Срезать розовый куст

Se Bella ciu satore Je notre so cafore Je notre si cavore Je la tu, la ti, la tua La spinash o la busho Cigaretto porta bello Ce rakish spagaletto Si la tu, la ti, la tua Чарли Чаплин — Titine (к/ф «Новые времена») *** — Всё просто, — Саске снял с рук лохмотья, отдалённо напоминающие перчатки, и понизил голос до шёпота, — ты отвлекаешь грузчиков, а я иду на склад. Беру всё, что можно. Следи, чтобы никто не вошёл. Как только хозяин или кто-то ещё зайдёт на склад, кинь туда камень или свистни. Ясно? Наруто кивнул и нахмурился. Потирая красные от холода руки, он топтался с ноги на ногу и время от времени шмыгал носом. Все его движения выражали крайнюю степень неуверенности. — Иди, — Саске раздражённо пихнул друга в бок. — Отстань, — прошипел Узумаки, недовольный тем, что его вытолкали из укрытия. Немного помявшись и смущённо отряхнув своё тряпье, он бодро вздёрнул подбородок и пошёл к мужчинам, разгружавшим огромные, небрежно сколоченные ящики с овощами. Саске следил за обстановкой и кутался в тонкую одежду, выжидая нужного момента. Он никогда не выполнял работу отвлекающего, но доставать провиант и всё остальное не доверял никому другому: оставить это постороннему для него было всё равно, что доверить кому-то свою жизнь. Просто глупо. Саске туже затянул свои лохмотья, подобрался, отрывисто подышал на холодные пальцы — они должны быть гибкими и быстрыми. Проникнуть на склад просто, выйти оттуда с мешком еды — тяжелее. Однако Саске выкручивался из ситуаций намного хуже, поэтому, взвесив обстановку и мысленно наметив план действий к отступлению, он серой тенью быстро выскочил из-за кучи наваленного мусора, где сидел. Волноваться в такие моменты запрещено самой матерью-природой, и думать надо о том, что Наруто не подведёт. Даже если надеяться на кого-либо полностью нельзя, ощущение призрачной поддержки успокаивало. В крайнем случае — должно успокаивать. Не привлекая к себе внимания, Саске быстро добрался до склада и метнулся в его спасительную темноту. Сильный запах овощей и гнили сразу же наполнил нос. Живот скрутило от голода. Саске был тут не впервые, поэтому разобраться в темноте не доставляло трудности. Ничего поразительного от содержимого серых ящиков ожидать было нельзя; кроме залежалых яблок и, возможно, привезённых откуда-то цитрусовых вряд ли можно было найти что-либо ещё. Саске не стал пробираться вглубь склада; достав мешок из-под одежды, он запустил руки в первый попавшийся ящик. Голос Наруто на улице время от времени подавал признаки жизни, но долго заговаривать зубы людям не получится, Саске это понимал. Его сердце от притока адреналина начало биться быстрее, ладони стали огненно-горячими, цепкие пальцы выхватывали вялые, подмороженные первыми холодами яблоки. Почувствовав, что мешок достаточно тяжел, Саске затянул его и перехватил, оглядываясь по сторонам. Будь времени чуть больше, он бы осмотрел все ящики. В данных предприятиях риск быть пойманным и наказанным был невероятно велик, однако он стоил того. Он позволял не только взять свою законную долю при делёжке добычи, но и присвоить то, что можно ни с кем не делить. Саске знал, на что идёт, когда вопреки тревоге здравого смысла под гнётом голода стал мягкими шагами пробираться в глубь склада, как собака следуя за терпким запахом цитрусовых. Остановившись около ряда нагромождённых ящиков, Саске встал на цыпочки, просунул пальцы в щель и одновременно с этим поморщился: необтёсанный край расцарапал запястье. Рука нащупала нечто мягкое, круглое и холодное; потянувшись назад, Саске достал подгнивший мандарин. Губы дрогнули в самодовольной полуулыбке, и, положив мешок на землю, Саске принялся забивать карманы фруктами. Занятие прервали громкие шаги, топанье, шарканье и низкие мужские голоса. Саске мгновенно остановился, поднял мешок, резко выдохнув: он уже и забыл, насколько тот тяжёл. Кое-как спрятавшись за ящиками в темноте, Саске выглянул оттуда. Сомнений быть не могло: на склад пришёл хозяин, погрузка стала продолжаться. Но ведь предупреждения не было. Ошибиться Саске не мог. Знака просто не было. Всё-таки Узумаки Наруто полный кретин! Саске стиснул зубы, стараясь не поддаваться панике. В такой ситуации он был не раз, отсиживаться смысла не было, бессмысленно рваться вперёд — тем более. Оставалось надеяться на темноту, наставленные вокруг ящики, собственную ловкость и тишину шагов. Саске крался, согнувшись так, что спина неприятно заныла, а поясницу судорожно закололо. Мешок с яблоками нисколько не облегчал задачу. Волочить его по земле было невозможно, закинуть на спину — поздно, приходилось тащить его на весу. Саске пробрался совсем близко к выходу, но дальше идти не мог: хозяин считал заказ, грузчики сидели рядом на пустых ящиках и крупными глотками шумно пили воду. Саске тихо выругался сквозь сжатые зубы. По его расчётам до закрытия склада оставалось десять минут. За эти десять минут люди никуда не уйдут, а, следовательно, путь к отступлению закрыт. А кто виноват? Этот проклятый Наруто. Саске оглянулся по сторонам, судорожно соображая, что делать. Идея появилась не сразу. Крепче перехватывая ношу, Саске сделал пару шагов назад и изо всех сил толкнул ногой ящики, со страшным грохотом опрокидывая их. — Что за чертовщина? — взвыл толстяк-хозяин, кидаясь вместе с работниками в эпицентр погрома. Саске выскочил наружу, непроизвольно болезненно щурясь — после темноты тусклый свет пасмурного дня резал глаза. Практически ничего не видя перед собой, Саске рванул вперёд, но тут же его грубо оттянули за шиворот. Ткань треснула, Учиха ахнул от неожиданности, едва ли не выпуская драгоценный мешок из рук — наверное, Саске скорее даст отсечь правую руку, чем позволит кому-то отнять его добычу. Он попытался вырваться, но его крепко держали за плечи, потом и вовсе заткнули рот грязной, мозолистой рукой, басом проорав прямо на ухо: — Сюда! Эта проклятая крыса только что выбежала со склада! Сердце Саске бешено забилось, кровь с шумом застучала в висках. Он должен был вырваться любой ценой, иначе его ждала смерть. Беспризорников и оборванцев не любили. Воров не щадили. Боже, он сможет. Он выиграет. Он вырвется. По-другому быть не может! Стиснув кулаки и напрягая тело, Саске яростно вцепился зубами в заткнувшую его ладонь. Человек позади зашипел от боли, ослабил хватку. Учиха вывернулся и слепо ударил ногой в живот мужчины. Не оглядываясь и случайно посреди суматохи замечая цепким, лихорадочно обострённым взглядом за ближайшим углом Наруто, Саске рванул туда, практически пускаясь в полет. В беге ему не было равных. Кто-то громко закричал сзади, взвизгнул полицейский свисток, погони избежать было невозможно. Топот, крики, собственное тяжёлое дыхание слились воедино и заполнили уши неприятным, сбивающим и пульсирующим звуком. Саске задыхался от бега, левый бок кололо, рука ныла от тяжести мешка, во рту пересохло. Сделав очередную петлю, он спрятался в грязной подворотне, грузно плюхнувшись на землю. Раскрасневшийся Наруто приземлился рядом, изо всех сил задерживая сбитое дыхание. Вокруг воцарилась тишина. Она продолжалась ещё невыносимо долгую минуту; когда Наруто и Саске убедились, что они оторвались, то облегчённо откинулись на стену и начали громко и тяжело дышать, едва ли не захлёбываясь в своих вздохах. Всё позади. Всё позади. Придя в себя, Наруто широко улыбнулся с привычным неоправданно радостным выражением лица, глядя на то, как Саске оттягивает грязный шарф в попытке остыть после бега. — А ты молодец! — Зато тебе даже нельзя доверить оповестить людей об опасности, — со злостью отрезал Саске. Наруто переменился в лице. — Меня взяли за шкирку и хорошенько пнули. Что я мог бы сделать? — Мне плевать, — Саске стянул с плеч свой мешок и начал перекладывать туда с трудом добытые яблоки, — кажется, это была твоя задача. Кинул бы кирпич, заорал бы, упал бы в конвульсиях на землю, сдох бы — мне всё равно. Ты должен был меня предупредить. — Да ладно тебе, — нервно захихикал Наруто, примиряюще хлопая друга по его костлявому плечу, — накладка вышла, датте байо. Всякое бывает, ну. — Нет, не ладно, — Саске холодно сбросил руку Узумаки. Его глаза блестели от гнева. Да он же рисковал своей жизнью, он же мог навредить этим своему брату, и Наруто тоже бы не остался в стороне, неужели непонятно! — У тебя постоянно накладки. Ты даже не способен элементарно открыть свою глотку и заорать, когда это нужно. Ты только и можешь, что болтать впустую и не затыкать рот в неподходящее время. Наруто вскочил на ноги. — Заткнись ты уже, сволочь! — Саске поднял голову, ничуть не скрывая своего обозлённого взгляда. Раскрасневшийся на этот раз от гнева Узумаки тыкал в него пальцем. Саске обречённо подумал, что сейчас его горе-друг как никогда похож на клоуна. Ну, о какой командной работе может идти речь, когда имеешь дело с клоуном? — Ну, получилось так, да, с кем не бывает? Я и так делал, что мог! Ты просто неблагодарная скотина! Я тоже здорово рисковал и дико переживал за тебя, между прочим, те байо! Я бы не простил себе, если бы с тобой что-то случилось, и не бросил бы тебя одного, ты же знаешь! А ты набрасываешься на меня как на предателя! Саске! Саске вздохнул, поднялся, затягивая свой мешок и вешая его на спину. Лицо его смягчилось. — Ты должен быть внимательнее. Я доверил тебе в тот момент свою жизнь. Посмотри в глаза реальности. Пока бродяги не воруют, их никто не стреляет. А так как это единственный способ прокормиться в беспросветной безработице и нищете, то впредь запомни: в этот раз нам повезло, в другой раз — могут и на месте прихлопнуть. Свою долю я взял, остальное, — Саске подвинул носком сапога мешок к Наруто, — твоё. Завтра на том же месте, без опозданий, — Учиха быстро прошёл мимо опустившего голову Наруто. *** Несмотря на утреннюю встряску, Саске считал день более чем удачным и даже несколько раз подумал, что погорячился с Наруто. Но, возможно, это поставит его мозги на место. Помимо вялых залежавшихся яблок и подгнивших мандаринов Саске сумел стащить у мясника приличный ломоть говядины. Такая удача была редкостью, ужин обещал быть хорошим и сытным впервые за многие недели. Эта мысль грела Саске сильнее бесчисленно раз заштопанного и грязного плаща. Давно стемнело; улицы постепенно пустели, фонари разжигались неяркой цепью вдоль дорог. Саске вопреки своему отвратительному виду шёл по шумной авеню. Люди его чаще всего не замечали, иногда смотрели с отвращением, иногда молча отходили в сторону. Саске платил им тем же. Несмотря на то, кем он являлся и в чём был одет, он гордо держал себя как полноправный житель города, с презрением в тёмных глазах оглядывал прохожих. Да, он имел на это право. Саске свернул на боковую улицу. В отличие от старшего брата он любил ходить этим путем. Итачи можно было понять, впрочем, младший и сам раньше избегал этого места, пока однажды ему не пришлось побывать там. С тех пор Саске часто проходил мимо большого, некогда красивого заброшенного дома, постоянно напоминавшего о том, к чему надо стремиться. Во время войны там на скорую руку разместили госпиталь, куда свозили огромное число раненных и полумёртвых. Сейчас же дом готовили к сносу, правда, готовили уже не один год, а он всё продолжал стоять, большой, за изящной чёрной оградой, опустошённый внутри, без стекол — одни лишь стены и разбитая короткая дорожка от ворот к простому крыльцу. Саске остановился рядом, взявшись руками за холодный металл ограды. Неосвещённый дом казался прибежищем чудовищ и приведений, от заброшенного здания веяло чем-то жутким. Возможно, в его стенах прятались от дождя и зимы нищие, однако сейчас в округе разлилась вязкая тишина. Саске знал ещё одну значительную деталь из прошлого этого дома: это был их с братом дом. Это было то самое место, где они провели всё своё бессознательное, счастливое и беззаботное детство. Сжимая ограду, Саске закрыл глаза и с трудом попытался вспомнить, каким он, его родной дом, был раньше. Саске едва помнил собственную комнату. Она была светлой — единственное яркое воспоминание о ней. Комнату Итачи вспомнить было невозможно, наверное, в ней доводилось редко бывать. С родительской спальней то же самое. Они с братом никогда днём не сидели в своих комнатах, старший почти постоянно учился в библиотеке, младший играл либо с Итачи, либо чаще всего с игрушками в гостиной. Саске хорошо помнил её. Большая, просторная, шумная, когда собирались гости, с высоким то ли бледно-розовым, то ли бледно-жёлтым потолком и мягким красным ковром. Он был очень мягким, толстым и тёплым. Остальное — звуки, запахи, комнаты, вещи, кухню, людей, — вспомнить было невозможно. Саске открыл глаза. Дом, хоть и родной, сейчас был чужим и неприветливым. Те крошки, что сохранила память, никак не вязались с тем, что приходилось сейчас видеть в тёмных безжизненных проёмах окон, поэтому Саске без сожаления отпустил ограду, продолжая идти туда, куда шёл. Выйдя на светлую улицу, он почувствовал себя куда лучше. Воздух был здесь как будто легче и приятнее. Даже дышалось свободнее. Жизнь шумела и кипела; после неуютного квартала с заброшенным домом, она резала глаза и слух. Найдя городские часы, Саске досадливо замедлил шаг: времени было куда достаточно, приходить на место раньше и снова ждать в одиночестве не хотелось. Потому дабы потянуть время, Саске остановился возле большой, чуть пыльной витрины одного из магазинов, принимаясь её разглядывать. Взгляд долгое время бессмысленно блуждал, пока не остановился на светло-коричневых лайковых перчатках. Это была красивая и утончённая вещь, но видит Бог, ей самое место на узких руках Итачи. Единственный её явный недостаток — цена. Саске, забыв обо всём на свете, буквально пожирал глазами перчатки. Чем больше он смотрел на них, тем сильнее влюблялся в их красоту и одновременно с этим чувствовал себя все отвратительнее из-за собственного бессилия. Перчатки как назло лежали на витрине в ужасающей доступности, изнутри их спокойно можно было бы взять, но о том, чтобы войти в магазин, даже и думать было нечего. В лучшем случае прогонят. В худшем — позовут охранников порядка. Да его просто выкинут или отведут в участок! Саске, прищурившись, оглянулся на шум остановившегося позади автомобиля. Из него элегантно выпорхнула стройная, коротко стриженая брюнетка в фиолетовой шляпе-клош и крошечной, изящной ножкой стала на плитку. За ней солидно вышел молодой человек в тёмном пальто. Оба, полностью проигнорировав смотревшего на них грязного Саске у витрины, зашли в магазин, оставив после себя след лёгкого цветочного парфюма. Саске стал смотреть на пару через витрину. Хозяин, поспешно отложив вечернюю газету, услужливо общался с посетителями, то и дело доставая с полок и из больших круглых картонных коробок разнообразные шляпы — с искусственными цветами, кружевами, перьями, бусинами. От разнообразия их цветов, украшений, фасонов рябило в глазах. Девушка нетерпеливо мерила одну за другой, капризно выпятив нижнюю губу, а молодой человек и хозяин магазина были все целостно поглощены её изменчивыми желаниями. Саске облизнул обветренные губы. Он решился уже в тот момент, когда увидел входящую в магазин пару. Его рука мягко легла на холодную ручку входной двери и дёрнула её на себя. Просунув в небольшой проём голову, Саске поднял глаза на посетителей и хозяина, силясь узнать их реакцию. Однако они были слишком заняты, чтобы заметить бесшумно приоткрывшуюся дверь и серую фигуру непрошеного гостя. Девушка продолжала увлечённо верещать звонким голосом. Это было, правда, легко. До абсурда и терпкой эйфории легко. Саске не стоило больших усилий дотянуться кончиками ледяных пальцев до перчаток на витрине. Сжав их мягкую поверхность, он попятился назад, так же медленно и бесшумно закрывая дверь. С улицы ещё раз заглянув в витрину и удостоверившись, что никто ничего не заметил, Саске убрал перчатки за пазуху. Пропустил автомобиль, перебежал дорогу и продолжил свой путь. Оставался один поворот, а времени, наверное, в запасе до сих пор было прилично. Но может быть, сегодня всё кончится раньше обычного? Тем не менее, чтобы не замёрзнуть, Саске быстрым шагом дошёл до тёмной двери и прислонился рядом к стене, как можно дальше от тусклого фонаря. Становилось всё холоднее, приходилось прятать пальцы в рукавах плаща и топтаться на месте, чтобы окончательно не замёрзнуть. Из двери время от времени выходили высокие солидные мужчины с портфелями в тёплых шерстяных пальто. Скорее всего, они сядут в такси или в свои уютные автомобили, доедут до ярко освещённого дома, где их ждёт жена и сытный, ароматный ужин с крепким вином. Потом они возьмут газету или книгу и разлягутся на диване, а жена будет сидеть рядом и подавать сигары. Скучная жизнь, но сытая, обеспеченная и стабильная. Выходящие мужчины не замечали притаившегося в темноте Саске, пристально разглядывающего каждого из них. Но иногда кто-то вздрагивал, видя его фигуру, кто-то же смотрел безразлично, кто-то даже благодетельным жестом достал из кармана мелочь и кинул её под ноги мальчику. Саске дождался, пока мужчина уйдёт, и со злостью ногами отбросил и втоптал в грязь деньги. Подачки он ненавидел, работать на кого-либо из этих идиотов — тоже. Воровать приходилось, чтобы выжить. Итачи, правда, как обычно был другого мнения. Он всегда выбирал честные пути, но младшего брата не упрекал. Просто не имел на то права. После очередной кинутой под ноги монеты гордость не выдержала, и Саске отошёл от стены. Нахохлившись, он прошёл мимо удивлённой наглостью черни женщины, только что протянувшей ему пару монет, и перешёл на противоположную сторону улицы так, чтобы была видна дверь типографии напротив. В желании скоротать время Саске снова встал рядом с любимой витриной закрытого магазина. Чёрное тёплое пальто было недосягаемой мечтой. Сейчас, в темноте, не освещённое дневным и светом от ламп оно казалось ещё более великолепным, величественным. Оно было будто создано для фигуры Саске, для его иссиня-чёрных волос, для его бледной кожи, для его аристократической крови. Эта вещь была достойна Учихи Саске, он в свою очередь так же был достоин её. Саске мягко опустил руку на стекло витрины, поглаживая его. Сколько ни мечтай, но чёрное пальто останется недосягаемым желанием за холодной преградой. Саске почувствовал, как на его плечо опустилась чья-то рука, инстинктивно сжался и дёрнулся, поднимая злые глаза вверх, но тут же успокоился и расслабился, снова переводя взгляд на витрину. Итачи тоже смотрел на неё. Взгляд у него был изучающий, серьёзный и внимательный. Только проследив за ним, Саске понял, что брат всё это время смотрел на цену. После минуты молчания, не сводя глаз с пальто, Итачи спросил: — Ты его хочешь? Саске промолчал. Ответ и так был ясен. — Оно дорогое, Саске. Мне придётся много работать, чтобы накопить на него. Но если ты действительно его хочешь, я подумаю, что можно сделать, — Итачи говорил спокойно и медленно. Он перевёл взгляд на младшего брата, внимательно смотря в его розовое от холода лицо. Саске отодвинулся так, чтобы встать чуть дальше, но одновременно с этим не дать руке Итачи упасть со своего плеча. — Забудь, ты никогда не накопишь на него. Да и к тому же, — Саске по-доброму усмехнулся, — где мне в нём щеголять? Оно мне просто очень нравится. Ничего большего. Итачи кивнул, убирая замёрзшую руку с чужого плеча. Спрятав её в карман, он другой поднял воротник плаща младшего брата. — Смотри, — тот с гордостью показал свой мешок, — у нас будет отличный ужин. — Вот и замечательно, — практически выдохнул Итачи. *** Огонь в печке немного разогрел сырую комнатушку. Саске, щуря тёмные глаза, искренне наслаждался теплом в сытом животе и жаром от пламени. Зевнув, он уткнулся носом в плечо рядом сидящего Итачи и закрыл глаза. Только в такие моменты появлялось чувство полной безопасности и абсолютного, счастливого умиротворения. В первый раз Саске своровал в восемь лет. Это был серый батон хлеба из булочной. Тогда же мальчика поймала дочь хозяина, однако девушка с добрым сердцем сжалилась и наказала воришку только лишь подзатыльником, а батон отдала. Саске знал, что брат никогда в жизни не просил милостыню и тем более не воровал, он предпочитал честно работать, хоть и платили за грязную и тяжёлую работу сущие гроши. Их не хватало, вынужденный помочь и не быть обузой Саске стал помогать так, как мог в силу своих лет. Показать брату украденный хлеб было стыдно и страшно, но и о том, чтобы съесть его тайком, думать даже в шутку было немыслимо. Однако Итачи вопреки всем опасениям никак на это не отреагировал. По крайней мере, вслух. Время, в которое приходилось жить, оправдывало многое. Саске встал на рискованный и скользкий путь воровства, но совесть его не мучила ни разу за все годы. Разве он был виноват? Лачуга, в которой они с братом ютились, была полуподвальной комнатой старого многоквартирного дома в грязном гетто для бедняков. Этажами выше так же в нищете и болезнях жили другие семьи. В этом районе все люди — дети и взрослые — были похожи друг на друга: бледная жёлтая кожа, неприятная худоба и тяжёлый отпечаток усталости на вытянутых от голода и грошовой работы лицах. Но даже это считалось неплохой жизнью, ведь в худшем случае страшный след измождения оставляла ужасающая своим размахом безработица. Мутное окно в комнате было почти на уровне тротуара, изнутри оно было занавешено плотной тканью. Свет с улицы почти не проникал. Кровать со свёрнутой верхней одеждой вместо подушек и с единственной гордостью, отрадой — новым толстым пуховым одеялом — стояла у окна. Низкая железная койка была ужасно старой, скрипящей и узкой настолько, что братьям приходилось спать вплотную друг к другу. Стол шатался, две табуретки — тоже. Закопчённая печка темнела в углу, рядом с ней стояла железная чаша для мытья с маленьким, аккуратным куском мыла, в другой стороне — сложенные в накрытый полотенцем ящичек немногочисленные предметы быта. В тёмных углах и прогнившем деревянном полу жили мыши и сырость, её запах давно стал привычным и больше не смущал. Печка почти не прогревала комнату. Тем не менее плата за неё была довольно высокой, на пользование газом денег уже не хватало. Об электричестве можно было и не мечтать. Усталость после трудного дня клонила в сон, Саске в очередной раз сладко зевнул. В такие моменты он чувствовал себя действительно удовлетворённым, спокойным и может быть чуть-чуть счастливым. Возможно, если бы он не был Учихой Саске, то ему удалось бы получить удовольствие и извлечь счастье даже от такой жизни. Он часто думал об этом, но внутри него нечто иное постоянно перебарывало это ощущение и брало своё, и подобные наивные мысли казались отвратительными до тошноты. Они были воплощением его слабости. А слабость нужно уничтожать. — Я забыл, — Саске вдруг отодвинулся от брата и сунул руку под одежду, — у меня есть для тебя подарок. Итачи взял в руки протянутые ему перчатки. Поднеся их к свету огня, он удивлённо приподнял брови. — Лайковые? — Наверное, — неуверенно ответил Саске. Итачи пристально заглянул в глаза младшего брата. Тот плотно сжал губы: взгляд, обращённый к его лицу, далеко не искрился ни восторгом, ни благодарностью. — Украл? — Откуда я их ещё мог взять? — Они очень дорогие, — Итачи снова принялся разглядывать перчатки, — такие продаются только в специальных магазинах. Тебе не то чтобы заходить, подходить к таким заведениям запрещено. Ты очень рисковал. Не надо впредь так делать. Как я их буду носить? Не при своих же лохмотьях. Саске нахмурился. Слова брата если не обидели его, то уязвили. А ведь ему хватило бы простого спасибо! — Я не дурак. Я бы не стал рисковать, если бы не был уверен в том, что могу их достать. Ты достоин их. — Я? В таком случае, ты достоин их не меньше, — спокойно ответил Итачи, откладывая подарок в сторону. — Мы оба достойны большего, — Саске обхватил руками свои колени. — Особенно ты, с твоими-то способностями. Ты обучил меня очень многому. Я часто думаю о том, что если бы не этот грязный сброд, ты бы уже был успешным человеком, а я бы учился в университете и носил бы то чёрное пальто. Разве не справедливо? Итачи тихо усмехнулся, помешивая железным прутом угли в печке. — Ловко у тебя всё. Ты ненавидишь в других то, что ненавидишь в себе. А сам-то такой же грязный сброд. Саске вспыхнул. — Прекрати! Не сравнивай меня с ними! Не сравнивай нас с ними! Если бы они все поддержали нашего отца, то мы бы не остались на улице, и ты бы мог носить эти идиотские перчатки. — Саске, ты мало знаешь об этом, — резко и холодно отрезал Итачи. — Это было очень давно, ты был ребёнком. — Ты мне рассказывал, я слышал об этом, из этой истории никто не делает тайну. Ещё бы, ей гордятся! Я считаю, что отец изменил бы страну и Совет пяти Каге, дал бы голодранцам хлеб. Но они выбрали сегодняшнюю жизнь, из-за них уничтожили и нашу семью, и множество других семей. Ненавижу это отребье. Да, ненавижу. Можешь обвинять меня в чём угодно. Итачи устало покачал головой. — Отец был сам виноват. Если бы ему и удалось сделать то, что он планировал, всё равно бы наступил тот же бардак. Это не так просто, как кажется. — А может, и нет, — упрямился Саске. — Ну, и что теперь? — не выдержал Итачи и повысил голос. Подобная тема разговора не была его любимой. Он крайне ненавидел размышления по этому поводу. Но именно из-за этого многие годы безуспешно спорил со своим младшим братом. — Что теперь? — воскликнул Саске. Он тоже не на шутку вскипел. Обоих братьев разговор задел за живое, и никто из них не желал отступать от своих позиций. — А то, что ты сейчас мог бы спать в нормальной постели, есть нормальную еду и жить так, как того заслуживаешь ты! Я никогда с этим не смирюсь. Они выкинули нас на улицу, разграбили нашу семью, уничтожили её, а ты говоришь, что теперь? Почему тебе всё равно? — Ничего не изменить. Точка. — Как тебе… — Ты ничего не знаешь, — грубо отрезал Итачи. Саске хотел что-то возразить, но осмотрительно замолчал, поджимая губы. Он прекрасно знал этот тон. Настроение брата подошло именно к той отметке, когда действительно стоило замолчать. — Ты был ни о чём не подозревающим ребёнком, жил исключительно в своём мирке, и судишь сейчас по своим нынешним ощущением. Ты в чём-то прав, но судить настолько глобально, словно сам был во всём замешан, ты не имеешь права. Этих разговоров я слышать больше не желаю. Никогда. Я ясно сказал? Саске молчал и исподлобья смотрел на брата. Говорить на эту тему он больше не собирался, но это не означало то, что он отступился или взял назад хоть одно своё слово. Итачи знал это и с досадой отвернулся, продолжая помешивать начинающие тлеть угли. Всё же раз за разом он надеялся, что в этих спорах сможет переубедить своего брата. Но нет, это бесполезно. В комнате повисло неприятное напряжение; что теперь сказать, Саске не знал. Извиняться он не желал, ссориться дальше — тем более. Размышления и разговоры на столь больную тему всегда оставляли после себя странное беспомощное и горькое чувство ненависти и досады. То, что он имел и потерял, давило на Саске грузом необъятной злобы на мир. А ведь он и, правда, мог продолжать воспитываться в богатой семье, получить блестящее образование, стать военным, как хотел когда-то давно. Настолько давно, что не верилось, что это было в этой жизни. И тот заброшенный дом мог бы быть живым и красивым. — Ты будешь носить то пальто. Обещаю. Я обеспечу тебя условиями для этого, — прервал тишину Итачи. Его хриплый после затяжного молчания голос неприятно обрушился на притихшего в своих невесёлых мыслях Саске. — Да? — с иронией поинтересовался тот. — Страшно спросить, каким образом? Распродавая две стопки газет вместо одной и таская ещё больше станков? — Приму приглашение от Темари. Саске поморщился. — Так рвешься стать прислугой в богатом доме? — Мы уже говорили с тобой об этом. Это работа. Нет плохой работы, — Итачи снова начал злиться. — Прости. Но подумай сам. Как она объяснит домашним то, что взяла к себе в личные слуги бродягу, да ещё и Учиху Итачи? Мы мертвы, — продолжал настаивать Саске. Итачи с глухим звоном отложил металлический прут. Огонь погасал, угли тлели, в комнате разливалась темнота вместе с запахом дыма. — Она обещала, что это останется семейной тайной. Оглашать что-либо никто не желает. Семья Темари одна из самых влиятельных семей в стране. Все её предки занимали и занимают высокое положение. Я знал эту женщину ещё тогда, когда ты был младенцем. Мне ничто не грозит в её доме. Я отвечу на её приглашение рано или поздно. Ты должен это понимать. Я медлю потому, что оставить тебя так я не могу, но в итоге нам обоим придётся расправить крылья и взлететь самостоятельно. Чем раньше, тем лучше. Саске опустил взгляд к своим коленям. В горле встал комок. Неужели они с Итачи когда-нибудь и правда расстанутся? Возможно ли это? — Знаю. Всё знаю. Только вот сделать первый взмах надо решиться. — Дело времени. Мы не сиамские близнецы, в конце концов. Саске ничего не ответил. Он и без пустых разговоров и объяснений понимал, что это редкий шанс брата хорошо жить и хорошо зарабатывать, но и так же понимал, что Итачи не возьмёт его с собой. По крайней мере, первое время. А ещё Саске знал, что для него это будет невыносимо, что он готов будет отдать всё и пожертвовать всем, чтобы не допустить расставания со своим братом. — А перчатки ты в её доме носить сможешь? — вдруг спросил Саске. Старший Учиха, растянувшись на кровати, коротко вздохнул. Неприятные разговоры на ночь с братом не отбили желание спать. Не колеблясь, Саске перебрался к Итачи, беспардонно ложась на него сверху и выдавливая на губах такую тёплую, ласковую, преданную улыбку, на которую был способен в данную секунду. — Кто самый лучший младший брат? — вкрадчиво прошептал он, заглядывая в глаза Итачи. Тот ответил на объятие. — Ты. — А кто самый любимый старший брат? — Я. — Когда-нибудь я разбогатею и верну всё, что должно быть нашим. Я обещаю, Итачи, что у тебя будет такая жизнь, какую ты захочешь. — Я оценил шутку. Саске отчего-то глухо рассмеялся, прильнув губами к губам Итачи. Да какая разница, что будет дальше! Что бы ни было, они не расстанутся навсегда. Да, именно. Со старшим братом даже в такие минуты было спокойно, тепло и уютно, своими поцелуями и заботой он как никто и ничто другое умел притуплять тоску в сердце. Его губы всегда были тёплыми и сухими, корявыми, немного влажными, когда от них оторвёшься. Саске словно постоянно чего-то не хватало, он не мог, как брат, спокойно и с готовностью растворяться в происходящем. Он целовал всегда сильно, голодно, судорожно, будто его вот-вот оторвут от брата, руками сжимал то плечи, то голову, то волосы Итачи. Что ещё он так сильно любил в этой жизни? Как можно думать о каком-то прошлом, как можно жить им, когда здесь, в настоящем есть это, есть Итачи? Это всё проклятье великой фамилии! — Сегодня очень холодно, — прошептал Итачи, когда Саске, нацеловавшись вдоволь, попытался лечь рядом, — спи на мне. *** Наверное, у идиота Наруто всегда глупая улыбка до ушей, даже во сне, думал Саске, с лёгким интересом наблюдая, как Узумаки копается в своих бездонных карманах с целью что-то извлечь оттуда. Осеннее утро было пасмурным, тёмным, невесёлым; с набережной дул промозглый ветер. Дороги и дома вокруг казались промокшими насквозь и сырыми. Саске держал в руках свежий номер утренней газеты, который всунул ему Наруто. Её серые листы всё ещё пахли типографией и едкой краской. У Итачи так же пахли руки по вечерам после того, как он распродавал всю стопку газет. Колючий ветер поднимался всё сильнее, буйно раскручивая редкие резные флигеля на крышах. Саске, будучи совсем мальчишкой, не раз забирался туда, чтобы рассмотреть их ближе. Один был красивее другого: цветные, разной формы, то в виде животных, то в виде людей. Откуда у мастеров была фантазия создавать флигеля, уникальные на каждом из сотен и сотен домов огромной столицы, оставалось непостижимой тайной. — О, смотри, смотри, что я нашёл! — счастливый Наруто наконец-то выудил из карманов плаща какую-то круглую вещь. — Что это? — взял её в руки Саске. Предмет походил на те самые открывающиеся дамские зеркальца. Они были недорогими, но очень красивыми, смотреть на них в витринах было сплошным удовольствием: внешняя сторона зеркал была изумительно расписана и украшена стеклянными бусинами. В подтверждении своей догадки Саске раскрыл створки и повернул их к Узумаки. — Это всего лишь чьё-то разбитое зеркало, — подвел он итог, вкладывая предмет обратно в руки Наруто. Тот заметно приуныл. — Вот чёрт, я-то думал, что это что-то необыкновенное. Как думаешь, Саске, удастся кому-то его продать? — Вряд ли найдется кто-то тупее тебя. Утренний город со своими широкими проспектами, огромными многоэтажными домами, новыми небоскрёбами и низкими лачугами тонул в мягком тумане. Он как пушистое, полупрозрачное одеяло окутывал изгибы улиц, дома, автомобили и прохожих. Серый и плотный, туман словно стал частью этого огромного мира; казалось, что с каждым вздохом он проникал в тело и обволакивал его изнутри. Его можно было ощущать физически. Город давно не спал, фабрики работали вовсю, продавцы газет кричали на каждом углу, обманчивая лень осеннего утра не могла скрыть оживление во всей столице, а тем более на огромной авеню, где высокие, только что построенные небоскрёбы и дома прошлого века дружно стремились ввысь. Отдохнувшие за ночь люди работали с новыми силами, поиски работы продолжались с новыми надеждами, двери булочных и магазинов то и дело хлопали, звонкие детские голоса нараспев афишировали очередные номера газет. А кто-то ещё наверняка мирно спал в просторной, тёплой постели под пуховым одеялом и на двух пышных подушках. Этого кого-то ждёт длинный, толстый халат, сигара, запах ароматной свежеиспечённой булочки, яичница с беконом, джем с тостами и кофе. Саске радовался, что перекусил с утра, иначе в таких мыслях пройти мимо очередной булочной, запах которой доносился даже из-за закрытой двери, было бы для него испытанием. — Для чего ты меня тащишь с собой? — поинтересовался он у Наруто. Тот широко улыбнулся, его голубые глаза блеснули. — Я долго думал вчера над твоими словами. Вот увидишь, что когда-нибудь я попаду в Совет пяти Каге и изменю наш мир. Я решил, что должен найти себе постоянную работу. То есть, я и так подрабатывал, относя по утрам газету одному человеку. Но чтобы не воровать, этого было мало. Вот я и решил поискать. И нашел, те байо! — Наруто хлопнул друга по плечу. — Мне разрешили мыть полы и выполнять грязную работу в столовой для рабочих. Вместо денег мне заплатят едой. Здорово же, да? Саске пожал плечами. — Неплохо. Он действительно думал, что это неплохое решение. Конкретно для Наруто. — Я и о тебе позаботился. Я хочу попросить тебя о том, чтобы ты временно относил газеты по утрам… — С меня хватит того, что мой брат этим занимается, — прохрипел Саске, глухо закашлявшись. Сырость медленно делала своё дело, организм сдавал под её натиском. Если бы тело не обладало достаточной силой, воспаление лёгких, какое было у Итачи в прошлом, было бы обеспечено. Или же туберкулёз, от которого недавно умерла семья этажом выше. — Ну, парочку раз-то замени меня! — упрямился Наруто. Саске молчал, что-то прикидывая в уме. — Ладно, — наконец, согласился он, — но всё, что мне заплатят, моё до последнего. — Отлично, — Наруто с облегчением хлопнул друга по плечу, серьёзно заглянув в его тёмные глаза. — Попомни мои слова: я избавлю всех от этой грязи, меня признают, и ты будешь моим советником, хи-хи! Звонкий смех разнесся по кварталу. Смеялся даже обычно угрюмый Саске. Туман постепенно рассеивался, испарялся из организма, дышать становилось легче, небо светлело. Утро перестало хмуриться и наполнять воздух вокруг вязкой серостью. Оно подобрело настолько, что опустило на дома и улицы проблески высокого, спрятанного за облаками солнца. Наруто и Саске остановились возле одного из домов с высоким крыльцом. Ничего необычного, вычурного в нём не было. Фасад был простым, без изысков, сплошные прямые линии, несмотря на то, что это была архитектура прошлого века. В не зашторенных тёмных окнах отражалось безжизненное серое небо. Стоя у порога дома, Саске долго разглядывал тяжёлое тёмное кольцо на двери. Он ещё никогда не был так близко к жилищу обеспеченного судьбой человека. Внутри постепенно закипали злость, обида и зависть. Саске стиснул зубы и замёрзшими пальцами поправил длинный чёрный шарф на шее, компенсирующий оторванные вверху плаща пуговицы. Сердце быстро билось, кипело и не умолкало, словно оно было чем-то уязвлено. Словно оно, забившись в собственной гордости, изо всех сил кричало о несправедливости, горьком прошлом и гадком будущем. Саске напрасно кусал шершавые, потрескавшиеся губы, пытаясь успокоиться. Его сердце билось в гулком ритме ненависти и обиды на весь мир. Оно не желало сдаваться, не желало принимать поражение и издёвки прошлого. Оно как никогда болезненно кричало и кипело. Наруто постучал по двери тяжёлым кольцом. Саске попытался восстановить дыхание, болезненно осознав, что не дышал всё это время. — Он постоянно ходит в маске, — прошептал Узумаки. — У него аллергия. Саске хотел ответить, но в этот момент дверь открылась, и оба как по команде робко отошли на пару шагов назад. Из-за двери на пороге появился мужчина средних лет. Его лицо до носа действительно было закрыто тёмной маской, серые глаза незнакомца щурились от света едва вышедшего из-за облаков солнца. От человека пахло домом, чистотой и едва уловимым, приятным парфюмом. На нём была белая, выглаженная рубашка с ещё расстёгнутыми манжетами и серые, мятые внизу брюки. Босые ноги побелели от холода порога, на который они встали. Наверняка, этот мужчина спокойно завтракал и собирался на работу. Саске с несвойственным ему бестактным любопытством разглядывал необычного цвета пепельные волосы, пока не встретился со взглядом незнакомца. Когда он понял, что всё это время мужчина пристально смотрел на него, то отвел глаза в сторону, до боли сжимая за спиной кулаки. — Вот, ваша газета! — крикнул Наруто, и незнакомец тут же перевёл на него свой взгляд. Вокруг глаз собрались морщинки: он улыбнулся. — А, благодарю. — Я вот, что хотел ещё сказать, — быстро начал Наруто, смущённо почёсывая затылок, будто собирался просить о чём-то неземном или постыдном, — можно меня заменит он? — Узумаки ткнул хмурого Саске в грудь. Незнакомец снова с любопытством оглядел Учиху, и тому показалось, что улыбка на лице мужчины всё это время адресовалась именно ему. — Хорошо, — мужчина кивнул и свободной рукой порылся в кармане мятых брюк, достал оттуда сложенные в несколько раз деньги. — Тебе, — протянул он благодарному Наруто, — и тебе, — Саске не успел опомниться, как в его узкую ладонь вложили новые хрустящие бумажки. Он сдвинул брови, поднимая голову. — За что? Я же ещё ничего не сделал. — В качества задатка, — добродушно усмехнулся мужчина. — Жду тебя завтра утром. Мимоходом потрепав Наруто по голове, незнакомец закрыл дверь. Тяжёлое металлическое кольцо тихо и глухо стукнуло по тёмному дереву. *** Гордое сердце Саске оценивало сложившуюся ситуацию как очередное унижение непростой жизнью. Зато Итачи был искренне рад. Наверное, он всё же глубоко в душе всегда надеялся и ждал момента, когда младший брат осознает своё положение и прекратит добывать пропитание низким путём. Тем не менее для самого Саске это было непростым испытанием, в каком-то смысле даже отказом от собственных принципов и предательством своих убеждений. Он никогда не презирал честную работу; если бы не ужасная безработица и гроши за тяжелейший труд, Саске не отвернулся бы от возможности засучить рукава и взяться за дело. Но выполнять грязную работу в таком положении и при этом быть аристократом не меньшим, чем эта глупая белоручка Темари, казалось невыносимым, унизительным и попросту непристойным. Что ждать от жизни, Саске не знал. Он множество раз во всех подробностях пытался обрисовать своё будущее и свои цели, но каждый раз что-то непоправимо менялось, чаще всего становилось просто невозможным. Неизменным оставалось только конечное желание: обеспечить себе и старшему брату достойную их крови и фамилии жизнь. Но мудрый, хорошо наученный жизнью и дальновидный Итачи был прав, называя это детским лепетом и сетованием обиженного на судьбу мальчика. Пока Саске строил пустые иллюзии на обломках прошлого и затаившейся злости, у старшего брата наметился путь к чему-то лучшему. Если эта женщина, Темари, и правда считает Итачи хорошим знакомым и другом и готова протянуть ему руку помощи даже в таком положении, то лучшей истории невозможно придумать. Но принимать снисходительное подаяние от тех, кто должен быть наравне с ним самим, Саске не желал. Он боялся признать, что он слаб, боялся признать своё бессилие; боялся признать, что всё, что его окружает сейчас, и есть его будущая жизнь. Рано или поздно придётся смириться и принять поражение, это нельзя было не понимать. Что он, никто по сути, мог сделать? Саске постучал железным кольцом по знакомой тёмной двери. Светило как никогда ослепительное солнце, сухие пыльные улицы шумели от людских голосов и автомобилей. Небо было бледным, словно выгоревшим, ясным и высоким, на дорогах плясали тени от флигелей. Жизнь шла и кипела. Надо уметь принимать реальность и своё положение. А ещё уметь достойно проигрывать. Несмотря на то, что Саске было болезненно горько это осознавать, его глупая работа была первым шагом к тому. Дверь снова открыл вчерашний мужчина, опять без обуви, но на этот раз предусмотрительно в носках. Увидев на пороге своего дома Учиху, он протянул ему крепкую руку. Саске вложил в неё газету. Брови мужчины приподнялись, и он вдруг мягко рассмеялся; сквозь маску его смех казался глухим и сдавленным. — Благодарю. Но вообще-то, я просто хотел пожать тебе руку, Учиха Саске. Тот внимательным и настороженным взглядом смерил человека напротив. — Вы знаете моё имя? — Знаю, Саске. И не только имя. Я хотел бы, — мужчина посторонился, открывая дверь своего дома шире, — чтобы ты вошёл. У меня есть серьёзный разговор к тебе. Это не займет много времени, если ты спешишь. Не бойся, я не укушу, — незнакомец со смешком поднял обе руки вверх. Однако глаза его были более чем серьёзными. Саске, несколько помедлив, кивнул головой и всё же прошёл по направлению пригласительного жеста протянутой руки.