Земля без сознания

Глава 1 -Стойте, стойте, не прикасайтесь! -Ничего себе, вы посмотрите на фон... Лаустсен наклонился вниз, и его дозиметр тоже жалобно запищал из нагрудного кармана. Он даже не поверил до конца своим глазам. На начавшей уже тлеть траве, раскинув руки, лежал человек. Во всяком случае, гуманоид, выглядящий точь в точь как землянин. Он был весь черный от копоти и почти голый, обожженная кожа шелушилась и торчала клочьями. Ветер теребил на нем остатки темно-фиолетового комбинезона. Лаустсен разогнулся и оглядел зловеще темнеющий на фоне прозрачного рассветного неба металлический шар. -По-моему, все таки, человек,-с сомнением сказал он, рассеянно наблюдая, как Лимба пристраивает на лицо пришельцу респиратор. -Сомневаюсь,-сказал тот, вставая на ноги, и показал рукой на спускаемый аппарат,-у нас уже лет сорок таких нет. Потом он перевел взгляд на свою руку и взвизгнул. -Виктор, да вы только посмотрите... Лаустсен не сразу понял в чем дело. И только потом заметил в складках резиновой перчатки жидкость розоватого цвета. Он оглянулся на распластанного на траве человека и увидел, что он весь покрыт этой субстанцией напополам с гарью. -Это у него кровь такая что ли?-спросил он и сам невольно прыснул от невероятно тупого выражения, с которым это было сказано."Пришествия" ждали настолько долго, что уже даже забыли, чего ждали, и Лаустсен ловил себя на том, что вместо того, чтобы, следуя инструкции, испытывать восторг, стах или хотя бы приступ неконтролируемого научного интереса, с фатальной неотвратимостью впадал в ступор. Впрочем, похоже, он был одинок в этом, потому что даже Лимба на глазах воскресал как личность и даже неумело порывался отработать хлеб научного сотрудника. Он, грузно переваливаясь как шалтай-болтай и качая из стороны в сторону висящими до плеч засаленными волосами, вприпрыжку убежал к вертолету. Вскоре он вернулся, прижимая к груди прозрачный контейнер для образцов и сразу охапку желтеньких наклеек с нуклеарами. Лимба сиял при этом так, будто всю свою жизнь мечтал получить все это на день рождения, и даже, кажется, что-то напевал фальшивым голосом тетушки совы. Специалист по контактам Дмитрий Анатольевич Хахо оказался мрачнейшим человеком с абсолютно лысым и абсолютно правильным черепом. Так, наверно, мог бы выглядеть Великий Инквизитор, доктор Менгеле или еще кто-нибудь, кем пугают на уроках пятиклассников. Сначала он выдрессировал пришельца описывать картинки. Используя его собственные ментограммы, он заставлял называть изображенные на них предметы, деликатно выбирая время, когда парень не особенно сильно мучился от своих ожогов. Получив базовый набор слов, он рванул с места в карьер и попытался выяснить координаты места, с которого он прилетел, но ничего вразумительного из этого не получилось. Пришелец с полной уверенностью заявлял, рисовал и показывал руками, что в его системе две звезды. Тогда Хахо спокойно говорил с приклеенной улыбкой, что это невозможно, чем вызывал у гостя дикую ярость. Однажды инопланетянин бросился на него, и тогда специалист по контактам перестал донимать пришельца вопросами, вместо этого попробовав научить его земным словам. Парень оказался очень способным. С помощью рисунков, слов и жестов он многое рассказал о природе своей планеты, но Хахо был вселенски недоволен. Он ожидал от внеземных существ всепоглощающего разума, спокойствия, зеленых клешней или же абсолютной аморфности, объявления войны, чего угодно, только не полной идентичности с человеческим организмом. Странник, которого Земля ждала с незапамятных времен, оказался обычным мальчишкой, который нес несусветную чушь на своем недозрелом языке и имел больше вопросов, чем ответов, этим самым делая себя еще больше похожим на глупого ребенка, а у Хахо не было ни терпения, ни знания человеческой психологии, ни педагогических способностей. Он был разочарован, раздражался и постоянно злился. Злился потому, что понимал, насколько бесполезна его наука перед реальным пришествием существа из другого мира, что все годы, положенные на нее оказались годами, положенными на лжеучение. Хахо четко понимал: что бы он тут ни говорил, это не приблизит его ни на сантиметр к тому, о чем он мечтал много лет. Он злился и злости своей не скрывал, и ему много раз на это указывали, но Хахо не собирался сдаваться, уже не из стремлений, а из глупой надменности стареющего человека. Он искренне верил, что если отойдет от дела, то признает, что "этот сопляк его победил". Никто так и не понял, что случилось между этими двоими, потому что из уст Дмитрия Анатольевича изливалась только невероятная, несусветная ругань, он выражался длинно и витиевато, держась за окровавленную голову, пока не рухнул на пол лицом вниз. Солнце весело бликовало в оконных стеклах и щедро бросало блики на оштукатуренную стену. Оно светило почти в глаза, но Теро стеснялся пересесть на другой стул и щурился, пытаясь вглядеться в лица сидящих перед ним людей. Но в языке этом было пока слишком много незнакомых для него слов, да и общались они, кажется, больше друг с другом, чем с ним. Но Теро знал, что дело его плохо. Несмотря на подозрительную обходительность, избиение своего человека ему не простят, кем бы ни были эти люди. Вот уже третья неделя шла, как он умер. Умер для Родины, для Суо, для своего командования, для судей и палачей. В этом он не сомневался ни секунды. Теро даже сам не уверен был в том, что он все еще жив. Но, насколько ему было известно, ни в аду ни в раю нет гипса. Солдаты на Суо часто ломали кости, тогда их очень туго заматывали тканью на какое-то время, иногда это помогало, иногда конечности становились кривыми и бойцов отправляли на разминирование. Но Теро никогда не слышал, чтобы вместе с тканью использовали материал для производственных слепков. Он покатал свою вытянутую ногу по полу из стороны в сторону. Она была похожа на большую белую кувалду. Интересно, если кость станет кривой, куда его отправят? Здесь вообще ведут бои? За все время не было слышно взрывов. И баллистических установок нет. Если он действительно падал сверху, то, скорее всего, разбился бы об них. Теро очень смутно помнил свой полет, как будто все это происходило во сне недельной давности. Но вряд ли он мог длиться очень уж долго. "Очеловеченная" капсула "меча" просто не способна на это. Странно уже то, что она не расплавилась в атмосфере, не низвергнула вниз дождь из обломков и сохранила в относительной целости своего пассажира. Уж не чудо ли? Но как бы то ни было, в системе Люмайхона-Таблы было всего две планеты: Суо и Весто. На одной из них жили люди, вторая состояла из газа и имела температуру в две тысячи кан-салико, и если бы "меч" рухнул на нее, то ожогами кожи Теро бы ни за что не отделался. О других системах он ничего не знал. Человек же, который с помощью вытянутого из него самого бедного запаса слов пытался задавать вопросы на ломанном суоийском, морщился и с сомнением сводил брови, когда он рисовал на листке два светила с планетами. У Теро было море вопросов к этим людям, и, не смотря на положение чужака, пленного, он не боялся их задать, считая, что человек, побывавший в спецкорпусе, чуть не взорвавший "меч" из плазменной пушки, горевший заживо и выживший при падении на чужую планету имеет право на подобную наглость. Но слов мучительно не хватало. Очень странно было то, что его не трогали. Этот факт вызывал неподдельное недоумение. Он бы никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах не выдал ничего, что могло иметь ценность для врага, но, к удивлению, никто ничего такого у него и не спрашивал. Человек, проводивший допросы, говорил о каких-то совершенно непонятных вещах и очень злился каждый раз, когда Теро искренне удивлялся и говорил: "Я не знаю". Из всех фраз на чужом языке эту он отшлифовал до идеального состояния. Человек хмурился и Теро сжимался в ожидании удара, крика или еще чего-нибудь, но тот просто вздыхал и спрашивал еще что-нибудь. Но как бы хорошо с ним ни обращались, плохих слов о Родине не может и не имеет права терпеть ни один уважающий себя офицер. Да, он преступник, но он жив, а значит честь все еще жива вместе с ним. Теро был готов ко всему, что его теперь ожидало, был уверен, что поступил правильно и ни о чем не жалел. -Может, нам следовало попросить какое-то оружие?-спросил Лимба, опасливо поглядывая то на следы крови на полу, то на тонкокостного пришельца, разглядывающего загипсованную ногу. Лаустсен посмотрел на него в ожидании смешка или улыбки, но тот, похоже, говорил серьезно. -Как его зовут? Лимба посмотрел на Виктора с таким выражением, как будто тот спросил у него код для остановки запуска ядерных ракет. -Я не знаю... Он, кажется готов был заплакать. Он готов был заплакать еще тогда, когда его вместе с Лаустсеном послали в этот бокс просто потому, что на дворе был праздник и они оказались единственными дежурившими в этот день работниками. Виктор вздохнул. Его мало беспокоили проблемы контакта, потому что он терпеть не мог Хахо и все, что с ним связано. Но его очень сильно напрягала необходимость находиться с Лимбой, что называется, в одной лодке. С ним просто невозможно было работать. Бедный его лаборант. -Эй ты,-сказал он, повысив голос и вытянув вперед шею,-человек! Пришелец поднял глаза. Они были голубыми, как и полагается уважающему себя гуманоидному инопланетянину. Но не светлыми, а какими-то пронзительно-лазурными, прямо арктически голубыми. Глаза совсем не мигали, но зато заметно пульсировали тонкие капилляры, особенно заметные вокруг глаз. Кожа у него была совершенно белой, с едва заметным молочным оттенком, как у простыни, которой очень долго пользовались и редко стирали. Она была чуть прозрачной, так, что сосуды под ней создавали какую-то иллюзию пространства, уходящего вглубь. Похожая фактура может быть у хорошего мрамора. -Имя.-произнес Лаустсен, старательно артикулируя, хотя и подозревал, что это мало ему поможет,- есть у тебя имя? Пришелец какое-то время смотрел на Виктора, потом кончиками пальцев вытянутой ладони дотронулся до лба. -Имя. Теро. -Теро, зачем ты ударил товарища Хахо?-сказал Лаустсен и садистски улыбнулся, откидываясь на спинку стула. Реакция не заставила себя ждать. Лимба с силой ткнул его локтем. -Что вы творите?-процедил он, брызгая слюной,- нас же только присмотреть оставили... Пришелец смотрел на Виктора взглядом полным недоумения. Он явно не понимал ни смысла фразы, ни того, почему она вызвала у своего автора такое удовольствие. Лаустсен стукнул себя кулаком по голове и указал на пятно крови, начавшее уже подсыхать и темнеть. -Почему?-спросил он. Теро нахмурился. -Человек.. говорить. Родина. Плохо. -Твоя родина? -Да. -Почему... почему-бить?-Виктор для верности снова стукнул себя по голове. Почему не сказал про Родину? -Сказал-что? Лаустсен пожал плечами. -Сказал, что Родина-хорошо. Он засмеялся. Все это казалось ему до ужаса забавным и он очень живо представил, как монолитный Хахо произносит то же самое, сверкая своей монолитной лысиной. Но пришелец юмора, видимо, не понял. Он вскочил, тут же припав на неустойчивую гипсовую ногу, и сжал в кулаки руки, испещренные следами от ожогов светло-бежевого цвета. Он долго давил из себя какие-то земные слова, а потом разразился длинной речью на своем языке, который походил на смесь шипения змеи и брехания злобного пса. Лимба был бледным как полотно. Еще немного, и он смог бы посоревноваться с инопланетным злом в цвете кожного покрова. -Я могу сообщить...-шепотом пробормотал он, пряча между колен дрожащие руки. -Идите лучше работайте. Я скажу. Лимба переводил взгляд то на Лаустсена, то на пришельца. -А... Вы? -Идите,-Виктор повысил голос. И Лимбу как ветром сдуло. Он уже очень давно этого хотел, и теперь получил чудесную отмашку на то, чтобы ретироваться. Лаустсен посмотрел на белого и тонкого, как глиста, парня, снизу вверх. -Ну что, будешь бить? Бить.-он снова себя стукнул,-буф. Теро все так же стоял, сжав кулаки и сопя, но с места не двигался. -Я не стану. Бить-нет. Родина-хорошо. Смеяться-хорошо. Смеяться не над родина. Родина. Смеяться. Нет.-продолжал Виктор. -Смеяться? Что-смеяться? -Смеяться,-Лаустсен растянул губы в улыбке,- ха-ха. Он показал рукой на стул. -Сядь. Ты не будешь бить. Незачем стоять. Парень не сразу понял, осмотрелся, следя за направлением руки и, поняв, сел обратно на стул. Лаустсен готов был улыбаться снова, на этот раз от восторга. Он указал на него пальцем. -Ты-Теро. Имя. Я,-он показал на себя,-Виктор. Мое имя. И тут пришелец сделал штуку совсем уж неожиданную. Он протянул руку и прикоснулся ко лбу Лаустсена. -Виктор.-потом он так же прикоснулся к своему лбу,-Теро. Что-то вроде рукопожатия. -Кто ты?-спросил Виктор,- Что ты делаешь? Там? Он старался говорить односложно и с большими паузами, чтобы дать ему понять, что он говорит. -Глано.-ответил он,-инсалюти. -Что это-глано? Объясни. Теро взял со стола листок и нарисовал на нем странную конусообразную машину с шестью шипастыми колесами, затем бегущего к ней человека с отведенной для броска рукой, сжимающей продолговатый предмет. Он все так же приложил руку к своему лбу, потом к человеку на рисунке. -Глано.-повторил он,-буф! И Теро обвел пальцем машину -Взрыв? Ты-взрываешь. Эту. Машину? Людей? -Лаустсен повторил его жест,-буф. Взрыв. -Да. Я-взрываешь. Эту. Машину. Людей. Глано. -Солдат,-сказал Виктор. Ты-солдат. -Да. Я-солдат. Лаустсен взял листок с рисунком. Человек и машина были на удивление правильно и подробно нарисованы с соблюдением всех пропорций и даже перспективой. -Ты рисуешь. Хорошо. -Хорошо-что? Лаустсен аккуратно извлек из рук Теро карандаш и хаотично поводил им по бумаге, не касаясь ее стержнем. -Рисовать. Ты-рисуешь. Хорошо. -Рисовать.-Теро коснулся пальцами листка. Я-рисовать. Хорошо. Спасибо. Он посмотрел на Виктора и улыбнулся.