Глава XVIII
Ни для какого другого дела мужчины не объединяются так быстро, как для убийства других мужчин… (графиня Гласпелл о Серебряной войне 1028 года)
Он высыпал порошок из мешочка в каменную чашу и подождал, пока густой дым покажет ему необходимое. - Ну здравствуй, Таленэль, - ехидно улыбнулась проекция демона. - И тебе того же, Абигор, - холодно ответил беловолосый эльф, слегка морщась от едкого волшебного дыма, вырывающегося из чаши. – Я полагаю, рассказывать о последних событиях не стоит? - Правильно полагаешь, - железным голосом усмехнулся тот. – Мы на той стороне, хоть и слегка заняты, все хорошо видим и слышим. Из головы у него торчали три пары черных рожков. Пылающие глаза излучали адскую ненависть и злобу. Лицо, обезображенное тысячелетиями мучений в Преисподней, могло вызвать сердечный приступ у простого смертного. Его гнилые губы будто искромсали десятком лезвий, и огромные клыки из-под них постоянно показывались собеседнику во всей красе. Дымное облачко давало видеть его лишь по пояс, однако этого вполне хватило, чтобы узреть его дырявые перепончатые крылья. Таким предстал перед Таленэлем Абигор – демон-всадник и один из лучших воинов Ада. Однако чародей не страшился увиденного, поскольку ему и раньше доводилось общаться с потусторонним миром. Да и в мире смертных он встречал немало вещей и существ, способных лишить дара речи. Эльф знал, на что идет, когда вызывал демона. Ему было ведомо также и то, что эта беседа ему принесет. А потому волшебник сохранял во время разговора хладнокровие, что неслабо впечатлило Абигора и даже вызвало в нем уважение. - Тогда ты знаешь, что мой план пока продвигается успешно. - Знаю, Таленэль, знаю. – С его ужасного демонического лица не сползала ухмылка. – Я тобой доволен. Ты умеешь держать слово. - Надеюсь, и ты свои слова держишь, демон. - Прошу тебя, поменьше презрения! – обиженно прохрипел Абигор. – Мы ведь… партнеры – так это сейчас называется? - Можно и так сказать. Демон огляделся вокруг и коварно хмыкнул, увидев со стороны смертных, в какой роскоши живет король эльфов. Однако, как искусного воина, серебро да золото не привлекали его, а лишь вызывали усмешку. - Твой дворец прекрасен, эльф. Есть у меня братья, которые оценили бы его по достоинству. - Не сомневаюсь. Однако, раз уж ты заговорил о братьях, позволь мне все-таки объяснить, зачем я тебя вызвал. - Я догадывался, что речь пойдет об этом, - захохотал невероятно жутким смехом Абигор. – Можешь быть спокоен: Азазель делает то, что должен делать. Его пернатый друг тоже скоро будет в деле. Ты узнаешь первым, когда все будет готово. - Я хотел поговорить не о твоих братьях, - процедил регент, чем сумел смыть ухмылку с лица демона. – Речь пойдет о моих. Абигор скрестил покрытые струпьями мускулистые руки на груди, а его перепончатые крылья слегка содрогнулись. Всем своим видом он давал понять, что намерен внимательно слушать своего «партнера», и Таленэль продолжил: - Ты знаешь, что мне нужно от этой войны. Знаешь все о моих планах. - Признаюсь, - перебил его слушатель, - даже мне порой сложно догадаться, что у тебя на уме. Ты хитер, эльф, ты умен. Из тебя получился бы превосходный демон. А потому я не удивлюсь, если тебе удастся меня обмануть. Я даже почти жажду этого. Ты мой кумир. И демон снова захохотал, после чего, видя все такой же холодный взгляд, устало протянул: - Да, я знаю, что ты хочешь унизить своих братьев и взойти на престол. Любой злодей из детских сказок жаждет заполучить власть. Ты далеко не первый, кто этого хочет, и, поверь, далеко не последний. Такова натура смертных. И, по правде говоря, многие из них не брезгуют обратиться ради этого за помощью к таким, как я. Следует также отметить, что это твое примитивное желание слегка разочаровало меня. Я думал, что такие, как ты, ставят перед собой цели посерьезнее жалкой возни с короной и деньгами. - Мне не нужны ни корона, ни деньги, - сурово ответил тот, и белоснежные брови его нахмурились. – И я за тем вызвал тебя, чтобы обсудить то, что станет с моим братом Багумиром. По лицу демона стало ясно, что его заинтересовала последняя фраза. Его глаза сощурились, а голова слегка наклонилась, словно он изучал своего собеседника. - Ты всегда звал его своим братом, - заметил он, и по лицу его поплыла ухмылка. – Ты никогда не отзывался о нем дурно. Чего нельзя сказать о Дункане… Мне кажется, я понял твои мотивы, эльф. – Лицо демона приняло издевательское выражение. – Бедняжка-сирота, над которым все детство издевались. Изгой без рода и племени. Мальчишка с разбитым сердцем и раненой душой, которого все считают дикарем и ошибкой природы. Стараешься выглядеть таким особенным, загадочным. А на самом-то деле под всей этой загадочностью скрывается лишь жалкая натура обиженного ребенка, которого никто не хочет понять, которому никто в жизни доброго слова не скажет. Ведь даже император, так благородно приютивший тебя у себя во дворце за спасение сына, имел на тебя свои планы. Как бы он ни делал вид, что любит тебя, он бы никогда не пустил тебя на трон империи. Ты был нужен ему как инструмент власти. И ты прекрасно знал об этом. Более того, он умер от оспы вскоре после того, как ты все понял, не так ли? И действительно ли дело было в оспе? Таленэль молчал, не сводя с него глаз и никак не реагируя на услышанное, и с каменным лицом продолжал слушать. - Однако из всех людей на свете нашелся один человек, который никогда не сравнивал тебя с животным, не шептался у тебя за спиной и не обвинял во всех своих бедах. Лишь один человек всегда заступался за тебя и был рядом в трудную минуту. Даже тогда, когда ему самому за это светило наказание. И при этом он нисколько не пытался извлечь из тебя выгоду. Он звал тебя своим братом, хоть вы и не имеете кровного родства. И этот человек – Багумир. Мудрый и надежный правитель своего королевства. Пройдет сотня лет, а о нем не забудут. И, когда ты жаждешь расквитаться со всем человечеством за все свои несчастья и доказать людям свое величие, именно Багумир не должен при этом пострадать. Регент снова промолчал, нисколько не сменив выражения лица. Даже его дыхание оставалось неизменно ровным и спокойным. Демон видел насквозь его душу, но, к его удивлению, даже глубоко в душе чародей оставался невозмутим. Абигор знал, что попал в самую точку, но не мог понять, почему эльфа это нисколько не задело. Он поражался тому, как слушателю удается сохранять абсолютное хладнокровие. И это в очередной раз не на шутку восхитило его. - Ты бесподобен, эльф! – искренне воскликнул Абигор. – Рассуждаешь, как боги. Невозмутим, как камень. Я беру свои слова назад: из тебя не получилось бы приличного демона – ты достоин адского престола! И пусть Князь Тьмы покарает меня за эти слова, но я от них не откажусь. Я нисколько не разуверился в тебе, Таленэль. И, будь уверен, я преклоню пред тобой колено и поклянусь в вечной верности, дабы ты направил меня против врагов твоих! – Затем он на мгновение замолчал, ожидая ответа, но Таленэль даже не собирался ничего говорить. – И да, если Багумир так важен тебе, я не причиню ему вреда. Даю слово. - Ты любишь разбрасываться громкими словами, - слегка задрав подбородок, проговорил эльф. – Но ты так же любишь их забирать. Ты клянешься мне в верности и в то же время не хочешь говорить, где сейчас находится Оружие, которое мне так нужно. - Я еще не клялся тебе в верности, эльф, - покачал рогатой головой демон. – И ты знаешь, что я хочу перестраховаться. Останется ли нужда во мне, когда ты получишь свою игрушку? Кто знает. Быть может, ты вдруг передумаешь, когда получишь, что тебе нужно. А я в результате так и останусь жариться в Аду на медленном огне. Таленэль хотел что-то возразить, однако Абигор ему не позволил, заметив: - И все же огонек гаснет в твоей чаше. А потому самое время прощаться. Я позабочусь о том, чтобы мои братья, а также пернатые неженки делали свою работу. Хочешь ты стать новым Богом или нет, мне плевать. Твои истинные намерения и мотивы меня не волнуют. Помоги мне попасть в этот мир, и ты обретешь могущественного союзника во всех делах твоих. Едва он успел это сказать, как дымное облачко развеялось. Как всегда опрятный и нарядный, регент Таленэль остался сидеть в одиночестве в своем кабинете, озаренном лучами рассветного солнца, и задумчиво глядеть на мрачного вида серую каменную чашу, которая на фоне дворцовой роскоши смотрелась весьма безвкусно и даже дико. Стенки ее были покрыты копотью, а на дне тлели угольки. Тяжелая и грубая, она стояла на белой скатерти, чтобы не поцарапать покрытый лаком изящный стол. Его острый эльфийский слух улавливал доносящийся снаружи шум водопада. Изредка слышались отдаленные крики птиц. Но даже эти успокаивающие и расслабляющие звуки не могли унять его гнев, закипающий глубоко внутри, и погасить вспыхнувший в глазах голубой огонек, при виде которого у людей душа уходила в пятки. Внешне спокойный и рассудительный, от злости он перестал уже обращать внимание на то, как струящаяся во все стороны незримая Энергия заставляет трещать великолепный паркет. Наконец, когда стоящий рядом бокал лопнул, король эльфов пришел в себя, а огонек в его глазах потух. Чародей, не заботясь об осколках, взял очередной мешочек со стола, прошептал в него несколько слов и высыпал серый порошок в чашу. Как и ожидалось, появился густой едкий дым. Затем из облачка послышались чьи-то голоса, а вскоре, будто глазами некой птицы, летящей по небу, Таленэль уже мог видеть строй солдат, шагающих по лесистой местности. Потом картина сменилась на холмы и поля, где у разоренного хуторка уже другое войско разбило лагерь. Именно этим войском и заинтересовался заклинатель. Он знал, кому оно принадлежало и куда держало путь. Знал, чем обернется этот поход. Две сотни воинов, среди которых около ста всадников и столько же пеших, с высоты птичьего полета казались кишащим муравейником. Большинство конников оказались довольно легко экипированы: легкие кожаные или кольчужные доспехи без всяких знаков отличий, простенькие сабли и иногда деревянный щит. Им принадлежали резвые степные лошадки, предназначенные как раз-таки для быстрой езды. Лишь с полтора десятка кавалеристов носили тяжелые черные латы, закрытые шлемы и вооружились богатыми полуторными мечами. Таких могли выдержать только здоровые северные скакуны, стоившие в те времена целое состояние. Эти рыцари резко отличались от остальных конников и, как правило, держались от них в стороне: либо прохаживались по лагерю в сопровождении своих оруженосцев и общались с себе равными, либо проводили время в своих роскошных шатрах. На их нагрудниках отчетливо виднелся парящий гриф, герб Маэрны, а на щитах – одинокая галера среди высоких волн, что являлось гербом их сеньора. Пешие лучники и мечники неблагородного происхождения не брезгали обществом таких же наемников, как и они сами, а потому легко вливались в компанию вольных конников. Некоторые из них, невзирая на отсутствие лошади, находили в себе силы носить тяжелые доспехи или неподъемное оружие: кто-то орудовал огромным эспадоном, а кому-то нравились исполинских размеров молоты или секиры. Арбалетчиков среди стрелков насчитывалось совсем немного, поскольку качественный арбалет могли себе позволить тогда далеко не все, а от дешевых никто не знал, чего ожидать. В лагере все развлекались, как могли. Наемники собирались в круг, где рассказывали всем свои забавные и захватывающие истории. Начальство даже выделило им по кружке медовухи в честь успешного старта кампании. Лишь рыцари старались вести себя благородно и обсуждали между собой политику и едва начавшуюся войну. Кто-то из них осуждал действия короля, а кто-то, напротив, поддерживал его. Но подобные разговоры прекращались каждый раз, как к ним приближался их сеньор, дабы поделиться своими планами касательно следующих действий. Однако нашлись в лагере и те, кому было не до развлечений.***
- Парни, - насторожился косматый мускулистый наемник, одетый в старый кожаный жилет на голое тело, - это еще кто? Он закрыл за собой дверь в сарай, чтобы никто снаружи не смог потревожить их и увидеть то, что стало причиной его беспокойства: перед ним на коленях со связанными руками и заткнутыми ртами стояли трое. Тот, что посередине, носил яркий красный плащ на серебряной застежке поверх кольчуги. На груди у него виднелся родовой герб. Пожилое лицо его выглядело благородно, а во взгляде читалась гордость и отвага. Пленник не боялся смерти и с вызовом смотрел на тех, кто держал его в неволе. Его товарищи также держались достойно, и наемнику не составило труда догадаться, кем они ему приходились. - Г-г-глянь н-н-на эти латы, - слегка заикаясь промямлил бородатый бледный мужик, коему денег на экипировку не хватило, из-за чего приходилось довольствоваться грязным крестьянским кафтаном, поверх которого он напялил снятую с кого-то дырявую куртку. – Видать, з-з-знатные рыцари! С-с-сколько ж за таких могут з-з-злата отвалить? - Дурень, - покачал головой его друг, такой же крестьянин, но не настолько худой и сумевший обзавестись хотя бы стеганым доспехом, - это не латы. Это кольчуга. Колечки видишь? И он попытался дотронуться до стоящего с краю пленника, но тот резко дернулся и что-то гневно промычал в ответ, заставив мужика испуганно убрать руку. - Мне плевать, сколько за них отвалят, - глубоко вдохнул наемник, чувствуя, как начинает закипать. – Вы, огородники, совсем ошалели? Говорил я корешам, что не нужно наниматься в этот полк. Знал ведь, что запрягут возиться с деревенщиной! - А что, собсно говоря, тебе не нравится, Лютер? – ответил ему «огородник», все еще боязливо поглядывая на пленника и по-деревенски выговаривая букву «г». – Все получат свою долю выкупа. А мы вдвоем, наверное, и прибавку за то, что сторожили их. И тебе, как начальнику, достанется, не сомневайся. - Они с-с-сдались нам н-н-на милость, - поддакнул заика. – М-мы потребуем з-з-за них выкуп! - Это уж точно, мне достанется… Кто поставил вас сторожить их? – поинтересовался Лютер. – И сколько людей еще знают об этих пленниках? - Д-д-да все вроде з-з-знают, - пожал плечами тот, неуверенно поглядывая на своего плешивого друга. – К-к-к… к-к-к… к-конники поставили. Они их п-п-привели. - Ах, конники, значит! Кто бы сомневался! И какие именно? Быть может, южане? Или эти придурки с Островов? Постой-постой – я знаю! Это были психи с Дарейских полей, верно? Я уверен, только они могли вот так в открытую взять и наплевать на приказы. - Прошу тебя, Лютер, не веди себя как дите. - Как дите? Серьезно? Всем был отдан ясный приказ: не брать пленных! Полковник не стал бы такое приказывать, не будь у него веской причины. А какая у него может быть причина, если не воля самого короля? Хочешь, чтобы тебя вздернули на суку, а твою семью угнали пожизненно работать в шахтах? Пусть ты и деревенщина, ты должен знать, каким образом карается невыполнение приказов в военное время! Крестьяне переглянулись, а в их взглядах Лютер уловил нерешительность и даже тень страха, чем он и решил воспользоваться: - А потому назовите мне тех, кто привел сюда этих пленников. Я сообщу их командиру, и они будут наказаны. - А с нами что будет? - Меня назначили вашим командиром, я отвечаю за пешие отряды. А потому, если полковник узнает, что вы тоже причастны к этому, влетит и мне. Я не стану вас выдавать. Плешивый молчал, размышляя над его словами и не зная, сказать ему правду или нет. Однако заика, который, очевидно, отличался особой доверчивостью и пугливостью, решил более не испытывать судьбу и признаться: - Это б-б-были к-к-к… Но договорить он не успел, как бы сильно ни старался. В сарай вошла группка людей под предводительством не кого иного, как самого полковника, выглядевшего весьма недовольным и гневно искавшего глазами тех, о ком ему уже доложили. Одетый в угольного цвета плащ поверх черных лат и держащий подмышкой шлем с опущенным забралом, он одним своим грозным видом вызвал панику у крестьян и заставил занервничать Лютера. Последний хотел поприветствовать своего господина и сразу объясниться, однако, прежде чем ему удалось это сделать, краем глаза он заметил, как плешивый и заика тычут в него пальцами, отвечая на немой вопрос полковника. Лютер почувствовал, как кровь его замирает в жилах, а по коже забегали мурашки. Всю вину решили спихнуть на него – а значит, и отдуваться придется только ему. Наемник он или нет, наказание за непослушание для всех всегда одно. Но собравшийся уже приказать своим людям схватить непокорного воина полковник вдруг замер, остановившись взглядом на центральном пленнике. Тот, в свою очередь, также смотрел ему в глаза. Создавалось впечатление, будто эти два человека узнали друг друга. И в следующую секунду господин, подтвердив это, грубым голосом велел вытащить кляп изо рта у невольника. Крестьяне, от страха не понявшие, что командующий обратился не к ним, а к своим помощникам, поспешили исполнить его волю. - Не ожидал увидеть тебя здесь, - удивленно прохрипел полковник, - граф Хогер. - То же могу сказать и я тебе, - возмущенно отозвался тот, - полковник Тарн. Я думал, это обычные разбойники, пока не увидел среди них рыцарей в черных латах. Когда мои друзья сказали, что заметили на их нагрудниках маэрнский герб, я оскорбил их, не поверив в такой абсурд. Но не поверить теперь и своим собственным очам я не могу. А потому я требую, Джулиан, чтобы ты объяснил мне: что здесь происходит? Что ты и твои люди делают здесь, на моей земле? Кто отдал им приказ напасть на меня и убить моих солдат? Кто за все это в ответе, и какое его ожидает наказание? Крестьяне проглотили языки от ужаса, узнав, наконец, кого им велели сторожить. Лютер не понимал, что ему делать в этой ситуации: он желал выслужиться перед господином, велев дерзкому пленнику вести себя повежливей и отвесив ему добрую оплеуху, но ему также не хотелось этим действием прогневить своего хозяина. Ибо он не исключал теперь возможность, что тот еще велит освободить графа и покарать тех, кто посмел его пленить. Потому капитан пеших наемников просто продолжал стоять рядом и не вмешиваться в их разговор. - Видишь ли, Эрик, - учтиво отвечал Тарн, - тебе сохранили жизнь по ошибке, за которую кто-то непременно понесет наказание. И в то же время эта ошибка поможет нам поскорее продвинуться вглубь страны. Мне нужно кое-что обсудить с тобой, друг мой. А потому позволь моим людям развязать твои путы и составь мне компанию. В этом сарае скоро станет очень жарко. Полковник кивнул огородникам, чтобы те освободили ему руки. Затем глянул на горочку трупов, накрытую окровавленным пледом, и велел одному из своих помощников отдать приказ тем, кто ожидал снаружи. Но, решив, что благородный граф не станет сотрудничать в случае гибели его последних товарищей, он также приказал развязать и двух других пленников. Эрик и два его офицера неохотно встали на ноги, когда люди Тарна пригрозили им оружием, и вышли на свежий воздух. Как только в сарае никого не осталось, его стали забрасывать горящими факелами, ровно как и разграбленные избушки: войско передохнуло и теперь выдвигалось в путь. Несмотря на четкий приказ не брать пленных и уничтожать все на своем пути, армия захватчиков не брезгала сначала грабить деревни да хутора, а у поверженных врагов отбирать их лошадей и снаряжение. Мародерство здесь не считалось зазорным, а издевательства над женщинами или даже детьми являлись чуть ли не традицией. Хотя, стоит признать, полковник и его рыцари всячески старались пресекать последнее. Эрику Хогеру и двум его офицерам, Гектору и Томасу, по приказу Тарна отдали их лошадей. Они по-прежнему являлись пленниками без какой-либо возможности сбежать, однако полковник, ехавший на своем скакуне впереди всей колонны со своими рыцарями, позволил им занять место рядом. Наемные конные отряды, ранее веселившиеся, теперь следовали за своим господином в полном молчании, а некоторые даже понурив головы, будто в чем-то провинились и ожидали наказания. Таким образом, шедший позади Лютер без труда догадался, кто именно поставил его ребят сторожить заложников. Войско продвигалось на восток, но не прямо к столице, как предполагал граф, а в непроходимые леса. Туда, где чужеземец запросто утонет в болоте, а счастливчик набредет на крепость Террак, до того момента служившую разве что темой для анекдотов. Пару раз, оглядываясь назад, Эрик заметил в хвосте колонны тяжеленный таран, который кому-то не повезло каждый раз поднимать в гору и спускать вниз, преодолевая холмистую местность. Но природные «прелести» Донарии не заканчивались на юге: больше трети королевства покрывали леса да болота, удивительным образом плавно переходящие в горы. По такой территории везти осадное оборудование – это самые настоящие муки. Уже поэтому мало кто мог предположить возможность нападения соседей. Бедняги, толкавшие таран в гору, истошно кричали, обливались потом и вот-вот могли свалиться с ног. А ведь другим группам армии приходилось тащить еще и катапульты с баллистами, не говоря уже о тех, кому довелось иметь дело с осадными башнями. Хогер, наблюдавший за всем этим в полном молчании, ждал, когда же полковник, наконец, заговорит и объяснит ему суть происходящего. Гектор, сорокалетний сын графа, никогда ранее не попадал в плен, в отличие от своего отца. Он не знал, какие унижения и тяготы, возможно, ожидали его. В его суровом, но благородном взгляде не было и тени страха. Длинные пепельные волосы неаккуратно спадали на лицо после проигранной битвы. Гектор также молчал, но в ожидании не речи Тарна, а сигнала своего командира. Томас, младший офицер графа, глазами выискивал слабые места в рядах противника, ибо предполагал, что ему еще предстоит побороться за свою свободу. Но каждый раз, как его взгляд останавливался на непробиваемых латах рыцарей, ехавших чуть позади отдельной группкой, и на их мечах да булавах, вера в спасение сразу пропадала. Грязные и неотесанные всадники, пленившие графа и его спутников, конечно же, отобрали все имевшееся оружие. И теперь кое-кто из них уже прикидывал, сколько денег можно получить, продав трофейный палаш. - Ты сказал, - не выдержал граф и заговорил первым, - что тебе нужно что-то обсудить со мной. Я так понимаю, в свете последних событий Маэрна все-таки отважилась развязать войну, хоть и без предупреждения. И теперь, взяв нас в плен, ты планируешь потребовать за меня выкуп? Твои люди, связавшие меня и моих офицеров, уже решили, кому и сколько достанется. Полковник оглянулся назад, чтобы одарить испепеляющим взглядом Лютера, но того закрывала собой конница. - Никто не собирается требовать выкупа, друг мой, - ответил Тарн. – Хотя, ты уже меня своим другом не назовешь. - А стоит называть? Тридцать молодых ребят, покинувших свои семьи, чтобы отслужить свой срок в крепостной страже, жестоко убиты. С их тел, словно стервятники, сняли все ценности. А тем, кто отважился сопротивляться до последнего вздоха, отрубали руки, прежде чем убить. И как я могу называть человека, давшего добро на такие зверства, своим другом? - Я не давал добро на все эти зверства, Эрик. И я понятия не имел, что это были твои люди. Я лишь нес службу своему королю, и ты это знаешь. Когда король велит не брать пленных, я исполняю его волю. Каким бы жестоким ни был приказ, я обязан его выполнить. А потому мои люди напали на твоих. Но я клянусь тебе, что каждый, кто поступил бесчестно по отношению к павшим врагам, будет наказан. - Я не стану сомневаться в твоей честности, Джулиан. Но и ждать, что ты сдержишь слово, тоже не буду. А потому я возвращаюсь к своему вопросу: что ты хотел со мной обсудить? Полковник хмыкнул и отер пот со лба. Весна в этом году обещала стать поистине жаркой. В черных доспехах под полуденным солнцем Тарн уже чувствовал себя, как в печи. То же можно сказать и про остальных: рыцари, облаченные в тяжелые латы, выглядели не на шутку изнуренными и часто брались за фляги. Даже наемникам, которые в лучшем случае носили недорогую кожаную броню или кольчугу, приходилось несладко в такие ясные дни. - Ты, скорее всего, уже догадался, куда мы сейчас направляемся, - проговорил полковник и настойчиво взглянул на Эрика. – Догадываешься, что нам нужно. - Хочешь захватить мою крепость, - кивнул граф. – И, раз уж на то пошло, ты хочешь, чтобы мои люди открыли тебе ворота и впустили тебя, когда к моему горлу приставят нож. - Зачем все так усложнять? – удивился Тарн. – Зачем мне угрожать тебе, чтобы нам открыли ворота? - Тогда чего ты хочешь? - Мне нужно, чтобы ты без всяких угроз задумался сейчас над тем, что я тебе предложу. Я не стану убивать ни тебя, ни твоих людей. В обмен ты проведешь нас по безопасному пути через все ваши болота к Терраку и действительно велишь своим стражникам открыть ворота, а также – сейчас внимание – прикажешь им покинуть крепость. Тридцатилетний Томас хихикнул, услышав последнюю фразу, но тут же осекся, поймав суровый взгляд своего господина. - Вам было велено не оставлять в живых никого, - недоверчиво сказал Эрик. – С какой стати ты вдруг отпустишь меня и моих людей? - Мне было велено не брать пленных, - поправил его Тарн. – Но я ведь и не собираюсь их брать. Можешь считать, что даже сейчас вы не пленники. Кстати говоря, оружие я прикажу вам вернуть. А насчет того, чтобы не оставлять никого в живых, скажу одно: я в любом случае могу вас всех перебить. Взгляни на мое войско: здесь две сотни бойцов. И еще столько же прибудет с ближайшую неделю. Некоторым из них с рождения платят за убийства, а некоторые только-только вкусили прелести победы над врагом и горят желанием выслужиться перед своим господином и королем. А кто сейчас защищает твою крепость? Прошло уже двадцать лет, и я уверен, что за это время ничто здесь не изменилось: Террак по-прежнему сторожат ленивые пастухи да плотники, коих под страхом непомерных налогов тащат в гарнизон. А потому у тебя есть выбор: дать своим стражникам умереть сейчас и погибнуть при этом самому или же спасти их всех до единого, отправив домой, и самому остаться в живых. - А затем ты со своим войском пройдешься по их деревням и, все равно, всех перебьешь, - уточнил граф. – А кто-то из них уже по твоей милости остался без дома. Не лукавь, Джулиан: заставить их стоять до последнего – не более жестоко, чем отпустить по домам. Ты прекрасно это знаешь. - Не спорю. Но какой смысл им умирать бесславной смертью здесь, защищая эти унылые болота и леса, на которые даже вашему королю всегда было плевать? Никто не вспомнит безымянного пастуха, который сложил голову за смехотворный Террак. Не хочешь, чтобы они умирали поодиночке в своих огородах – иди с ними к столице. Пускай они умрут, сражаясь бок о бок с солдатами Багумира, и попадут на страницы истории. Чем больше воинов будет нам противостоять, тем дольше люди будут помнить об этой славной битве и восхвалять победителей. Как только он это сказал, к нему на резвой степной лошадке подъехал совсем еще молодой лучник с окровавленной повязкой на голове. - Господин, - обратился он обеспокоенным голосом к полковнику, - разведчики до сих пор не вернулись. Есть опасения, что их перехватил противник. - Кажется, - усмехнулся граф Хогер, глядя на Тарна, - что-то пошло не по плану? Полковник скривился в злобной гримасе, услышав насмешку, но не ответил ему. Вместо этого он резким грубым голосом сказал лучнику: - Эти идиоты, скорее всего, просто заблудились. Или в болото угодили. Марш в колонну и не смей отвлекать меня по таким пустякам! Всадник, чуть не свалившийся с седла от страха, развернул лошадку и поскакал назад. Среди рыцарей послышались обеспокоенные шептания. Однако грозный взгляд их сеньора заставил сразу замолкнуть. Рассуждая вслух и тем самым только усиливая волнение среди остальных, граф Хогер пробормотал: - А ведь в Могильном лесу не только болот стоит опасаться… - Можешь не пытаться меня запугать, Эрик, - проворчал полковник. – Я слыхал рассказы о местной нечисти от суеверных кретинов. Однако, хоть моим лазутчикам и удалось заплутать в трех соснах, не стоит надеяться, что я не доберусь до Террака. А потому подумай хорошенько над тем, что я тебе предложил. Тебе и твоим крестьянам не изменить ход войны: крепость все равно будет наша, так или иначе. Зато от твоего решения зависит их дальнейшая судьба.***
- Так значит, полковник Тарн? – сурово переспросил Джеффри, видя, как лазутчик панически боится клешней в руках Палицы. – Они столкнулись с отрядом графа Хогера? - Я не знаю, сэр, кто такой граф Хогер, - чуть ли не заикаясь от страха, выл низкорослый тощий юнец, стараясь еще сильнее вжаться в сырую землю. – Клянусь вам, я ничего такого не знаю! Мы наткнулись на хутор в десяти милях отсюда. Хутор на холме. Там жили две семьи… В основном старики да пара женщин. Стариков мы убили сразу, а женщин… Мимо проезжали какие-то всадники и вели за собой несколько десятков мужиков. - Это был граф, - сокрушенно покачал головой Джеффри, отчего Эдвард совсем поник. – Выжившие есть? Лазутчик слегка замялся, оцепенев при виде того, как Палице подали лом. - Есть. Этот отряд хотел помочь жителям хутора, хоть было уже поздно. Но буквально через несколько минут нас догнала остальная конница. Как я уже сказал… Пожалуйста, не делайте этого! – Стоявшие рядом стражники дружно захохотали, увидев, как паренек судорожно пытается отмахиваться и уползти, испугавшись медведки, которую ему хотели сунуть в ухо. Джеффри смерил их грозным взглядом, и те угомонились, позволив разведчику продолжить. – Как я уже сказал, сейчас в распоряжении полковника около ста всадников, не говоря уже о пехоте. Вражеский командир увидел, что наши силы превосходят его, и велел своим людям сдаться. Но он не догадывался, что у нас был приказ не брать пленников. Мы вырезали всех, кроме пятерых. - Нарушили приказ? - В нашем войске нет профессиональных солдат. Там либо крестьяне, которым пообещали свободу, либо воры да убийцы, которые ищут, чем бы поживиться. Конечно же, такой сброд плевал на все приказы, когда им выпал случай взять в плен дворянина в красивой кольчуге и получить за него хороший выкуп. - Так значит, выжили пятеро? – с надеждой вопросил Джеффри. – Среди них был седовласый мужчина в красном плаще и с гербом на груди? Паренек задумался, вспоминая произошедшие с ним события. Но вид клешней, за которые снова взялся Палица, ускорил этот процесс: - Да! Был! И, увы, выжили только трое. Двоих нам все-таки пришлось убить: рыцари видели, как они сдаются. А спорить с рыцарем, который без колебаний убьет любого, кто ослушается его господина, никто не хотел. И все-таки троих нам удалось спрятать от этих благородных рыл. - Ты помнишь, как они выглядели? - Ну, - снова задумался лазутчик, - один был в красном плаще. На вид лет шестьдесят. У другого дарейцы отобрали красивый меч… Такой блестящий, с рубином в рукояти. И острый. Дареец, который присвоил себе этот меч, в ту же минуту порезался об него! - Фамильный палаш Томаса, - пояснил Джеффри, очевидно, сам себе. – Младший офицер нашего господина. Славный малый. А что насчет третьего? - У третьего были длинные серые волосы по плечи. И лицом похож на вашего графа… - Все ясно, - кивнул один из стражников, искавший рядом сбежавшую медведку и услышавший это описание, - это виконт. Все уставились на него, молча следя за нелепыми попытками поймать насекомое. Затем лазутчик все-таки добавил: - Не знаю, живы ли они до сих пор. Но знаю, что полковник Тарн очень решителен и направляется сюда. Меня послали разведать обстановку и найти наиболее удобный для нашего тарана путь. - Во всяком случае, - сказал капитан стражи, - ты останешься здесь. Другие ваши разведчики так и не дошли до нас. А потому я могу лишь пожелать им легкой смерти: с Могильным лесом шутки плохи. Если свернуть не туда, куда надо, можно с таким столкнуться... Что ж, парни, свяжите его и уведите в крепость. Посадите под замок. Велев связать паренька, Джеффри стал искать куда-то запропастившегося Эдварда. Тот, в свою очередь, нашелся у небольшого ручейка, откуда его кобылка лениво пила холодную воду. Капитан стражи в глубине души догадывался и раньше, что рассказ о черном войске – не вымысел. Теперь ему даже стало слегка стыдно, хоть он и понимал, что в его обязанности входило перестраховаться, прежде чем поверить на слово. Подъехав к нему поближе, Джеффри заговорил: - Ты был прав, я признателен тебе. Не зря я поверил твоим словам. Теперь, когда мы осведомлены о планах и численности войск противника, а крепость подготовлена к обороне, у нас появился хоть какой-то шанс отразить нападение. Шанс вызволить графа из плена. И все это благодаря тебе. - Вы уверены в том, что этот разведчик не врет? – спросил вдруг Эдвард, когда его кобылка закончила пить, и пальцами расчесал ее гриву. – Ведь он враг. Неужели враг так просто выдаст все о своей армии? Джеффри рассмеялся в ответ, оставив паренька в недоумении, и сделал несколько глотков из своей фляги. Затем, вытерев рукавом рот и еще несколько секунд похохотав, он с мокрыми от смеха глазами взглянул на удивленного Эдварда. Тот до сих пор не мог понять, в чем причина смеха, и, чувствуя себя неловко, стал поправлять растрепанные длинные волосы. Тогда, наконец успокоившись, Джеффри спросил: - Ты сейчас всерьез это сказал? Про врага и про армию. – Юноша кивнул. – Сколько тебе лет? - Восемнадцать. - Для своего возраста ты чересчур наивен. Что из себя, по-твоему, представляет армия? Эдвард нахмурился, задумавшись над ответом, после чего неуверенно проговорил: - Лучники, рыцари… Что же еще? - Это всё люди. Некоторые из них пошли на службу ради денег или славы. Некоторых, как, например, этого мальчишку-разведчика, пойти на войну вынудили налоги или желание обрести свободу. А кто-то с самого рождения обязан проливать кровь врагов своего господина по первому его зову, ибо наследует его землю. Это те же самые рыцари-вассалы, которым полковник Тарн приходится сеньором. У короля нет постоянной армии. Если он хочет начать войну, он созывает своих полководцев, которые приходятся ему вассалами. А они, в свою очередь, созывают свое войско и своих вассалов. Понимаешь? Все мышцы на лице Эдварда напряглись, когда он старался осмыслить эту цепочку. - Этот «разведчик», - продолжил Джеффри, указывая на связанного лазутчика, - этот, как ты его назвал, «враг» – не более чем запуганный мальчишка, не намного младше тебя. Для него еще нет понятий «свой» или «враг». Ему сказали пойти и разведать обстановку – он пошел. Не пошел бы – его бы казнили в назидание остальным. Я ему велел рассказать о его войске – он рассказал. Не рассказал бы – лишился бы пальцев и зубов. Он знал это. И он знал, что никакие секреты не стоят таких увечий. Потому его слова искренни. Потому тебе следует понять: на войне нет «своих» и «чужих». Есть люди, каждого из которых что-то побудило взяться за меч. Война – это ремесло королей, их любимая игрушка – не наша. Те, кого мы называем врагами, - не более чем жертвы в этой глупой игре. И Джеффри похлопал паренька по плечу, оставив его наедине со своими размышлениями, и отправился к своим людям, чтобы отдать последние распоряжения перед предстоящей битвой. Половина стражников распределилась вдоль дороги, затаившись в тени деревьев и густых зарослей. Вечером, когда противник доберется до Террака, они намеревались устроить таким образом засаду, ибо даже днем в темном лесу их сложно было разглядеть. Еще несколько человек готовили масло и колья. Остальная часть заняла свои места в крепости: в заросших паутиной бойницах и за стенами. Эдварду же все-таки позволили вернуться в «особняк» и спрятаться там вместе со старушкой-врачихой и псом Боровиком. Джеффри, как и его подчиненные, уже не особо радовался переменам в своей жизни, а дурное предчувствие в связи с грядущей битвой не давало ему покоя.***
Этой темной весенней ночью в Тибере выпал легкий снежок. Вполне естественное явление для этого городка. Из-за наплыва добровольцев, желавших поступить на службу барону Райту, который собирал ополчение, некоторым не хватило места в таверне, отчего приходилось ночевать на улице под открытым небом. Стражники привыкли к постоянно мелькающему то там, то здесь оружию и перестали обращать внимание на подозрительных приезжих. Оттого и группке людей, облаченных в угольно-черные одеяния, плотно облегающие тело, и вооруженных арбалетами, никто значения не придал. Кое-кто из них закрывал лицо маской, а кто-то носил капюшон. Вел эту группку за собой высокий и широкоплечий мужчина в меховом жилете, открывающем огромные мускулистые руки со вздутыми венами. Его черная повязка на глазу, шрамы на бритой голове, огромная сабля и презрительная улыбка сами говорили о его профессии. Но, несмотря на довольно обманчивую внешность, человек этот не являлся безмозглым рубакой, не способным думать своей головой. Напротив, в некоторых кругах он даже считался хорошим лидером и грамотным стратегом. Но, как и большинство людей, занимающихся тем, чем занимался он, этот крепыш никогда не называл своего истинного имени. А потому люди нарекли его довольно простым и в то же время метким прозвищем Циклоп. - Итак, - командовал Циклоп, поглядывая по сторонам, - городские ворота закрыты. Наша цель – в этой таверне. Вы двое полезайте на ту крышу и будьте готовы стрелять, если разыскиваемый попытается сбежать. Ты – за угол, жди команды. Вас никто не должен заметить. Если стража вас увидит, у нас будут большие проблемы. Он почесал щеку рядом с повязкой, кашлянул и продолжил: - Вы двое идете со мной. Постояльцев не трогать. Наша задача вывести их на улицу, перед тем как приступить к ликвидации. Лишние жертвы нам не нужны. Все ясно? – Наемники кивнули. – Парни, будьте предельно осторожны. Этот человек объявлен крайне опасным. Я и представить себе не могу, что он натворил и на что способен. А потому не лезьте на рожон. Как он и приказал, двое стрелков заняли позиции, с удивительной ловкостью вскарабкавшись по высокой стене на крышу. Третий затаился за углом. В темноте их легкие черные костюмы, укрепленные лишь небольшими накладками, позволяли им оставаться абсолютно незаметными. Два бойца не менее бандитской внешности, чем их командир, оставшихся с Циклопом и вооруженных короткими мечами, носили простенькую кожаную броню, которая совершенно не сковывала движения. Когда Циклоп дал команду, один из них безуспешно попытался открыть дверь кабака, из-за которой доносилась громкая музыка и грубые песни. Затем, решив, что приложил слишком мало усилий для такой тяжелой двери, он толкнул ее еще сильнее. Снова и снова он с разбегу бил ее плечом, не понимая, в чем дело. Когда даже помощь товарища не дала нужного результата, их мускулистый лидер глубоко пожалел, что взял на задание именно этих ребят. Обреченно вздохнув и сокрушенно покачав головой, он велел им расступиться и демонстративно потянул дверь на себя. Бойцы с искренним изумлением в глазах наблюдали за тем, как она легко открылась, выпустив на улицу облако ароматного теплого пара. Зайдя внутрь, где людей оказалось так много, что широкоплечему Циклопу едва удалось протиснуться к барной стойке, он обратился к заросшему бородой хозяину заведения: - Мне нужно, чтобы ты вывел всех на улицу. Космач рассмеялся ему в лицо, решив, что услышал шутку. Тогда Циклоп, ничуть не огорчившись, показал ему листок бумаги, на котором виднелся портрет Коула и была указана награда за его голову. Снова захохотав, трактирщик попытался перекричать громкую песню: - Я читать не умею! И это нисколько не смутило Циклопа, который к тому времени уже успел обнаружить свою цель, сидящую у окна, неподалеку от барной стойки, и с кружкой в руке довольно наблюдающую за пляшущими деревенскими девчушками. Головорез знал, как действовать в такой ситуации. Его внешность отлично помогала ему разгонять ненужную публику. Потому он, не задумываясь, кивнул ожидавшим его команды бойцам и сам выхватил саблю, приставив здоровенный клинок к одному из музыкантов. Флейта, лютня, барабаны, а за ними и песня – все утихло. Постояльцы уставились на уродливого здоровяка. Кто-то испуганно ахнул, а у кого-то лицо недовольно скривилось, послышалось вопросительное ворчание. Громким и хриплым голосом Циклоп прокричал на весь зал: - Праздник окончен! Все на выход! Но не тут-то было. Где-то позади послышался звук бьющегося стекла. Краем глаза здоровяк заметил, как его бойцу горлышком битой бутылки угрожает бойкий старичок в грязной одежке, по бороде которого стекали капли медовухи: - Проваливай, вражья морда! Мы пьем в честь короля Дункана! С разных сторон послышались гневные крики, требующие пришельцев убраться из таверны. Кричали все: молодые юнцы, приехавшие в город попытать счастья на войне, взрослые мужчины, женщины и даже хозяин. Тогда до Циклопа дошло, что так просто ему не удастся выпроводить патриотично настроенную толпу за дверь. Уверенность исчезла с лиц бойцов, когда неподалеку стали мелькать обнаженные мечи, ножи и топоры. - Так вы тоже поддерживаете Дункана? – изобразил командир удивление и спрятал саблю. – Свои, значит! - А с чего бы нам не поддерживать нашего короля? – недоверчиво спросила толстушка, которую пытался обнимать красный от выпивки худощавый паренек. - Вот и я говорю: да здравствует король Дункан! – воскликнул Циклоп. Пьяную толпу не пришлось убеждать, а потому все дружно подхватили: - Да здравствует Маэрна! Видя, как постояльцы осушают свои кружки за здоровье государя, Циклоп едва заметно улыбнулся. Затем, не давая публике остынуть, он решил добавить, пока снова не заиграла музыка: - А ведь на главной площади сейчас какие-то ребята пьют за здоровье регента Таленэля! - Что?! – послышалось опять со всех сторон. – Эльфийские подстилки! - Да, да! – поддакнул один из бойцов. – Среди них вроде даже были эльфы! - Остроухие в городе! – размахивая горлышком, заорал ранее угрожавший ему старичок. – Братцы, проучим ушастых! За короля! За Маэрну! - Да! За Маэрну! Бей ушастых! – взорвалась толпа. - Тогда на главную площадь! – призвал Циклоп. С воинственными криками, расплескивая на ходу выпивку, переворачивая столы и ломая стулья, пьяная толпа рванулась на улицу. Даже хозяин таверны взял сковородку и поспешил на площадь. В зале осталась лишь поломанная мебель, битое стекло, лужи вина и эля на полу, довольные бойцы, суровый командир и по-прежнему сидящий неподалеку от барной стойки аристократ. Не узнать его мог только слепой: длинные темно-каштановые волосы, уложенные в хвост, бархатная белая кожа, необычайно яркие ядовито-зеленые глаза и, конечно же, изящный иссиня-черный атласный наряд. Благородное привлекательное лицо оказалось точно таким, как на листке бумаги. Он не носил никакого оружия, хотя Циклоп не исключал возможности, что в сапоге все-таки спрятан нож. Своим властным взглядом и загадочной улыбкой Коул заставил бойцов занервничать. - А ты, видимо, не особо патриотичен? – прохрипел Циклоп, медленно приближаясь к столу, за которым тот сидел. Его примеру последовали и двое помощников. – Или же ты не из местных? - А вы разве не хотели, чтобы я остался? – усмехнулся Коул, игриво поглядывая на бойцов. – Мне показалось, что вы именно ради меня затеяли этот балаган. Но, видать, я ошибся. Жаль. И он сделал небольшой глоток из кружки, после чего прислонился спиной к стене и расплылся в довольной улыбке. Командир бросил клочок бумаги на стол. Коул изобразил заинтересованность и развернул его. В следующий миг на его лице возник восторг, а затем и вовсе раздался манерный смех. - Что ж, - успокоившись, сказал он, прикрывая когтистой рукой рот, - значит, все-таки ради меня. Да, вы правы, я не пью за короля Дункана, потому что я не местный. Ну и еще потому, что он идиот, а в этом заведении чересчур убогая выпивка… Но вы ведь не о политике пришли говорить, верно? - Верно, - ответил Циклоп и снова выхватил саблю, - не о политике. - Господа, вы серьезно? – Он в недоумении наблюдал за приближающимися бойцами. – Драка в таверне? Это же так банально! Я начинаю чувствовать себя персонажем какой-то глупой сказки с избитым сюжетом, где таверны придуманы исключительно ради драк. – Командир бойцов нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное, а сами бойцы замерли в ожидании. – Вы только вдумайтесь. В любой истории, если действие происходит в таверне, то там обязательно случится драка. Быть может, в этот раз поступим иначе? Подеремся где-нибудь на улице… - Мы пришли сюда не драться, - проворчал Циклоп, - а прикончить тебя. - Ладно, допустим, что это меняет дело. Тогда я не против. Однако прежде чем мы начнем… вас предупредили о том, кто я? – Головорез, уставший от болтовни, проигнорировал вопрос и отбросил в сторону стол, отделявший его от цели. – Что ж, очевидно, нет. - Твое последнее слово? Коул подмигнул ему и игриво ответил: - Ты мне нравишься. Я постараюсь оставить тебя в живых.***
Но не будем же забывать об Айдене и его спутниках, которым досталась довольно ответственная миссия: преодолеть немалое пространство, дабы доставить неведомое Оружие в безопасное место, в анклав Братства, и самим оказаться в безопасности. На третий день после событий в деревне Кабаны, находясь в нескольких милях от границы с Донарией, Айден, Кира и Элена остановились в лесу, чтобы переночевать и дать трофейным лошадям отдохнуть. И, пока наемница пыталась приготовить ужин, Айден все-таки решил поговорить с чародейкой, уже долгое время тяготимой грузом вины. - Я, правда, не хочу есть, - вздохнула Элена, когда услышала позади себя его шаги. Тот, в свою очередь, плюхнулся рядом с ней на поваленное дерево и вытащил из рукава небольшой букетик желтых цветов. - А я не с едой пришел, - ответил он и протянул цветы ей. Повернув голову и устало взглянув сначала на него, а затем на подарок, она оцепенела от неожиданности. Неподвижно просидев несколько секунд, она скинула с головы капюшон и смущенно опустила взгляд. Айден увидел улыбку, которую девушка так старательно пыталась скрыть. Чародейка позволила себе улыбнуться впервые за несколько месяцев – никто не мог точно вспомнить, когда это было последний раз. Последние же пару дней она вообще провела в абсолютном молчании, стараясь держаться как можно дальше от своих спутников, дабы те не пытались с ней заговорить о произошедшем в Кабанах. Все это время волшебница не могла выкинуть из головы мысль о том, что ей самой неведома опасность, которую она представляет для себя и окружающих. Что еще хуже, даже Кира перестала издеваться над ней и язвительно шутить. Вместо этого наемница постоянно косо поглядывала на нее, словно опасаясь очередного приступа. Следует также отметить, что после случая в кабаке молва о монахе-еретике, беглой грабительнице и ведьме разлетелась по всей стране. С того момента наши путники всячески старались избегать людных мест и больше не выходили на большак, передвигаясь только по лесным тропам. По деревням стали ходить разбойники, зовущие себя дружинниками, и контролировать приезжих. Если среди последних находилась подозрительная женщина, ее запросто могли избить или даже убить: на нечестивую колдунью объявили охоту. Все это оказывало давление на юную чародейку. Вместе с чувством вины ее не покидали мысли о том, что ее товарищи начнут ее опасаться. По правде говоря, она сама себя начала побаиваться и даже на какое-то время перестала использовать магию. Несколько раз Айден, среди ночи покуривая опиум, слышал, как девушка тихонько плачет. Теперь же, заставив, наконец, ее улыбнуться, он почувствовал некое облегчение и тепло, заполнившее душу. - У меня рука устала их держать, - наигранно проворчал Айден, что вызвало у Элены легкий смешок. - Что это? – не прекращая улыбаться, спросила она и приняла букетик. - Одуванчики, - слегка смутился он. – Понимаю, что не ахти какой подарок. Но других цветов поблизости я не нашел. - В честь чего? – Девушка зажмурилась, вдыхая их аромат. - Просто так, - пожал плечами Айден и продолжил ее веселить. – Тебе больше идет быть красавицей с цветами, чем без них. - Они очень красивые. Мне никогда раньше цветов не дарили... Да они и не растут, наверное, в Фалькоме… Айден увидел, как ее глаза начинают мокнуть, и решил не дать ей заплакать: - Зато Коул когда-то подарил тебе дохлую крысу… Будем считать это аналогом цветов. Эффект получился как раз тот, которого он и добивался: Элена снова засмеялась, вспомнив забавный случай из знакомства с вампиром. Затем он сменил тон с подбадривающего на жутко серьезный и прошептал ей на ухо: - Проверь, не следит ли за нами Кира. Чародейка осторожно оглянулась назад и, действительно, увидела Киру, медленно помешивающую варево в котелке и следящую за их разговором. Выражение ее лица невозможно полностью передать словами. Плотно сжав губы и презрительно сощурив глаза, она наблюдала за тем, как Айден подсаживается к волшебнице и дарит ей цветы. И каждый раз, как Элена начинала смеяться, Кира закипала сильнее, чем то зелье, которое она готовила на ужин. Костер находился в шагах пятнадцати от поваленного дерева, на котором сидели двое в рясах, поэтому она не могла слышать все, о чем они говорят. И это бесило ее еще сильнее, чем звонкий смех очаровательной южанки. Заметив, что та обернулась и смотрит на нее, Кира тут же притворилась, будто полностью поглощена своим занятием, и демонстративно ложкой убрала образовавшуюся сверху желтую пенку. Затем она попробовала пригубить то, что у нее получилось, дабы определить, нужны ли еще приправы. Но бульон оказался настолько горячим, что она чуть не сварила в нем свой рот. Медленно и спокойно девушка продолжила помешивать варево, сдержав рефлекс и не дернувшись от боли, и лишь облизнула обожженные губы: Элена могла до сих пор на нее смотреть – а значит, надо вести себя грациозно, легко и непринужденно и не дать смуглой выскочке похихикать над ее неуклюжестью. Но чародейка к тому времени уже давно не обращала на нее внимания, увлеченно болтая с Айденом, которому и впрямь удалось поднять ей настроение на удивление простым поступком. - Мне кажется, - говорила она сквозь смех шепотом, чтобы Кира вдруг не услышала, - утром мы не проснемся. Когда они устали смеяться и закончились забавные темы для беседы, наступило молчание. Оба смотрели на темнеющее над верхушками сосен небо, на котором уже виднелись звезды, и старались скрыть пробирающую их дрожь: ночи весной по-прежнему оставались холодными. Затем девушка все-таки решила нарушить тишину и тихонько спросила, надеясь, что в этот раз разговор все-таки удастся: - Ты считаешь меня опасной? - От девушек всегда исходила опасность, - усмехнулся Айден в ответ. - Ты знаешь, о чем я. Ты считаешь, что из-за меня вы с Кирой в опасности? Айден задумался над ответом, но вскоре без всяких шуток произнес: - Кира так считает. Хоть и не отрицает, что некоторые твои способности нам на руку. - Мне интересно только твое мнение. - Что ж, - улыбнулся он, - мое мнение таково: что бы ни произошло в тот день в кабаке, ты помогла нам выбраться оттуда живыми. - Но я не контролировала себя, Айден! Я могла убить и вас… - Но не убила. Это главное. - Это случайность, - покачала она головой и отвернулась в сторону. - Я так не считаю. – Айден коснулся ее руки, отчего девушка вздрогнула и оцепенела. – До сих пор мы остаемся живы и на свободе только благодаря тебе. И если я в какой-то момент и забеспокоился, увидев скрытую в тебе силу, то беспокойство это было не о себе. Я беспокоился за тебя. Элена повернула голову и заглянула ему в глаза. Чародейка чувствовала, как ее сердце бешено бьется, но в то же время она боялась пошевелиться, чтобы он вдруг не убрал свою руку. - Ты очень важна нам, Элена, - убедительно проговорил он, не отводя взгляда. – Ты важна мне… Снова наступило молчание, однако оно не показалось неловким ни ему, ни ей. Все мысли и эмоции читались в их взглядах, без слов, будто всякая надобность в них иссякла. Они сами не заметили, как склонились чуть ближе друг к другу, а затем еще и еще. Как в своих давних снах, Айден ощущал ее приятное дыхание и незримое волшебство, витающее поблизости и притягивающее его к ней. Элена не понимала, что происходит, все это казалось ей странным, непривычным. Она не понимала, что это за чувство в низу живота, когда Айден касался ее руки и смотрел ей так в глаза. И в следующий момент, наконец, произошло то, о чем ранее никто не мог даже и мечтать. Кира позвала их ужинать. - Ужин готов, гоблины! – послышался ее недовольный голос. – Спасибо, что «помогли»! От неожиданности они оба отпрянули друг от друга. Стараясь скрыть свое разочарование и чувствуя себя неловко, Айден выдавил улыбку на лице и сказал: - Пойдем. Иначе мы и вправду можем завтра не проснуться. Но, прежде чем он попытался встать, Элена успела быстро поцеловать его в щеку и тут же сделала вид, что ничего не произошло, вскочив на ноги и накинув капюшон, чтобы никто не заметил, как она покраснела. Когда ошарашенный таким поступком Айден поднялся с дерева, чародейка, у которой на душе действительно полегчало, проходя мимо него к костру, шепнула ему напоследок: - Спасибо.