Услышанный во второй жизни

      Он приходил в сознание медленно, не особо того желая, но над ухом раздавался назойливый, монотонный писк, который вовсе не давал возможности вновь погрузиться в блаженный сон без сновидений. Спустя несколько секунд он также разобрал тихую, незнакомую песню, играющую где-то рядом.       После того как слух заработал на полную, пробуждая мозг ото сна, он сквозь закрытые веки различил солнечный свет, бьющий ему прямо в глаза, и именно эта деталь заставила его полностью проснуться и понять, что он был жив. Монотонный писк ускорился. Он чувствовал, как паника охватывала его.       Он боялся того, что выжил, и боялся воспоминаний о падении. Он не знал, радоваться ему или плакать. Писк становился все быстрее. Выход есть, но я не знаю, где мне выйти, Туман… лишь бы в нём не остался я. Люди, вы не выходите, пропустите. Может быть, там будет моя станция?       Сам того не замечая, он усмехнулся, осознав, насколько песня подходила ему. Саундтрек его жизни.       Неожиданно музыка затихла и раздались тихие шаги.       — Эй, ты очнулся? — спросил незнакомый, молодой голос. Скорее всего, принадлежавший его ровеснику.       Сеня резко распахнул глаза, но тут же закрыл их, когда солнце резануло по ним.       Вновь послышались шаги, скрип открывающейся двери, и Сеня остался наедине с уже начинающим раздражать писком. Пролежав еще немного с закрытыми глазами, он снова попытался их открыть, но в этот раз куда медленнее. Постепенно приоткрывая веки до тех пор, пока глаза полностью не привыкли к солнечному свету, и он не смог разобрать, где находился.       Это была одноместная палата в нежно-голубых тонах с огромным окном на всю стену и двумя дверьми. Одна из них, вероятно, вела в туалет. Сеня попытался повернуть голову, но в ней отдалась тупая, ноющая боль, вызвавшая легкий стон.       Дверь в палату распахнулась, и комната вдруг наполнилась людьми.       Он увидел врача в белом халате, медсестру, маму, как всегда безупречно одетую, отца с каменным лицом… и тетю Эрику?       Боже, он так давно ее не видел. Года три точно. Но она была все такая же элегантная, красивая, подтянутая, только сейчас бледная и с синяками под глазами. И рядом с ней стоял незнакомый парень. Он смотрел на Сеню, чуть прищурившись, и, казалось, ухмылялся. Сеня быстро оглядел его.       Рост около ста восьмидесяти сантиметров, короткая стрижка и волосы непонятного цвета: то ли очень темный шатен, то ли недобрюнет. Цвет глаз было не разобрать, слишком далеко тот находился, но явно темные. Лицо — классическое для представителя мужского пола, который недалеко ушел от неандертальца. Тяжелая нижняя челюсть, широкие скулы, тонкие губы, высокий лоб, густые черные брови, нос, кажется, с горбинкой, но, опять же, он был слишком далеко, чтобы можно было разглядеть получше. Кожа смуглая, но не такая, как после загара. Он был одет в белую безрукавку с глубоким вырезом и в светло-синие джинсы. И майка, и джинсы сидели на нем идеально, словно для него и были созданы.       Сеня отвел от незнакомца взгляд, когда увидел на его руках довольно заметную мускулатуру. Этот парень ему определенно не нравился. Хотя бы потому что, в отличие от него, у Сени была феминная внешность.       — Молодой человек, Вы меня слышите? — он перевел взгляд на склонившегося над ним врача и кивнул. — Отлично, слуховые рецепторы в норме. Вы можете что-нибудь сказать? Как Вас зовут?       — Ар… — Боже, это было тяжело. Такое чувство, что горло изнутри терли наждачной бумагой. — Арсений, — прозвучало едва слышно.       — Правильно, — кивнул врач и, глянув на медсестру, быстро произнес. — Память и речь в порядке, — а потом вновь вернулся к Сене. — Можешь повернуть голову?       — Больно, — опять вышло еле слышно.       — Да, я знаю, поначалу будет больно, но нам надо узнать, все ли хорошо с ядром добавочного нерва.       Решив не уточнять, что это такое, он медленно начал поворачивать голову влево. Боль из тупой разгорелась в адскую. Ему казалось, что кто-то хотел расколоть его череп, причем не на две части, а на пазл из тысячи деталей, не меньше.       — Отлично, — улыбнулся врач, когда Сеня вернул голову в первоначальное положение. — Теперь вправо, — также медленно, сцепив зубы, он повернул голову вправо и обратно. — Прекрасно. Пошевели пальцами правой руки. Хорошо. Теперь левой. Замечательно. Теперь пальцами правой ноги. Левой. Одновременно, — голос врача из воодушевленного вдруг превратился в серьезный.       Он оглядел людей в палате, они, все как один, смотрели на его ноги. Он почувствовал, как по его телу прошелся озноб. Наплевав на боль в голове, на то, что тело его почти не слушалось, он резко согнул ноги в коленях, и… ничего не произошло! Они все также продолжали лежать на белоснежной простыне.       — Не двигаются, — голос в этот раз прозвучал громче, хоть и оставался все таким же хриплым. — Они не двигаются… Мои ноги… — у него перед глазами все расплывалось, и не сразу понял, что плакал.       — Ну-ну, успокойся. Тебе повезло, что вообще жив остался, упав с четвертого этажа.       Упал? Он упал? Случайно упал? Он ощутил, как его захватывало раздражение вперемешку со злостью. Боже, мама, папа…       — Я не упал. Я прыгнул.       Врач удивленно посмотрел на него, а потом на родителей.       — Сенечка, что ты такое говоришь? Мы же все видели, это была чистая случайность, — быть может, интонация маминого голоса и уверила врача, что это была случайность, но он, в отличие от мужчины, знал женщину давно. И он понимал, что за этими словами скрывался приказ молчать.       Он закрыл глаза, когда его захватило знакомое безразличие. Все равно. Пускай делают что хотят. Говорят что хотят. Ему уже все равно. Они отобрали у него все мечты и желания, но теперь, когда он стал инвалидом, он отобрал все их планы на его счет. Теперь он мог спокойно жить… С этими мыслями Сеня незаметно для себя уснул.