По дороге на Альфильяр

      Вот уже пятый день они в пути, не сворачивая с неимоверно широкой, выложенной массивным камнем, дорой, которая то и дело петляет, словно огромна река, которая извивается меж скал. Именно по этой дороге они и планируют добраться до Ларнедура, местной столицы, а уже оттуда дойти до Поющих гор и перейти их, через небольшой горный проход. Вот уже пятый день они наблюдают за тем, как окружающие их ранее небольшие холмики становятся все крупнее и крупнее, что является свидетельством того, что они все ближе и ближе продвигаются на Запад, туда, где горные хребты служат верными стражами, что охраняют Загорье от чужестранцев. На шестой день они даже прошли столь близко, что стремящиеся ввысь каменные стены заслонили им всю Западную часть небосвода своими пиками, которые, казалось, стремились стать еще выше. Это было тогда, когда он проходили близ громадного, выступающего далеко вперед отрога. В тот вечер, сидя у костра, Щавель рассказал об этом отроге вот такую историю: - У нас говорят, будто Поющие горы некогда были племенем великанов, которые сторожили наш край еще до того, как прапрадеды нынешних загорцев появились на свет. Были они могучи и сильны, а потому от многих бед им удалось защитить здешние земли. Но вот однажды с Запада пришло Великое Горе, которое принесли на своих перепончатых крыльях змеи, такие, как тот, в Грауге. И великаны готовились принять бой и победить. Все, кроме одного. Он испугался за свою шкуру, предал братьев, побросал оружие и бросился наутек. Но недалеко удалось ему уйти, потому что не успел он отойти от бывших товарищей и покинуть боевой строй, как один из змеев дыхнул на великанов и обратились они в камень. И предатель, что так мечтал избежать смерти, тоже стал тверд и холоден, так и оставшись вечно опозоренным, пытающимся бросить товарищей в беде.       Грустная сказка с печальным концом, но в тоже время очень поучительная.       Холодало. Самый пик жары в этих краях подходил к концу, и редкими ночами даже приходилось сильно укутываться в походные плащи, придвигаясь как можно ближе к костру, чтобы не замерзнуть. В такие моменты Ролд любил с доброй усмешкой наблюдать за совсем не привыкшим к такому образу жизни загорцу. Ведь всю сознательную жизнь Щавель прожил в родном Градьяре, в палатах отца-градоправителя. А сейчас он лишь смешно пытался полностью накрыться коротким алым плащом, расшитым золотыми нитями причудливых узоров. Ложась спать то и дело ворочался, стараясь удобней устроиться на жесткой земле. Поджимал мерзшие ноги, сквозь сон бормоча нечто невразумительное. Мужчина даже накрывал парня запасным плащом, купленным еще тогда на рынке. Но поутру приходилось его убирать, потому что парень вновь будет злиться и утверждать, будто с ним все хорошо и он не нуждается в помощи.       Гордый. Гордый и шумный.       Весь следующий день были в пути и останавливались только для того, чтобы покормить коней. Животные были сильно измотаны долгой дорогой через все Загорье и потому нужно было как можно скорее добраться до Ларнедура и оставить их, ведь они все-равно будут только мешаться при переходе через Поющие горы.       Лишь к ночи добрались до города и были поражены тем, что увидели. Высокие пики и купола, словно сделанные из прозрачного камня, сияющие бледно-пурпурным светом в лучах только-только появившейся луны. Издали столица напоминала какой-то игрушечный городок или же город-призрак, из популярных в здешних местах рассказов. Это впечатление усиливала тишина, что стояла вокруг. Если даже ночью в таких городах как Градьяр и Грауг кипела жизнь, то почему-то в Ларнедуре было неестественно тихо и спокойно, никто не пел и не разговаривал. А если зайти вглубь города - то можно увидеть лишь одиноко патрулирующую широкие пустынные улицы королевскую гвардию, на отполированных до блеска щитах которых красуется массивная корона, своими очертаниями которая напоминает горные пики.       Это смотрелось более, чем угнетающие, и потому путники не решили не задерживаться долго, немедля направившись на поиски ближайшей таверны или трактира, где можно остановиться на ночь. Вскоре они наткнулись на высокое, обветшалое здание, на вывеске которого красовалась витая надпись: "Трактир Горная Тропа". Судя по тому, что сквозь плотно задернутые занавеси на окнах тут и там пробивались наружу тусклые лучи лампад, сопровождающиеся тихими разговорами постояльцев и звоном посуды, то место определенно не пустовало. Решив, что если будут свободные комнаты, то они определенно остановятся здесь, путники решили договориться с хозяином о ночлеге. Но переговоры отправиться решил Ролд, оставив Щавеля сторожить лошадей снаружи. Как только мужчина скрылся за массивной дубовой дверью с маленьким светящимся окошком, на юношу нашло какое-то чувство всеобщей покинутости. Вот он стоит, совсем один, судорожно сжимая в холеных ручках жесткие поводья и в ожидании ковыряет носом дорогих сапог выложенную камнем дорогу. Издали послышались тихие голоса гвардейских стражей, патрулирующих темную улицу. Прислушавшись к их речам, юноша замер, ожидая какого-то чуда. Но чуда не произошло.       Патруль вел разговоры о том, что в столице ныне неспокойно, возможно, даже грядет переворот, и Загорье лишиться своего короля, который в последнее время стал совсем немощен. Говорили о том, в какого тирана превратился король Фетольд и как жестоко он обращается со своей женой и сыном. Говорили даже о том, что возможно, король даже убьет единственного наследника для того, чтобы править одному. Но дослушать ему не дал вернувшийся Ролд, сообщивший, что он договорился с трактирщиком и они смогут остаться здесь на ночь. Вслед за ним показался приземистый, упитанный мужчина, с маленькими бегающими глазками, который улыбался так открыто и добродушно, что становилось понятно - это и есть трактирщик. И вмиг забыл Щавель о разговоре патрулирующих и принялся усердно помогать мужчине привязывать коней, ибо юн он был и всякая работа была ему интересна.       Много позже сидели путники в трактире "Горная тропа", слушали рассказы других его постояльцев и старались быть незаметными, ибо многие знали о пророчестве и завидев этих двоих скорее всего догадались о цели их путешествия. Что суждено им было пройти через весь Эльву и добраться до Альфильяра, а затем основать там сильнейшее государство, которое по мощи своей превзойдет Поднебесное королевство. И если кто-то узнает, что разодетый в алые одежды юнец, с волосами цвета меди и высокий темновласый мужчина, что сидят в самом дальнем темном углу таверны - это трехокий принц и странник, разодетый в ночь, то определенно поднимет шум. А это определенно было им ненужно.       В центре набитого людьми помещения сидел сгорбленный, иссушенный годами скитаний старик, который, видимо, собирался начать какой-то рассказ. Он прокашлялся, привлекая всеобщее внимание и, сделав большой глоток из кружки с хмельной брагой, начал: - Было это столь давно, что даже самые юные свидетели тех событий уже иссохли в земле, истлевшие и изъеденные червями. Мне эту историю рассказал мой дед, а я сейчас расскажу ее вам в надежде, что вы осознаете всю серьезность ее смысла, - голос его скрипел, словно не смазанные ставни и был очень тих. В ранее шумном помещении настала звенящая тишина, прерываемая лишь шумным дыханием сказителя. Все прислушивались. Старик продолжил: - Как думаете, почему Пламенный дух, наш покровитель и одновременно тиран, что испокон веков обитал в Поющих горах, последние сто пятьдесят лет не требует жертвы? Почему за столько лет не появился ни один помеченный пламенем? Это сейчас мы живем без жестоких жертвоприношений этому деспоту, но некогда он требовал свою пищу раз в год. Это было тогда, когда столицей Загорья был еще Эйренди, а славный зеленый род правил нами. Градоправитель и наш король, имя которому было Седроний, был щедр и мудр, а жена его, Лавдия, была воистину первой и самой прекрасной девой во всем краю и даже жена нынешнего правителя славного града Градьяра не сравнилась бы с ее блистательной красой, - при упоминании о своей матери Щавель встрепенулся, хотел было возразить, но его удержал Ролд, помахавший головой, мол, не высовывайся. - И любовь четы градоправителей была столь сильной, что все Загорье пело, глядя на эту сверкающую чистоту вечной и непоколебимой любви. Но не суждено им долго быть счастливыми, ибо вскоре, когда пришел черед отдавать дань Пламенному духу, на теле царицы Лавдии появился страшный ожег, значащий, что они помечена пламенем и выбрана духом для того, чтобы быть отведенной в горы и принесенной в жертву Пламенному духу. Сильна была скорбь Сердония и всю ночь на пролет плакал он, прощаясь с женой. Но когда пришел черед отправлять ее в горы, не выдержал он и не отпустил любимую, спрятав ее в самой дальней комнате своего замка в Эйренди. А вместо нее отправил к духу женщину другую, к смерти и без того приговоренную. Но понял Пламенный дух подвох и хотел было убить девушку, что пришла к нему, но придумал он план, как отомстить Сердонию и всему роду его. Поработил он волю женщины, что темновласа была и бела как снег, и отправил ее обратно в город. Пришла она и рассказал всем, как великодушен дух, как помиловал он ее. И люди наивные поверили ей. Но ночью пробралась она в замок и подожгла его, а сама покинула город. Стояла она в дали, около старого, иссохшего и скрюченного годами дерева, и наблюдала за тем, как алое пламя пожирает родину ее, как корчатся в смертной агонии собратья ее, и слезы катились из темных глаз ее. А дух все шептал ей на ухо своим пронизывающим голосом: "Предательница, предательница, ведьма", и крик вырвался из алых губ ее, ибо не могла она выдержать того, что сотворила. Она хотела было сброситься с обрыва, умереть, но дух решил мучить ее до скончания дней ее, не позволяя расстаться с жизнью. И лишь тридцать лет спустя погибла она около того самого дерева, иссохшая и отощалая, живой мертвец. В у ночь столько жизней унесло пламя, что и по сей день дух не испытывает былого голода, насытившись, - старик замолчал, сделал еще один большей глоток и еще тише, почти шепотом, добавил: - Не перечьте, люди, Пламенному духу.       Гнетущая тишина после этого настала в заполненной людьми таверне. Все обдумывали то, что только что услышали. Многие понимали, что это лишь одна из историй о гибели Эйренди, но все-таки одна из самых жестоких и, должно быть, потому правдоподобных. Но Ролд никогда еще не слышал ее и потому велико было его впечатление от рассказа, в отличие от Щавеля, которому все детство толковали о том, что Пламенного духа стоит бояться, ибо он способен на немыслимые зверства.       Ночью путникам снились обгорающие, вспыхивающие, словно факелы, люди, кричащие и молящие о спасении. Никто в эту ночь не спал спокойно.       Поутру пустились в путь, продав трактирщику своих лошадей и выручив за это немного денег, на них они купили провизию и воду, необходимую для переходя через Поющие горы. По дороге спели походную песню, наполненную какой-то тоской и трагичностью. Мелодия была тихая, нежная, но звонкий голос Щавеля добавлял в нее колокольного звона и весеннего тепла. В этот момент даже из-за затянутого тучами неба выглянуло обеденное солнце, и в сердцах путников появилась некая надежда, что все в Загорьи наладится и удастся избежать восстания и смены власти. Все-таки, это же то место, где они провели столько времени, это их дом, а всегда хочется, чтобы дома все было хорошо. Пусть даже, если и без тебя.       От обеда решили воздержаться, ибо провизия нужна им еще в пути, потому что до ближайшего населенного пункта было три недели пути, а Загорские горы славились своей пустынностью и заснеженными каменными вершинами, покрытыми толстым слоем снега. Судьба погибнуть от голода совсем не нравилась ни Ролду, ни Щавелю и потому им придется недоедать, чтобы дожить до маленькой деревушки на берегу реки Фолегрол, что зовется Димслейд. Именно она станет первым жилым пунктом, в который они попадут после изнурительного перехода через Поющие горы.       В вечеру подошли к подножию Поющих гор.