Все пороки рыжей..

— Если ты сейчас же не откроешь мне, я выломаю дверь! — вскрикнула Нина. — Прошло много дней. Я пытаюсь тебе помочь. Джастин, жизнь не закончена, она продолжается. Ты не можешь жить так дальше, не можешь. Ты должен работать, учиться чему-то, быть человеком, а не тряпкой! Я не железная! — Джастин не выходил из комнаты неделю. Она не видела его целую неделю. Мини он выпускал, чтобы рыжая её покормила, но сам он не выходил из комнаты, только по нуждам или же в душ. — Чтобы ты знал, я уезжаю вместе с Максом! Я больше так не могу, не могу! — она в суматохе, застёгивала чемодан. — Я всё понимаю, я не тупая, но так жить нельзя. Да, тебе больно, но это жизнь, мы больше ничего не сможем сделать! Её нет, её больше нет, но ты мужчина, должен справиться, а ты ведёшь себя как тряпка! Я больше так не могу. Я уезжаю в Лондон и не знаю когда вернусь. Я приготовила тебе еды, но если не хочешь питаться и жить как человек, пожалуйста, я не заставляю! — она остановила свой пыл, тяжело дыша, вытирая глаза. — Я люблю тебя.. — тихо проговорила Нина. Для неё было сложно говорить это, она никогда не позволяла себе подобных слов, кроме отца. — Выйди, пожалуйста.. — ей было слишком больно. Но так больше не могло продолжаться. Максим не мог здесь оставаться, ему нужно было лететь обратно в Англию по работе, а Нина просто не выдерживала всей этой неведомости. Джастин вёл себя как ребёнок. Она понимала его боль, но так не могло продолжаться вечно. Поняв, что ничего больше не изменится, она схватила чемодан и побежала вниз, натягивая по пути пончо, хлопая дверью. До отлёта ночного рейса оставалось немного времени и Нина с Максимом заехали в бар. Нина была убита видом и то и дело, что пила. — Остановись, ни к чему тебе это, — отодвинул парень бокал от неё. — Не твоё дело, не трогай меня. — пододвинула она обратно. — Ты не виновата, — Я знаю, виновата жизнь. Всё время боль, дерьмо, страдания, смерть, наркотики, шизофрения и прочая смесь критических событий. Семьи у меня нет, друзей тоже, даже парню не повезло было со мной. Я приношу страдания и плохую жизнь другим. Я всем мешаю. Даже Шей, моя любимая Шей, напрочь забыла обо мне. Сколько там прошло с выпускного? — она отхлебнула глоток. Максим облокотил голову о локоть, слушая её серьёзно. — Эти перемены слишком для меня. Я хочу, — она говорила медленно и пьяно, питалась она плохо последние дни, а сегодня ни крошки ни съела, — проснуться в один день и сказать себе: «Ты справилась, ты смогла, ты просто умница. Ты нагнула эту чёртову судьбу, ты победила боль.» Понимаешь? — Повернулась она к Максу. Он кивнул, нежно улыбаясь ей. — Я говорю что-то весёлое? — Нет. — Тогда не улыбайся, это ни к чему сейчас. — Я твоя семья, Нина, — Но ты не мой папа, — грубо отрезала она. Он удивился. — Ты понятия не имеешь, какого это просыпаться с мыслью, что ты сирота. Твой папа умер, твоя мама тоже, твоя мачеха сумасшедшая стерва, а сводный брат... — Нина замолчала. — Ты не знаешь этого чувства. Ты ничего не знаешь. Ты строишь из себя хорошего мальчика, который понимает меня, но это не так, ты заботишься только о себе и о своей жизни. Ты чёртов эгоист! — лицо Максима изменилось. — Лучше замолчи, Оустин, пока не зашла слишком далеко. — она пьяна, нечего слушать её. — А что ты сделаешь? — Нина громко спросила, повернувшись к нему. — Что? Вали к своей семье, к своим богатеньким мамочке и папочке, они же сделали твою жизнь успешной! Вали, ты возишься со мной из жалости, думаю тебе наплевать на меня так же, как и остальным. — Макс резко встал со стула, хватая её за руку. — Ты чё, выжила из ума? Совсем одурела? Заткнись сейчас же, ибо я за себя не ручаюсь, дура! — прорычал он ей в лицо. — Ты чё, блять, забыла кто я такой? Хочешь, чтобы я сделал тебе больно? Не пали чушь, сучка, я тебе не папочка, подтирающий твою задницу всегда и везде, не буду с тобой церемонится, а если я такой плохой друг, какого хрена ты припёрлась ко мне в Лондон, плачась что у тебя дерьмовая жизнь? Я значит эгоист? Ты не знаешь, чё ты мелишь. — рычал он злостно. — Ты подумай, Оустин, а то никогда больше не увидишь меня, чёртова… — Макс резко отпустил её, напоследок сильно сжав руку и стремительно направляясь на выход из бара. Нина испуганно осталась сидеть на месте. Макс нервно курил у машины. Он был в гневе. Что она о себе возомнила? Совсем сошла с ума? — Дура. — замотал он головой. — Какая же ты дура, Оустин. — ему было обидно над её словами. Она действительно так считает? Он выдохнул дым, бросая сигарету, затаптывая ногой. Максим взглянул на часы, оставалось уже немного времени, а им ещё пройти таможню. — Блять! — он не хочет ничего больше, особенно после таких слов, но не бросить же её здесь одну, верно? Он направился в бар обратно. Оглянувшись вокруг, он не увидел её и снова ругнулся. — Какого чёрта её носит? — он обыскал весь бар и додумался заглянуть в уборную. — Нина?! Твою мать, Оустин! — Он с грохотом открыл дверь и чуть не сбил незнакомых девушек, ошалевших от его выходки. — Эй! Осторожнее, придурок! — Нина! — он нагнулся, осматривая кабинки, в самой последней он, наконец, отыскал её ноги. — Открывай, — Уходиии.. — промычала она. — Открывай дверь, или ты не летишь со мной? Мы опаздываем. — Оставь меня здесь. Я ведь такой плохой друг. Оставь меня здесь. — Макс потёр руками лицо. — Ты свихнулась? Выходи немедленно, — грубее произнёс он. Нина вдруг запела что-то под нос, а потом её вырвало. Макс нажал на ручку, дверь была открыта. — Нажралась, неблагодарная, — Уходи, уходи, уходи, уходи! — тише и громче громче громче повышала она тон. — Не смотри! — её снова вырвало. — Бляять, Оустин, — вздохнул он и присел на корточки, собирая её волосы наверху, чтобы ей не мешали. Она больно стонала, плача. Ей было плохо, она дала слабину самой себе и больше не могла быть сильной. Максим вытащил из её сумки заколку, закалывая её волосы и затем ароматизированные салфетки, вытирая её лицо. — Мне так плохо, так плохо, Прайс.. — плакала она. Нина была пьяна и не сдерживалась. Максим снова посмотрел на часы. Снова ругнулся. — Нам нужно ехать. — вздохнул он, поправляя её одежду и поднимая. — Идти можешь? — она слабо кивнула, слабо держа голову. — Я доведу тебя до машины. — его руки подхватили её, выволакивая из уборной прямиком в свою машину. Наконец, усадив её, Максим пристёгивает её и садится сам, трогаясь с места. На пути в аэропорт, Нина дремала, но открыла глаза, почуяв запах дыма. Она повернулась, наблюдая за тем, как Максим выдыхал в окно. — Ты обещал мне бросить. — тихо и вяло произнесли её губы. Он ничего не сказал, продолжая дальше курить. Рыжая снова закрыла глаза. В самолёте они сидели раздельно, то есть, между ними сидела женщина. Нина наблюдала в окно и у неё разрывалась голова, честно говоря, она тихонько плакала, но только чтобы он не видел. Сам Максим спал до приземления, а затем, забирая машину со стоянки, они направились домой. — Отвези меня к дяде, — сказала она по пути, — я останусь у них на ночь. — Прекрасно. — высокомерно сказал Прайстон, играясь скулами. Нина посмотрела на него со злостью, а он снова закурил, на зло ей. — Отвратительно. — Не забудь забрать свои вещи, ни к чему они мне. — саркастично произнёс он, выдыхая дым прямо в салон, Нина начала кашлять. — Что ты делаешь? Прекрати. — Максим затушил сигарету. Она не верила своим ушам. Прайстон привёз её к дому Клиннингтонов и ни сказав ни слова, развернулся, уезжая. Нина чувствовала себя худшим человеком на земле.