Однажды ты ответишь мне

Спуститься по ступеням удается с трудом. Цепляюсь за перила, проклиная свое изломанное никчемное тело. На висках – испарина. От собственной беспомощности на глаза наворачиваются слезы, но я упорно преодолеваю все ступени и оказываюсь на улице. Все же хорошо, что я живу на первом этаже. Иду медленно, стараясь держаться около стен, упорно игнорируя чужие взгляды. Чертовы уроды, лезущие не в свое дело. Как же меня бесит это желание поглазеть! Колено уже едва ощущается, ногу дергает от боли, но я упорно иду, прекрасно зная, что за поворотом будет скамейка. Там можно будет посидеть минут десять, а потом пойти дальше. До кафе оттуда уже совсем близко. Шаг. Еще один. Заворачиваю за угол и стискиваю зубы: лавку оккупировали весело ржущие парни. А я ведь даже не могу попросить их освободить хотя бы часть этой чертовой лавки. Обессиленно облокачиваюсь о стену и прикрываю глаза. – Эй, чувак! Ты в порядке? Испуганно открываю глаза и вижу перед собой одного из тех самых парней с лавки. Мотаю головой, в надежде, что он отвяжется и оставит меня в покое. Но он настойчиво трясет меня, спрашивая, не нужна ли "скорая". Я так плохо выгляжу? Плохо слушающимися пальцами вытягиваю из кармана блокнот и пишу, что не могу говорить, но со мной все в порядке и "скорая" совсем ни к чему. Тогда мне предлагают присесть. Это очень кстати. Киваю и хромаю к скамье. Осторожно опускаюсь на сиденье. Опускаю глаза, не в силах посмотреть на замолчавших парней. А ведь раньше я сам вот так вот смеялся и шутил в большой компании и точно так же со смесью презрения и жалости смотрел на ковыляющих по улице калек. Как быстро все может измениться. Десять минут в тишине, и я с трудом встаю. Заставляю себя кивнуть в благодарность и медленно ковыляю дальше, чувствуя спиной чужие взгляды. Впрочем, это уже не должно меня волновать. Около кафе я оказываюсь без пяти два. Не так уж плохо. Дергаю прозрачную дверь и оказываюсь внутри. Здесь, как всегда, тихо и прохладно. Раньше я не любил это место, считая его отстойным, но теперь я научился ценить такие вот малолюдные тихие места. Усаживаюсь за самый дальний столик и облегченно зажмуриваюсь. Здесь можно немного расслабиться. Подошедшая официантка читает на листке мою просьбу принести воды, кивает, и через минуту я уже жадно глотаю прохладную воду из высокого стакана, игнорируя трубочку. А потом... Потом звенит колокольчик, дверь открывается, и входишь ты. Ты даже выше, чем казался на фото. В руках ключи от машины, нервно теребишь их, скользя взглядом по помещению. А я словно остолбенел: жадно ловлю взглядом каждое твое движение и отчаянно боюсь того, что ты меня не узнаешь. Это ведь и правда сложно, я сильно изменился с тех пор, как было сделано то фото. Изменился... Тут уместнее будет сказать о том, что на том фото больше не я. Или наоборот, на том фото как раз и был я. Я, который должен был разбиться в той аварии. – Томми? – на плечо опускается теплая рука. – Это ведь ты? Неуверенно киваю, боясь поднять глаза. – Я сначала не узнал тебя, – говоришь виновато. – Но потом узнал футболку. Ты ведь в ней был на том фото. Машинально оглядываю себя и понимаю, что по какому-то странному стечению обстоятельств на мне сейчас и правда та самая футболка, что я купил в той поездке. Купил и сразу надел. – Черт, прости, что я опоздал, пробки. Ты долго ждал? – замолкаешь, словно ждешь ответа. Но я же... Судорожно выцарапываю из кармана блокнот и ручку и корявым от волнения почерком вывожу: – Привет. Я не ждал. Все о’кей. Мне страшно посмотреть в твои глаза и увидеть жалость. Пожалуйста... не жалей меня. Вдруг вынимаешь из моих пальцев ручку, поворачиваешь блокнот к себе и пишешь: – Ты очень красивый, Томми. Ты же не серьезно это? Я прекрасно знаю, какое впечатление произвожу. Осторожно поднимаю глаза и замираю: внимательно смотришь на меня, словно с чем-то сравнивая. С тем фото? – Я знаю, что изменился, – рука подрагивает, когда я пишу это. – Просто не хотел пугать тебя раньше времени. Выдавливаю из себя жалкую улыбку. – Что ты будешь? – пододвигаешь меню. – Выбирай. А потом, я думал, мы проедемся по городу, ты покажешь мне тут что-нибудь интересное. Сказать тебе, что я едва хожу? Добавить еще и это помимо моего внешнего вида? В глазах опять щиплет. Чертов нытик. Тяну к себе меню, а твой взгляд задерживается на шрамах. И я запоздало понимаю, что стоило надеть что-нибудь с длинным рукавом. Прекрасно, теперь ты знаешь еще один занимательный факт обо мне. Немой неудавшийся самоубийца. Тыкаю пальцем в апельсиновый сок и фирменный чизкейк – на большее у меня все равно нет денег. – И все? – пытливо заглядываешь в глаза. Киваю. – Учти, по счету плачу я, – вдруг улыбаешься. – Ведь это я заставил тебя прийти. – Я сам хотел, – господи, какой у меня жуткий почерк. – Все равно плачу я. Выбери что-нибудь еще. Пожалуйста. Упрямо поджимаю губы. Жалеешь ведь? Зачем я вообще пришел сюда? – Томми, – чуть подаешься ко мне, – я очень прошу. Мне хочется, чтобы ты выбрал. Зло тыкаю пальцем в блинчики с творогом. Если так хочешь потратить деньги – валяй. Не моя проблема. – Спасибо, – снова улыбаешься и зовешь официантку. Озвучиваешь сначала мой, а потом свой заказ и кивком отпускаешь девушку. И я вдруг понимаю, что ты привык обедать в совершенно других местах. Гораздо презентабельнее местной забегаловки. Тут же становится неловко. С другой стороны, разве я мог знать? Чего я вообще так пекусь о том, как буду выглядеть в твоих глазах – глазах случайного интернет-знакомого? Я чуть двигаюсь и неловко задеваю коленом ножку стула. Тут же просыпается боль, неосознанно зажимаю коленку ладонью. – Что там? – смотришь обеспокоенно. Как можно беспечнее мотаю головой и улыбаюсь. Наверное, выглядит эта улыбка натянуто. Спасает меня принесенный заказ. Официантка опускает подносы на стол и желает приятного аппетита. Улыбаешься ей уголком рта и снова поворачиваешься ко мне. Двигаю к тебе блокнот. – Я не считаю тебя фриком, – удивленно фыркаешь, прочитав написанное. – С чего ты взял, что я могу считать тебя странным? Ты сейчас лжешь мне? Это просто вежливость? Или ты искренен со мной? Пожимаю плечами и принимаюсь за еду. Блинчики восхитительны, и я даже на мгновение забываю, что ты наблюдаешь за мной. А когда вспоминаю и осторожно поднимаю глаза, то вижу твою улыбку. И мне хочется улыбнуться в ответ. Наверное, мы похожи на двух идиотов. Вернее я. Это я похож на идиота. – Томми, ты испачкался, – касаешься пальцем уголка рта. Судорожно пытаюсь слизнуть, но ты только смеешься. А потом неожиданно прихватываешь пальцами за подбородок и мягко стираешь творог. Наверное, я краснею. Со мной еще никто так не... обращался. Ты ведь сказал, что я тебе нравлюсь... В смысле, как... – Здесь отлично готовят, – говоришь с полным ртом. – Ты часто здесь бываешь? Киваю. В моем случае два раза в месяц – это часто. – Давай решим, куда мы поедем? – снова пододвигаешь ко мне блокнот. Проглатываю последний кусок чизкейка и сосредоточенно прикусываю губу, пытаясь сообразить, где же тебе может понравиться. Музей изящных искусств? Нудно... Там лучше всего ходить с экскурсоводом, так что не думаю, что такое предложение будет уместно. Бостон-Коммон? Почему бы и нет. Он соединяется с общественным садом, и скамеек, что для меня очень важно, там предостаточно на каждом шагу. Поэтому я беру ручку и пишу: – Мы могли бы сходить в центральный парк. Я покажу красивый фонтан. Черт, звучит глупо. Но что я еще мог сказать? – А потом? Не хочешь на пляж? Этого предложения я ждал со страхом. Какой мне пляж? Я только обременю тебя. Может, вообще не вставать из-за стола, сослаться на то, что у меня нет никакого желания куда-то с тобой идти? – Томми, ты согласен? Автоматически киваю, обреченно понимая, что мне не скрыть свою неполноценность. – Ты знаешь, как до парка ехать на машине? Покажешь мне? А мы на машине? Да, точно, ты ведь говорил мне, что возьмешь ее в прокате. Естественно, я знаю, как ехать. Опять киваю, выражая свою готовность показать дорогу. Разговор у нас не из оживленных. Представляю, какая атмосфера будет царить в машине, ведь там я даже не смогу написать тебе ответ в моем чертовом блокноте. – Не грусти, – вдруг говоришь тихо, и я вздрагиваю. – Слышишь? И снова мой кивок. Киваю, как китайский болванчик. Отличный я собеседник, нечего сказать. – Давай возьмем мороженое и поедем, – ты уже не спрашиваешь, а утверждаешь. Наверное, понимаешь, что я опять тупо кивну. Покорно жду, пока ты расплатишься, разглядывая поцарапанную столешницу, а заодно и свои ногти. Зачем ты терпишь меня? Неужели тебе и правда может быть интересно это жалкое подобие общения? – Держи, – протягиваешь мне пластиковый стаканчик с двумя шариками: шоколадным и ванильным. Точно такой же, как у тебя. – Идем? Цепляюсь побелевшими от напряжения пальцами за край стола и пытаюсь подняться. С первого раза это не получается – по-хорошему мне нужно подвинуться к краю диванчика, повернуться лицом к залу и только тогда уже встать. Наверное, так и поступлю. Проделываю все эти манипуляции под твое молчание, а потом, когда, стиснув зубы, все же медленно поднимаюсь, чувствую вдруг, как ты мягко подхватываешь меня под локоть. Невольно переношу часть веса на эту новую опору, со стыдом понимая, что теперь ты видишь всю неприглядность моего положения. Мы так и идем до машины. Мои щеки пылают, я чувствую себя ничтожеством. Открываешь мне дверь и почти заносишь меня в салон – у тебя кроссовер с высокой посадкой, и сам бы я вряд ли быстро забрался в салон. Пока ты обходишь машину, чтобы сесть на водительское сиденье, я судорожно выцарапываю на бумаге слова извинения. Мороженое мешает писать, зажимаю стакан меж бедер, а потом ты садишься в машину и вдруг забираешь у меня блокнот. – Брось это, – говоришь серьезно. – Ешь мороженое и прекрати мучить себя. В салоне прохладно – работает кондиционер, осторожно откидываюсь на спинку кресла и неуверенно смотрю на тебя. Улыбаешься мне, а потом нагибаешься совсем близко и пристегиваешь меня ремнем безопасности. А я, закрыв глаза, вдыхаю твой запах – чуть терпкий аромат туалетной воды и что-то еще, что я не могу идентифицировать. Наверное, именно это называют личным запахом человека. Рядом с тобой я отчего-то ощущаю себя совсем ребенком. Наверное, здесь играет роль моя беспомощность и твое странно заботливое, но не до приторности, отношение. Плевать. Может, не стоит анализировать хотя бы это? – Вбей в навигатор адрес, – протягиваешь мне свой iPhone. Ни разу не держал такой телефон в руках. Осторожно беру его, набираю на виртуальной клавиатуре название улицы. Программа тут же прокладывает маршрут, и приятный женский голос сообщает расчетное время прибытия на место с учетом небольшой пробки. – Это совсем близко, – не спешишь забирать телефон у меня, хотя я протягиваю его тебе. – Подержи пока. Интересно, такое бывает на самом деле? Нет, в смысле, если бы я был нормальным, не тем, во что превратился сейчас, ты вполне мог бы обратить на меня внимание, я был даже симпатичным, но сейчас... – Ты должен был сразу сказать, что тебе тяжело идти, – говоришь укоризненно. – Я бы забрал тебя прямо из дома. Завтра я сам заеду за тобой. А будет «завтра»? Признаться, даже имей я возможность говорить – не выговорил бы ни слова. – Это ведь произошло с тобой не так давно? – спрашиваешь это, когда мы притормаживаем на светофоре. – На том фото ты совсем другой. Опускаю голову, делая вид, что разглядываю свои колени. Мой блокнот ты положил на заднее сиденье, так что я не могу написать ответ. Тянешься за ним, не обращая внимания на сигналы сзади – уже загорелся зеленый, отдаешь мне и только потом плавно трогаешься. – Расскажи мне, – коротко касаешься моего бедра. – Если хочешь. Ну, а что мне терять? Киваю и принимаюсь писать. Все с самого начала. Когда дохожу до того места, как очнулся в больнице, не в силах пошевелиться, и мне сообщили о смерти моих родителей и брата – на глаза наворачиваются невольные слезы. Наверное, это глупо, с тех пор прошло уже довольно много времени, но я все равно до сих пор не могу спокойно вспоминать о тех событиях. Хорошо, что ты смотришь на дорогу. Я пишу о так называемом курсе реабилитации, и о том, как сложно было привыкнуть к моему положению. О том, как полностью перенес свою жизнь в интернет, как познакомился с тобой. Почерк у меня мелкий, так что вся история умещается на трех листках. К тому времени, как я заканчиваю, мы уже минут тридцать стоим на парковке перед входом в парк. Молча забираешь у меня блокнот и принимаешься за чтение. Все то время, пока ты вчитываешься в мой корявый почерк, я разглядываю аккуратно подстриженный газон. – Почему ты не рассказал мне? – вдруг берешь меня за руку. Смотрю на наши сцепленные пальцы и не могу пошевелиться. Потом все же беру у тебя блокнот и вывожу: – Не хотел, чтобы ты считал меня неполноценным уродцем. – Мы общаемся год, – постукиваешь пальцами по рулю. – Неужели ты думал, что я могу так к тебе относиться? – Не знаю, – писать быстро у меня не получается, рука устала. – Многие так относятся ко мне. – Ты должен знать, что я никогда не обижу тебя, – наклоняешься ко мне совсем близко, касаешься пальцами щеки. И от этого прикосновения меня словно простреливает волной странного чувства, похожего на наслаждение. Судорожно вдыхаю ставший густым воздух, не в силах перестать смотреть в твои потемневшие, ставшие теперь почти синими глаза. Облизываешь губы, отстраняешься и хрипловато предлагаешь идти. Я с этим предложением согласен. Отстегиваю ремень и с твоей, опять же, помощью выбираюсь на улицу. Идем медленно, ты поддерживаешь меня под локоть, наверное, мы выглядим странно, но тебе, кажется, плевать. Доходим до пруда. Народу здесь сегодня немного, что мне очень нравится. А ты вдруг скидываешь кроссовки, и принимаешься закатывать штаны. Ну, да, по краям здесь совсем мелко и можно помочить ноги. – А ты не хочешь? – выпрямляешься и смотришь на меня. Неуверенно пожимаю плечами. А ты вдруг садишься на корточки у моих ног и принимаешься заворачивать мои брюки. Черт, мне ведь и правда сложно нагибаться... Смотрю на твою макушку, и мне отчего-то хочется дотронуться до твоих волос. Коснуться пальцами коротких прядок, провести ладонью по затылку. – Снимай кроссовки, я расшнуровал, – предлагаешь, и я со смущением понимаю, что ты развязал мне еще и шнурки. Не стоило... Послушно стягиваю обувь, и мы идем к воде. Она прогрелась, так что я могу не волноваться за то, что простужусь. Обнимаешь меня за плечи, и мы просто стоим, подставляя лица солнцу. И мне почему-то спокойно, я больше не чувствую так ярко свою неполноценность, не ощущаю себя чужим. Жаль, я не могу сказать тебе об этом. – Томми, – зовешь, – спасибо, что согласился встретиться. Блокнот остался в машине, и я просто улыбаюсь тебе. Теперь это легче. Я вдруг вспоминаю наши ночные разговоры, как мне было хорошо с тобой. И сейчас это чувство тоже здесь. Словно я... влюбился? Испуганно замираю, пытаясь осознать эту безумную мысль. Ведь и ты ведешь себя со мной не как с другом, а мне это нравится. Я хочу ощущать твои прикосновения, чувствовать запах, хочу, чтобы ты вот так вот обнимал за плечи. Мы бредем по краю пруда, глупо улыбаясь чему-то. И молчание не угнетает. *** – Ты умаялся, Томми, – стираешь с моего лба испарину. – Тебе нужно отдохнуть. Еще бы. Я не ходил столько с того самого момента, как попал в эту чертову аварию. На улице уже вечереет, мы сидим в машине и доедаем яблоки в карамели. Ты купил сразу четыре штуки. Естественно, мы измазались в сладком, и ты долго оттирал свои и мои руки салфеткой, купленной в той же палатке, что и яблоки. Облизываю губы и киваю. Мне и правда хочется прилечь – спина болит действительно сильно. Наверное, мне вредно так долго быть на ногах. – Отвезти тебя домой? Или, может... – запинаешься, – поедем ко мне? Тяжело сглатываю и неуверенно касаюсь пальцами твоей руки. Не знаю, на что я рассчитываю. Как должен закончиться этот день? Может... – Томми... – перехватываешь мою ладонь прежде, чем я успеваю ее отдернуть. А потом вдруг наклоняешься к самому моему лицу и замираешь так, что наши губы почти соприкасаются. Одно движение... Судорожно вздыхаю и стискиваю твою руку. Стыдно признаться, но это мой первый поцелуй с парнем. – Можно? – выговариваешь это одними губами, и я... киваю. Мягко накрываешь мои губы своими, ненастойчиво касаешься языком, словно предлагая. Задыхаюсь, чувствуя, как по телу растекается возбуждение. Оно горячее, лишает возможности мыслить здраво, и я с удивлением понимаю, что если ты скажешь, что мы едем к тебе, я не буду противиться. Мне этого... хочется. Наверное, такая моя готовность связана с тем, что ты первый, кто обратил на меня внимание, я благодарен и все такое... Но плевать на всю эту психологию. Я просто хочу быть с тобой сегодня. – Ко мне? – спрашиваешь еще раз, хотя это и так понятно. Киваю, все так же цепляясь за твою руку. Мне вдруг становится страшно. Я ведь ни разу не был с мужчиной, я знаю о такой близости только в теории. Как ты отреагируешь на это? Судорожно подхватываю блокнот и вывожу: – Это будет мой первый раз. Мягко улыбаешься, целуешь меня в лоб и заводишь машину. *** Отель, в котором ты снял номер, – шикарен. Я даже боюсь думать, сколько ты заплатил за все это. Впрочем, это становится не важным, когда ты закрываешь дверь и осторожно прижимаешь меня к стене, скользя ладонями по бокам. Соскальзываешь ниже, касаешься низа живота и накрываешь ладонью мой стояк. А мне уже серьезно начинает не хватать воздуха. И кажется, что еще одно прикосновение, и я позорно кончу в штаны. – Ты такой хрупкий, Томми, – едва ощутимо касаешься губами моего лица. – Боюсь сделать тебе больно. Проводишь рукой по спине, нежно, осторожно. Зарываешься пальцами в мои волосы и снова целуешь в губы. Теперь настойчивей, и я вдруг чувствую бедром твое возбуждение. – Нам нужно в ванную, – чуть отстраняешься и обнимаешь меня за талию. Но уже не так, как прежде. Ты держишь меня, как... своего. Не знаю, откуда ко мне пришло это сравнение. В любом случае, плевать. Ты раздеваешь меня сам. Стягиваешь майку, спускаешь штаны вместе с бельем, и я краснею, автоматически пытаясь прикрыться. Отводишь мою руку и целуешь пальцы. Раздеваешься сам, а потом легко, как ребенка, ставишь меня в душевую кабину и включаешь воду. Робко касаюсь пальцами твоего живота, вскидываю взгляд и сразу же натыкаюсь на поцелуй. Прикусываешь мои губы, а потом тут же зализываешь. Опускаешь ладони на мои ягодицы, гладишь. А потом вдруг проскальзываешь в ложбинку меж них, и я замираю почти в испуге. Еще никто так не касался меня. – Тише, – касаешься губами моих губ. – Просто расслабься, хорошо? Берешь с полки флакон с гелем для душа, льешь жидкость на пальцы, поворачиваешь меня к себе спиной, и я зажмуриваюсь, чувствуя, как ты раздвигаешь скользкими пальцами мои ягодицы. Я почти уверен, что более-менее чист, но... Ты не спешишь втолкнуть пальцы. Массируешь вход, покрывая поцелуями мою шею и плечи. И я отдаюсь ощущениям, вдруг понимая, что тебе тоже нравится происходящее. И тогда, когда в меня входит первый палец, я только слабо вздрагиваю, а ты шепчешь что-то успокаивающее, гладишь меня свободной рукой по низу живота, одновременно осторожно проталкивая палец глубже. – Ты чистый, Томми, – шепчешь мне в самое ухо. – Такой горячий... Расслабься, ладно? Просто расслабляюсь в твоих руках, доверяясь. Все равно отступать мне уже поздно, да и не хочется. Я хочу только того, чтобы ты не отпускал меня. Мне ведь тяжело стоять... Бинт, который я забыл снять с колена, намок, сполз на икру, но мне все равно. Во мне уже два твоих пальца, ласкаешь меня, растягиваешь... Я бы даже сказал, что это в какие-то моменты неприятно, если бы это были не твои пальцы. Пытаюсь дышать ровно, но задыхаюсь все равно, а ты успокаиваешь, целуешь в затылок, ухо, шею... Все как в тумане. Домываешь меня, споласкиваешься сам. А потом... Потом ты просто берешь меня на руки и, прижав к груди, несешь в кровать. Наверное, это унизительно, но у меня болят спина и колено, и более-менее нормально идти я сейчас не смогу. – Спина сильно болит? – нависаешь надо мной, касаешься пальцами губ. Вру, отрицательно мотая головой. Не хочу, чтобы ты думал, что мне больно. – Врешь, – грустно улыбаешься. – У тебя слезы в глазах. Прикрываю веки и пытаюсь улыбнуться в ответ. – Я буду очень осторожен, – обещаешь тихо. – Но тебе все равно будет больно. Как будто это кого-то из нас остановит. Закрываю глаза, ожидая, что ты раздвинешь мои ноги или перевернешь на живот, но ты вдруг целуешь меня в бедро, а потом обхватываешь губами член. Я задыхаюсь, автоматически пытаюсь оттолкнуть тебя, но только бессильно дергаюсь – позвоночник простреливает болью, а ты прижимаешься щекой к моему животу и шепчешь что-то успокаивающее. Я не понимаю половины слов, но эффект это имеет нужный. Пара минут – и ты снова касаешься губами головки члена. И я растекаюсь по постели словно желе. Уже сам едва заметно подаюсь бедрами в твой рот. Но такими темпами меня надолго не хватит. Наверное, ты тоже понимаешь это, потому что отпускаешь меня и перемещаешься выше. – Томми, я поверну тебя на живот, – касаешься губами моего подбородка. – Так тебе будет легче. Пожимаю плечами. Ты все равно лучше меня знаешь, как нужно. Впрочем, когда ты осторожно поворачиваешь меня на живот, мне и правда становится удобней. Я вдруг думаю, что лежа на спине, мне пришлось бы приподняться, чего бы я сделать не смог. Или смог бы, но ненадолго. – Раздвинь ноги, мой хороший, – целуешь мою спину, и я послушно делаю то, о чем ты попросил. – Сейчас потерпи, – оглаживаешь ладонями мои ягодицы, и я вдруг понимаю, что твои руки подрагивают. Черт, это, наверное, очень сложно вот так вот сдерживать себя... Если бы не моя неполноценность, все было бы иначе. Тебе бы не пришлось обращаться со мной, как со сломанной куклой, боясь, что в любой момент она может доломаться окончательно. Утыкаюсь лицом в одеяло и замираю, ощущая, как головка твоего члена трется о кожу. Нависаешь надо мной так, что я чувствую тепло твоего тела. Целуешь в затылок и толкаешься. Просто надавливаешь, помогая себе пальцами. И вот теперь становится страшно. Я не вижу тебя, просто ощущаю это неумолимое проникновение. И я... – Тише, Томми... – ты задыхаешься, прижимаясь ко мне всем телом, но не наваливаясь, а удерживая себя на полусогнутой руке. – Я здесь. Расслабься. Из горла вырывается невнятный всхлип. Нашариваю твою ладонь, и ты сжимаешь мои пальцы. Мне больно. Очень больно. Из глаз текут слезы, губы искусаны до крови. Тело бьет мелкая нехорошая дрожь. Кажется, что еще немного, и оно не выдержит этого неестественного натяжения. Но вместе с тем я чувствую и твое напряжение: ты дышишь хрипло и тяжело, стискиваешь мои пальцы. – Почти все, мой хороший, – выдыхаешь. – Потерпи еще немного. И я терплю. Наверное, потому что это ты. А потом, когда ты входишь до конца и благодарно целуешь меня в висок, я рискую немного сжаться и выгибаюсь от странного наслаждения, прострелившего все тело, словно боль. Тяжело дышу, не понимая, что происходит, ты стонешь хрипло, качаешь бедрами, и я снова задыхаюсь. Наверное, ты понимаешь, что я чувствую, потому что снова слегка толкаешься, опять задевая то место, рассылающее по телу заряды удовольствия. И я невольно подмахиваю тебе, чтобы помочь войти глубже и снова зацепить это место, помогающее забыть о боли. – Молодец, – целуешь меня в затылок, и я теряю всякое ощущение пространства и времени. Наверное, это нормально, когда чувствуешь и боль, и удовольствие одновременно. Приподнимаю бедра, пытаясь прижаться ближе, а ты обхватываешь ладонью мой член. Наверное, это неудобно – ласкать меня в таком положении, но эта мысль посещает меня только на секунду. Потому что потом ты вместе со мной перекатываешься на бок, и я всхлипываю одновременно от боли, пронзившей спину, и нарастающего удовольствия. Твоя рука уверенно ласкает меня, заставляя сорванно дышать и подаваться всем телом на каждое твое движение. – Вот так... – шепчешь куда-то мне в висок. – Тебе будет хорошо. Я люблю тебя, Томми. Это оказывается для меня слишком. Мое тело выгибает, в глазах темнеет... Я забрызгиваю твою руку семенем, хрипло дыша. И чувствую, как напрягаешься ты, прижимая меня к себе еще ближе. Еще пара толчков, и ты выскальзываешь из меня. На ягодицы брызжут теплые капли. Это должно быть противно? – Черт, Томми... – в твоем голосе вина. – Тебе неприятно? В ответ прижимаюсь к твоей груди еще ближе, сжимаю твою руку, лежащую на моей талии. Жаль, я не могу сказать тебе ничего. Но, наверное, ты и так обо всем знаешь... Потому что, когда я поворачиваюсь к тебе и робко целую в губы, ты только крепче обнимаешь меня и целуешь в ответ. Мы еще долго лежим, прижимаясь друг к другу до боли тесно. Ты мягко поглаживаешь меня по волосам, перебирая пряди меж пальцев, а потом вдруг тихо спрашиваешь: – Ты ведь тоже любишь меня, Томми? Вцепляюсь в твою руку, отчаянно жалея, что не могу сказать ни слова в ответ, а ты, будто понимая мое состояние, шепчешь: – Однажды ты ответишь мне.