Невеста клана

Шум в голове и туман, застилавший все перед глазами, руки, сжимавшие мои плечи - с какого-то мгновения мой мир оказался представленным только этими факторами, не осталось никаких иных ощущений. Взвизгнув высоким голосом скрипа, отпихнутая в сторону дверь, комната, мигом озаренная зажженным светом, и мое тело, получив ускорение, заданное толчком в спину, устремилось на футон, где и распласталось – даже сил, чтобы изменить позу, оказалось недостаточно. Так я и лежала ничком, неудобно подвернув под себя одну руку. На пол рядом с постелью те, кто вернул меня в башню клана, с характерным звуком высыпали все, что когда-то покоилось в моих карманах, подготовленное для выполнения миссии. - Хакайна-сама! Хакайна-сама! – Касикоми, когда футы покинули общую комнату, коснулась моего плеча. Ее юный голос звучал где-то в другом мире, где все было иначе, где есть миссии, которые преследуют иную цель, нежели испытать… Испытать… Мастер говорил, что каждый должен быть проверен и не один раз, а постоянно, каждый день, каждый миг. Он добился своего – проверка провалена. Эта мысль подняла меня с футона, и я смогла сесть, скрестив ноги. В углу опять копошились собравшиеся вокруг беременной любовницы мастера, они о чем-то судачили, и сквозь все еще забивавшую разум ватную пустоту мне даже удалось расслышать произнесенное несколько раз мое имя. Не думаю, что говорилось что-либо положительное или выражалась жалость – они видели меня поверженной, а это не повышало мою цену в их глазах, да и что с того? Рядом с футоном сидела Касикоми, моя ученица, которая испуганно смотрела на меня, и я знала, что она-то в меня верила, искренне, неподкупно и безоглядно, так не стоило обращать внимание на тех, кому безразличны мои успехи и судьба. Последняя мысль горечью вновь напомнила о мастере, мне надо побыть одной, привести в порядок свои мысли, остудить чувства. В идеале напроситься на аудиенцию к господину Ороку, понять, каково мое текущее место в клане, в его американской части, попросить разъяснить мне смысл жизни, которую я не мыслю без Фут. - Касикоми-тян, - при повороте головы к девушке шейные позвонки предательски хрустнули, напоминая о последствиях неудачного падения на диван, - я хотела бы посетить храм. - Да, Хакайна-сама. В башне есть храм, и я буду счастлива проводить вас туда. Уточнять принадлежность храма к определенной религии излишне. Вполне логично предположить, что он относится именно к буддизму, ведь на территории штаб-квартиры Фут наверняка нет священных для синтоистов мест, с другой религией все намного проще. Меня несколько удивило, с каким упорством Касикоми отказывалась провести время молитвы и медитации в храме вместе со мной. Показав мне путь только до наглухо закрытых дверей, которые украшал символ клана Фут, что несколько удивляло, девушка оставила меня.

Темные своды, Не такие, как дома, И странный здесь храм.

Открывавшийся за миром дверей храм поражал своей непривычностью, ведь в качестве места для молитвы, расположенного на территории башни, мне представлялась комната, наполненная ароматом сандала, чьи клубы дыма обвивали змеиными кольцами статую Будды. Но на меня смотрело из полутьмы нечто иное, мне даже было трудно предположить наличие такого в здании штаб-квартиры. Прямо передо мной на каменном возвышении располагалась настоящая храмовая постройка, образцово выполненная в соответствие с правилами японской архитектуры, а крыша поддерживалась колоннами, оплетенными массивными фигурами змей. Наверх вели каменные же лестницы в два пролета, по обеим сторонам которых, а одна и на центральной площадке, возвышались статуи. Изображенные на их постаментах знаки, выполненные на основе эмблемы клана Фут, указывали на пять стихий: огонь, вода, земля, металл и ветер, - покровители этого места, здешние священные образы, их же символами были украшены и висевшие на дальней стене храма штандарты. Мне трудно догадаться, какую религию исповедовал мастер и обитавшие в башне Футы, но ни в коей мере виденные атрибуты не принадлежали к синтоизму, о буддизме и вообще не приходилось говорить. Я могла уйти, оставив господину Ороку право верить в то, что он сочтет нужным. Он поклонялся чистым стихиям? Пускай. Возможно, указанное Касикоми в качестве храма помещение предназначалась для избранных, последователей какого-то религиозного течения, что не коснулось меня. Весь темный зал плотной мистической пеленой затягивал дым обильно курящегося сандала. Я ощущала одно: это место внушительной силы, а мои утомленные душа и тело нуждались в энергии, так почему бы мне не получить ее здесь? Даже кратковременная медитация способна вернуть бодрость. Обувь оставлена в основании лестницы, но, подумав, все же сочла за лучшее прихватить ее с собой. В смирении медленно двинувшись к храму, в душе заглушив предубеждение к странному представленному здесь культу, по ступеням мимо статуй я поднялась наверх и опустилась на колени. Конечно, для молитвы мною было выбрано место перед знаменем со стилизованным изображением символа огня. Закрытые, но не напряженно зажмуренные глаза, ровная спина, но позволительно для отдыха опущенные плечи. Сложив пальцами знак огня, призванный вселить в меня решимость, значительно убавившуюся после двух кошмарных событий, связанных с нашим мастером, полностью расслабившаяся я ощутила живительную силу тишины и умиротворения, постепенно пропитывавшую все мое естество. - Если ветка в достаточной мере гибка, то она гнется под внешним воздействием, но не ломается. Она может гнуться сколь угодно долго, но в итоге наступает критический момент, когда ветка либо сломается, либо, вырвавшись из причинивший боль руки, хлестнет обидчика по лицу, - произнес где-то в глубине моей головы низкий голос мастера. – Ветка не может гнуться бесконечно. Я вздрогнула, и владевшее мной медитативное состояние мгновенно улетучилось. Дешевый фокус, подходящий для запугивания детей – господин Ороку, чья характерная хрипотца тяжелого голоса даже не скрывалась, решил выступить в роли непостижимого духа этого места и поговорить со мной? Вынуждена признать, но уровень интеллектуальных способностей мастера резко упал в моих глазах. Я взрослый человек, чтобы вестись на глупые детские забавы. Но, похоже, господин Ороку вовсе и не собирался шутить со мной подобным образом, после окончания философской тирады он появился из-за одной из колонн: - Ничто не может длиться вечно. За светом приходит тьма, за тьмой свет. Иногда, чтобы перейти из одного состояния в другое, или заставить кого-то сделать это, достаточно желания, иногда энергии. Но желание рождает энергию. Если бы все в мире происходило только согласно этому непреложному закону. Мрачный мастер замолчал, и я позволила себе дерзость задать ему вопрос: - Разве есть желания, что не дают человеку энергию на свою реализацию? - Есть, - отрезал он, - но дело не в них, а в том, что мешает появлению энергии… - Что это? Не думаю, что мое проявление нетерпения понравилось господину Ороку, но замечания он не сделал, продолжив дальше: - Страх и неуверенность. Я назвал только две составляющих, но любой обладатель развитого мозга поймет, что их намного больше, и найдет те, с кем должен сразиться именно он. Негромкая речь мастера, - последние слова он произнес практически одними губами, - заглушаемая потрескиванием огня в железных треножниках, осуществлявших освещение храма, и так плохо доносилась до моих ушей, а потому я позволила себе приблизиться к господину Ороку. Нас разделял только треножник, а огонь словно превращал глаза мастера из карих в кроваво-красные, добавляя к его и без того загадочной личности еще и нечто демоническое. - Составляющих может быть сколь угодно много, но есть то, что перекроит их все, - задумчиво произнес мастер и вдруг поднял на меня взгляд, ранее устремленный на источник света, - вера. Тот, кто не верит – проиграл, еще не начав сражаться. Я внимала его словам. Мой старый сенсей также учил меня этому, но только он придерживался стиля спокойной беседы на равных, по-отечески преподавал жизненные уроки. Здесь все обстояло по-другому, но на этот раз для нашего в каком-то роде неформального разговора господин Ороку выбрал иной тон, нет, не добрый и ласковый, а учительский. И он не просто преподносил философский материал своей ученице, он давал мне ощутить чувства – его собственное отношение к излагаемым истинам. - Казалось бы, раз вера является первоосновой всего, значит, она представляет собой то, без чего нельзя обойтись, - крепкие челюсти мастера вновь были плотно сжаты. Да, конечно, как же иначе. Он сам только что говорил об этом, так что же теперь? Передумал? - У веры есть замена, - выделяя каждое слово, словно впечатывая их в мой разум, почти прорычал господин Ороку, - отсутствие времени на размышления. Это необычно, ведь нас учили, что ниндзя должен думать. Каждый миг. Если выполнять миссии, не просчитывая шаги и возможные риски, если просто не думать (что иногда тоже хорошо, дабы не тревожить себя излишними негативными измышлениями), - но при чем тут время? - Заставить себя не думать – можно, - пояснил он, - но смысл сказанного заключается в том, чтобы тонко чувствовать момент, когда следует пустить мысль на самотек, а когда – нет, тогда время действовать. Полуприкрыв глаза, господин Ороку неожиданно добавил: - А еще каждый должен знать свое место. Я уже собиралась уточнить, как следует понять последнее сказанное им вкупе с рассуждениями о вере и времени, но мастер скупо отметил: - Я вижу, ты не усвоила урок. Раз вместо того, чтобы действовать, начала размышлять. Удивительно! Опять не успев ничего сделать или сказать, я оказалась виновата у мастера, снова он мной недоволен. Как неожиданно происходило все, и как быстро господин Ороку делал выводы, подмечая малейшие детали. И мне захотелось доказать ему, что я тоже чего-то да стою, пусть пока еще не в бою, но в философии. Начать решено было с абстракции, за которой скрывалась вполне конкретная мысль: - Есть случаи, когда предварительные раздумья необходимы, ибо действия без них безответственны. После дерзости меня сразу же обдал холод прищуренных злых глаз. Естественно, мастеру не понравились мои слова. Мне надо говорить как можно быстрее, пока он не прервал меня одним жестом – спихнув с лестницы. - Решение завести ребенка является осознанным, но и при случайном стечении обстоятельств ответственность не отменяется. А если желательно скрыть последствия необдуманных действий, то теперь уже точно следует приложить голову. Не стоило и дальше углубляться в подробности, полагаю, господин Ороку и так понял, что речь шла о нем и беременной любовнице, а настраивать его и больше против себя мне не требовалось. - Продолжай, - приказ прозвучал рублено, немедленно требовалось продолжение моей речи, и тут я уже засомневалось, стоило ли ее начинать, но почему бы не получить удовольствие, которое могло стать последним в моей жизни. Но, как ни старалась, я не могла больше вымолвить ни слова, и вдруг господин Ороку, сверкнув глазами, заговорил за меня: - Уж не о любовнице ли мастера идет речь? Я судорожно сглотнула. Ненависть, презрение, нетерпимость – чего только не было в его тоне. - И любовница мастера ждет ребенка. Конечно же, от него, как же иначе? Зачем он констатировал и так известные нам обоим факты? Ну, ждет и ждет она ребенка, только господин Ороку забрал бы ее в свои покои, отделив принадлежавшую ему женщину от всех остальных. Мигом развернувшись, не дожидаясь ответа, мастер откинул в сторону одно из полотнищ, висевшее с самого края и скрытое дальней колонной, за ним оказались тут же разъехавшиеся, открывая проход, двери лифта, куда не только направился сам господин Ороку, но и, кивнув, приказал мне следовать за ним. Полагаю, он сам конвоировал меня на экзекуцию за мой длинный язык, что ж, это я действительно заслужила, а значит, встречу с честью любое решение мастера. Вопреки моему предположению, лифт поднялся в район верхних этажей башни, хотя мне представлялось, что помещения для наказаний должны располагаться в нижней части здания, а на выходе из него и вовсе выяснилось, что мы находимся на территории жилых покоев. Мастер прошел за известную ему дверь, и я не отставала. Всю стену комнаты занимали мониторы одного размеры, чьи экраны постоянно демонстрировали различные части подконтрольной территории. Казалось бы, обычный пункт охраны, но бдительных стражей, призванных днем и ночью бодрствовать и следить за обстановкой, вокруг не наблюдалось. Смутивший меня факт вовсе не тревожил господина Ороку, спокойно взявшего с невысокой деревянной перегородки передатчик и произнесшего несколько слов, кои мне не удалось разобрать, а потом, как будто вспомнив, что находился здесь не один, мастер обернулся и поманил к себе: - Подойди. Не посмевшая ослушаться приказа я, тем не менее, предпочла бы лучше остаться на безопасном расстоянии, но все же приблизилась. Перегородка, как стало заметно при приближении, скрывала комфортно обустроенное место отдыха: плотный светло-серый футон на полу, несколько мягких подушек в тон, покоившихся особым образом – видимо, так на них предпочитал располагаться хозяин комнаты. Бдительно следившую за обстановкой в башне охрану однозначно можно подкупить, и опасность будет проигнорирована, а самому себя нет нужды обманывать. Мастер все проверял лично. - Смотри. На центральном экране, сменив изображение интерьера незнакомого помещения, отразилась заменившая мне дом общая комната: Касикоми сидела на своей постели, прижимая к себе тряпичную куклу, и неспешно перелистывала страницы журнала, куноити постарше вновь собрались в углу, опекая любовницу мастера и угождая ей в любых желаниях. Но вдруг мирная картина мигом была нарушена: в комнату ворвались солдаты-ниндзя и бросились к кинувшимся врассыпную обитательницам. Крик (щелчок пульта, и звук включен) любовницы господина Ороку превратился в жуткий визг, а застигнутая, как и все, врасплох Касикоми, хоть и безмерно испуганная, даже не пикнула, когда рослый солдат схватил ее за руки и выволок из комнаты. В воздух летело все, что составляло небогатое убранство, отброшенная кукла моей ученицы откинута к окну, футоны расшвыривались ногами, упал вытряхнутый из чьих-то вещей флакон духов, тут же разлетевшийся на осколки. Ниндзя хватали всех, но их уже не вытаскивали в невидный камере коридор, женщин просто оттаскивали ближе к стенам, чтобы они не мешали. Последней целью солдат стала любовница мастера. Мое дыхание остановилось, а мысли обратились к той, что сейчас была для меня скрыта. Зачем? В чем виновата Касикоми?! Что они с ней собираются делать?! Так и не прекратившую визг женщину, сжимая ее в крепком кольце, ниндзя вывели из общей комнаты, и другие были мгновенно оставлены в покое. Поразившее меня жесткое обращение с матерью собственного будущего ребенка снова уступило место сильному волнению, которое я даже не собиралась скрывать. - Касикоми? В чем ее вина? Что с ней будет теперь? – выдохнула я, не в силах отвести взгляд от разоренной комнаты. - Ничего, - равнодушно ответил мастер, - ей не стоило это видеть. Он позаботился о чужой девушке, но при этом отдал приказ (а я не сомневалась, что солдаты действовали именно так, как велел господин Ороку) о бесчеловечном обращении с матерью его ребенка, - как это понять? - Человеческая жизнь значит для тебя слишком много, - с долей разочарования в голосе заметил мастер, - ты подумала о своей ученице, не вспомнив про меч. Но и он остался в неприкосновенности. А тогда… - господин Ороку сделал паузу, - я должен был узнать, что вы с Ясунари от меня прятали. Откровения мастера впечатляли меня все больше и больше, я уже не знала, что и думать, водоворот мыслей и событий затягивал меня в свою мощную воронку, не давая ни секунды на то, чтобы вырваться. Резко обернувшись, господин Ороку обжег меня взглядом черных глаз и прошипел: - Кто бы что из себя не строил, среди куноити клана у меня не было и нет любовниц. Пока. Одним неожиданным ударом в плечо он сбил меня с ног, и я неуклюже плюхнулась навзничь на принявшие в мягкие объятия футон и подушки.