Тайный Город и компания

«Ранняя осень пахнет несбывшимися надеждами. Но черные моряны не имеют права на мечты. В Тайном Городе мы опасные звери. Сторожевые псы Зеленого дома. Поэтому я никогда не соглашусь родить ребенка — у морян рождаются только девочки-моряны. Белые хотя бы способны сохранять рассудок при смене ипостаси, а черные… Это не та судьба, которую мать хочет для своего дитя», — мысли о детях были тем больнее, что идти пришлось мимо местной школы. Сложно спокойно смотреть на чужое счастье, особенно когда оно достается тем, кто его совсем не ценит. Я шла по осенней улице, и горечь запаха упавших листьев отзывалась в унисон горечи в моей душе. Английские дети были странно одеты и выглядели неухоженными, брошенными, а во мне бушевали нереализованные инстинкты… может, и правы те, кто утверждает, что моряны скорее звери. Вот, кстати: ни одно животное не доведет своего щенка до такой степени истощения. Маленький, лохматенький, в сломанных очках… Буду уходить, найду его дом и кину про него заявку в соцслужбы — смотреть же больно. Я оказалась в Литтл Уингинге, графство Сюррей, по вине монашков из Забытой пустыни. Местная клушка считает, что ее семью прокляли, и виноват кто-то из людов. Или человский маг. Но это опять к нам, к Зеленому дому и его сторожевым песикам. Не феечку же сюда посылать. А для жрицы слишком мелкое дело. Дом номер четыре еле нашла — такое все тут безликое. Идеал образа «все как у всех» и «не хуже, чем у других». Позвонила. Дверь открыла типичная англичанка — белобрысая вобла с чуть лошадиным лицом и мутноватыми серо-зелеными глазами. Ну-ка, ну-ка… белые волосы, мутно-зеленые глаза… да, точно, в предках у этого чела явно не без людского барона, кровь — не водица. Кто-то порезвился во Вторую мировую. Протянула тетке письмо. Интересно, это ее жалоба? Если да, то смешно получилось: полукровка-люд жалуется челам на людов. Тетка, то есть, как я из письма знаю, миссис Петуния Дурсль, поджала и без того тонкие губы и посторонилась, пропуская меня в чистенький невнятный домик. Там и внутри был стиль «все как у всех». Разве что бесконечные детские фотографии снова царапнули по сердцу. Англия продолжает бередить мои раны. — Мне посоветовала написать вам миссис Дмитрофф. Но, я полагала, что это русский мужской монастырь. Мальчишка, он… — тетка поежилась, словно сидела на терке, но воспитание не позволяло сменить стул, потом скривилась, словно ей пришлось лизнуть жабу в бородавчатый бок или выговорить что-то невыносимо мерзкое, и снова поджала губы. Мы помолчали. Я не собиралась помогать ей в описании проблем. Проверено — промолчишь вовремя, услышишь больше полезной информации. Не найдя поддержки, миссис Дурсль продолжила: — Ненормальные, — выплюнула она, и я едва успела отодвинуть от нее свою чашку чая. — Алекс увидела, как мальчишку забросило на крышу школы, и решилась быть со мной откровенной: она бежала из России, спасаясь от ненормальных. Ей помогли в вашем монастыре. Мы с мужем… мы нормальные, АБСОЛЮТНО нормальные люди. И мы хотим, чтобы мальчишка тоже перестал быть ненормальным. Мы надеялись, что справимся сами, но у нас не получается. Мы готовы отдать его на воспитание в ваш монастырь, если у вас тоже не получится… избавить его от ненормальности тут. — Отдать? — мне показалось, что я чего-то не поняла. С чего она решила, что их племянник кому-то нужен в России, что там о нем позаботятся так же, как заботятся о нем они? — На воспитание, усыновление, постриг… я не знаю, как это там правильно называется! — истерично выкрикнула женщина. — Мальчишка невыносим! Моя последняя надежда на вас, на суровое воспитание монахов! И на то, что вы сможете защититься, — и снизив голос до невнятного шепота и вытаращив глаза добавила, — что вы сможете защититься от них. — От них? — я состроила сострадательную мину. Самой смешно. Но на «нормальных» челах, как ни странно, срабатывает. — От них, — горячо зашептала женщина, навалившись впалой грудью на край стола. Минуту она сверлила меня горячечным взором, после чего подорвалась и убежала наверх, там что-то скрипнуло, громыхнуло, и миссис Дурсль вернулась, нервно расправляя в руках мятый конверт. — Вот! — положила она передо мной на стол бумажку с таким видом, словно там был как минимум ответ на то, где спрятана библиотека Ивана Грозного. Ответов там не было, зато было невнятное послание на шкуре невинно убиенного теленка. Дескать, сестра Ваша, со своим мужем, была жестоко убита, а племянника Вашего мы потом, лет через десять, заберем к себе в школу. Видимо, чтобы тоже добить. Нет, этого в письме не было, но как бы подразумевалось. По умолчанию. — Они подбросили нам мальчишку, даже не поинтересовавшись нашими планами, нашим материальным состоянием. Просто кинули на пороге ноябрьской ночью, как моя золовка Мардж не кинула бы кутят. И они следят за нами. Они постоянно следят за нами. Я не могу спать, я боюсь за сына и мужа. Я… я ложусь в кровать к мужу и чувствую на себе посторонний взгляд! — женщина расплакалась. Не люблю сопливых разумных. А мне ведь сейчас объяснять ей, что не такая уж она «нормальная». То есть — не стопроцентный чел. Хлопнула входная дверь, вошел давешний неприкаянный паренек. — Мальчишка, подойди, — поджав губы, сухо приказала хозяйка дома, и я поняла, что портреты на стенах изображают не очень похожих погодков, а только и исключительно сына миссис Дурсль. Племянник же в этом доме чужой. Если вспомнить, то за весь наш разговор его ни разу не назвали племянником или по имени — только «он» и «мальчишка». Ребенок тем временем подошел к столу и уже пытался невнятно бормотать какие-то оправдания, не замечая, что этим лишь выводит из себя и без того неуравновешенную тетушку. Интересно, как ее истеричность вписывается в понятие «нормальности»? Вот она занесла руку для подзатыльника. Ни в какие ворота! Вы вдумайтесь — в чопорной Англии, женщина, претендующая на «нормальность» при постороннем человеке совершает поступок, за который по нынешним временам можно и в тюрьму угодить, и родительских прав лишиться. Сказать, что это ненормально — значит не сказать ничего. А от ребенка пахнет странно. Чем ближе от меня он стоит, тем сложнее мне удерживаться от трансформации. Значит, что-то опасное. Опасность для черной моряны, исходящая от пятилетнего ребенка. Нет, скорее, сам ребенок в опасности, а заодно и мы с его тетушкой. В голове шумело, приближалась трансформация. Опасность. Опасность для ребенка. Опасность для здоровья… Самой мне не разобраться, нужна срочная квалифицированная помощь. Судя по моему состоянию — очень срочная. Оформлять документы обычным путем я уже не успеваю, придется заплатить шасам. А пока: — Не бойся, дорогой, — приобнимаю пацана за плечи. — Я его забираю, — бросаю вместо слов прощания тетке и делаю шаг в уже разворачивающийся портал дырки жизни*. Еще и эрлийцам платить. Да, мальчик, если меня к тому же королева пропесочит за некорректно выполненное задание, ты и правда мне недешево обойдешься.