Терем-17

Трансмиссия №1 — Центр, это Терем-17. На границе замечено движение. ГЕХИРН выставил первую линию обороны. Высылаем разведотряд. Трансмиссия №5 — Центр, это Терем-17, код Красный. Они прорвали вторую линию обороны. Потери незначительны, но во избежание прямых стычек просим содействия. Трансмиссия №8 — Центр! Код Чёрный, первый и третий уровни захвачены. Отряд 17-09 ликвидирован. Время предполагаемого сопротивления с нашей стороны, рассчитанное ГЕХИРН, 21 час 50 минут с возможным отклонением на 3 процента. Просим помощи и немедленного внедрения войск Крафта! Трансмиссия 11 — Центр… Говорит младший командующий Ник Хайдт, номер 89-56. Терем захвачен. Просим… Просьба младшего командующего Ника Хайдта так и не была услышана. Её оборвала очередь выстрелов из полуавтоматической винтовки класса ЛИХТ. Несколько пуль прошили тело командующего, вырывая из его горла тихий вскрик, скорее от неожиданности, чем от боли — Ник Хайдт никак не ожидал такого удара в спину. Ровно за две секунды до того, как 11 калибр раскрошил его череп, Ник почувствовал лёгкий укол совести: последнее, о чём он подумал, было не Её Величество, как клялся он перед лицом Бога и как положено каждому солдату Великого Рейха, а постаревшая мать. Всего двух недель его со службы не дождалась. А потом ничего не стало.

* * *

Трансмиссия 11. Передача данных прервана — Центр… Говорит младший командующий Ник Хайдт, номер 89-56. Терем захвачен. Просим… Предсмертные слова младшего командующего всё ещё раздавались из Командного Центра с некоторым временным интервалом. Рэй едва заметно скривил губы в полуусмешке — это ласкало слух слаще стонов лучшей столичной шлюхи. Поэтому он разрешил себе ещё несколько минут понежиться в лучах своего триумфа перед тем, как приказал вырубить передачу. И кто бы мог подумать, что антисоциальные маргиналы, как называло их правительство, способны захватить Терем — оплот Империи, нафаршированный боевой техникой по самую завязку? Тем более, никто не рассчитывал, что им хватит отчаянности позариться на семнадцатую базу. Но чем безумнее риск, тем больше шансов на успех. По крайней мере, Рэй предпочитал верить именно в это. Конечно, жертвы были и с их стороны. Зима выдалась особенно суровой, и Рэй сам вынужден был вырывать винтовки из пальцев окоченевших за ночь трупов, среди которых попадались и его друзья. Но это только подогревало жажду утопить имперских сук в их же крови. И вот, спустя две недели на морозе, при котором нельзя было даже поссать, не отморозив себе яйца, при постоянном обстреле ГЕХИРН и штурмгрупп, спустя смерти товарищей и сумасшедший риск получить пулю в лоб, он стоит в самом сердце Терема, на месте Обэрляйтэра. Рэй вдохнул сладковатый запах победы — запах запёкшейся крови и начавших разлагаться трупов. — Командир, — окликнул его Шнайд - старший третьей группы и по совместительству его правая рука, — там мясо выстроили. Посмотришь? Рэй довольно ухмыльнулся. Шнайд был знаком с ним достаточно долго для того, чтобы знать: ничего хорошего эта ухмылка не предвещала. По крайней мере, для оставшихся в живых имперцев. Их не перестреляли отнюдь не от доброты душевной — командира можно было назвать как угодно, но только не добрым. Шнайд понимал, что его людям после долгой холодной облоги нужно согнать злость, выпустить пар, расслабиться наконец-то. А кто лучше подойдет для этого, чем кучка имперских блядей? — Веди, — коротко приказал Рэй. — Убрать здесь всё! — кинул он последнее распоряжение, не оглядываясь на залитый кровью Командный Пункт. Их шаги гулко отдавались от стерильных хромированных стен. После недавней перестрелки на Терем опустилась неестественная пугающая тишина. Время от времени её разбавляли крепкие талльские ругательства вперемешку с приказами старших. — Сколько их? — спросил Рэй уже в лифте, который опускал их на 2-С уровень. — Человек двадцать, — прикинул Шнайд. — Сам знаешь, как они спешат умереть во имя своей Великой Шлюхи. Шнайд хохотнул, довольный своей шуткой. Рэй только холодно улыбнулся. Уж он-то знал. За всё время долгой партизанской борьбы поймать имперского солдата живым удавалось не так много раз. Ещё меньше раз — разговорить. Они сражались с фанатическим блеском в глазах, до последнего удара сердца, вгрызаясь противнику зубами в глотку, если им отрывало руки. Обычно захваченные имперцы предпочитали откусывать себе языки и захлёбываться собственной кровью, чем опозорить свою честь вражеским пленом. Имперская военная школа намертво вбивала в голову преданность короне. Поэтому Рэй молча гадал над загадкой, что же помешало этим двадцати отправиться в мир иной на благо Империи. Когда он озвучил свой вопрос, Шнайд только пожал плечами: — Хуй их разберёт. Кишка тонка, может быть. Зелёные они какие-то. Лифт мягко остановился, загорелись зеленым «2-С» и механический голос ГЕХИРН сообщил: — Уровень 2-С. Производственные склады, техническое обеспечение. Температура воздуха и влажность окружающей среды в пределах нормы. Уровень загрязнения 2%. Риска для жизни нет. Переформатировать ГЕХИРН с новыми параметрами было не трудно. Трудно было достать коды доступа. Чтобы достать цифровой ключ длиной в два рядка, понадобилось долгих три года. Три года тщательного планирования, отчаянных рисков и грязной игры. И вот сейчас, второе чудо Кайзеррайха послушно открывает перед ними двери Терема-17. Может быть, ГЕХИРН и был гениальным творением двух поколений нейрофизиков, но создали его и управляли им люди. А люди далеко не так идеальны, как холодный чистый ум. Их легко купить, соблазнить, пригрозить им, люди слабый расходный материал — Рэй давно это понял. Беда Империи в том, что она слишком полагается на верность своих же подданных.       Они вышли к складам, которые тянулись рядами куда-то вглубь Терема. — Бокс 2С-23, — доложил Шнайд. Стальные двери неестественно тихо разошлись в стороны, пропуская их внутрь. После праздничного освещения в коридорах, тусклый склад выглядел, будто призрак детства в родном Талле, когда то и дело вырубали электричество то ли за долги, то ли в целях экономии. Рэю всегда было интересно, почему Империя предпочитала экономить именно на регионах типа Талла или Бэрге, вместо того, чтобы сократить чудовищные расходы на центр? Хотя, куда там этим неженкам — они бы загнулись уже после первой зимы на одних дровах. Или в сугробе, по дороге от колодца. Или умерли бы от воспаления лёгких. И всё равно их участь была бы лучшей, чем этой двадцатки, которую его люди выстроили в центре склада. — Командир! — пробасил старший группы, и все, кто до того трепался или отпускал унизительные шуточки в сторону имперцев, быстро подобрались и вытянулись по стойке смирно. Честь ему никто не отдал. Всё-таки, они не армия, хотя среди них и есть военные. Но армейская субординация была заложена Империей, а значит, уже ненавистна. Люди просто делились на группы, в группах были старшие. Рэю досталось почётное «Командир», хотя ему от этого не было ни холодно ни жарко — лишь бы приказы выполнялись. — Включите свет - не видно же ни хуя, — прокомментировал Шнайд, и под потолком вспыхнули лампы дневного освещения. Рэй мрачно оглядел пленных: в ярком освещении они стояли, будто на сцене под софитами. — И кто же это у нас тут? — поинтересовался он, разглядывая ряд людей в одинаковой тёмно-синей форме с традиционной мордой волка, пришпиленной чуть повыше сердца. — Имперская сволочь, — предвкушающе оскалился старший, вызвав тем самым одобрительный гул и улюлюканье. Рэй медленным чеканным шагом направился вдоль построения, заглядывая каждому имперцу в лицо. Они избегали его взгляда, но глаза не опускали, смотрели куда-то сквозь него. Лица были почти одинаковые — гладкие, юные, напряженные. Лица Империи. Вылепленные её руками, её голосами, её волей. Сейчас, правда, их монотонность разбавлял пестрый колорит: его люди постарались приукрасить имперские рожи кровоподтеками и ссадинами. Кровь пропитала темную форму, и теперь тяжёлые капли падали на белый начищенный пол. Судя по этому, получили имперцы не только по мордам: некоторых, видимо, ещё и подстрелили. Но держались они так, будто их вывели на очередное построение, погреться под солнышком, если в этой дыре оно вообще когда-нибудь показывалось. Перед глазами мелькали белые лычки. Не ошибся Шнайд: они и правда зелёные совсем — только год на должностной службе.       Среди этой белизны яркий красный сразу бросался в глаза. Их присваивали командующим офицерам. Рэй остановился напротив их обладателя и встретился с холодным серым взглядом. Тот смотрел с неприкрытым презрением и брезгливым снисхождением, так, будто они только что поменялись местами и это он был хозяином положения. Выглядел он ненамного старше остальных, но Рэй знал, что это обманчивое впечатление, потому что лычек командующего соплякам не раздают. Их надо заслужить, доказать свою верность, умереть ради Империи, в конце концов. Этот не станет смотреть сквозь него, не будет показывать слабость. Такие, как он — цепные псы Её Величества. И таких особо приятно ломать. — Имя, — коротко приказал Рэй. Он вообще не любил долгих приказов, долгих разговоров и долгих прощаний. Разве что долгий минет, да и то не всегда. Имперец чуть скривил губы: — Зачем мне называть имя такой грязной твари? Рэй ласково улыбнулся и от всего сердца врезал наглецу по морде. Того пошатнуло в сторону, но надо отдать должное: удар он удержал, что мало кому удавалось. Имперец смачно сплюнул кровь на пол и медленно выпрямился. Рэй видел, как сжались его кулаки и напряглись скулы, но бросаться на командующего перед десятком его людей, вооруженных до зубов, было бы более чем глупо. А имперец глупцом совсем не выглядел. Взгляд его, правда, не поменялся — он так и смотрел на Рэя, как на отброса. Что, впрочем, было правдой, но Рэй предпочитал об этом не вспоминать. — На колени, — Рэй больше не улыбался. Зарвавшийся ублюдок начинал его бесить. — И колени преклоню я только перед Богом и Её Величеством, Единственной Матерью Великой Империи; и умру, сражаясь за Неё, ибо в этом мой долг, призвание и наивысшая честь! — торжественно процитировал имперец слова военной присяги. В голосе отчётливо звучало неприкрытое издевательство. — Шнайд, Мэс, помогите нашему гостю скорее освоиться в сложившейся ситуации, — Рэй немножко отошёл в сторону, чтобы было удобней наблюдать, как два его мордоворота принялись за вражеского офицера. Били расчётливо и со вкусом, с особым удовольствием втаптывая тяжёлые ботинки куда-то в район почек. На складе стояла тишина, разбавленная глухими ударами и хриплым дыханием. На лицах его людей играли плотоядные усмешки, имперские мальчишки глядели напряжённо, прямо перед собой, избегая смотреть на то, как избивают их командующего.       Страх. Он был почти материально ощутим. Слишком неопытные, жизнь видели только в стенах своих лицеев и на офицерских балах, танцуя под ритм вальса и распивая шампанское на пару с хихикающими девицами. Таких легко сломать. Даже скучно. Хорошо хоть на морду смазливые — будет, как организовать досуг усталых повстанцев. — Хватит, — приказал Рэй, когда ему наскучило. Мэс напоследок пнул окровавленное тело. Шнайд счастливо оскалился и весело подмигнул стоящей позади Рэя толпе. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не задавало вопросов и выполняло приказы. Имперец лежал по полу, прикрывая руками голову. Он упрямо молчал, когда его избивали, дыхание было на удивление ровным и Рэю казалось, что его ребята выглядят более уставшими и запыхавшимися, чем упрямая имперская тварь. — Пусть это будет показательным уроком, — Рэй говорил достаточно громко, чтобы его слышали все, но не срываясь при этом на крик. — Любое непослушание порождает… Он так и не успел договорить, что же порождает непослушание. Его отвлекло тихое шуршание одежды, которое было отчётливо слышно во вдруг упавшей тишине. Его люди перестали ржать, и, вытаращив глаза, смотрели, как поднимается вражеский офицер. Все знали, что правый хук Мэса может свалить с ног даже Большого Тони, а Тони был и правда очень большим. И уж тем более, все знали, что со Шнайдом вообще лучше не пересекаться: тому никто, кроме Командира, был не указ. Но имперец встал. Выпрямился, как и подобает солдату Её Величества, и встал с высоко поднятой головой. Из разбитой брови текла кровь, заливая правый подбитый глаз, но это не помешало Рэю разглядеть в его взгляде жаркую ненависть, которая могла бы растопить даже зиму за стенами Терема-17. — На колени, — снова приказал Рэй. И на памяти многих его солдат, это отложилось, как первый случай, когда он что-либо повторял. Имперец нашёл в себе силы оскалиться в ответ и тоже повторил: — И колени преклоню я только перед Богом и Её Величеством, Единственной Матерью Великой Империи… От ярости у Рэя началось лёгкое покалывание в кончиках пальцев: такое бывало в те моменты, когда его охватывало почти необузданное бешенство. Внешне он остался спокойным. Разве что Шнайд, который знал его целую вечность, мог бы заметить, как сильно сжались его челюсти — можно было услышать скрип зубов, если хорошо прислушаться. — Очень хорошо, — с ложной миролюбивостью протянул Рэй и повернулся к солдату справа от имперца. Мальчишка изо всех сил старался не вжать голову в плечи, чтобы не запятнать честь мундира, но тяжёлый взгляд повстанца заставил его нервно сглотнуть. — На колени, — чёткий приказ застал того врасплох. В его глазах застыл страх. Но Рэй мог поспорить на десять сэди, что боялся он отнюдь не его угроз. Это был страх упасть лицом в грязь не перед захватчиками, а перед своим командиром, страх оказаться недостойным носить тёмно-синюю имперскую форму. Он помедлил несколько секунд, а потом собрался с духом и выдохнул: — И колени преклоню я только перед Богом и Её Вел… Его оборвал выстрел. Пуля, выпущенная из пятой Берсы, снесла полголовы, разбрызгивая кровь и остатки серого вещества на тех, кто стоял рядом в строю. Тело подкосилось и глухо рухнуло на пол. Имперские мальчишки стояли парализованные ужасом, даже его люди притихли, боясь нарваться под раздачу. Упрямый офицер всё так же неотрывно смотрел Рэю в глаза, гипнотизируя взглядом. Его зрачки расширились, глаза казались совсем чёрными и сам он был похож на окровавленного демона из ада. — На колени, — снова приказал Рэй. Имперец только оскалился. Так скалятся волки, загнанные в ловушку — зло и безысходно. Чтобы подстегнуть упрямца, Рэй, будто между прочим, добавил: — Следующий так легко не отделается. Имперец не двинулся, остальные пленные напряжённо смотрели перед собой. — Хорошо, — процедил Рэй, растягивая на языке ярко выраженную талльскую «эр». Он повернулся к старшему группы: — Вот этого, — кивнул на стоящего вблизи мальчишку — ничего личного, просто не повезло пацану, — раздеть, окунуть в L-4 раствор и выкинуть нахуй из базы. Мальчишка тут же побледнел, лёгкие веснушки на щеках проступили почти чёрными пятнами. Глаза влажно заблестели, но он так и не заплакал. Только сдавленно всхлипнул, когда его приложили тяжелым ударом под дых. Надо отдать ему должное за это — на своём веку Рэй видел взрослых, здоровых бойцов, которых нервно передёргивало от одной только мысли о подобном исходе. Очутиться на диком морозе даже в защитном снаряжении с системой жизнеобеспечения было не самой заманчивой перспективой.       Рэй сам отморозил себе пальцы на ногах, играя в войнушку со штурмгруппой Терема. Мизинцы и вовсе пришлось отрезать, чтобы избежать гангрены. Но он считал себя счастливчиком, когда смотрел на синие рожи товарищей, которым не хватало то уха, то конечности. Одному и вовсе не повезло отморозить себе нос. Тот сперва посинел, потом почернел, потом и вовсе отвалился. Правда, грустил неудачник недолго — его самого разорвало флэш-гранатой при последнем штурме Терема.       Но очутиться снаружи маринованным в L-4 было совсем погано. L-4 использовали для мытья тяжёлой бронетехники, раствор был дешёвым и легко удалял загрязнения, будь то пыль дорог или остатки чужих мозгов. Но при температуре ниже нуля он переходил в твёрдое состояние в три раза быстрее воды. Так что мучиться пацанёнку придётся недолго — ровно до того момента, когда от мороза разорвёт лёгкие. Если сердце от шока не остановится первым. А до этого ему отнимет руки и ноги, возможно, они даже отвалятся от тела под тяжестью собственного веса. Он сперва будет кричать (тут уже не до имперского благородства), но потом сможет только харкать кровью, выплёвывая ошмётки языка, который всегда отнимает первым из-за влажной тёплой среды в полости рта. Рэй не сводил глаз с имперца, тот стоял и не моргая смотрел, как мальчишку уволакивают в сторону выхода. Он почти не сопротивлялся — от страха не осталось сил, — и тащился безвольной куклой. И тогда имперец сдался. Очень медленно, переступая через собственную гордость и нарушая все данные клятвы, он опустился на одно колено. Рэй выжидательно на него посмотрел. И только когда имперец полностью встал в унизительную позу, он притормозил своих подчиненных. Те остановились с большой неохотой, но возразить никто не посмел. Рэй довольно усмехнулся и резким движением вздёрнул имперца за подбородок, вынуждая того смотреть ему прямо в глаза. — Видишь, любое непослушание порождает соответственные меры наказания, — проворковал он назидательным тоном заботливой мамочки. Имперец не ответил, хотя взгляд его обещал Рэю мучительную и медленную смерть. Но пока всё, что он мог делать — это глотать оскорбления своего врага. — Господа, — Рэй обернулся к группе позади, — помогите нашим дорогим гостям разместиться поудобней. Его полушутовская манера речи, которую можно было услышать во всех дорогих салонах от Мэлле до Хаара, вызвала взрыв грубого хохота. — Не переживайте, командир, — весело отсалютовал Мэс, — одеялка подоткнём и на ночь поцелуем. Повстанцы опять заржали и принялись за пленных. — Смотри, чтобы не переборщили с гостеприимностью, — сказал Рэй подошедшему Шнайду. — На всех сразу не хватит. А этого, — он кивнул на имперца, — ко мне в комнату. И умой его, смотреть противно. Рэй с мелким злорадством посмотрел, как дёрнулся имперец от последних слов. Будто от пощёчины. Оскорбить солдата Империи — то же, что оскорбить саму Императрицу. Чёртовы фанатики с клиникой в голове, помешаны на культе одной бабы. — Побереги ненависть, варг*, — наклонился Рэй к пленнику, — тебе она ещё пригодится. Имперец молчал, но вид его подсказывал Рэю, что для него ненависти хватит с лихвой. __________ *Варг — «волк», нижнеталльский диалект.