Бескрылый

Риндамана ловить не пришлось — он заявился сам. Пришёл навестить Бандо в больницу, чем изрядно шокировал общественность. Ввалился в палату, сел на стул, уставился на Бандо и спустя пять минут вопросил: — Ты видел? Цуцумото едва не свалился с подоконника от подобной лаконичности и осведомлённости. Пожалуй, один Бандо совершенно спокойно воспринял как визит Риндамана, так и его вопрос. Он просто кивнул. — Хочешь с ним потягаться? — А ты? — Это только твоё дело. — Это почему? — спросил Цуцумото. — Потому что он тут из-за Бандо. Цуцумото и Бандо вместе уставились на Риндамана с немым вопросом в глазах. — Одноглазый появился недавно. Знак, предупреждение, теперь последствия. Лучше бы тебе вспомнить, что и когда ты натворил. И кто от этого пострадал. Бандо помотал головой и потёр висок пальцами. Слова Риндамана изрядно его озадачили. Всякое бывало, конечно, но вот чтобы так — убить кого-нибудь… Совесть Бандо в этом плане была чиста, как слеза младенца. — Вспоминай, — веско повторил Риндаман и неторопливо ушёл. Цуцумото перебрался на койку и уселся рядом с задумавшимся Бандо. — Пришло что-нибудь на ум? — Ничего. — Точно? — Ты издеваешься? Или считаешь, что у меня руки по локоть в крови? — Нет, но вдруг ты что-нибудь подходящее вспомнил. Я не думаю, что ты кого-то прибил, но что, если кто-то винит тебя в чём-то подобном? — А я всегда полагал, что это байкеры суеверны… Куда уж там. Может, я вообще обкурился и ничего толком не видел? — Грузовик ты точно не видел, хотя должен был. Так что ты решил? — Я поеду там ещё раз. Поставлю ребят вдоль дороги и поеду. — Уверен? — Других вариантов всё равно не вижу. Мне нужно сделать этого одноглазого козла — и я его сделаю. Бандо уже привычно пристроил голову на коленях у Цуцумото и прикрыл глаза, когда тот принялся перебирать рыжие волосы пальцами. В таком положении почему-то думалось лучше. Он ещё раз покопался в памяти, но так и не вспомнил ничего подобного. Ненавистников у него хватало, но не до такой степени. И меньше всего тот одноглазый байкер походил на живого человека. Белый глаз, половина черепа, странный байк без номеров. Да, у одноглазого не было зеркала заднего вида — вообще ничего похожего. Чёрный байк, сам чёрный с головы до ног, только белая кость черепа с чёрным провалом глазницы и белый левый глаз. Вот ведь бред… И Цуцумото ещё… Он видел ту чёртову стену, даже трогал её. Стена была, взялась откуда-то, хотя быть ей не полагалось. Так не бывает. Ведь не бывает же. И тот грузовик до кучи, который Бандо «не увидел». — Ну как? — Никак. Не знаю, кто это может быть. Ума не приложу. Но если Риндаман прав, и эта тварь завелась из-за меня, мне её и убирать обратно. — Бандо перебрался на койку и улёгся, подложив руки под голову. Цуцумото устроился рядом и провёл ладонью по забинтованной груди. — Было бы неплохо, если бы ты точно знал, как эту тварь убрать можно. — Ну извини, она мне не призналась в своих слабостях. Фонари не горели, зеркала не было. И впилился в грузовик я при вспышке молнии. До этого я не мог даже рассмотреть, какой он, этот одноглазый. — Свет и зеркало… — медленно повторил Цуцумото. — Интересно. А если он увидит себя в зеркале при свете, что с ним станет? — Не знаю. — Бандо прикрыл глаза. Он опять задыхался, так знакомо и обыденно. Сигарет под рукой не было, как и байка, зато был Цуцумото. Поцелуй заменил сигарету, а тело Цуцумото — байк. Действовать и не думать оказалось проще, чем ломать голову над мотивами чужих поступков. Тем более, Цуцумото в самом деле не возражал. Потом Бандо видел сны, в которых нёсся по шоссе наперегонки с ветром и одноглазым. Одноглазый смеялся и не прятал череп, но уцелевшую половину лица Бандо всё равно не смог разглядеть — только белый глаз без радужки и зрачка. Злой смех царапал слух и напоминал тот звук, что вылетает из-под ногтей, которыми проводят по стеклу. Пронзительный, противный, заставляющий передёргивать плечами от отвращения. Наверное, он спал беспокойно, потому что кто-то крепко обнял его и прижал к горячему. После этого сны пропали, и он уснул уже нормально. Перед пробуждением в голове завертелись обрывки мыслей о калаверас, влюблённых в смерть и прочая мистическая чушь, о какой любили временами потрепаться «братья». Поэтому он проснулся и повторил ту мысль, что поймал последней: — И когда смерть посмотрит на него, увидит череп и решит, что он уже мёртв… — Что? — сонно пробормотал ему на ухо Цуцумото, пощекотав щеку косичками. — Да так… Озарение снизошло. Ты как? — Нормально. Хотя не уверен, что смогу ходить нормально в ближайшие пару дней. — Тогда хорошо. — Почему? — Ближайшие пару дней ты можешь провести в этой койке.