***
- Или...вам нравится сестрица Яму? - голос маги наглый, уверенный и звучит он совсем не по-детски. Мечник оборачивается, всматриваясь в глаза мальца. Он думает, что прав. Он готов бороться. А сам Шарркан?.. - Поговорим в другом месте. Иди за мной, - парень развернулся и быстрым шагом пошел ко дворцу, а после в свои покои, вовсе не заботясь о том, поспевает за ним маги или нет, и пошел ли тот за ним вообще. В его белобрысой голове, в которой и так крутиться сейчас слишком много, назревало еще одно навязчивое желание, которое ему волей-неволей, а придется сдерживать. - С чего ты это взял? - подойдя к окну, спросил мечник. Он услышал, как захлопнулась дверь за гостем. Маги, прокашлявшись в кулак, начал: - Ну, братец Шарркан, просто вы так среагировали на мою просьбу, вот я и подумал... - синеволосый прервал свою речь, заметив как резковато повернулся его собеседник. - И правильно подумал, Аладин, - мечник сел на кровать и закинул одну ногу на другу. - Ну, ты присядешь? Мне казалось, у тебя есть ко мне разговор, если ты собрался привлечь внимание Ямурайхи. - Шарркан, мне нравится сестрица Яму, и мне кажется, что я люблю ее... - парень неуверенно сделал несколько шагов и сел на подушки, которые лежали на полу. - А что вы чувствуете к сестрице Яму? - мечник фыркнул и, достав бутылку с вином из-под кровати, отпил из нее. - Что чувствую к водной ведьме? - он, задумавшись, уставился в пол. Немного подумав, белобрысый протянул бутылку пареньку, который ее поспешно принял. - Знаешь, один поэт писал: "Когда все пути вперёд перекрыты, Когда кругом тьма и звёзд не видно, Когда ты один, ничего не слышно, Придёт спасение тебе свыше. Будто тонкая нить, что ведёт к Раю, Надежда пробьётся к любому краю. Поймай этот свет, его ты держи, Быть может, это спасение души?"* И знаешь, Аладин, я с самого знакомства с этой ведьмой думал, что она для меня та самая надежда. Я ругался с ней постоянно, рассчитывая на то, что я для нее какой-то особенный, не такой, как все остальные. А сейчас, увидев потенциального соперника, - мечник упал на кровать, раскинув руки в разные стороны. - моя идеальная мозаика рушится, осыпаясь дорожной пылью... В комнате повисло недолгое молчания. Понимая, что другу, да и ему самому нужно многое осмыслить, Аладин прервал тишину. - Как бы то ни было, если понадобится моя помощь, я никогда не откажу, - улыбнулся мальчишка и, понимающе похлопав мечника по плечу, быстро скрылся за дверью.***
Он был окрылён осознанием любви, но эти крылья будто бились в клетке. Разум упрямо твердил, что ведьма ни за что не простит его поступок, отчего крылья становились тяжелее, а при мысли о том, что он, возможно, из-за необдуманных действий потерял возлюбленную, крылья и вовсе с глухим стуком упали на дно клетки. Теперь его комната стала ему клеткой. Большой, пустой и тесной клеткой. Шарркан не выходил никуда после разговора с маги. Он заперся здесь, а ключ бросил куда-то под кровать. Неудовольствие есть неприятное чувство, пожирающее тебя изнутри мыслями, то всё могло быть по-другому. Мыслями, что не стоило и не стоит вообще ни на что надеяться, чтобы не разочаровываться. Мысли, словно удавка на шее, приковывали к клетке окончательно. В нем полыхала скорбь, разбегаясь по телу мелкой дрожью. Она заставляла его хмурить брови и выжигать в дорогом ковре дыру. Он низок. Тоска засела в легких, мешая дышать. Не видеть волшебницу каждодневно такая мука. Печаль отражалась в потухших бумажно-зеленых глазах. Они как будто нарисованные, неживые. Отчаяние застыло на искусанных губах, сдерживая нелепое и бессмысленное бормотание. Не то пьяное, не то искреннее. Огорчение кипело в горле и мешало хватать спасительный холодный воздух. Тревога била в звонкие колокола где-то под коленкой, не позволяя мечнику подняться на ноги просто для того, чтобы закрыть окно. По ночам в Синдрии уже холодает. Обида крутилась на кончике языка и требовала к себе внимания, только вот ее сейчас не ждали. Он пытался сплюнуть ее, как молочную пенку, но осадок все равно оставался. Страх засел в животе, сжимая все внутренние органы своими ледяными цепями. Он не жалел ничего, столько больше напуская чувство Себя Великого. По ночам особенно бушевал. Жалость каждую проклятую ночь гладила Шарркана по головке, успокаивая. Она навязывала ему, что виноват не только он, но...Шарркан слишком хорошо понимал, что виноват только он один. Сожаление приходила сразу после жалости, под утро. Оно садилось за спиной мечника и острыми ногтями царапала спину и душу, не оставляя алых следов. Досада царапала носоглотку, будто бы стараясь прорваться через черепушку напрямую к холодному солнцу, скрывающемуся за плотными шторами. Гнев дергал струны нервов, так "учась" играть. Он делал это так умело, что Шарркан все чаще и чаще стискивал зубы. До боли, чтобы голова заболела. Негодование скопилось на липких от соленой жидкости ресницах. Оно словно ограждало от созерцания той клетки, в которой он заперт. Словно спасало, но это было лишь его самоубеждение. Голос ненависти заливался смехом в ушах, когда над Синдрией темнела ночь. Очередная. Сколько он уже не выходил из комнаты? От зависти чесались ладони. Эти ладони касались тела, любимого тела, а сейчас его может коснуться кто-то другой... Уныние накатывало внезапно из без предупреждения, вынуждая мечника просто смотреть на ровный потолок и бездумно слушать тиканье часов. Тик-так. Тик-так. Ревность остыла, залегая леденящим намнем где-то под сердцем. Неуверенность загорелась рядом, морозным воздухом опаляя жизненно важный орган. Презрение вспышкой ярчайшего света озарило бумажно-зеленые глаза, с новым громким стуком в дверь. Кажется, стучали уже не в первый раз. - Эй, Шарркан, открывай немедленно! Иначе я выбью эту дверь! - голос Хинахохо уже такой громкий. Значит, точно не в первый раз уже стучит. Раскаяние теплой негой разливается по венам, когда дверь слетает с петель. Какой же он дурак. - У нас собрание через полчаса, а до тебя не достучаться! - мужчина ворчал, немного напоминая большую мамочку с несколькодневной щетиной на квадратном подбородке. - Да, я иду, - голос у мечника охрипший, словно и не его совсем. На собрании было до ужаса тихо. За круглым столом стояла нервозная и такая непривычная тишина. Синдбад недоумевало смотрел на своих генералов. Куда делся их обычный сценарий, так любимый всеми? Где это видано, чтобы великая парочка дурака семи морей не ругалась при встрече? - Да что с вами происходит, Шарркан, Ямурайха? - королю интересно было узнать, какова причина такого поведения подчиненных. Но мечник лишь опустил голову, прикрывая глаза, а девушка, сильнее натягивая на ладони рукав своей форму, лишь что-то пробормотала себе под нос. - Собрание закончено, можете идти по своим местам. Шарркан, останься, а ты, Яму, зайди ко мне вечером, пожалуйста, - король встал со стула, а за ним поднялись и другие генералы, кроме мечника. Тот предпочел упереться лбом о столешницу и молча слушать вопрос короля, с которого он начнет, по-видимому, не легкий разговор. - Теперь объясни мне пожалуйста, Шарр, что случилось между тобой и Яму? Я знаю вас очень давно, но вы никогда не доходили до такого. Что случилось? - король сел на соседний от мечника стул. - Я совершил самую страшную ошибку, на которую только был способен самый низкий мужчина из всех сволочей нашего мира. И из-за этого все летит в тартары...