Ящик

Утро. Звонок. Брагинский вздрагивает. Неужели опять? По новой? Выходит. Крыльцо пустое, никого нет. На плечи ложатся знакомые руки, обнимая. — А где ящик? — А разве надо? Игирису: И что это было? ТруАвтор: Конец. Игирису: Издеваешься? ТруАвтор: Что?! Мило же! Игирису: … ТруАвтор: Ладно-ладно, пошутила я. На следующее утро Брагинского будит назойливая трель дверного звонка. Головы бы поотрывать тем, кто их придумал, а за одно и нежданному визитеру. Русский зевает, протягивая руки. Вставать нет никакой охоты. И тут же вздрагивает. Тишина. Почему больше не звонят? Это чересчур ярко напоминает те утренние звонки на неделе, которые замолкали, едва он просыпался. На скорую руку натянув бермуды, выходит из дому. Пусто. Русский спускается с крыльца, делает несколько шагов по мощёной дорожке. Нет никого. Странно, да. Огорченно вздохнув, Россия запускает руку в сирень и вытаскивает из неё за воротник английского резидента. — Что теперь? — спрашивает. — Опять, скажешь, магия. — Отпусти! — требует Керкленд и сбрасывает с себя руку. Поправляет воротник, потупив взгляд. Брагинский ждет. — Да, магия, — раздраженно выдыхает Артур. Сжимает кулаки и сосредоточенно смотрит в лицо русского. Потом решается, и говорит полностью изменившимся тоном, так, что Брагинского даже передергивает от той неожиданной искренности, что просочилась в слова — Кажется, что меня… приворожили. Россия смотрит пристально на англичанина, хмурится. Казалось бы, какого он должен был ждать признания? — Сомневаюсь, что чем-то смогу помочь, — вопреки старанию удержать невозмутимое лицо, улыбается, но, отвернувшись, прямиком направляется в дом. Тут уж простой расчет. Если Англия так и останется стоять, или же решится уйти — Россия тут же его остановит, и согласится на всё, что потребуется. Но уж если британец сам последует за ним, сам остановит — вот тогда совсем другие правила игры будут. Англичанин ведь здорово заблуждается, считая его недалёким простаком, впрочем, как и остальной мир. Переубеждать в этом было совсем не выгодно. Россия умел манипулировать не хуже, чем и Великобритания. Англия позволил сделать ему несколько шагов, позволил подняться на ступени, но, дрогнув, бросился бегом и требовательно схватил русского за руку. Тот отреагировал стремительно, ухватив британца за плечо, он протолкнул его мимо себя и прижал к закрытой двери. Керкленд судорожно выдохнул, ошарашено распахнув зелёные глаза, и прижал к груди руки, пытаясь защитится. Он ничего не сказал, не смог сказать. Между ними было слишком мало расстояние. Два вдоха. Глаза в глаза. — Ещё шаг, и я тебя не отпущу. Никогда. Понимаешь? Россия выложил карты. Керкленд проявил слабость и должен теперь согласиться на условия. Казалось бы, чего тут спрашивать, но опыт показывал России, что действеннее всего предоставить стране добровольно выбрать судьбу, пусть даже этот выбор и эфемерен. Керкленд молчал. Россия не собирался ждать ответа, впрочем, это и не требовалось. Иван его не держал — он упирался обеими руками в дверь, угрожающе нависая над британцем, но тот смог бы легко вывернуться, если бы решился… Не только страх сковал Артура. Вокруг него воздух был просто насыщен возбуждением, трепетной дрожью, Брагинский просто упивался этой атмосферой, с каждым вдохом утверждая уверенность в своей победе. Он наклонился к Артуру, ближе, к его лицу. Бритт зачарованно следил за его действиями, за тающим между ними расстоянием. Сжатые плотно губы англичанина, за секунду до поцелуя дрогнули и жадно распахнулись, принимая нежное, но властное тепло. Вопреки ожиданиям Брагинского, Керкленд ответил сразу же, без тени сомнения, не сдерживаясь. Руки робко скользнули по телу русского и трепетно обвились вокруг шеи. Иван торжествовал, он прижал его к себе сильнее, чуть приподняв, заставляя встать на цыпочки. Это был самый страстный, самый пламенный поцелуй, который он когда-либо кому-либо дарил. Разум накрыла пелена, а сердцебиение участилось от болезненного, оглушительного волнения. Когда они насытились друг другом, Артур чуть отстранился, завладел вниманием фиалковых глаз и проворковал: — Я не согласен. Он всё ещё стоял на цыпочках, прижатый к обнаженному торсу Ивана сильными руками, сам ещё обвивая нежно его шею, но его лукавый насмешливый взгляд совсем не вязался с этой откровенной близостью. — Я не согласен, — повторил он, усмехаясь, — Не равняй меня со странами Прибалтики и сестрами, я гораздо сильнее. Иван ошарашено смотрел на британца в своих объятиях. Только что вся его победа обернулась иллюзией и рассыпалась искрами. Он думал, что Англия недооценивает его, но сам сел в ту же лужу. Британец же, оценив удивление русского, продолжил: — Сколько ты продержишься? День? Неделю? Когда уже знаешь, что желаемое так близко? Когда жадная тоска изгложет тебя изнутри? У России в горле пересохло от этих слов и этого томного взгляда зеленых чарующих глаз. Кто тут попался в ловушку, кто приворожён? — Упрямая британская сволочь, — фыркнул Россия, и, признавая поражение, вновь завладел губами заносчивого наглеца. Англия несдержанно застонал, судорожно сжимая пальцы, запущенные в белесые волосы русского. — Никогда, слышишь, никогда не меняйся, — прохрипел Иван, — Ненавижу, когда что-то меняется. — Но больше никаких условий. Ясно? — выдохнул бритт. Он опять был прижат, но не к двери, а просто к стенке. Брагинский опирался на его лоб своим и смотрел счастливо в зелёные-зелёные глаза. — Франция вчера звонил. Знаешь, он очень-очень был расстроен и жутко зол. С чего бы это? — Пфф. Откуда я знаю? Мне всё равно. Брагинский соскользнул к плечу англичанина и опалил жарким дыханием кожу. — Вот и мне так же кажется. Россия слепо ладонью скользнул по поверхности, нащупал ручку и с легким щёлчком замка отворил дверь. Он не мог оторвать взгляда от той драгоценности, что сама пришла к нему в руки. Когда-нибудь он сломает его непокорность, но пока это русскому даже очень по нраву. Он потянул британца на себя и легонько подтолкнул к открытому проходу в дом. Англия шумно выдохнул, не смея разорвать связь их взволнованных, устремленных друг на друга глаз. Дверь затворилась за ними. В синем небе плыло белое кудрявое облачко, легкое, очаровательно невесомое. Так прошло это безумное, но самое доброе утро. END Игирису: Автор, ты доволен? ТруАвтор: Ага. Игирису: Тогда я пошёл. Меня ещё Химаруя рисовать должен, а с тобой тут на Фикбуке прохлаждаюсь. ТруАвтор: Ты только не расслабляйся там. Я ведь так просто от тебя не отстану. Игирису: Пфф. Выпей йаду, аффтор, ты у меня не единственная. Вас, писак, пруд пруди. Надоела и ваша халтура и ваш произвол. И вообще, иди шизофрению свою лечить, а то разговариваешь тут сама с собой. Не нормально это, понимаешь? ТруАвтор: Что, можно уже идти в угол ангстировать? Игирису: Да, пора уже. Ксе-се-се-се. О__о ENglanD