Cartman, I'm Your Boyfriend.

    Тем временем в туалете Картман волею судьбы столкнулся с Твиком.     — Хэй, Твик, — поздоровался с парнем Эрик, стараясь не обращать особого внимания на его подёргивания и попытки метко направить струю.     — Ннгх, Картман, — ответил на приветствие Твик, дёргаясь будто бы в конвульсиях.     Картман первый закончил справлять нужду, развернулся и направился к ряду умывальников, дабы помыть руки.     — Я рад видеть тебя уже, наконец, не в больнице, — сказал Твик дрожащим голосом.     — Я хотел навестить тебя, но, сам понимаешь, эти микробы — такой стресс, такой стресс, — он, казалось бы, стал дёргаться ещё нервознее при мысли обо всём этом.     — Да всё в порядке, Твик, — улыбаясь, сказал Эрик. — Во всяком случае, сейчас-то я здесь.     — Клайд сказал мне, что ты потерял некоторые воспоминания, — подметил парень, дабы заполнить то неловкое молчание, воцарившееся в помещении.     — Некоторые, — ответил ему Эрик, вытирая влажные после мытья руки о бумажное полотенце.     — А ты когда-нибудь рассказывал Кайлу то стихотворение, что написал в классе английского языка? — задал вопрос Твик.     Эрик, недоумевая и пребывая в смятении, удивлённо посмотрел на парня.     — Стихотворение?     — Я сам видел, как ты писал его, когда учитель повернулся спиной ко всему классу, записывая что-то на доске.     Эрик устало вздохнул, это было так обидно и неприятно, что он так много не мог вспомнить о том времени, до того несчастного случая. По всей видимости, он написал Кайлу любовное стихотворение, ему и самому было очень интересно, рассказал ли Эрик ему тот стих.     — Я этого не помню, — сказал он Твику.     — Может быть, я смогу помочь тебе, — незамедлительно ответил ему на это парень. — Кажется, я видел первую строчку, которую ты написал.     Эрик терпеливо ждал момента, когда Твик скажет хоть что-нибудь.     — Гррхр, такой стресс, такой стресс, — воскликнул после некоторой задержи он, хватаясь за волосы.     — Это нормально, что ты не можешь вспомнить, — сказал Картман дёргающемуся подростку. Быть может, у меня ещё остался листок, на который я записал стих.     Как только Эрик уже было собрался покинуть уборную, Твик внезапно воскликнул, заставив Картмана испуганно подпрыгнуть на месте:     — Кайл — тупой еврей, чт-что-то в этом духе.     Рука Эрик резко замерла, как и он сам, впрочем, так и не дотянувшись до дверной ручки. В голове его гулко отстукивали лишь одни слова — тот самый стих: «Кайл — тупой еврей, Ты никогда не осуществишь своих желаний, И будет у тебя дерьмовый секс, — оцени скорей».     Это стихотворение, возникшее в его голове, внезапно заставило все те потерянные при аварии воспоминания вернуться. Картман вспомнил школу, дом и все мелкие и не очень шалости с его друзьями. Также он вспомнил и тот самый несчастный случай: как он издевался, насмехался над Кайлом, и как Кайл толкнул его на дорогу. Всё, казалось бы, было хорошо, если бы не одна вещь. Он никак не мог вспомнить хоть что-нибудь об их отношениях.     — Картман, ты в норме?! — испуганно закричал Твик. — Ты меня серьёзно напугал!     Сжимая дрожащей рукой дверную ручку, будто спасательный круг, Эрик всё больше погружался в омут собственных мыслей. Кайл просто использовал его в собственных целях. Он чувствовал себя таким грязным, таким осквернённым. Зачем кому-то делать что-то настолько жесткое? Унижать Эрика на глазах у всей школы — это одно дело, но заставлять его верить в то, что они с Кайлом любят друг друга — совершенно другое.     Он с силой распахнул дверь, намереваясь сейчас же посмотреть Кайлу в глаза и разобраться во всём этом дерьме, но как только он увидел его, сидящего там, на стуле, смеющегося вместе со Стэном и Кенни, — его тело будто онемело, он не мог заставить себя сдвинуться ни на йоту ближе к ним. Он ясно ощущал, что его грудная клетка и желудок будто бы сдавливались под тонной веса, он чувствовал себя таким беззащитным и едва мог дышать. Даже не осознавая, Эрик издал глубокий, гортанный всхлип. Вдруг глаза всех людей, находившихся в кафе, устремились в его сторону. Он буквально физически почувствовал, как Кайл, повернувшись, обеспокоенно смотрел на него, но Эрик просто не мог заставить себя поднять глаза. Сейчас же идея о том, чтобы раз и навсегда разобраться с Кайлом, больше не казалось такой привлекательной, так что он сейчас сделал одну единственную вещь, которая пришла ему на ум, — он убежал.     Он слышал громкие крики «Картман» и «Эрик» позади себя, но старался не обращать на это внимания, абстрагируясь от внешнего мира в своём собственном внутреннем мирке, равновесие и покой в котором сейчас были нагло нарушены ложью одного рыжего еврейского мальчика. Перебегая прямо через дорогу, Эрик всем сердцем надеялся, что ему на этот раз также повезёт, и его вновь собьет какая-нибудь машина. Больше всего на свете он сейчас хотел, чтобы эта ноющая и всепоглощающая боль в его сердце исчезла, испарилась. Он хотел забыться в собственном беспамятстве. Он чувствовал, что сейчас был готов умереть.     Эрик даже не заметил, как быстро добежал до своего дома. Он почти вырвал дверь, пока не вспомнил, что нужно открыть её ключом. Вскоре дверь за ним захлопнулась на замок, но даже это убежище сейчас не казалось достаточно надёжным. Он хотел было побежать наверх в свою комнату, но воспоминания о прошлой ночи заставили его замереть на месте, освежая память. Вместо этого, он без сил упал на диван, сворачиваясь в калачик, сжимаясь в комок и желая избавиться от боли, что сейчас распространялась по всему его телу, будто текла по венам, попадая прямо в сердце. Его грудь тяжело вздымалась из-за тихих, почти беззвучных рыданий. Его сознание, наконец, освободилось от навязчивых мыслей, позволяя парню полностью погрузиться в невыносимую боль, терзающую его сердце, утонуть в бездонном океане страданий и разочарований.