Торнадо чувств

      Новый день, не предвещающий ничего хорошего, вновь наступил в магистратуре Блистательного неожиданно быстро, не давая многим даже и отойти от событий предыдущего дня. Возможно, кому-то покажется это довольно смешным и глупым, однако на многие вопросы-таки не должно быть ответов. Порой, узнав правду, можно пожалеть, и от этого только больнее, ведь правда никогда не была особо приятной, да и, впрочем, никогда не будет. Правда очень и очень жестока. Иногда она, словно шипы на, казалось бы, безобидной розе ранит хрупкую душу, оставляя на ней глубокую ссадину, отдающую болью в каждые клеточки твоего тела. Правда убивает, растерзает на малюсенькие кусочки, после чего уже нельзя будет склеить клочки жалкой бумаги. Остаётся только одно: развеять пепел этой бумаги на ветру, чтобы он унёс его вдаль, откуда тому уже никогда не вернуться. Так и душа. Лучше уж никогда не знать правды, оставаясь в неведение. Жаль, что Таша поняла это слишком поздно.       Она не спала всю ночь, думая о вылетевшем с такой болью единственном слове из уст аквамаринового принца, являющегося не кем иным, как Миказе Аи. Оказалось, что многое из того, что она знала – неправда, вся её информация об участниках Ночного Квартета – ложь, причём самая, что ни на есть жестокая. А ведь, должно быть, Миказе больно было давать интервью перед прессой, соглашаясь с ложью. Это даже просто словами не описать, насколько паршиво, должно быть, сейчас чувствует себя юноша, а она и помочь ничем не сможет. Только мешаться будет, а он сорвётся.       Для Свит, впрочем, как и для всего Ночного Квартета, оказалось шоком то, что у Аи нет родителей. Возможно, что он просто не хотел о них говорить кому-то, возможно, он просто не хотел их знать, но то, что в его голосе отчётливо чувствовалась боль – она знала точно. Быть может, ей только показалось? Может, всё это лишь плод её бурной фантазии? Но разве могло ей показаться, что голос стойкого ко всем скачкам судьбы-злодейки парня мог дрогнуть? В том-то и была вся соль, что, не жалея себя, сыпалась на открытую рану девушки, чья совесть просто не могла долго это терпеть. И она сдалась. Свит не смогла больше терпеть ноющую боль в груди, где сердце с каждым новым представлением лица семпая перед глазами трепетало, подпрыгивая до самой грудной клетки, словно хотело выбраться наружу.       Поднявшись с перины, Таша, не обращая внимания на свою сожительницу, которая даже и не думала-таки ложиться спать, всю ночь просидев в своём драгоценном телефоне, быстро накинула на почти обнажённое тело футболку и шорты, прикрывая особо интимные участки, и пулей вылетела из комнаты, не забыв на прощание создать хлопок, от которого альбиноска, пусть и невысоко, но-таки подскочила над кроватью, роняя технику на пол. Быстро сориентировавшись, Ви побрела в сторону той заветной комнаты, где, как ей казалось, уже давно не спят, однако какого её было удивление, когда она увидела довольно шокирующую для такого времени картину: небольшая полутень окутала спальню трёх юношей, еле-еле давая девушке увидеть, что те даже и не думали вставать. Даже Миказе, мирно посапывающий на своей мягкой кровати.       «Удивительно…» – шатенка отшатнулась, стараясь бесшумно выйти обратно в коридор, что у неё, конечно же, не получилось. Оттого, что болты уже довольно-таки давно не смазывали, дверь издала неприятный звук, заставляя клавишницу зажмуриться и злостно сцепить челюсть от накатившейся большой волной досады. Порой, она бывает такой «везучей», хоть убейся.       — Пронесло? — приоткрыв один глаз, тихо спросила какую-то неведомую силу шатенка, стараясь как можно тише отойти назад, словно она какой-то вор, совершивший преступление.       — Почти, — этот голос… А ведь из-за него она и пришла сюда, к этой комнате. Миказе смотрел на подопечную свысока взглядом вольного ястреба, стараясь не принимать на свою душу ещё один грех. Мгновение назад он ещё сладко посапывал на своей мягкой перине, смотря разнообразного рода картины у себя в голове, однако чуть менее пары секунд назад его сон потревожил противный скрип, отчего он, впоследствии, и проснулся. Надежда на однодневный отдых улетучилась в мгновение ока. — Свит, что ты здесь делаешь?       Нависая грозною скалой над, в буквальном смысле, беззащитной Ви, Аи умудрился довести бедняжку до трясучки, выражающуюся через немного вздрагивающую нижнюю губу. Нет, конечно, она знала, что ничего плохого не произойдёт, ну, во всяком случае, её ведь не убьют, но осознание того, что ей придётся драить кладовую или ещё что-то в этом духе, заставляло содрогаться всем телом. Она дёрнулась, опустив взгляд в пол.       — П-просто я думала, что вы уже проснулись. В общем, я хотела извиниться и… — начала быстро оправдываться она, однако осеклась, опустив голову так, что чёлка закрыла глаза, в которых уже стояли слёзы. Ей было стыдно. За себя, за свой вопрос. Она ведь не хотела тогда спрашивать его об этом, но кто-то словно дёрнул её за язык.       — Ничего, — Аи был искренен, и всё прекрасно понимал. Он ведь тоже когда-то был таким же любопытным, хотя, можно сказать, он и сейчас таким остался, только вот люди поменялись на компьютер – верного помощника. Уголки губ еле заметно приподнялись, однако даже так Свит успела из-под чёлки углядеть это, медленно покрываясь румянцев – редко можно было увидеть искреннюю улыбку семпая. — Однако… — его взгляд вновь стал прежним – холодным и чересчур спокойным, — за незаконное проникновеннее в комнату положено наказание.       Вмиг сникнув, Таша поняла, на что намекает семпай, потому долго возиться они не стали, разойдясь по своим комнатам.

***

      Закрыв за собой дверь в комнату, в которой она проживает, Свит устало выдохнула, мельком бросив взгляд на альбиноску, сидящую в позе лотоса на середине своей кровати – видимо, она ждала свою подругу, чтобы выслушать объяснения по поводу её неожиданного исчезновения в такую рань. Однако, похоже, шатенка решила проигнорировать это, подойдя к своей кровати и бессильно повалившись на неё.       — Рассказывай, — быстро подскочив со своего места, Зои в мгновении ока оказалась поодаль от Свит, внимательно всматриваясь в её черты лица. — Что на этот раз?       — Короче, пипец мне сегодня, — нахмурившись, произнесла она, прикрыв глаза – хотелось хоть чуть-чуть поспать перед довольно сложным днём.       — Точнее, — по мнению Оклус, она бы так ещё долго высидела на довольно мягкой кровати, однако время не ждёт, ей бы и самой хотелось хоть чуть-чуть вздремнуть. Она пнула ногой своей сожительнице под рёбра, отчего та, не удержавшись, выругалась на неё нелесными словами, пополняя запас альбиноски, как минимум, на четыре новых слова.       — Да блин! У семпая я была! У Миказе! Хотела извиниться… — последнее предложение было скомкано, не разобрано Оклус ни на йоту, из-за чего та изогнула свою бровь дугой, стараясь таким образом как бы подать знак девушке о своём непонимании. Чувство тревоги неожиданно посетило душу альбиноски, заставляя опираться на поддельные выводы, которые оказались совершенно глупыми. С одной стороны, некое счастье подталкивало неумолимую улыбку взойти на свой пост, изгибаясь дугой на фарфоровом личике и демонстрируя довольно белые зубы, на которых красовалась скобы. Однако с другой стороны, хотелось укрыть шатенку от всех бед этого жестокого мира, и даже не всё равно, что сама она приносит с собой немало таких вот бед, от которых страданий в два раза больше.       Беспомощность, слабость – только это сейчас и тяготит здравый ум. Так хочется избавиться от оков, сковывающих слабое тело, так хочется сбежать вместе с друзьями и начать жизнь с чистого листа, без забот и страданий. Но разве же это когда-нибудь будет в этом бренном мире? Разве у них когда-нибудь начнётся спокойная жизнь, где они не будут бояться вновь попасть в лапы бездушных зверей? Конечно же, нет. Ни Зои, ни Майк никогда не смогут жить спокойно вместе с друзьями. Они никогда не смогут принести в их маленькую, но такую дружную компанию счастье – только боль, только разочарование и страдания. Никогда.       — Зои… — скупая слеза скатилась по щеке, падая на сиреневую футболку, предназначенную для сна. Зои, словно застывшая статуя, смотрела куда-то вдаль, сквозь Ташу, как будто той здесь и не было. Совсем бледное лицо потеряло свой оставшийся лёгкий румянец, становясь совсем белым, а нежные ручки пробила лёгкая, но ощутимая дрожь. Оклус плакала сама того и не замечая… — Зои, что с тобой?       Таша начала переживать за свою подругу, ведь такое было в первый раз, да и «железная дева» никогда ранее себя так даже одна не вела – она точно это знает. Завидев, что альбиноске становилось хуже, шатенка быстро сориентировалась и обняла её, помогая заглушить ту неведомую боль своими дружескими объятьями. Хотелось помочь хоть чем-то, но разве ты сможешь бесчувственно смотреть на страдания друга? Конечно, нет. Потому и Таша взяла на себя часть боли, сжимая до скрежета челюсть. Пусть она и не знает, что так терзает душу Оклус, но она точно может сказать, что друзья пройдут через все преграды вместе, хочет того страдающий или нет.

***

      Время медленно текло своим чередом, а на одиноком балконе третьего этажа, всё так же продолжая напивать какую-то неведомую простым смертным мелодию, сидел миловидной внешности юноша, аккуратно набивая по перилам балкона ритм своими тонкими длинными пальцами. Вглядываясь в чёрное небо, усыпанное миллиардами звёзд, он перечислял в своей голове множество разных вариантов развитий событий, что могут привлечь за собой довольно неприятные последствия.

«Забудь всерьёз, Не будь рабом своих убогих грёз. Невольно вспоминаешь, мысли возвращаешь И снова всё теряешь, умираешь...»*

      — Никогда бы не подумал, что смогу вновь так поступить… — его слова, произнесённые в оглушающую пустоту, разнеслись по ветру, опускаясь куда-то вниз и теряясь там навсегда. Изая устало вздохнул, набираясь терпения и возвращаясь в жестокую реальность. Игра началась. Кто выйдет победителем – неизвестно. Однако есть шанс повернуть всё в лучшую сторону, обойдясь лишь малейшими потерями. — Это должно когда-нибудь прекратиться!       Резко поднявшись со своего места, Сенклер рванул в сторону лестницы, спускаясь вниз. Он остановит это, он ведь обещал, что теперь всё наладится. И Зои… ради неё он сделает всё.

***

      Что такое боль? Это чувство, когда ты ударяешься о столешницу коленкой – боль? Да, конечно, но боль ведь бывает разной. Но самая, как известно, невыносимая боль – душевная. Сколько мук она приносит своим визитом, сколько слёз из-за неё застревают в глазах, не скатываясь по румяным щекам. Терзание, невыносимые страдания – всё остаётся в душе, и даже выговориться никому нельзя. Ты просто полагаешься на самого себя, отгораживаясь от помощи – она тебе не нужна. Ты просто хочешь справиться со всем сам, а ведь иногда это может выйти боком.       Утро, такое утро, если честно. Суета, крики по всему общежитию – да, то, что нужно, чтобы взбодриться с утра пораньше, и как говорится, утро начинает не с кофе. И утро это началось с охлаждающего душа… в постель. Не правда ли, приятное пробуждение? Всем бы такого. Особенно Таше и Зои. Они, наверное, так рады сейчас, что просто на седьмом небе уже, ну или под седьмым слоем земли, – не суть.       — Семпай! Ну за что же вы так жестоко? — воззрившись на представителя мужской половины общежития, Таша, аккуратненько выжимая из своей футболки ледяную воду, пыталась мягким тоном докопаться до истины таких совместных с Оклус мучений. Нет, конечно, она помнит ещё ночные похождения, но Зои-то почему должна страдать из-за её прокола? — Аи-семпай, я на вас в обиде.       Что-то бурча себе под нос, Свит продолжала косо поглядывать на взбешённую до самого предела подругу, которая была уже готова придушить этого негодного мальчишку, думающего, что ему всё может сойти с рук. Ох, кажется, что скоро кому-то настанет здоровый бум, так сказать, и это будет явно не Миказе, мирно стоящий возле косяка. Он был неумолим, спокоен и холоден – ему не привыкать к угрозам, пускай даже мысленным, ведь многие боялись наговорить ему всё это в лицо… кто знает, чем потом всё это обернётся. Вот и Зои решила тактично промолчать.       — Собирайтесь на завтрак, а потом, Свит, на тебе окна. Оклус же, бери на себя полы. И чтобы к обеду всё было вычищено до блеска, после чего идёте на репетицию – вас пригласили дать концерт вечером. Будьте готовы, — сказав эти слова, паренёк вышел из комнаты, не забыв тихо прикрыть за собой дверь.       Неловкая пауза зависла на несколько минут в комнате общежития. Сиреневые обои с каждой новой секундой молчания наливались светлым оттенком, преобразовывая комнату во всех её возможностях. Солнце тоже начало заступать на свой пост, поднимая улыбающимся девушкам настроение. Их первый настоящий концерт. Сегодня вечером. А ведь утро и правда начинается не с кофе. Оно начинается с потрясающей новости, зажигающей в их сердцах надежды.       Даже Майк, Изая и Сара не остались равнодушными, взорвавшись всплеском радостных криков и оглушительных проклятий в сторону несчастного Саотоме, решившего наведаться к ним на завтрак, который, кстати говоря, поручили готовить Нацуки и Масато, ну и вызвавшейся им помогать Сары. Впрочем, утро прошло хорошо, не считая одного отравления среди Стариш и одного нокаутировавшего среди… тоже, кстати, из Стариш. Им, боюсь, могут теперь только в больницы, ну а ребятам пора за дела.       Среди веселья и суматохи, Изае удалось незамеченным сбежать из компании, затерявшись где-то среди этажей, однако так гладко у него никогда ничего не проходило, и один конфуз вся-таки произошёл на лестничной площадке между вторым и первым этажами. Рен Дзингудзи как всегда не вовремя появился на пути, предотвратив дальнейшие действия Сенклера.       — Дзингудзи… — хрипло произнёс рыжик, отступая на шаг назад, к окну, за которым уже бодрствовало всё живое.       — Сенклер, куда это спешишь так? На втором этаже женское общежитие… неужели так хотел попасть в комнатку к одной из милых дам? — спокойно проговорил ловелас, ступая на шаг ближе к своему товарищу, резко сменившему свой рассудительный взгляд на презрительный и недоверчивый. Не нравился ему этот тон собеседника, что совсем недавно покусился на его «сокровище».       — Боюсь разочаровать, но у Сенклера, в отличие от Дзингудзи, здравое мышление. Сожалею, но ты оказался неправ.       Разочарованный выдох вырвался из груди русоволосого юноши, однако он был настолько наигранным, что неприятный комок вдруг с немыслимой скоростью начинал подбираться выше, а юноша и не думал отходить с пути, всё так же продолжая насмехаться над своим противником. Ему нравилась эта своеобразная игра, да и эти прелестные выкрики со стороны Изаи ласкали слух. Хотелось растянуть этот блаженный момент, да, всё же, разузнать, зачем тот собрался наверх.       — И всё же. Ты ведь не думаешь, что я так просто уйду? — Сенклер неодобрительно фыркнул, выпрямляясь и воззираясь на собеседника взглядом вольного ястреба. Гордый, неприступный, собранный и расчётливый – не зря же его многие боялись на территории Германии.       — Мобильник оставил на балконе, — спокойно сказав это предложение, Сенклер как бы поставил точку в этом разговоре, не намереваясь больше отвечать на вопросы. Вроде бы и такая банальная отмазка, но такая, казалось бы, действующая. Прикрыв глаза, Изая медленными шагами двинулся прямо на своего соперника, который-таки додумался отойти в сторону.       — Я раскрою твои тайны, Сенклер, — тихо пробормотал Дзингудзи, как только юноша пропал из виду.

***

      Добравшись до комнаты Зои и Таши, Изая быстренько пробрался внутрь, бесшумно, словно лазутчик, он начал свои поиски на стороне, казалось бы, любимой девушки. Пробегая взглядом своих малахитовых глаз по полкам, он выискивал тот самый, драгоценный дневник в чёрной переплетённой обложке – это должно было быть единственным доказательством того, что Оклус ни к чему не причастна, она просто не может. Она, тот человек, которого он всем сердцем полюбил, не может быть предателем, как бы там кто-то ни говорил. Это всё ложь.       Пошарив по самым потаённым уголкам комнаты, Сенклер перебирал все тетради, ставя их аккуратно обратно, если это было не то, что он ищет. С каждой новой полкой его сердце пропускало удар, начиная колотиться так, словно он сейчас должен был кого-то убить, однако надежда на лучшее не пропала.       Это очень больно, порой, принимать слова за правду, особенно когда дело касается друзей. Он их любит. Всех, без исключения. Он им верит, надеется на их благо. Он их никогда не предаст – не может просто, совесть не позволит, да и никто из них. Никогда. Они все друг за друга стеной, разве нет?       Добравшись, наконец, до ковра, так неудачно, видимо, в спешке, застеленного, Изая с замиранием сердца приподнял его, найдя ту самую драгоценную тетрадь с кодовым замочком. Он достал её и, развернувшись быстренько к двери, удалился из комнаты, собирая в голове план по возвращению дневника на его законное место после прочтения. За то небольшое время, пока девушка будет занята указаниями Миказе, он должен успеть изучить исписанные немного неаккуратным почерком листы.