Красной нитью через всю жизнь

Ноябрь, 1995; пятый курс Ноябрьский холодный и хмурый вечер Драко проводил в гостиной Слизерина, вальяжно развалившись на кожаном диване и не забыв закинуть на диван и ноги в ботинках, которые, по его мнению, были дороже и чище всей гостиной в целом. В креслах по соседству сидели Крэбб и Гойл, а Пэнси стояла у камина и рассказывала о тренировке команды Гриффиндора по квиддичу, которую ей «случайно» удалось наблюдать несколько часов назад. Все это сопровождалось ее активной жестикуляцией и правдоподобным копированием движений и выражений лиц всех игроков команды. И если раньше все смеялись над тем, как похоже Пэнси, взъерошив волосы, показывает вечно озадаченное лицо Поттера, то теперь у них был новый объект для насмешек, причем довольно серьезный. Новый вратарь сборной команды Гриффиндора по квиддичу — Рональд Уизли. — И вот он еле удерживается на метле около центрального кольца, как прямо ему в руки летит квофл. Потом совершает несколько нелепых телодвижений влево и вправо. И тут соскальзывает с метлы! Пытается забраться обратно, а штаны, которые, кстати, налезут разве что на его сестрицу, сползли с него, оголив задницу! Крэбб и Гойл громко рассмеялись, Драко приулыбнулся. Пэнси сама смеялась с этого так звонко, что казалось, будто бы на самом деле это действительно было смешно. — Опозорился по-королевски, — сказала Пэнси и рухнула на диван к Драко. — Посмотрим, как этот король сыграет на матче, — довольно сказал Драко с ухмылкой. — Да уж, если он перед кольцами дырой, — сказала Пэнси, и тут Драко буквально осенило. С заблестевшими идеей глазами он приподнялся, и особенно сильно растягивая слова, чтобы все смогли уловить гениальность его слов, произнес: — Рональд Уизли — наш король. Рональд Уизли — наш герой. Перед кольцами дырой. — Так всегда и стой! — с широкой улыбкой завершила Пэнси. На следующий день сочиненная Драко песня о Рональде Уизли пользовалась дикой популярностью на всем Слизерине, и это была заслуга Пэнси, которая спела ее парочке нужных людей. К началу завтрака песенка разнеслась по всей школе. Так Драко не гордился собой никогда в жизни. Придуманная им песня казалась ему просто шедевром, и это подтверждал каждый слизеринец, который узнавал, кто автор. И как бы сильно Драко не радовался внутри, на деле он лишь устало улыбался или закатывал глаза, когда кто-то вновь с восхищением хвалил его. — Кентавр меня задери, Малфой, вот это ты рифмоплет! Потрясно придумал! — Подумаешь. Случайно в голову пришло, — отвечал он за завтраком, то и дело поглядывая на дверь и с нетерпением ожидая, когда в зале появится Золотое Трио. И как только они появились, буквально весь слизеринский стол единым хором запел оскорбительную песенку для Уизли. Поттер нахмурился и что-то сказал покрасневшему как помидор Рону. Чуть отставшая от них Грейнджер с ненавистью посмотрела на Драко, но он, лишь широко улыбнувшись ей, запел еще громче. — Посмотри на Вислого, — шепнула Драко Пэнси, и они вдвоем разразились хохотом от его нахмуренного покрасневшего и озлобленного лица. Он не догадался даже сесть к слизеринцам спиной. Зато Грейнджер догадалась. Это напрягало Драко: он не мог видеть ее лица. Удалось ли ему вывести ее из себя? Драко встрепенулся только тогда, когда троица встала из-за стола. Тогда Поттер ушел вперед, а Грейнджер немного дернула Уизли за рукав, подошла к нему ближе и чмокнула в щеку. У всех на глазах ее губы прикоснулись к его усыпанной веснушками уродливой щеке. Сжав зубы, Драко отвернулся. Сказать, что он был зол, — ничего не сказать. Ему хотелось подойти и врезать Уизли по этой самой щеке, разорвать на ней кожу, чтобы он забыл об этом грейнджеровском поцелуе и испытывал только боль. Такую боль, которая заставила бы Уизли забыть не только о Грейнджер, но и о самом себе. Но Драко лишь улыбнулся и завел старую песню вместе с остальными слизеринцами, которая сопровождала Уизли до тех пор, пока он не скрылся из виду. Может быть, этот поцелуй, может быть, проигрыш их команды, а может быть, и все вместе просто вывело Драко из себя после матча, и вся желчь, что копилась в нем, что он скрывал за улыбкой или безразличием, вылилась на Поттера и близнецов Уизли. И за это он поплатился сломанным носом, опущенной самооценкой и еще большей ненавистью. Ко всем. И в первую очередь к грязнокровке Грейнджер. Недосягаемой, строптивой, умной. Ангелу, родившемуся в грязи. *** Единственное место, куда Драко хотелось бы привести Гермиону, — это особняк в Остенде, на берегу Северного моря. Там можно было чувствовать себя в безопасности. И далеко не раз Драко думал бросить все и бежать с этой войны в скромный, по малфоевским меркам, дом, на котором наложены древние защитные чары, дом, о котором понятия не имел ни Волдеморт, ни даже Беллатриса. Но что-то никак не отпускало его. Что-то, что можно было назвать чувством долга. Но теперь он был свободен. Настолько свободен, что мог даже обнимать Грейнджер. И целовать ее. И трогать столько, сколько ему захочется. Везде. И, может быть, поэтому Драко поспешил трансгрессировать вместе с ней прямо в особняк. Гермиона не стала тратить время на то, чтобы осмотреться. Казалось, ей было все равно, куда Драко ее приведет: она слепо следовала за ним. Она хмуро и внимательно смотрела в его глаза, когда они оказались в просторной и светлой гостиной особняка на втором этаже, с которого из больших окон открывался завораживающий вид на море. Но ничего на свете тогда не могло заворожить ее больше, чем Драко. Будто все упущенное время, когда она не могла смотреть ему в глаза, наконец-то можно было наверстать. — Поцелуй меня. В щеку, — попросил шепотом Драко. — В щеку? — недоумевая, переспросила она. Ее лицо выражало крайнюю растерянность, и, как показалось Драко, страх. Будто бы все это не всерьез, будто бы теперь, когда она стала наконец-таки его, ему не нужны поцелуи в губы. Но Драко лишь кивнул. Тогда Гермиона стала на носочки и осторожно, нежно и коротко поцеловала его в щеку, а затем внимательно посмотрела ему в глаза, ища одобрения. — Еще, — еще тише, чем в прошлый раз, прошептал он. Она обняла его за шею и поцеловала вновь. — Еще? — спросила она. — Да, пожалуйста. И тогда Гермиона осыпала его лицо ласковыми маленькими поцелуями, не отрываясь от него ни на секунду. Он нахмурился и закрыл глаза, стараясь больше не думать ни о чем на свете, стараясь только чувствовать ее, но из головы никак не выходило торжество над Уизли, торжество над всеми: теперь она целовала его щеки. Только его. Драко крепко обнял ее за талию, прижимая как можно ближе к себе. Он никуда больше не собирался ее отпускать. Никогда. Сложнее всего было поверить в то, что это правда, — она действительно рядом, и она осталась. Такая сладкая, теплая, нежная, милая, манящая Гермиона. После стольких сложностей, препятствий, ссор, оскорблений, разочарований она так упоительно целовала его. Даже после того, как все казалось безнадежно потерянным. Все тысячу раз казалось безнадежно потеряно, причем с самого начала, и Драко не мог подумать, что начавшаяся так давно их с Гермионой цепочка приведет их к тому, что они имели тогда, — взаимность. Каждое событие, каждый незначительный поворот, незначительное изменение, каждый серьезный и обдуманный шаг, каждое важное решение, каждый встретившийся на их пути человек — все это вело их к тому, чтобы они стояли посреди гостиной поместья Малфоев в Бельгии и страстно целовали друг друга. И в такие моменты понимаешь, что все было пройдено не зря. Все страдания и обиды стоили того, чтобы ощущать вкус ее губ, не прятаться больше ни от кого, не быть вторым. И даже не быть первым. Быть ее единственным. И пусть Уизли был рядом с ней всю жизнь, как мог оберегал и поддерживал, защищал, в том числе и от Драко. Нет, душевная теплота и чувство благодарности не могут взрастить любовь. Она либо есть, либо ее нет. В крайнем случае, ей суждено прийти. И в то время, пока тот, кто был рядом всю жизнь, говорит ей нелепые слова любви под одобрения всей магической Англии, она сбегает к тому, кто не сделал для нее ровным счетом ничего. Глупая Грейнджер, наверное, даже и не поняла до конца, какой проступок совершила. Она загубила свое блестящее будущее. Она бросила все ради Драко. — Только моя, — шептал он, целуя ее. И она таяла в его руках. Где был в тот момент ее прыткий ум, здравомыслие и сдержанность? Они бесследно исчезли. Все это уступило место женственности. Наверное, впервые в жизни она позволила себе больше ни о чем не думать. И впервые в жизни она был счастлива. До того, как будто гром среди ясного неба в гостиной с эхом раздался громкий хлопок, и из камина не вышли Люциус и Нарцисса Малфой. Гермиона быстро постаралась отпрянуть от Драко, но тот лишь крепче притянул ее к себе и хмуро посмотрел на родителей, которые выглядели весьма дружелюбными. Слишком дружелюбными для Малфоев. — Вот это голубки! — с улыбкой сказал Люциус и подошел к ним ближе. — Вы себе даже не представляете, какой ажиотаж произвел ваш поступок, мисс Грейнджер. Признаться, я понял, что между вами что-то есть, еще после благотворительного бала. И это неудивительно. Партии лучше для своего сына я не вижу. Но Гермиону нельзя было провести вежливой улыбкой и комплиментами. Она смотрела на Люциуса Малфоя еще более недоверчиво, чем Драко. — Как же культ чистоты крови? — спросила она, и Драко напрягся. Нарцисса Малфой сделала несколько шагов вперед и заговорила спокойным, сдержанным тоном: — Магический мир претерпел серьезные изменения, нельзя этого отрицать. Наши консервативнее взгляды на магию, браки и смешение крови рушатся. Наша вера в Волдеморта рухнула уже давно. Мы все — люди, прежде всего. И уже затем — волшебники. Война нам это очень хорошо показала. Знаю, что полностью разрушить стену вашего недоверия, Гермиона, нам будет сложно. Но для меня очевидно, что мой сын любит вас всем сердцем. И если он желает видеть вас членом нашей семьи — этого желаю и я. Гермиона кивнула и освободилась от объятий Драко, но не отпускала его руку. — Спасибо, миссис Малфой. Нарцисса подошла к Гермионе и осторожно тронула ее плечо: — Тогда, можем ли мы побеседовать наедине? Я думаю, у вас будет еще много времени насладиться обществом друг друга, — ласково сказала она, глядя на сына. Гермиона вопросительно посмотрела на Драко, которому эта идея явно не нравилась, но матери он не собирался перечить. — Недолго, пожалуйста, — сказал он и посмотрел в глаза отцу, который стоял напротив. Когда Нарцисса и Гермиона ушли в другую комнату, Драко сделал шаг вперед и тихо сказал: — Ну и что это за спектакль? Еще и маму втянул. — Мы с твоей матерью солидарны во мнении о том, что роман с Грейнджер благотворно повлияет на репутацию нашей семьи, — тихо ответил Люциус. — Никакой свадьбы, конечно же, не будет. Поиграйся пока, а потом придумаем, как закончить это тихо и мирно. Может, деньги, а может, сила. Покровительства своих дружков она уже, кажется, лишилась. Но даже если и нет, то твоя задача — полностью изолировать ее от них. Если бы мы не вмешивались, она бы поняла, что все это — понарошку. Играть нужно по-крупному. Рад, что ты, наконец-то, хоть что-то начал делать для семьи и смывать наш общий позор. Надеюсь, у тебя это все действительно не серьезно? Драко внимательно посмотрел на отца, оглянулся, чтобы проверить, нет ли в комнате еще кого-нибудь, а затем коротко ответил: — Несерьезно.