Шесть

Карам шевельнула рукой и почувствовала под кончиками пальцев гладкую ткань. Она с опаской приоткрыла глаза. Вверху ― знакомый потолок спальни, приглушённый свет. Она лежала в собственной постели и... Но сознание она потеряла в ванной! Карам резким движением поднялась и села, провела ладонью по лицу. Он взялся из ниоткуда, тот человек, которого она видела на переходе. Просто вдруг появился у стены напротив кровати, прямо перед её глазами. Он походил на сломанную куклу, сжимавшую в руке что-то вроде посоха. Тёмные волосы завесили половину лица, оставив на виду лишь подбородок и губы. И ещё ― левый глаз. Если у парня в лифте взгляд переполняла тоска, то у этого ― мрачная ярость. Карам сдвинулась к изголовью, чтобы увеличить разделявшее их расстояние. Не помогло. С каждым ударом бешено колотившегося сердца незваный гость умудрялся оказываться всё ближе. Какие-то рваные, бесконтрольные, но одновременно стремительные движения. Карам закрыла глаза, свернувшись клубком на подушке. Она обхватила себя руками и постаралась стать незаметной, но продолжала с ужасом ждать. Ждала чего-то вроде боли: вонзятся в шею когти или зубы, обрушится на голову навершие посоха в виде черепа или ещё нечто в таком духе. Ждала, затаив дыхание, и испуганно вскрикнула, в самом деле ощутив прикосновение к шее. Прикосновение пальцев, тёплых, как у живого человека. Она не выдержала и повернула голову. Гость сидел рядом и прикасался к её шее, затем тронул её щеку. Лёгкие касания, даже нежные, но ярость в его взгляде плохо сочеталась с ними. Он отнял руку, пальцы мелькнули перед лицом Карам, заставив её вновь зажмуриться. И вновь вместо удара и боли мягкое прикосновение. Её всего лишь погладили по голове, словно ребёнка, словно пытались успокоить и образумить. Карам удивлённо посмотрела на пугающего человека и сделала судорожный вдох, обнаружив у кровати ещё пятерых. Шестой, с посохом, поднялся и отступил назад ― к пятёрке, остановился в центре, немного развёл в стороны руки и отвесил старомодный поклон. Карам глупо пялилась на шесть тёмных фигур у своей кровати и не представляла, что же происходит. Они, в свою очередь, не сводили с неё глаз, даже, кажется, не моргали. Смущённая столь пристальным вниманием, Карам опустила голову и обнаружила на простыне тряпичную куклу, ту самую куклу, которую видела днём. Растерянно взяла, тронула кривой шов, повела левой ручонкой и вздрогнула, различив движение краем глаза. Вскинув голову, она ошеломлённо посмотрела на шестёрку. Их левые руки были в том же положении, что и рука куклы. Карам прикоснулась к правой руке куклы и приподняла её. Шестёрка в точности повторила это. Карам торопливо положила куклу перед собой и уставилась на неё. Бессмысленно, ведь никаких надписей на грязной ткани не имелось. Ни надписей, ни подсказок. Просто аляповатая кукла и шесть почти одинаково высоких парней, повторявших за куклой всё. Карам поглядела на шестёрку, убедилась, что они ждут чего-то неведомого ей, и вновь взяла куклу в руки, медленно повернула, осмотрев со всех сторон, но так ничего и не нашла. Хотя нет, нашла кое-что ― следы, словно куклу прокалывали иглой или спицей, и пятнышки крови. Она на миг задумалась, потом с сомнением покосилась на шестёрку. Если они повторяли всё за куклой, то как же... То есть, они наверняка же чувствовали... Карам, немного успокоившись, положила куклу на подушку, сползла с кровати и добралась до столика с зеркалом. Порывшись в коробке, нашла самую длинную швейную иглу и приблизилась к шестёрке. Растерянно скользнула взглядом по их лицам, неподвижным и отстранённым, шагнула к парню с посохом и неуверенно подняла руку. Он просто смотрел на неё и ждал, и не пытался прикончить на месте. Поколебавшись с минуту, Карам дотронулась до его щеки. Тёплая, настоящая и живая ― на ощупь. Она прикоснулась к его шее, но пульс уловить не смогла. Смотрела на него долго, прежде чем осмелилась взять за правую руку и повернуть ладонь. Сначала она уколола иглой, потом усилила нажим. Он по-прежнему смотрел на неё и хранил неподвижность, словно не чувствовал боли. Карам стало не по себе, когда игла пронзила ладонь насквозь. Убрав иглу, она пялилась на кожу, где не проступило ни капельки крови. Чёрт возьми, он выглядел живым, был тёплым, но не чувствовал боли, а из ран не шла кровь. Это что вообще такое? Карам скрестила руки на груди и прошлась вдоль шеренги из шести подозрительных типов. Она постаралась думать последовательно и логично. Итак, она увидела куклу, порыдала над ней, ей укололо палец, после чего начала мерещиться всякая чертовщина, звонки ещё пугающие, а затем шесть подозрительных типов торчали в её спальне, у её кровати и чего-то от неё хотели. Вряд ли убить или отпущения грехов, но чего-то же они хотели! И смотрели на неё так вопросительно... Кстати... ― Вы кто? ― слабым голосом поинтересовалась Карам. Тишина в ответ, только вопросительные взгляды со всех сторон. ― Что вам нужно от меня? Никакой реакции ― ничего, одно лишь молчаливое ожидание. Прихватив ноутбук, Карам обосновалась в кухне и включила кофеварку. Потом ногам стало холодно, и она выскочила в гостиную за пушистыми тапочками, но тут же налетела на смуглого типа, который неуверенно держался на ногах. Карам вздохнула, взяла его за руку и усадила в кресло. Столкнулась с разрисованным синими узорами парнем, отправила на диван, пристроила рядом типа с пронзительным взглядом. Изъеденного язвами и любителя поцелуев запихнула на другой диван. Полюбовавшись на результат, повернулась к кухонной двери и вспомнила про шестого с посохом, но вот как раз его нигде не оказалось. Карам пожала плечами, на всякий случай громко попросила гостей не ползать по дому, а тихо сидеть там, куда их посадили. Вооружившись чашкой кофе и ноутбуком, Карам взялась за разгадывание загадок. Примерно час она пыталась сформулировать запрос, искала изображения кукол, хоть немного похожих на ту, что покоилась сейчас на подушке в спальне. Карам настолько увлеклась поисками, что не сразу заметила, как выпила весь кофе. Идти за новой порцией в тот миг было не с руки, а когда она вновь потянулась за чашкой, вспомнила, что там пусто. Однако, вопреки всему, чашка согрела её ладонь теплом, и Карам ошарашенно уставилась на кофе. Повернув голову, увидела рядом с собой шестого, с длинной чёлкой. В левой руке он по-прежнему сжимал посох. Вокруг хватало стульев, но он стоял. Ей пришлось усадить его, опустив ладонь ему на плечо. Она смотрела на ту часть его лица, которую не прятала длинная чёлка, а затем потянулась пальцами к тёмным прядям, чтобы отвести их в сторону. Он твёрдо сжал её запястье, не позволив сделать это, едва заметно качнул головой и мягко отстранил её руку. Тогда Карам пожелала взглянуть на посох, и ей опять не позволили это сделать. ― Я не собираюсь забирать его, просто хочу посмотреть поближе. В конце концов, хотя бы на посохе должны же быть какие-то подсказки. Её не услышали и посох ей не отдали. Карам сердито уткнулась в монитор и решила поискать что-то похожее на короткий посох с черепом вместо набалдашника. Нашла кучу всевозможных вариантов и принялась последовательно изучать их. Изучала до девяти утра, полдесятого позвонила на работу и предупредила, что выйти не сможет, то же самое сообщила куратору. Выйти из дома она пока не могла, поскольку вся эта подозрительная шестёрка наверняка потащилась бы следом за ней. Глупо шляться в такой компании, если ни черта о ней не знаешь. Через час позвонила одна из сотрудниц с радио и сообщила скорбную весть: умерла та самая дамочка, что накануне в лифте выражала недовольство, ― что-то с сердцем, спасти не смогли. Прямо с телефоном у уха Карам метнулась в гостиную и уставилась на изъеденного язвами парня: большая часть этих язв пропала, и он выглядел теперь намного лучше остальных ― не идеально, но лучше. Сообразить, что к чему, труда не составило. В общих чертах. Эти шестеро как-то чуяли, кто причиняет боль Карам, и наказывали виновных. Радикально наказывали ― посредством смертной казни. Неужели они прямо всех без разбора убивают? Такими темпами через месяц в городе никого не останется. Карам вернулась к ноутбуку и продолжила поиски. И не заметила, как уснула. Проснулась она на кушетке у окна, заботливо закутанная в покрывало. Она потянулась и приподнялась на локте, чтобы потом шарахнуться назад. У кушетки на полу сидел парень с посохом и пристально смотрел на неё. Карам вздрогнула, оценив его взгляд на сей раз как голодный. Подумала про печенье в вазочке рядом, но решила, что вряд ли он удовлетворится печеньем, если вообще есть будет такое. ― Ты вовсе не говоришь? Зато он рычал, как настоящий волк: тихо и низко ― душа уходила в пятки. Поначалу. Карам выпуталась из одеяла, направилась к кофеварке, по пути скользнув по темноволосой голове ладонью в мимолётной ласке. Всё-таки он торчал у кушетки, пока она спала. Наверное, охранял. Или решал, кусать или не стоит. Раз не укусил, значит, можно погладить. Карам забралась на стул с ногами и вновь уткнулась в монитор. Через несколько минут запищала кофеварка, и Карам дёрнулась, чтобы сбегать за чашкой. Не потребовалось ― ей принесли кофе и подали с едва заметным изысканным поклоном. Интересно, как чудак с посохом умудрился не пролить напиток на пол, если двигался странно и неуверенно, пошатываясь? Загадка. Сесть на стул сам он не мог, вероятно. Чтобы он сел, нужно было положить ладонь ему на плечо и легонько нажать, что Карам и проделала. Правда, сверлящий взгляд в спину не способствовал остроте её ума, поэтому она пересела так, чтобы между ними оказался монитор ― пусть и символическое, но прикрытие. Иногда Карам смотрела на странного парня поверх монитора, а он неизменно продолжал смотреть на неё, только на неё. Все шестеро смотрели только на неё, когда же она уходила в другую комнату, их глаза становились пустыми, словно у настоящих кукол. Пожалуй, Карам именно это назвала бы самым пугающим. Страшно, когда нечто выглядит живым человеком, а ведёт себя как кукла. Она просмотрела ещё несколько файлов, выглянула из-за монитора и принялась изучать левую сторону лица шестого с посохом. Черты трудно назвать правильными и безупречными, да и рот великоват... В воображении она дорисовала то, что скрывала чёлка. Всё вместе смотрелось очень даже впечатляюще. Почему-то. Карам даже сказала бы, что он красивый, странно красивый, несмотря на неправильные черты. А может, как раз благодаря им? Она оценила линию подбородка, добралась до скулы и наткнулась на неподвижный взгляд. Смутилась и спряталась за монитором. Вовремя, потому что в следующем файле оказалась картинка с коротким посохом подчинения вуду, очень похожим на тот, что держал в руке шестой. Упоминалась и кукла, более того, именно кукла являлась ключом для заклинания. И кукла отличалась от обычного вольта. Карам растерянно потёрла висок. Что ещё за заклинание? Она никакого заклинания не произносила. Она вообще ничего не сделала, чтобы заполучить в подарок куклу, полдюжины странных и убийственных ― в прямом смысле слова ― парней и посох вуду. Итак, куклу делали на основе уникальных рецептов, и эти рецепты у каждого колдуна были свои. Проще говоря, куклу делали из того, что оказалось под рукой, так решила для себя Карам. И кукла представляла собой исходный материал. Чтобы заклинание начало работать, нужны слеза, слюна или кровь. Тут всё ясно, слеза в тот день вполне могла попасть на куклу, и именно так Карам влипла в историю. Нечего над подозрительными куклами рыдать, хотя предупреждение несколько запоздало. Слеза, слюна или кровь, попавшие на куклу, порождали гомункулов ― искусственных людей, тех же кукол, только идентичных людям. При некотором сходстве с зомби и вольтами эти гомункулы были более совершенными. У них нет крови, им не нужно есть и пить, они не спят и не устают. И они воплощают семь грехов. Минуту! Почему семь, если их шесть? Дальше шло пояснение, что седьмой грех выпадает тому, кто призвал гомункулов, и самой кукле. То есть, шесть гомункулов и один призвавший с куклой. Вместе ― семь. Срок жизни всех семерых ― сорок дней, а кукла, как и заклинание, бессмертна. Что?! Карам чуть не свалилась со стула и придвинула ноутбук ближе. Почему это сорок дней? Потому что ей следовало выбрать из шестерых одного и заплатить. Плата зависела от её выбора. Если не платить сорок дней, все умрут, включая её. Если платить исправно, все будут жить припеваючи и выполнять её приказы. В общем-то, платить она будет лишь одному, но получит всех шестерых, просто остальных обеспечивает силой тот, кого она выберет. Гомункулы умеют говорить, но тогда лишь, когда сыты. Если не кормить, они будут саморазрушаться и всё больше походить на кукол. У них есть ранги, но нет имён. Имена гомункулам должен дать хозяин. Какова плата, сказано в посохе. Карам закрыла глаза ладонью и вздохнула. Выходит, выбора особого и нет у неё. Если она ничего не сделает, через сорок дней просто умрёт. Сомневаться тут как-то не с руки, ведь вот они, шесть, заявились сами к ней в дом. Что ж... Она вернулась к файлу и полюбовалась на первый ранг. "Чтоб воля настигла виновных везде, выбирай Змея, парящего в небе, он суд свой вершит свысока". Парящий в небе Змей? Двенадцатый этаж и смуглый чудак за стеклом, наверное, речь шла о нём. "Коль выберешь Хаос, что так застенчив и грозен одновременно, - заплатишь за выбор вдвойне". Хаос... Может быть, тот, кого она увидела первым? Он тогда стоял в нескольких шагах от неё, а потом исчез. Застенчив и грозен, ведь так? "Бедствие пламенем дышит и руку тебе может обжечь, коль выберешь, сон позабудешь". Тут она задумалась надолго, потому что не видела, чтобы хоть один из гомункулов дышал пламенем. Разве что тот кадр, который оставил отпечаток своих губ на стекле, красный отпечаток. Красный ― пламя. Ну, может же так быть? Значит, это он Бедствие. "Всё ты узнаешь, коль позовёшь Ритуал, раскрашенный синим, но знание будет болью тебе". С этим просто ― узорами на коже щеголял всего один. "А Воина пуще всего берегись - Он души забирает, Шесть ― с ним, - кровью и жизнью плати". Невольно Карам вновь глянула поверх монитора. Он или нет? Скорее всего, ведь именно он с посохом. "Коль Токсин решишь ты выбрать, болезни подкосят виновных, цена - свой рассудок навеки отдать". Токсин ― тот, что с язвами, больше некому. "Вот они, Шесть, ты взгляни. Сейчас ― выбирай. После ― плати". Многообещающе... И плата скрыта в посохе, а посох Воин отдать отказался, даже прикоснуться не позволил. И как быть тогда? Не выбирать же на глазок или с помощью подбрасывания монетки. И не заставлять играть всех шестерых в "камень, ножницы, бумага". Карам встала и прогулялась к окну, постояла там немного, обошла вокруг стула, где сидел Воин. Нет, не отдаст он посох, и пытаться не стоит. И где же там о плате говорится? На самом посохе? Или где-то внутри? Карам снова прошлась вокруг стула, затем всё же приблизилась. ― Можешь показать мне посох? Так, чтобы я не прикасалась, но смогла рассмотреть? Он молча вытянул перед собой левую руку, и тёмный череп замер перед глазами Карам. Сработало. Она склонилась над древком, повернула голову, чтобы лучше разглядеть. На тёмной поверхности ни букв, ни значков, на черепе тоже ничего. Судя по всему, череп не снимался. Зато потом она различила едва заметную трещину у другого конца, не сразу, но сообразила, что нечто вроде острия можно открутить. Именно это она попросила сделать. Воин послушно свинтил остриё, уронив на пол свёрнутый в трубочку лист. Нет, не лист. Карам осторожно подняла кусок кожи, который использовали вместо бумаги. И ей совершенно не хотелось строить догадки, кому эта кожа принадлежала прежде. Она развернула послание, уставилась на неведомые значки и моргнула, когда они слились в сплошное пятно, чтобы после превратиться в понятные ей слова. "Змею плати жизни годами, Хаосу плата двойная ― сердцем и удачей, Безумие мысли и сон заберёт, Ритуал питается чувствами, Воина кровью корми точно в срок, Токсин ― в обмен на рассудок. Но помни, что душу потом Отдать придётся ещё". Карам сверилась с записями на ноутбуке и задумалась. Если мыслить логично, то, получается, Змею она должна платить временем, если выберет его. Срок жизни ― сорок дней, вероятно, платить она должна каждые сорок дней, то есть, каждые сорок дней она будет отдавать Змею год своей жизни... Карам открыла калькулятор и задумалась. Допустим, ей осталось жить лет пятьдесят, по году раз в сорок дней... Это она протянет при таком раскладе лет пять, а потом платить будет уже нечем. Печально. Хаосу ― сердце и удача. Это как? Вот прямо сразу вырвет сердце? Тогда при чём тут удача? Или сначала удача, а сердце потом, на закуску? Как это вообще понять можно? Она невезучей станет, что ли? Карам нарисовала много вопросительных знаков на листке возле слова "Хаос". Сердце вызывало сомнения, а удачливой она никогда не была. Пожалуй, тут ей просто нечем платить вовсе. Бедствие кормился мыслями и снами. То есть Карам не сможет спать и... думать? Или её мыслями будет управлять Бедствие? В любом случае, не лучший вариант. Ритуал и чувства, ещё там про боль было что-то. Если он "питается" чувствами, не значит ли это, что Карам перестанет чувствовать вовсе? С другой стороны, о боли и отчаянии она знала всё и даже больше. Пока это ― лучший вариант. Воина кормить кровью. Выглядит просто. В чём же тут подвох? В стишке было про жизнь, кровь и душу, а на коже ― только кровь на ценнике. Просто раз в сорок дней разрешать попить крови... Всё ещё просто ― смешная цена на фоне всех остальных. Токсин? Этому рассудок подавай, а значит, Карам будет тихо сходить с ума. Жаль, что рассудок нельзя посчитать в годах и определить, как долго она сможет платить. Что-то подсказывало, что недолго. Карам полюбовалась на листок и вновь задержалась взглядом на строке с Воином. Всего лишь кровь раз в сорок дней. Всю точно за раз не выпьет, даже если пьёт много. Вроде бы, лучше выбрать его. Но тогда почему "А Воина пуще всего берегись" сказано? Бессмысленно же. И ещё этой ораве надо дать имена... Карам направилась в гостиную, сняла с полки первую попавшуюся книгу и посмотрела на смуглого Змея, раскрыла книгу и ткнула пальцем наугад. Получилось "Эн". ― Надеюсь, такое странное имя тебе по душе, Эн. Карам полистала страницы, взяла другую книгу и опять выбрала наугад. Хаос получил имя Лео, а Бедствие ― Кен. Она вновь поменяла книгу и выбрала для Ритуала имя Рави, после чего томик Верлена вернулся на полку. Когда же она потянулась за новой книгой, столкнулась с Воином. Он вручил ей книгу в потёртой обложке. Карам смотрела на него и бездумно листала страницы, остановилась на "Хон". Странно называть его так, ведь можно это понять как просто "красивый". Она полистала ещё и уткнулась в "Пин". Ещё хуже. Хон и Пин, Хон и... Хонбин? А вот это уже... ― Хонбин, ― тихо повторила она и ткнула пальцем в новую страницу. Токсин превратился в Хёка. Карам нерешительно обвела взглядом всех шестерых. Теперь она понимала, чего именно они ждут, ― её выбора. Но как же выбрать так, чтобы последствия... Глупая надежда, ведь сказано же было, что "душу потом отдать придётся ещё". Такие заклинания не могут стоить дёшево. У каждого выбора есть свои плюсы и минусы. Кого бы она ни выбрала, результат всё равно будет тот же. Она бы отказалась, но слова про срок в сорок дней не походили на шутку. Либо она принимает правила игры и играет, либо умирает. Умирать ей не хотелось совершенно. Карам повернулась к Хонбину, помолчала, собираясь с духом, и едва слышно произнесла через минуту: ― Выбираю тебя. И она поспешила убраться на кухню, чтобы присесть, а то ноги подкашивались. Она не слышала, как он подошёл, а, скорее, почуяла его присутствие, резко поднялась со стула и обернулась. Запрокинув голову, посмотрела на него. ― Я должна заплатить, знаю. И я готова. Но как?.. Карам умолкла, потому что не представляла, как уточнить, будет ли он кусать её, словно вампир, или забирать кровь мистическим образом, или нужна капельница и... Он просто повёл перед её лицом посохом, и у неё тут же закружилась голова. Она собиралась упасть, но не упала. А после ― закрыла глаза, провалившись во тьму. Очнулась будто бы всего через минуту в собственной кровати. Голова всё ещё кружилась немного. Карам провела ладонью по лицу и заметила тонкий порез на правом предплечье, над запястьем. Сантиметра три в длину, ровный, и он уже затянулся бурой корочкой. Руку там немного жгло, почти неощутимо, если не сосредотачиваться на порезе. Странно, она не ожидала, что платить придётся так мало ― из подобного пореза много крови не вытечет. Карам вздохнула и повернула голову налево. На подушке лежала кукла, и именно на неё Карам уставилась сначала, только потом различила левую половину лица Хонбина и встретила его взгляд. Кажется, он шепнул: "Спи", и она послушно заснула. Проснувшись, Карам первым делом обошла весь дом, но не нашла и следа недавних гостей. Все шестеро будто расточились в воздухе. С одной стороны, это означало, что она не наткнётся внезапно на кого-нибудь из них, с другой ― всё случившееся казалось сном, нереальным и бредовым. Только тонкий след от пореза на руке и кукла на подушке доказывали, что никакой это не сон. Карам быстро собралась и вылетела из дома пулей, чтобы успеть на лекции, по привычке остановилась у фургона-закусочной на углу. Роясь в сумке, скороговоркой бросила: ― Двойной кофе и плитку шоколада. Выудив из бумажника нужную сумму, она вскинула голову и едва не села прямо там, где стояла. Кофе и шоколад ей протягивал Лео ― он выглядел совсем иначе в синей униформе. Слишком серьёзный, пожалуй, но вполне себе человек. ― С-спасибо... ― пробормотала Карам, вручив ему деньги и получив заказ. Она всё ещё неприлично пялилась на Лео и пыталась сообразить, насколько это вообще реально. Если он не настоящий человек, то у него нет документов. Зачем они ему? Но его как-то взяли на работу. Или работа тоже фикция? Но эта закусочная существовала задолго до появления Лео. Карам помотала головой и беспомощно вздохнула ― она ничего не понимала. Немного неловко улыбнулась Лео и поспешила к пешеходному переходу, на ходу делая маленькие глотки кофе из стаканчика. И едва не подавилась, когда на середине перехода мимо неё прошёл Хонбин. Она даже остановилась и обернулась, чтобы убедиться. В самом деле, Хонбин. Чёрный костюм, белоснежная рубашка, знакомая длинная чёлка, разве что посоха нет в левой руке. Со всех сторон забибикали машины, и Карам пришлось пробежаться до тротуара. Она допила кофе и забралась в салон автобуса, а потом увидела из окна торчавшего на мосту Эна. Он смотрел прямо на неё, словно для него не существовало расстояния и бликов на стекле. Сама Карам тоже не могла так детально рассмотреть его лицо, просто знала, что это именно Эн и ощущала его взгляд кожей. На выходе из автобуса, на остановке возле университета, Карам столкнулась с Кеном, тот как раз заходил в автобус. Он широко улыбнулся и шутливым жестом предложил ей спуститься по ступеням, а после сам исчез в глубине салона. В аудитории Карам полюбовалась на Хёка, который оказался новым студентом в её группе, а Рави внезапно записался в преподаватели древней истории. Через час у Карам окончательно сложилось чувство нереальности происходящего. Она не представляла, как это возможно вообще. Или это сон такой? Судя по злобным взглядам пары одногруппниц, вряд ли это сон. Хорошо ещё, что самый "ярый поклонник" Карам решил прогулять занятия сегодня. Она косилась на Хёка время от времени, тот теперь выглядел совершенно нормально и симпатично, без всяких язв на коже, но выбросить из головы то, что он Токсин, Карам не могла. Рави, впрочем, тоже расхаживал без узоров на лице. Хотя чего уж там, все шестеро казались обычными людьми. Быть может, чересчур эффектными и запоминающимися, яркими, но людьми. Чёрта с два скажешь, что гомункулы или куклы. Карам иногда ёжилась от внимательных взглядов своих то ли телохранителей, то ли слуг. Она не привыкла быть на виду и в центре чьего-либо внимания. Чаще её игнорировали, да и сама она привыкла держаться в тени ― проблем меньше. После занятий она поспешила в студию, опять встретив по дороге всю шестёрку. Каждый из них просто проходил мимо неё, словно обычный прохожий, как будто они друг друга прежде не встречали. Они появлялись всего на миг, позволяли увидеть себя и пропадали с глаз, но Карам по-прежнему чувствовала себя под неусыпным надзором. Или охраной. На двенадцатый этаж она поднималась одна. Почти. В зеркале торчал Хёк. Именно в зеркале, но не в кабине. Давненько она не испытывала столь острых и незабываемых ощущений от простой поездки в лифте. Прошлое приключение не в счёт ― тогда это казалось бредом, а сейчас она точно знала, что всё по-настоящему. Вылетев из лифта, Карам свернула в кафе, сделала небольшой заказ и посмотрела на часы. До передачи ещё целый час оставался, поэтому она могла себе позволить посидеть в кафе подольше и собраться с мыслями. В блокноте друг за другом появлялись записи, где слова плохо сочетались, а смысл фраз терялся. Сложно было смириться с нынешним положением дел, ведь отчасти это походило на сказку. Есть человек, у которого всё плохо, и внезапно он получает какую-то тёмную власть над другими. Просто так. Ладно, не просто так ― за это нужно платить, но всё же. Мир вокруг не похож на сказку, а чудеса давным-давно вышли из моды ― даже те, за которые надо платить. Рай и ад тоже уже не актуальны. Вроде бы можно всё принять и особо не ломать голову, а пользоваться властью на всю катушку, но в глубине души скользкой змеёй притаился страх. А что, если куклы решат, что им не нужен хозяин? Какова роль платы и так ли она важна? Довольно ли колдовским куклам нескольких капель крови раз в сорок дней? Карам закрыла блокнот и сунула его в сумку. Хватит переводить бумагу, если толковых мыслей всё равно нет. Вывод тут лишь один ― ей страшно, вот и всё. Она не знала, как сильно изменится её жизнь, надолго ли, и стоило ли идти на это вообще. Пальцы помнили тепло кожи Хонбина, но он не человек, как ни крути. Можно ли заменить куклами людей? Можно ли... Ведь даже эти куклы не рядом с ней, а изображают посторонних, которые с ней вроде как не знакомы. Карам допила кофе, прихватила сумку и отправилась в студию. У двери её перехватил помощник. ― Там к тебе пришли. Список композиций уже готов. Нужно что-то ещё? ― Нет, всё как обычно. А кто ко мне пришёл? ― Тип какой-то. Говорил что-то про перекупку прав на передачу. Возможно, будет нашим новым боссом, если руководство согласится... ― Ясно, ― отмахнулась от продолжения Карам. Она решительно повернула ручку и зашла в студию, привычно оставила сумку в аппаратной и перешагнула через порог. Он встал со стула и слегка поклонился. Длинная чёлка качнулась, приоткрыв на миг уголок правого глаза. ― Рад видеть вас, госпожа Сон. Низкий голос, глубокий, мягкий и тёплый. Она ни разу не задумывалась прежде, как звучал бы его голос, но теперь, услышав внезапно, думать не могла вовсе. Просто стояла и смотрела на него. Он протянул ей визитку. Ли Хонбин, генеральный директор чего-то там. Чего именно, она не дочитала. Какая разница? Это же не по-настоящему. Наверное. Сжав пальцами визитку, она обошла вокруг стола и опустилась на стул, потом спохватилась и жестом предложила ему тоже сесть. В тишине они смотрели друг на друга. И хотя между ними располагался стол, отчего-то казалось, что они сидят близко, очень близко. ― Как... То есть... ― Так удобнее. Как мило. Он понимает её с полуслова? ― Ты следишь за мной? ― Мы всегда рядом. Просто скажи, что тебе угодно, любому из нас. ― Любому? Но я выбрала тебя. ― Со мной ― Шесть, ― пустым голосом напомнил он. ― Я буду смотреть глазами каждого из нас, так ты решила. ― Значит, я всего лишь выбрала способ оплаты? Пустой взгляд, пустой голос: ― Можно и так сказать. ― А ты мог отказаться? ― Смысл моего существования в том, чтобы выполнять твою волю. Чего ты желаешь? ― Чтобы ты никогда больше этого не произносил. Того, что смысл твоего существования... Ты понял? ― Да. Она поставила локти на стол и сплела пальцы, посмотрела на лист с позавчерашним сценарием. Увы, подсказок там не нашлось. Как быть, если кукла вдруг становится интереснее, чем живые люди? Скорее всего, у Карам было не всё в порядке с головой, но она честно пыталась угадать, о чём думает Хонбин, что чувствует и чувствует ли вообще. Его взгляд менялся, и Карам сама это видела. То ярость, то пустота, то холод... Раз есть такие эмоции, должны быть и другие. Нельзя чувствовать наполовину. Но достаточно ли умения чувствовать, чтобы быть полностью живым? И каково ему тогда осознавать, что он вынужден подчиняться ей и исполнять любые её прихоти? К слову, а любые ли? ― Как далеко я могу зайти в своих желаниях? ― Так далеко, как захочешь. ― И звёзды с неба достать? ― Если тебя не смутит то, что Земля перестанет существовать вместе с тобой. Карам ошарашенно уставилась на него. Она разглядывала каждую черту его лица, доступную её взгляду, и пыталась понять, серьёзно он это ляпнул, или это у него чувство юмора проснулось. ― И всё-таки я не понимаю, какова граница. Желания могут касаться чего-то материального? Или речь только о человеческих жизнях? ― Например? ― Если я захочу получить сто тысяч долларов? ― Ты их получишь. ― Эйфелеву башню? ― Сложно. Но я могу сделать так, что ты проснёшься в Париже. С видом на Эйфелеву башню. ― Спасибо, не стоит. Убить кого-то? ― И не только. ― А лимит желаний? ― Его нет. До тех пор, пока ты жива. ― Но если ты меня убьёшь? ― Я не намерен этого делать. ― А если это будет моим желанием? Вот тут он промолчал. И Карам не смогла понять: растерянность это или молчание в знак согласия. ― Значит, любое моё желание будет учтено? ― Тебе нужно лишь приказать. Карам откинулась на спинку стула, вновь всмотрелась в левую половину его лица. Невозмутим, собран, немного равнодушен. Невольно она задержала взгляд на его губах. Интересно, какая у него улыбка? И способен ли он улыбаться вообще? ― Ты можешь вести себя как мой друг, а не как слуга, ― наконец, высказалась она. Хонбин говорил о приказах, но у неё не получалось формулировать желания в приказном виде ― для него. ― У меня передача начнётся через пятнадцать минут. Ты хочешь ещё что-то мне сказать? Он молча поднялся, отвесил лёгкий полупоклон и ушёл, бесшумно прикрыв за собой дверь.