая Змейка. Они все не знали, как скоро им придется осиротеть.