Всё приготовлено - до встречи

I never believed we would meet again Start it all over till the very end Gimme velvet touch Gimme a kiss of death

Он приходит в себя уже глубокой ночью. Часы над головой показывают три, а обстановка не похожа на мотель, слишком тут много мебели. -Эй? – Грелль поднимается с кровати и ступает босыми ногами – ботинки стоят подле кровати. Его куртка висит на стуле. Кто-то очень заботливый. Уильям долго наблюдал за спящим Сатклиффом, прежде чем уйти на кухню. Спирс догадывается, что с Греллем произошло то же, что и с ним самим: он видел странные мелькающие кадры чужой жизни. Хотя Спирс не сомневается, что эта жизнь – самая что ни на есть его. Как-то так получилось, что он не помнит ее четко. Но он все сделает, чтобы вернуть то, что принадлежит ему. Грелль напугал его: он чуть не полетел в воду, когда неожиданно потерял сознание. Уильям слишком долго так и стоял на мосту, прижимая к себе его тело, утыкаясь носом в волосы. Ему хотелось так сделать еще с их первой встречи, но он не мог позволить. -Как вы, Грелль? – Уильям появляется в комнате сразу, как только слышит движение. -Не знаю, — Сатклиффу пока трудно собрать все воедино и понять, где была правда, а где игры его сознания. -Вы потеряли сознание, информации о мотеле при вас не было, и я привез вас ко мне. -У вас есть тут квартира? – Грелль трет висок. -На время следствия. Может, воды? -А может, другое? — Грелль быстро сокращает расстояние между ними, целуя Уильяма. Ему просто не хочется снова говорить, что-то выяснять, даже знать, с какого черта он упал в обморок. Если Спирс не оттолкнет его, значит, все было на самом деле. Значит, все будет. Уильям целует его жадно, страстно, грубо, так грубо, что у Сатклиффа сразу же начинают болеть губы. Как ему нравится эта боль. Уильяму нравится, что Сатклифф не бежит от таких ощущений. Наоборот, он только сам целует злее, агрессивнее, откровенно провоцируя. Грелль не совсем понимает, что сейчас происходит: он не знал такой страсти, не мог представить себе, что бывает, когда охватывает такое чувство, что не хочешь отпускать партнера ни на миг. Уильям чувствует то же самое, поэтому не разжимает объятий, и они добираются до кровати почти вслепую, что-то сбивая в темноте, натыкаясь на мебель, но не прерывая странно горького поцелуя. Потому что после всех тех обстоятельств, что свели их, иначе и быть не может. Сатклиффу всего немного, но страшно. Он не знает Спирса, не знает, каков он и что может выкинуть; он никогда не испытывал подобных эмоций, и они давят на него, подчиняют себе всего Грелля, ведь он так зависим от чувств. В конце концов, он никогда не доходил до секса с мужчиной. Но много раз мечтал об этом. А где-то там, второй Грелль Сатклифф кончает под Уильямом. Почему бы этим двум Греллям не стать единым хоть на миг. Почему бы ему не стать единым с Уильямом. И уже не страшно. Все это правильно, как должно быть: Спирс снимает его одежду с какой-то дурацкой медлительностью. Но жадный, разглядывающий тело взгляд заставляет Сатклиффа поменять мнение. Грелль спешил всю жизнь, но сейчас стоит остановить свой персональный секундомер. Сатклифф вытягивает руки над головой, раздвигает ноги, позволяя Спирсу рассмотреть себя. Никакого стеснения. Правильно. То слово, которое не раз употреблял Уильям, вдруг оказалось и в лексиконе Грелля. И ему нравится характеризовать происходящее им. Это правильно, что каждое касание ладоней Спирса вызывает дрожь и стон. Правильно, что он подставляет шею под укусы, что игриво двигает бедрами специально – Уильям должен сильно сжимать их. Правильно, что он прикусывает пальцы Уильяма, хотя должен просто облизывать. Самое правильное — он делает это все так развратно, так наслаждаясь самим процессом, будто делал уже не раз. И совсем не игриво Грелль дергается, когда чувствует палец Уильяма внутри. Не больно, но странно. Даже в темноте Грелль видит, как Уильям хмурится, затем наклоняясь к Сатклиффу и шепча прямо в губы: -Ты..? -Да. Только не останавливайся. Пожалуйста, — это слово обязательно стоном, ногти впиваются в спину Уильяма, и Грелль, прикусывая губу, сам подается бедрами, насаживаясь на палец. Уильям немного удивлен. Грелль не был похож на святого и уж тем более – на нормального. Но его энтузиазм с лихвой компенсируют это неожиданное отсутствие опыта. Уильям отчего-то знает, что больше всего Сатклиффу нравятся прикосновения губ к шее, ушам и внутренней стороне бедер. Сам же Грелль, похоже, не знал этого до сегодняшней ночи. Но он быстро понимает, где ему приятнее всего ощущать тепло чужого дыхания. Сатклиффу кажется, что это не его тело, что такого не может быть с ним. Только когда он так явственно ощущает Спирса в себе, больше становится невозможным прятаться от материального мира в закоулках собственных фантазий. -Уиль…ям, — он помнит, как стонал это имя, оставаясь наедине со своими абстрактными мечтами. Этого ли он хотел? Его руки на бедрах, движения вновь раздражающе медленные, и хотя ему и больно, хочется большего. Сверх меры, руша все грани и уничтожая препятствия. Только тогда Грелль будет уверен, что его настоящего примут. -Будь собой, не...сдерживай…себя, — шепчет Сатклифф. Откуда он знает, что Спирс совсем другой, что вся эта осторожность и нежность далека от того, что он на самом деле любит, как всегда делает? Слова удивили бы Спирса, если бы он не был уверен, что знает Грелля давно, ровно как и Грелль его. Но устное подтверждение догадкам необходимо. Уильям облегченно выдыхает и передает всякий контроль над собой уже не разуму, а телу. А тело хочет причинять Греллю боль. Грелль под ним кричит, когда темп движений убыстряется, и Уильям вдавливает тело Сатклиффа в кровать, так сильно держит его бедра, что тот не может и шевельнуться, не может даже сам двигаться и вынужден принимать тот ритм, что задает Уильям. Самое страшное, нет, оно приятное – Грелль не против. Он почти безволен, он позволяет иметь себя так грубо, но в этих же руках он чувствует себя защищенным. Уильям никому никогда не отдаст его. А в отместку можно впиваться ногтями в спину, руки, царапать грудь, зарываться пальцами в черные волосы. Эти периодические вспышки острой режущей боли подстегивают Уильяма, не дают остановиться, на миг задуматься о том, что его партнеру больно и, может быть, некомфортно. Все наоборот, все не так, все неправильно, не как должно быть у любовников. И вместе с тем же так, как нужно. Все мысли уже давно покинули голову, удовольствие становится исключительно физическим, да и весь мир воспринимается так – без шелухи эмоций. На подбородок и ключицы Сатклиффа капает что-то теплое. Оно же течет по пальцам. Острые ногти сделали свое дело – он разодрал кожу Спирса до крови. Грелль слизывает кровь с руки, долго, тщательно, чтобы Уильям обязательно видел, проводит языком по нижней губе, собирая капельки. Спустя миг этих же красных разводов касается языком Спирс. И после уже не отстраняется, ловя стоны Грелля с губ, когда он кончает. *** Грелль долго лежит, смотря в потолок, пытаясь восстановить дыхание и как-то собраться с мыслями. Только вот думать не о чем – он спасался здесь от смерти, а вместо этого оказался в эпицентре событий, увидел самого себя в 19 веке и переспал с полицейским. Все чертовски понятно и очевидно. Завтра утром он вернется в пустой мотель и постарается забыть события последних дней. Его отвлекает голос Уильяма, уже знакомая ладонь касается живота, а от неожиданности предложения по телу проходит приятная дрожь. -Повторим? К рассвету Грелль чувствует себя до неприличия опытным в сексе. Но больше измотанным, и как только его голова касается – нет, не подушки – груди Уильяма, он проваливается в сон. Уильям не спит: монотонно гладит алые волосы, занявшие приличную часть постели и разметавшиеся по спине обладателя. Грелль на нем; тонкое тело так красиво выгибается, пряди волос прилипают к щекам, застилают вид; кончики щекочут живот Уильяма, и Грелль периодически откидывает голову, запуская пальцы в свое красное украшение. Ладони бесстыдно гуляют по телу, касаются ими же оставленных синяков на бедрах; придерживают, убыстряют движения чужого тела. Грелль снова соблазнительно выгибается, уже лежа на кровати с разведенными ногами. Он цепляется за простыню, кусает собственное запястье, хватает Спирса за волосы. Уильям дразняще касается языком живота, опускается ниже. Есть в этом что-то невероятно приятное: знать, что ты первый. -Пожалуйста! -Так, да! -Уильям! -Уилл… Все это было реальностью совсем недавно. Приятное тепло внизу живота не дает усомниться. *** Грелль просыпается почти сразу же как Уильям встает. Он больше не может утыкаться в теплый бок Ти Спирса, и дискомфорт будит. -Доброе утро, — чуть улыбаясь, говорит Уильям, он уже одет и причесывается перед зеркалом. -Доброе, — тихо отвечает Грелль, глядя на спину Спирса и немного удивляясь тону. Это же был секс на одну ночь, разве нет? Он сейчас уйдет и все. А Уильям вообще улетает. И больше они не встретятся. Все. Смысл этого короткого слова болезненный. Грелль тут же тянется за рубашкой – собственная фигура казалась Сатклиффу слишком женственной, и он предпочитал скрывать ее за одеждой большего размера, поэтому рубашка закрывает бедра и вполне сгодится на такое утро. -Я могу покурить? -Только в окно, — строго говорит Спирс, затем поворачиваясь и глядя, как Грелль босыми ногами идет по паркету. – Ты не думал об обуви на каблуке? Мне кажется, тебе бы подошел небольшой подъем. -Откуда вы…ты знаешь? – Грелль так и замирает с пачкой сигарет. -Знаю что? -У меня дома, в бывшем доме, были туфли. -Туфли в смысле…туфли? – теперь уже Уильям удивлен. -Женские. Да, я их носил. Я ненормальный. -Ты должен таким быть. -Именно это слово? Должен? Впрочем, не надо объяснений, только не сейчас, — Грелль устало выдыхает, сжимая в руке пепельницу. Ветер треплет волосы, распахивает полы рубашки, приносит распаленному телу долгожданную прохладу. Но в голове Сатклиффа все такие же мутные, тяжелые мысли. -Если бы я мог объяснить, — теперь уже Уильям разглядывает узкую спину своего неслучайного любовника. – Я бы не удивился, если бы ты носил, например, платья, — такая фраза, такой смысл, а так легко произносить, будто о погоде разговор. Грелль вздрагивает, пальцы разжимаются, и осколки пепельницы разлетаются по полу. Несколько секунд он смотрит на Спирса, не понимая, откуда он знает. А хоть что-то из произошедшего в последние дни Грелль понимает? Но этот факт, эта маленькая деталь жизни Грелля была скрыта ото всех. Это было что-то настолько интимное, запертое за тысячами дверей, в чем Грелль не признался бы даже если его пытали. Сатклифф никогда не хотел, чтобы его считали психом. Ему было слишком важно общественное мнение. Пусть его ненавидят, бояться, презирают, но только не бегут от него, не отгораживаются, не ставят на нем крест. -Прости, я уберу, руки сами себя не слушаются, тело еще не проснулось, — тараторит Грелль, лишь бы не признаваться, что Уильям только что раскрыл его самый страшный секрет. -Ничего, я сам, — но Сатклифф уже опускается на коленки, собирая осколки. -Черт, — Грелль слишком поспешно действует, и теперь на пальце красуется довольно глубокий порез. На языке Ти Спирса до сих пор сохраняется привкус своей крови. Кровь – ценнейший материал, несущий в себе огромное количество информации об обладателе. Через нее можно заразиться, через нее можно... В голову Уильяма приходит пугающая идея. Но через 4 часа у него самолет. Сейчас или никогда. Грелль поднимается, зажимая порез на пальце, но крови все равно много, она течет по руке, капает на пол, пачкает манжет рубашки. Через секунды – губы и подбородок Уильяма, который прижимает руку Грелля к губам, слизывая жидкость. И все. Уильям кричит, хватаясь за голову, отшатываясь к стенке и сползая на пол. Его тело выдергивает из реального мира, швыряет куда-то за грань, тащит через время, как будто пленку проматывают назад. Пленка. Боги смерти. Он – жнец. Он – Уильям Ти Спирс, начальник Отдела по надзору за шинигами. Еще чуть-чуть назад, и снова вперед. И все становится ясно: он – бывший жнец. Он – бывший начальник. Он умер. Вернувшаяся память ощущается непосильным грузом, давление – физическое, и Уильям впивается ногтями в кожу головы, падает на пол, и кажется, что еще немного, и от тяжести он проломится, погребая Ти Спирса под обломками собственной жизни. Бывшей. Или уже нет? Воспоминания и не думают идти последовательно, они как и раньше похожи на вспышки. Отдельные моменты, и яркие, и безумные, и те, что не имеют никакой ценности и более чем скучны – никакой логики. Бесконтрольный возврат. Просто теперь Уильям знает предысторию. Он помнит боль, с которой умирал. Боль от того, как в его тело возвращается его собственная пленка жизни кажется гораздо сильнее. Уильям рвет на себе рубашку, царапает грудь, а само его тело неконтролируемо подбрасывает с каждым новым заново врезающимся воспоминанием. Их так много, они накладываются друг на друга, обжигают словно клеймо раз за разом, ищут свое место в черепной коробке, что перед глазами Уильяма все плывет, несмотря на то, что он лежит. Если бы он знал, как это будет, он бы... Обязательно предпочел боль незнанию. Уильям видит двух Греллей – один склонился над ним, крича что-то, давя рукой на грудь Спирса, пытаясь удержать его. Второй Грелль делает многое, но время от времени Спирс видит на кадрах своей жизни такой же его взгляд – испуганный, тревожный, но неизменно упрямый и любящий. Грелль сам идет неизменной линией через всю жизнь Ти Спирса. От обилия красного больно глазам, а от некоторых сцен начинает сжимать сердце и учащаться дыхание. Но пленка так же резко заканчивается, и Уильям замирает – выгнувшись, впиваясь ногтями в свою руку, с приоткрытым ртом. Но если он застывает в такой позе от неожиданной смены декораций, и почти сразу падает обратно на пол от бессилия, то Грелль над ним – явно не по своему желанию. С вытянутыми руками, испуганным лицом и явным напряжением в полу сидячем положении он не мог бы находиться неподвижно столько времени. -Поздравления, мистер Спирс. Уильям вздрагивает, поворачивая голову на голос. И помнит говорящего: Джо Бартон, жнец из отдела внешней безопасности. Спирс не знает, что сказать. Нет, он не в шоке, он вполне осознает, что с ним было, где он, кем он был здесь, на Земле, и почему вспомнил свое...нет, не прошлое. Настоящее. Самое что ни на есть реальное. Только вот не оборвут ли его настоящее, не успев оно и появиться? -Мистер Бартон, — Уильям поднимается, одергивая рубашку и продолжая на всякий случай опираться ладонью о стену. -Смотрю, ваша память в полном порядке, — жнец учтиво улыбается. -Полагаю. Вы из-за этого факта здесь? -Мне чудится опасение в вашем голосе. -Было бы странно радушно вас принять после всего. -Что вы, мистер Спирс, это мы готовы вас принять, хотя и не совсем радушно, после вашего преступления. Но я здесь по этой причине. -Не понимаю. -Видите ли, за 21 год существования такого способа наказания, из всех 24-х депортированных на Землю жнецов память вернулась только к двоим, не считая вас. Мы не обнаружили никаких закономерностей и однозначных причин, почему так происходит. Однако было принято решение, что это судьбоносное событие, — Бартон закатывает глаза. — Быть может еще через столько же лет мы поймем, откуда у этого чудо-возвращения ноги растут, но вы вспомнили здесь и сейчас, а потому смело можете радоваться подарку, — в ответ жнец получает только подозрительный и тяжелый взгляд Ти Спирса и усмехается. – Ах да, вы же вроде были не из тех, кто щедр на эмоции. Что же, тогда прямо к делу. У вас есть два варианта: остаться тем, кто вы есть сейчас – вы будете помнить обо всем случившемся тут и о жизни жнеца. Естественно, когда подойдет ваш срок, вы умрете. Либо вы идете со мной и возвращаетесь к своим обязанностям. На счет своих я, конечно, преувеличиваю, никто вас начальником не поставит, сначала вам нужно будет заново доказать свою преданность высшему руководству. И да, к вам будет приставлен наставник, на первое время. Вы снова станете бессмертным. -Так вот значит каково это ваше право на возвращение, — Уильям зло улыбается, складывая руки на груди и делая шаги к жнецу. -Примерно так. -Это невозможно. Как я вернусь после публичного обвинения и ареста? Кто будет работать со мной? -Мистер Спирс, вот вы вспомнили меня, а можете назвать имена тех, кто был казнен? — Уильям отрицательно качает головой. — Вот именно. Личности депортированных известны некоторым сотрудникам службы безопасности, остальные... -Очередная зачистка памяти, — раздраженно вставляет Уильям. -Глобальная. -И ради чего? -Ради безопасности, конечно же. Вдруг кто надумает искать былого друга-жнеца, ставшего человеком? Уильям качает головой. Он помнит, замечательно помнит эти игры руководства. Подлые, тайные. Да, у них с Греллем были свои игры, но... Грелль. -А он...? – Уильям оглядывается на диспетчера. -О, ваш бывший подчиненный. Это удивительно, что вы с ним встретились, еще одна байка будет ходить. Но он тут не при чем, к нему же память не вернулась, — Бартон пожимает плечами. – И да, не волнуйтесь, он нас не слышит, временная заморозка времени персонально для мистера Сатклиффа. -Я остаюсь. -Вы были замечательным сотрудником, мистер Спирс, нам жаль, что вы делаете такой выбор. Второго шанса у вас не будет. Свой второй шанс Уильям использовал. Судьба привела его туда, где он должен быть, к тому, с кем он обязался быть. Больше Ти Спирсу не нужны шансы. -Могу я узнать кое-что? -Да? -Сатклифф. Как скоро вы придете за ним? -Вы знаете, что я не могу распространять подобную информацию. -Я выбираю смертную жизнь, значит вижу вас последний раз, считайте, что это мое последнее желание. -Допустим, — Бартон усмехается, листая возникший в руке блокнот, — В списках на ближайшие 10 лет вашего Сатклиффа нет. -Спасибо, мистер Бартон. И прощайте. Спустя миг – никакого жнеца, а вот позади слышится вскрик ожившего Грелля. Грелля, который ничего не помнит. -Уильям? Что с тобой, что это было? Вместо ответа Спирс притягивает Сатклиффа к себе, крепко обнимая его, касаясь пальцами волос. -Этого больше не будет. Не волнуйся. -Уильям? -Все хорошо. Теперь все будет хорошо. *** Они остаются в Лондоне. Грелль никак не может понять, почему Уильям бросил все: родной дом, службу в полиции, и остался здесь, с ним. С ним – ключевое. Уильям любит его так, будто знает уже давно. И это подтверждается с каждым прожитым днем – мелкие привычки, слабости, опасения Грелля – наружу, как раскрытые карты. Грелль не может ничего скрыть от пристального взгляда своего любовника, но ему приятно отдаваться так. Целиком и полностью – физически и морально. Он быстро привыкает к мысли, что живет и спит с мужчиной, что случайная встреча не при самых радужных обстоятельствах привела к...любви? Грелль не знает: Уильям для него всегда будет странным. Если бы не переменчивая и эмоциональная натура красноволосого, он бы никогда не пошел на такое, он бы бежал от такого, как Спирс. Пейзаж за окном редко меняется. Они любят гулять на том мосту. Грелль считает это место в какой-то степени святым – с него все и началось. -Мы уедем отсюда когда-нибудь, Уильям? – однажды спрашивает он, глядя на беспокойную Темзу. -Нам стоит быть именно здесь, — Уильям обнимает его со спины. -Ты говорил, этот город меня убьет. -Убил бы. Если бы ты остался тут один. Лондон больше не кажется Греллю таким уж ужасным. Ему спокойно рядом с Уильямом. И неважно, где они. После вернувшихся воспоминаний о бессмертной жизни для Уильяма земное время идет медленно, позволяя насладиться каждым днем, как последним. Уильям живет именно так – он слишком хорошо знает о правилах смерти. Неожиданность и безвозвратность. Проходит достаточно времени, прежде чем он начинает рассказывать Греллю правду. Сатклифф каждый раз смотрит на него ошарашенно и наверняка считает сумасшедшим – ну что за боги смерти, что за демоны? Но всегда внимательно слушает и после тянется к Уильяму, обнимая его. Спирс не понимает этого жеста, а в один из дней Грелль признается: -Я тебе верю. Мне просто страшно от мыслей, что тебе пришлось пережить и как страшно может быть меня потерять. Снова. По вечерам Уильям любит рассказывать Греллю особо запомнившиеся моменты их совместной жизни. -О да, это в моем стиле, я бы точно так и сделал, — смеется Грелль. -Нет, Уилл, а такое я мог ляпнуть только спьяну, — обижается Грелль на очередной рассказ. -А мне стоит огорчиться: ты перестал звать меня нормально, — вздыхает Ти Спирс. -Почему мне кажется, что тебя этот факт ну нисколечко не огорчает, а? – Грелль забирается на коленки к Спирсу и ластится как кошка, трется щекой о плечо Уильяма. -Негодяй. Ты меня слишком хорошо знаешь. -Заметь, не пару веков, а всего лишь 4 года. То есть ты конечно рассказывал кое-что, но я думаю, у меня талант. Уильям пытается воспроизвести моменты прошлой жизни чуть ли не досконально. Но все бесполезно: память не возвращается к Греллю, даже вспышек, как та, что была ночью на мосту, больше нет. В редкие моменты Уильям ощущает существенную нехватку того Грелля Сатклиффа. Этот Грелль кажется ему более спокойным, более нормальным. Он никогда не зовет его «Уилли» и не бросается на шею с воплями о любви. Это так раздражало Спирса в прошлой жизни, и так необходимо в настоящей. Иногда Ти Спирс пытается представить, что было бы, если бы память вернулась к Греллю, а он так и не вспомнил бы. И понимает: ничего. Он знает себя: он никогда бы не поверил подобным рассказам. Грелль не смог бы ни то что убедить его в существовании прошлой жизни и факте их знакомства, а даже заставить слушать. Они бы расстались и уже навсегда. Поэтому то, что он может засыпать, обнимая Сатклиффа, уже ценно. И пусть он не тот Сатклифф, которого знал Уильям – хотя в чем-то пугающе тот – так лучше. Нет, пора перестать уже делить Грелля на до и после. Он у него один. И именно его такого Уильям не отпустил и не отпустит. Ни в одной из жизней. *** 1919 год. -Диспетчер, — Спирс появляется на пороге кабинета своего подчиненного. -Да, Уилли? – Грелль отрывается от чтения какого-то журнала, не имеющего отношения к работе, и быстренько прячет его от Спирса под наваленными на столе бумагами. -Если мне не изменяет память, вы как-то раз высказывали свое желание посетить новогодний бал. -Даже не раз, Уилли. Это же мечта всей моей жизни! – восклицает Сатклифф, вскакивая с рабочего места. – Когда я был маленький, нашел фотографии родителей с этого бала. О, Смерть, как же там красиво! Все такое яркое, наряды, прекрасные дамы и кавалеры, — Сатклифф томно смотрит на начальника, — эта атмосфера праздника, танцы на протяжении всей ночи, — Грелль явственно представляет все, о чем говорит, кружась по кабинету, держа полы плаща словно подол платья, — а когда часы пробьют полночь, надо обязательно загадать желание! Грелль резко останавливается, едва ли не оказываясь прижатым к Спирсу. Тот разумно отодвигает впечатленного воспоминаниями диспетчера от себя. -Но куда мне, этот бал же для высшего руководства, — вздыхает Сатклифф. – А ты к чему это? -Я бы хотел, чтобы вы сравнили ваши впечатления от просмотренных фотографий с реальностью. Да, это приглашение. Конечно, романтичная натура Грелля желала бы столь же отвечающего романтичности ситуации приглашения, но более чем за век он уже привык к тому, что Уильям просто излагал факты – неважно, зачитывал ли приказ или поздравлял любовника с Днем Рождения. Спустя миг Сатклифф уже висит на шее начальника, целуя его в щеку и тараторя: -Уилл, а что мне надеть? У меня нет ничего, я же не могу пойти в костюме, как ты, это ужасно скучно. И почему ты так долго ждал, бал же каждый год проводится, или до этого ты не хотел со мной там показываться? -До этого я не показывался там сам. А насчет одежды, — Уильям вздыхает, — не верю, что говорю это, но надевайте платье. Будете моей...женой. -Уилл! – наверное, Сатклифф никогда еще не смотрел на него так влюбленно. И не выглядел таким счастливым. От «жены» Грелля и правда не отличить – и без того тонкая талия утянута корсетом, волосы собраны в замысловатую прическу, открывая длинную шею, хотя несколько алых прядок небрежно рассыпаны по плечам – это же Сатклифф. Юбка пышная; вырез платья открывает выдающиеся ключицы и узкие плечи, длина рукава – запястья. Грелль надел туфли на очень высоком каблуке, и победно смотрит на Уильяма, с которым они теперь почти одного роста. Лицо – безупречное, и хотя черты Сатклиффа с трудом можно назвать правильными, Уильяму нравится такая характеристика. На Грелле столько косметики, сколько Уильям не видел никогда, но ему по вкусу сегодняшняя необходимая неестественность – бледная кожа, большие глаза с длинными ресницами, четкая линия бровей, соблазнительно блестящие от помады губы. Грелль всегда создавал себя сам, творил образ, соответствующий его настроению. И, глядя на него сейчас, можно с уверенностью сказать, как важен ему этот момент. Грелль восхищается пышностью декораций, восторженно разглядывает посетителей, а они — его. Начальники отделов, их заместители, большинство Грелль никогда не видел – здание Управления было огромным, а он чаще бывал на Земле, чем в других отделах. Его тоже знают далеко не все, и когда Грелль краем уха слышит, какая у Спирса «красивая жена», тут же спешит сообщить об этом «мужу». -А ты сомневался? – счастливое лицо Грелля заставляет и Уильяма чувствовать нечто близкое к этому мифическому счастью. -Нет, ведь у меня самый лучший мужчина, — Греллю непривычно видеть начальника во фраке, с бабочкой вместо галстука и нарядной рубашке. Правда, волосы его все так же зачесаны, да и вид строгий и сосредоточенный. Но его такого Грелль и любит. – Спасибо за этот вечер, Уилл. Это волшебно. Наверное, это самый счастливый момент в моей жизни. Они все счастливые с тобой, конечно, — спешит поправить диспетчер, — но здесь настоящий праздник. С детства я хотел так, именно так, и ты сделал это реальностью. Уильям просто улыбается – сейчас он может позволить себе и «просто» и улыбку. -Ой, уже почти новый год, — Сатклифф смотрит на часы и уносится куда-то, — я сейчас! Возвращается Грелль с бокалами шампанского, протягивая один Спирсу. -Я не пью, Грелль. -Но сейчас часы будут бить, ты должен загадать желание и отпить, у людей какая-то такая традиция. Пожалуйста, Уилли, сделай это со мной, — Сатклифф прижимается к любовнику. -Ну хорошо, — не время для споров, хотя Спирс и не уверен в существовании этой самой традиции. Он чокается с Греллем и пьет, думая что-то о том, чтобы работы после праздников было не так катастрофически много, как в прошлом году. -Что ты загадал? -Не скажу, а то не сбудется. Это тоже правило такое. -Ты действительно в это веришь? -Верю. И хочу, чтобы мое желание сбылось. Оно обязательно сбудется, — Грелль переплетает пальцы, сильно сжимая руку Уильяма в своей. – Вот увидишь. *** Сейчас. -Грелль, как ты относишься к общественным мероприятиям? Сатклифф отрывается от журнала – его статьи, наконец, начали публиковать в печатных изданиях, а не только в Интернете. Грелль больше не занимается описанием жизни других, пишет на отвлеченные темы вроде музыки, фильмов. Вместе с Уильямом ему стала слишком ценна своя жизнь и их будущее. -А как ты думаешь? – хитро улыбается Грелль. – Я люблю, когда много людей. Можно узнать много нового, а главное – себя показать. Раньше, в Берлине, я ездил с одного мероприятия на другое, но с тобой эта потребность пропала. -Не против возродить? -Интересно, — Грелль вовсе откладывает журнал, — ты меня куда-то приглашаешь? -Да. У меня на работе устраивают довольно большой корпоративный вечер в честь приближающегося Нового года. Грелль приподнимает брови: -Что, так и представишь: это мой парень? -Не проблема, если ты не будешь говорить, — Уильям вытаскивает из шкафа продолговатую коробку и кладет перед Греллем на журнальный столик. – Мне дали премию, наконец, появились лишние деньги, и я решил сделать тебе подарок. Подарком оказывается платье винного цвета. Пышное, с довольно открытым вырезом, украшенное кружевами. Грелль мнет ткань в руках, на его лице читается смесь удивления и восхищения. -Уилл...Я даже не знаю, что сказать. -Просто надень его завтра на вечер. Грелль кивает. Улыбка на его лице почти счастливая. Сатклиффа действительно не отличить от девушки. Платье, каблуки и макияж делают свое дело. Ему, конечно, трудно все время молчать при людях, ведь голос сразу выдаст пол, но даже просто находиться вместе с Уильямом на этом торжестве приятно. -Потанцуем? – предлагает Уильям, когда зал погружается в полумрак и звучит медленная мелодия. -Я не умею – Сатклифф отрицательно мотает головой, не желая опозориться. -Умеешь. Уильяму лучше знать, да? И Грелль идет, танцует, даже не удивляясь, что у него неплохо получается, и он не ступает по ногам Спирса. -Мы обязательно должны загадать желания, — шепчет Грелль на ухо любовнику, обнимая его за спину, когда время приближается к полночи. -Ты все еще в это веришь. -Все еще? -Неважно. -А, снова прошлое вековой давности. Может, ты сейчас подумаешь о настоящем? На мой вкус, оно более чем прекрасно. -Прекрасен ты, — Уильям скуп на комплименты и похвалы, поэтому фраза заставляет Грелля широко улыбнуться и даже покраснеть, а затем потянуть Спирса к столу, где стоят бокалы с шампанским. -Только загадай обязательно! Обещай мне, что будешь думать о желании, а не о том, какая глупость эта традиция. Уильям делает очень серьезное лицо и медленно кивает. -Обещаю. Они чокаются, отпивают, но всего миг, и два бокала летят на пол и разбиваются, заливая шампанским брюки и ботинки Уильяма, подол платья и туфли Грелля. Тело Сатклиффа безвольно в руках Спирса, и первая мысль – он просто потерял сознание. Причин много – алкоголь, духота помещения, нехватка воздуха из-за корсета. Но мигом позже грудь Грелля вздымается, он глубоко втягивает воздух, а пальцы впиваются в предплечья Уильяма. Сатклиффа трясет как при лихорадке, глаза выпучены, каблуки скребут по полу. Уильям подхватывает Грелля на руки и уносит его из зала – на балкон, на свежий воздух, подальше от чужих взглядов. Все прекращается так же неожиданно, как началось. Грелль замирает в руках Уильяма, и пальцы больше не цепляются за плечи – гладят. -Грелль? -Я, — голос дрожит, а в зеленых глазах что-то новое, темное, запретное. – Теперь я. И тогда Уильям вспоминает: это безумие – и только оно — в глазах Грелля не новое. Оно знакомое и близкое ему, им, ради него Уильям потерял все – и приобрел даже большее. Сатклифф целует его так, как не целовал все эти последние совместно проведенные 5 лет. Сатклифф целует его так, как целовал века назад. Улыбка на его лице счастливая. *** -Но почему ты вспомнил сейчас? — они уже дома, лежат в постели. Уильям водит ладонью по спине любовника. Как же ему не хватало диспетчера Сатклиффа. С его безумством, с его желанием отдавать себя всего, с его умением красиво страдать напоказ и искренне сходить с ума от чувств. – И почему отказался от бессмертия, ведь к тебе приходили из службы безопасности? -А зачем мне бессмертие без тебя и эта дурацкая работа жнеца не под твоим руководством? – тихо смеется Сатклифф. — А почему сейчас, — Грелль трется носом о шею Спирса, — ты помнишь тот новогодний бал в Управлении, когда впервые привел меня? -Да. -Это был очень памятный момент. Самый счастливый в моей жизни, и он повторился. И знаешь, мое желание. Оно все-таки сбылось. -И что же ты загадал? -Быть с тобой всегда. -Ты неисправим. -Что, сентиментальный бред, по-твоему? -Я рад, что ты загадал именно это. -И не зря ждал целый век. -Мне повезло больше. Мое желание сбылось через секунду. -Ты разве тогда что-то загадал? -Не тогда. Сейчас, Грелль. -Ты всегда был везунчиком, Уилли. The end.