Phoenix

Джейн лежала на кушетке, слушая пиканье. Он жив. Он не умер. Прошло два часа с тех пор, как она пришла в себя, в голове помутнение, ничего не ясно, всё путается. Должно быть, это морфий, который притупляет её реакцию. Кап, кап, кап... течёт он по трубочке. Они не дадут Джейн полностью очнуться от морфия, по крайней мере пока что. Они, конечно же, не скажут правды, которую она, должно быть, не помнит или не хочет в неё верить. Проблеск в памяти, санитары и снова это: "Кап. Кап. Кап". Снова забвение, но никакой улыбки на лице, как часто бывает. Она ушла в себя, мотая головой, когда её собственные мысли "разговаривали с ней". Лица родителей в слезах. Шептание о чём-то. Они кивают друг другу, смотря на дочь. Джейн под морфием, и они надеются, что она не отреагирует так "остро". - Здравствуй, малышка... - захлёбываясь слезами, сказала миссис Майклсон. - Какое сегодня число? - спросила Джейн, но звучало это как утверждение. - Двадцать четвёртое, милая, - с красными от недостатка сна глазами ответил ей отец. Зрачки Джейн расширились, она вцепилась в простынь, закричав. Снова санитары, снова "кап, кап", снова забвение. Когда она снова пришла в себя, родители всё ещё были тут. Папа сидел, закрыв лицо руками, а мама каждую минуту протирала глаза платком, всхлипывая. Мама подняла глаза, когда монитор начал пищать быстрее. - Милая, пожалуйста, успокойся... Милая, ты должна быть завтра на его по... - мама Джейн не договорила слова "похоронах", так как Джейн снова задала этот вопрос: - Какое сегодня число?.. Мама Джейн начала плакать, зарывшись лицом в пиджак отца. Джейн, смотря на это, тоже начала рыдать, хотя её мозг не понимал почему, но сердце всё знало, и оно заправляло всем сейчас. На третий день Джейн одели в чёрное платье, подвязав волосы чёрной лентой. Они стояли на лужайке, рядом с которой дежурила бригада скорой помощи. Джейн не понимала, что здесь творится, так как на всякий случай ей вкололи дозу морфия в уже сине-фиолетовую выступающую вену на руке. Она лишь видела плачущих людей. Людей, многих из которых она не знала. Четыре красивых парня, в чёрных смокингах и рубашках. Чёрненький с кругами под глазами, кудрявый весь в слезах, рядом с ним молчаливый Лиам, на лбу которого морщины. Такой взрослый взгляд. И Луи, волосы которого не уложены, глаза красные, лицо немного опухшее. Все люди говорили, что он был хорошим человеком. Около мраморной плиты фотография в рамке, угол которой перевязан чёрной шёлковой лентой. Белые розы. На самой мраморной плите красиво высечено одно слово: "Resurgam", что с латинского означает "Воскресну". Конечно, воскреснет, ведь ангелы не умирают. Джейн что-то выкрикнула в толпу, упав на колени и зарыдав. Снова сон, этот надоедливый "кап, кап". Проснулась она ночью, поняв, что рядом с ней кто-то сидит. Джейн всё так же слабо соображала, но поняла, что этот кто-то плакал и шептал: - Он любит тебя. Ты же должна быть сильной, да? Он бы хотел этого, я знаю. Первая мысль, пришедшая Джейн в голову, что это был её отец, но она поняла, что это не так, сравнив телосложение. - Я... - слабым голосом произнесла Джейн, сжав простынь. Этот кто-то поднял глаза на неё, и она узнала его. Бобби, Бобби Хоран - отец Найла. - О, Джейн, - хриплым голосом произнёс он. - Я... - Джейн показала свободной от проводков рукой на капельницу. - Я не хочу забывать. Я хочу чувствовать... - прохрипела она. Бобби, вытерев глаза, вытащил иглу с трубочкой у неё из руки. - Я думал, что ты не придёшь в себя, Джей... - сказал Бобби, смотря на неё. - Оставайся с нами, Джейн, ты сможешь. Он хотел бы этого. На глаза Джейн выступили слёзы, блеснув в лунном свете. Бобби, почувствовав это, потянулся к капельнице, но Джейн схватила его руку, крепко сжав. - Нет! - с расширенными от ужаса глазами сказала она. Бобби снова опустился на кровать, смотря на неё. - Джейн... это твой выбор, но ты должна выбрать правильно... - сказал Бобби, по-отечески поправив одеяло. Он ушёл, не воткнув ей в руку иглу. И на неё обрушилось всё. Пикающий аппарат то ускорял эти ужасные звуки, то резко замедлял, будто не мог решить, что ему делать, точнее это сердце Джейн. Это всё оно. Она, вгрызаясь зубами в подушку, кричала, что есть сил, просто не могла терпеть. Морфий не был лекарством - лишь отсрочкой. Потом она просто лежала, не двигаясь и смотря на луну, которую медленно сменяли лучи солнца. "...Ты должна выбрать правильно" - то, что крутилось у неё в голове. Она не могла выбрать, разрываясь. Она не хотела боли, хотела, чтобы это было лишь одно мгновение, и чтобы это был кто-либо, потому что после тех слов Найла, в последний его день, она не могла сделать это сама. Джейн думала, думала... Впрочем, она обдумывала лишь два слова "жизнь" и "смерть", видя у обоих много плюсов и минусов... На пятый день её выписали из больницы, посчитав её состояние "наиболее стабильным", что на их языке означало "состояние дерьмовое, но мы не собираемся больше держать у себя истеричку". Джейн буквально на руках отнесли в её комнату, положив на кровать. Она пролежала так полтора часа, без единого звука и движения. Затем зашла мама, приложив к её уху телефон. Джейн вздрогнула от прикосновения чего-то тёплого к её руке, за эти пять дней она отвыкла от тепла. Джейн держала трубку у уха. - Здравствуй, Джейн... - произнёс знакомый голос - Лиам. - Твоя мама сказала, что ты не говоришь... я понимаю тебя. Знаешь, я сильно любил его. Как брата, может, даже больше, - Лиам шумно вдохнул воздух, будто пытаясь не плакать. - Знаешь, в первые часы я не мог шевелиться, когда узнал всё это. Просто боль, прожигающая дыру в груди. Просто он был чем-то особенным для нас, милым, добрейшим человеком... Слушая голос Лиама, Джейн начала плакать, закрыв глаза и заново видя ту машину, слыша треск, скрип тормоза, а затем резкий газ, его тело... - Я не успела, - просто сказала Джейн, прикусив край свитера, пропахшего больницей. - Что не успела? - спросил Лиам севшим голосом. - Я не успела сказать ему, что я слышала каждое слово его песен миллионы раз. Я не успела сказать, что я горжусь им и жить не могу без его песен. Я была слишком эгоистична, чтобы сказать это сразу... Я безумно люблю, когда он перебирает струны своей гитары ловкими пальцами... перебирал... - её голос оборвался, и она замолчала. Лиам тоже просто молчал. Так было минут двадцать, пока Джейн не услышала шаги врача, положив трубку. Укол снова вырубил её, и на следующий день снова последовал вопрос: - Какой сегодня день? - с грустью спрашивала она, будто застряв в двадцать втором и не веря, что уже двадцать восьмое. Она просто застряла на том моменте, когда её организм пытался отказаться жить, там, на мосту, рядом с его холодеющим телом. Новый день, новые посетители. Даже директриса. Все с жалостью смотрели на неё, не понимая на самом деле ничего, что она чувствовала. Разве они поймут?..