Причудливые игры богов. Жертвы паутины

      «Я звал тебя сотней имен — ты отвечала мне тем же. Но отзвуки их были одинаковы. Мы могли узнать друг друга в толпе неосознанно и с пылом потянуться друг к другу. Чего же нам бояться, душа моя? Мы вместе смотрим на Вселенную, вместе постигаем её… Мне вдруг стало понятно, что мы действительно связаны, и самое главное — не отступаться, несмотря ни на что. Разве что-то может разлучить нас, Серенити?»

Космос       Она помнила, как Эндимион рассказал ей о своём путанном каскаде мыслей, который пришел к нему во время плена у Нехелении. Он довольно долго не делился этим… слишком долго… Рассказал с щемящей улыбкой за несколько дней до праздника в честь пятого тысячелетия воцарения Усаги… за несколько дней до конца света… за несколько дней до своей окончательной и бесповоротной смерти.       Это чёрное мгновение расползлось по душе той, которая когда-то была Серенити, мазутным пятном, превращая все светлые и нежные чувства, что она хранила в сердце, в вороненую сталь, терзавшую непрерывно.       …Сейлор Космос не помнила, как покинула Солнечную Систему, не помнила, гналась ли за ней Хаос. Не помнила, куда держала путь… Не помнила, почему решила именно бежать, а не набросилась на свою противницу, попытавшись уничтожить. Может быть, попыталась, а ей это и не удалось? Но какая сейчас разница…       Она пришла в себя только на какой-то пустынной планете, высушенной палящим светом двух солнц, совершенно нагая, покрытая ссадинами и пылью. В груди ныло, кололо, зудело, и хотелось царапать ногтями и вырвать, несомненно, почерневшее сердце, которое допустило слабость неразумного ребенка и высушило до дна дорогих и любимых людей. Кожу на щеках стянуло тонкой пленкой соли слёз, и чувство голода с силой сжимало желудок, вызывая спазмы.       …тогда она сделала это в первый раз. Соскользнула в вязкую темноту и вынырнула в нежное светлое утро в горном дворце.       …она склоняется над спящим Эндимионом с блюдом клубники, истекающей красным соком. Он так прекрасен, когда спит. Седина в волосах серебрится в солнечном свете, который на излете гладит его по голове, не добравшись пока до сомкнутых глаз. Могучий, крепкий, такой родной… такой теплый. Со странным отчаянием она нащупывает его ладонь и сжимает…       Сейлор Космос вырвалась из объятий теней памяти и ошарашенно заморгала: только что она вновь пережила их нежное последнее утро. Она ещё слышала сердцебиение Эндимиона, ещё чувствовала прикосновение его губ на шее, и это было так остро, что она восприняла бы это за реальность… Но тело саднило, кожа почти плавилась под палящим светом… И её затрясло от сухих отчаянных рыданий.       Скоро она привыкла к этим мгновениям жизни, что вырывали её из горького текущего момента и отправляли переживать вновь и вновь счастье и радость. Сначала Космос тянулась только за этим… стараясь ослабить давление действительности, в которой она потерянная и одинокая плелась по неизвестной планете, не пытаясь найти выхода. Не сразу, но научилась умозрительно видеть весь свой прежний путь, как длинную нитку, усеянную жемчужинами. И вот жемчужина оказывалась на её ладони и растекалась светлой волной, увлекая в моменты, наполненные тем, что когда-то было реальностью. Но с каждым пробуждением боль возвращалась всё сильнее и сильнее, даже если казалось, что больше некуда. И Космос хрипела, скручиваясь в пыли, скребла пальцами и желала только одного: «Пусть всё это закончится… Пусть всё это закончится, и я уйду к ним».       Арни прячет улыбку за фарфоровой кружкой:       — Ты и не меняешься, Серенити. Как загадка Вселенной. Время остановилось для тебя?       — Ну что ты, Арни! — вскидывает руки Властительница Солнечной Системы и смеется. — Я бы так не сказала…       — А что ты чувствуешь? — серебристые пряди падают на лицо Меркурий, оттеняя мудрый взгляд синих глаз. — Ты единственная не меняешься из нас. Даже Истар переменили годы. Посмотри на неё. Она куда больше похожа на прообразы богини, что блуждали по человеческой культуре, чем на беззаботную Минако. А ты… ты будто…       — Усаги, — с ноткой мрачности заканчивает королева. — Непутевая Усаги, которая опять проспала на уроки.       — Нет! Я совсем не это хотела сказать, — качает головой Арнемеция, и её пальцы отчаянно стискивают фарфор. — Ты выглядишь так, будто для нас время иссякнет, а для тебя — нет, будто…       — Тебе предстоит остаться одной, — беззвучно прошептала Космос, пробуждаясь и от этого обрывка. Меркурий не всегда могла удержать в себе свои проницательные догадки. А она никогда и не верила, что так может быть. Что в какой-то момент она окажется одна. Не будет рядом любимого человека, не будет дорогих сердцу подруг, а к детям путь будет заказан, потому что она не сможет принести им горькую правду о том, что их мать убила отца… Пусть лучше думают, что Земля уничтожена Хаосом. Самый простой и очевидный вывод.       — Ты мерцаешь, Нити… Твой свет видела вся галактика, — прошептал кто-то, отчаянно похожий голосом на Меркурий. — Тебя, при желании, легко отследить. Сосредоточься. Тебе надо контролировать свой «огонь».       — Арни… Ты здесь? — Космос с трудом разлепила веки, но не увидела никого рядом в ледяной тьме ночи. Однако сейчас она действительно ощутила, что исходит яркими вспышками силы, от которых по озябшей коже проходила дрожь. С трудом ей удалось подавить последующую, и стало даже тепло, потому что сила не брызнула лучами наружу, а осталась внутри и перераспределилась. Даже зудящий голод отступил, и тошнота угасла, не беспокоя больше спазмами тело.       — Спасибо, Арни, — прошептала она в пустоту. — Спасибо.       Теперь они посещали её по очереди. То Фэнхуан резко и энергично кричала ей в ухо, мешая бессильно осесть в пыли, то Несару сжимала её плечи, подбадривая и успокаивая во время вспышек сухих слёз, то Истар строила предположения, куда им лучше держать путь, а также указывала, где можно найти питьё и даже еду. Зачерпывая в горсти ледяную воду, Космос с горечью думала, что скоро щеки её вновь станут солёными от слёз, а Истар призрачной рукой указывала ей на ленту Млечного пути, опутавшую небосвод, и говорила, куда надо держать путь.       Венера стояла от неё буквально в двух шагах, юная и свежая, как роза, и не было на ней груза лет и вериг зрелости, от которых она выглядела амазонкой с тяжелой рукой. Видение воспаленного разума? Но тогда почему она не видит Эндимиона? Ведь даже Хранительница Врат присаживалась подле неё и гладила по волосам чуть дрожащей рукой, шептала что-то нежное и светлое…       Пару раз она попыталась позвать его. Наморщила лоб и вытолкнула из пересохшего рта имя, от которого кровоточило сердце, но в ответ только выл ветер, ударяя песчинками по беззащитной коже. И лишь уходя в прошлое, она видела его снова.       …она льнёт к нему на скамейке в парке, склонив голову на плечо. Его пальцы обводят помолвочное кольцо, и он шепчет:       — Не могу дождаться следующей недели… Неужели это всё же произойдёт?       — Мир не полетит в тартарары, и никакие злодеи не нападут, желая стать гостями на нашей свадьбе? — фыркает она, чувствуя удивительную легкость. Такую, что кажется вот-вот сорвешься в небо. А оно такое бесконечно синее, как будто умытое искристой радостью. Свобода. Счастье. Радость. Свет.       — Мамо-чан, — позвала она вновь. — Мамо-чан…       Пустыня сжалась вокруг неё, удушая безнадежностью, но она наконец-то почувствовала, что имеет в себе силы лететь дальше. Космос до сих пор не представляла куда, но тут она только ловила миражи прошлого и страдала. Внезапно в груди на миг разлилась теплая пульсация, и она поймала короткий обрывок прошлого, который развернулся перед ней:       — Оданго, ты пришла попрощаться? — Сейя ослабляет узел оранжевого галстука, пиджак уже валяется красной лужицей на стуле.       — А разве мы не встречаемся через два часа на вечеринке и завтра на крыше перед вашим отбытием на Кинмоку? — наивно хлопает она ресницами, и Ятен, потягивающая смузи, фыркает.       — Он имел в виду попрощаться с группой «Три звезды», — с легким занудством поясняет Таики.       — А может быть и попрощаться с Сейей, — с наигранной беззаботностью всё же встревает Ятен. Она делает особый акцент на имени, и сердце Усаги предательски сжимается. Она подходит и крепко обнимает брюнета за талию, пряча лицо у него на груди. От него исходит пряный запах пота, тонкий, с легкими цветочными нотками… Сам он разгоряченный сценой, как уголь из печки.       — Прощай, Сейя, — шепчет Усаги тихо-тихо. Ей нечего стесняться свидетелей после всего того, через что они прошли. В глазах предательски щиплет, а Воин в ответ успокаивающе гладит её по волосам.       — Ну-ну… Я всё равно буду твоим хорошим другом. Пусть и на огромном расстоянии. И другого пола…       Он отстраняет её и вдруг очень серьезно смотрит ей в глаза:       — Ты всегда, помни об этом, всегда можешь попросить о помощи. Что бы ни случилось. Я приду и укрою тебя от любой опасности. Помни об этом, Оданго. Хорошо?       — Хорошо, — кивает она, неловко улыбаясь. Её беспокоит строгость его глаз… Почему он так? Ведь рядом с ней будет Мамо-чан. Всегда. Что же за опасность, по его мнению, может ей грозить?       — Вот и хорошо, — Сейя вновь притягивает её к себе, гладит по оданго, даже чуть сжимает их.       — Какие… упругие и мягкие… шелковистые…       Усаги смущенно смеется, но слезинки всё же срываются и падают ему на рубашку.       — Эй, — строго одергивает их Таики, — хватит приставать к чужой невесте. И вообще, мы, кажется, задерживаемся на нашу прощальную вечеринку.       Космос вновь запрокинула голову, изучая небо. Она пыталась вспомнить, что ей показывала и говорила Венера. Похоже, она действительно прокладывала маршрут к Кинмоку, хотя ни разу не назвала место вслух. Значит, путь выбран… Звезда       Астрея оправила тунику, поднимаясь с кресла. Взгляд с беспокойством следовал за уныло бродящей по саду Серенити. Несмотря на значительные перемены, произошедшие с Владычицей Солнечной Системы, она всё равно называла её этим именем.       — Похвально, что ты хочешь залечить её раны, но она понесла слишком большие потери, — прошептал ей на ухо Амарант, обнимая за плечи.       — Как тогда, — кивнула Астрея, располагая ладонь поверх его пальцев и удивляясь непривычному теплу. — Но тогда она излечилась.       — Сейчас так не сработает. И она слишком часто укрывается в прошлом…       — Как и я, — Астрея улыбнулась, обернувшись к супругу. — Мне так легко представлять, что ты всё ещё со мной.       — Потому что я всегда с тобой, — вернул ей улыбку зыбкий, но почему-то такой теплый призрак. — Куда бы ты ни пошла.       — Знаю, — Астрея осторожно коснулась виска, на котором была закреплена вытянутая золотистая клипса, и Амарант растаял тонким серебристым облачком.       Воин прошла в сад, остановилась, с грустью рассматривая спину Серенити. Плечи её были поникшими, а голова опущена вниз, как будто кто-то давил на неё. Всё ещё изможденная, с сухой обветренной кожей, которую не могли насытить никакие ванны с притираниями, когда-то Владычица Солнечной Системы смотрела на преисполненное нежной лаской светлое небо Кинмоку.       — Я не могу здесь долго оставаться, — прошептала Серенити, почувствовав присутствие Астреи. — Иначе навлеку на вас Хаос. Я не знаю наверняка, но думаю, что она будет гнатся за мной.       Астрея вздохнула, вспоминая, как Оданго (и это обращение она не забыла за тысячелетия) появилась на Кинмоку уже после того, как донеслась весть о гибели Земли и пораженные воители планеты олив думали, как выйти на связь с чудом оставшейся в живых королевой Усаги.       Какю едва успела отреагировать тогда на вторжение, настолько была велика мощь прошедшего сквозь барьеры. Да и путь по системе не прослеживался, словно Серенити телепортировалась в слои атмосферы планеты. Помыслить такое было невозможно. Истерзанная, исхудавшая, она излучала колоссальную мощь, но достаточно быстро скрыла её, выставив себя слабее обычного человека. Из-за чего так и хотелось обнять её и укрыть, как хрупкую тростинку. Астрея в тот же миг вспомнила Эндимиона и его странную просьбу, которую он озвучил, вернувшись из Котла…       «Ты знал так много? Как тебе открылось такое? Как ты мог жить и молчать о подобном?!»       Астрея не понимала. Она гневалась, лютовала, орала в ночь, убегая в пустошь, чтобы быть уверенной, что Серенити не услышит, как она костерит её мужа.       В отличии от прошлого раза Оданго никого не проклинала. Она просто как будто была где-то далеко… Её глаза часто подергивала пелена, и дозваться её в такие моменты было невозможно. Единственное, в чём Серенити показывала горячую эмоциональность, был ответ на часто повторяющийся вопрос, хочет ли она, чтобы о ней сообщили дочери. Лицо морщилось, как маска старухи из театральной постановки, и Серенити с горечью выдыхала:       — Нет. Нет. Никто не должен знать, что я жива.       Сначала Какю пыталась выведать почему, но день ото дня её лицо и без всякого ответа на этот вопрос становилось мрачнее. Астрея знала, что их королева скоро придет к решению, которое не понравится гостье.       — Я пойду с тобой, — прошептала Воин, сжимая её тонкую почти безвольную кисть руки.       — Что? — Серенити внезапно подняла на неё глаза, и космическая бездна заискрилась странным огоньком. Невольной радости? Будто бы она хотела, чтобы Астрея отправилась с ней, но не смела об этом попросить.       — Я была бы рада новому приключению, а то… Знаешь, дети, внуки, правнуки выросли, а ещё более дальние потомки уже не чувствуют со мной родства и смотрят, как на какую-то дерзкую шутку Вселенной. Подруги — одна в монастырь Алых гор подалась, другая сбежала на рубежи без права на общение. Муж…       Пальцы Астреи сжали золотую клипсу под цепким взглядом Серенити.       — Ушёл, обогнав меня на пути к вечности. Как и Эндимион…       …и опять горькая складка разломала изящное лицо, которое ещё десяток полных оборотов назад выглядело ликом юной весны.       — Я буду с тобой, — прошептала Астрея, а ветер доносил до неё осколки слов, что когда-то на поверхности Луны бросил ей странный худощавый мужчина, пропахший терпким запахом травы.       «Ты не станешь тем, кем Хонсу стал для Селены. Ты не станешь тем, кем я стал для Селены… Ты — Астрея. Твоё имя выжег в звёздах мальчишка…»       Всё ведь действительно так. Она — Астрея. Она рождена для звёзд и ради звёзд… ради того, чтобы они рождались. И её путь — странствовать среди звёзд рука об руку с той, что потеряла всё, врачевать её раны, тянуть её к жизни. Теперь она знала это наверняка.       Уже потом, когда за их спинами осталась не одна система, Серенити рассказала страшную правду гибели Земли. Ночью, когда они сидели у костерка, без всяких предисловий Оданго сказала:       — Я убила их, Воин. Я. Ни Хаос, ни взрыв Земли… Именно я. Высушила их до дна, и они стали прахом. Все. Все, кого я любила, кем дорожила, с кем шла вдоль своей нити… Поэтому я не хочу, чтобы Чибиуса знала, где я. Не могу причинить ей такую страшную боль. Пусть лучше думает, что я погибла.       — Какю послала ей весть. Я уверена в этом, — очень тихо сказала Астрея. — Уж после нашего «побега» точно. Её очень беспокоило то, что ты молчишь и не хочешь идти ни с кем на контакт. Она думала, что тебе нужна помощь…       — Нужна. Но не такая, — Серенити спрятала лицо в коленях. Наверное, она сама понимала, что тайна не будет храниться долго…       Потом глухим шепотом Оданго всё же поведала, как за ней пришла Хаос. Это был мрачный рассказ, от которого Астрее стало казаться, что она втягивает в грудь не воздух, а острое стекло, прорывающееся к самому сердцу — ещё чуть-чуть, и ток жизни оборвется… Ей очень хотелось бы обнять Серенити, согреть, сказать… что сказать? Что это не конец? Но на самом деле это конец. Конец истории о смешной Оданго и её прекрасном принце. Конец истории о Сейлор Мун. Но начало… Начало сказания о Сейлор Космос. Астрея слышала когда-то обрывки предания о всемогущем сейлор воине, которая могла зажигать звёзды взмахом руки, и почему-то отчетливо представляла себе, что и Серенити будет так делать…       Однако этого не происходило. Дни сливались в вереницу, а они только кочевали с планету на планету, наблюдая либо безжизненные пейзажи, либо спокойную и счастливую обыденность аборигенов. Серенити продолжала бежать, и по началу казалось, что это бег без цели, метание между звёздами. И только когда они стали посещать планеты, с которых помимо их солнц было видно ядро Млечного Пути, Астрея поняла, что собирается делать Серенити.       — Это очень опасно, — выпалила она ночью, отталкиваясь взглядом от сцепленного замка своих рук. — Там нереально высокая концентрация силы, тебя просто размозжит!       — Гадес не откликается на мой зов. Может быть, его время тоже иссякло, и он ушёл на «изнанку». Может быть, у Смерти теперь совсем другое лицо, — с неохотой ответила Серенити, расчёсывая волосы. — Я должна попытаться всё вернуть. Смерть может отдать их обратно… Вывел же меня Эндимион тогда.       — Это было другое, — помотала головой Астрея. — Гадес сказал тогда, что один проводник — одна душа. А ты сколько хочешь вывести?       Серенити промолчала, ожесточенно скользя гребнем по кончикам волос.       — Если он не отвечает на твой зов, — Астрея прикрыла глаза: как живое всплыло давнее воспоминание о том, что видел ещё Сейя перед пробуждением Усаги Цукино — Гадес склоняется с поцелуем над спящей лунной принцессой, — то этому должна быть очень веская причина… Может быть, он и не имеет возможности тебе помочь? Ты же сказала, что они стали прахом, не оставив звёздных семян, а их огонь перетёк к тебе?       — Значит, их можно отделить от меня, — волосы тонким занавесом укрыли переполненные отчаянной решимостью фиолетовые глаза. — Должен быть способ.       Астрея закусила губу и зажала пальцем золотую клипсу на виске, её тотчас обволокло нежным терпким облаком присутствия Амаранта. Пусть он никогда не был запредельно силён, но в нём было то особое упорство и отчаянная смелость, что могли вдохновить на борьбу, даже если исход будет совершенно безрадостен…       Она почувствовала настороженный взгляд Серенити, с беспокойством изучавшей клипсу.       — Это на манер лунных кулонов? — тихо спросила Космос.       — Нет, Оданго, — постаралась как можно непринужденнее ответить Астрея. — Это «последнее дыхание». Витальная энергия, покидающая тело, когда…       Горло сжало, и она почувствовала, как колет сердце от воспоминания «угасания» человека, ставшего ей тем, кого она и не надеялась обрести после того, как Серенити избрала свой путь.       — Разве ты не хотела бы попросить… попросить Гадеса дать тебе… — почти беззвучно прошептала её бывшая возлюбленная, и Астрея опустила голову, сбегая от пристального взгляда.       — Порядок бытия нельзя нарушать. Он уже ступил на новый круг перерождения, разве в праве я рвать нить его пути? Конечно, мне было больно отпускать его… Очень больно. Но… Некоторые вещи не для Звёздной Сейлор Воин, понимаешь?       Серенити промолчала, рассматривая руки, будто что-то проступало на них. Её взгляд постепенно становился отсутствующим, и Астрея отметила, что она вновь ускользнула в прошлое. Интересно, в какой момент? Наверное, делила светлое мгновение с Эндимионом, если принимать во внимание тему их разговора.       Сияние Галактического Центра разливалось по небу, и Астрея, всё ещё окутанная теплом Амаранта, откинулась на спину, рассматривая манящий огонь, в котором плавилась старая материя и рождалась новая…       — У меня же не получится пойти вместе с ней…       — Да, это будет самая быстрая и бессмысленная смерть, — с легкой насмешкой прошептал ей в ответ Амарант, скользя ладонью по её щеке. Его лицо было так близко, что она чувствовала жар его дыхания.       — Зато так я быстрее догоню тебя… — глаза предательски защипало. — И снова возьму тебя за руку.       — Я и сейчас могу взять тебя за руку, — призрачные пальцы сжали её ладонь прямо напротив отчаянно стучавшегося сердца. — Но твоё время ещё не пришло. Ты нужна ей много больше, чем она сама может подумать. Дождись её…       — Конечно, дождусь, — подарила Астрея улыбку, быстро раскалывающуюся на зубастые осколки. — Разве для меня есть сейчас выбор? Разве мне его оставляют?       — А разве плохо быть нужной кому-то? — губы Амаранта коснулись её скулы, скользнули нервной линией к крыльям носа, а потом коротко прикоснулись к её дрожащим губам. — Разве плохо, что именно вы нужны сейчас друг другу?       Астрея покачала головой и нащупала клипсу. После краткого нажатия Амарант растаял, забирая с собой нежное терпкое тепло, и Астрея сжалась в комок, подтянув колени к груди. Иногда ей хотелось забыться и позволить себе остаться с ним… Но тогда волшебство быстро бы закончилось. Ведь «последний вздох» не бесконечен. Вот она и тянула со всем, как последняя трусиха, расходуя по крупицам дарованное чудо… и зная, что в одно мгновение ей всё же придется сказать прощай.       Когда Воин вырвалась из теней беспокойного мрачного сна, Серенити уже стояла, рассматривая растянутую на руках карту. Она явно пыталась определить, как приблизиться к Галактическому Котлу.       — Нам надо выбрать место, где я буду тебя ждать, — прошептала Астрея. Серенити вздрогнула и подняла на неё глаза.       — Ты не пойдешь со мной?       — Давай смотреть правде в глаза. Это у тебя за счёт огромной мощи есть шанс выдержать давление, — усмехнулась Астрея, ероша челку. — А меня просто размажет. Вряд ли благородная Смерть откроет безопасный проход. И раз ты упряма и не в моих силах отговорить тебя от этого безумного шага, то я сделаю то, что в моих силах — дождусь тебя.       — Ты права, — коротко кивнула её спутница. — Прости, что не подумала об этом сразу.       И наступила сосредоточенная тишина. В ней для Астреи было только приближающееся болезненное одиночество, в котором будет так мало надежды и так много тревоги…       — Стрелец А, — наконец обозначила свою цель Серенити. — Там должен быть вход… Эндимион говорил мне, что в этой точке сверхмассивная чёрная дыра. И время там почти не идёт или движется бесконечно медленно, потому что там его начало для нашей галактики.       — Что за Стрелец А? — растерялась Астрея, стряхивая оцепенение.       — Вы, наверное, дали другое название этому месту, — коротко улыбнулась ей Серенити. — Ведь звёзды складываются для вас с Кинмоку в иной рисунок. С Земли Галактический Котел просматривался в районе созвездия Стрельца.       — А… А у нас в созвездии Водопада, — с пониманием протянула Воин и в восхищении спросила: — И ты на картах другой планеты различаешь рисунок? Не подозревала, что ты можешь быть так хороша в ориентировании меж звёзд. Тебе в пору сдавать экзамен на метеора!       — Я и не могла раньше, — вздохнула Серенити. — Это всё Меркурий во мне. Её знания дают мне узнавать рисунок неба откуда угодно.       Вновь вязкое колкое молчание втиснулось между ними, пригреваясь чужим птенцом.       Когда местная звезда достигла зенита, они выдвинулись в путь. По всем расчётам им предстояло сделать один последний совместный скачок, хотя маршрут он предполагал длинный и неровный, как падение камня по клыкастой скале вниз.       Воин и Серенити крепко сжимали руки, окружив себя ярким сиянием, что делало их похожими на заблудшую среди неродных звёзд комету, лишенную предписанного бытием маршрута. Астрея не смотрела на спутницу, вперив взгляд в алчущую чёрную бездну, царствовавшую между разрозненных огней. А где-то сбоку разливалось пламя… Отблески пылающего Галактического Центра мазали по лицу, но опустить туда взгляд — означало добровольно выжечь глаза. Ибо все метеоры знали, насколько опасно смотреть на не скрытый слоями атмосферы огонь гаснущих и рождающихся звёзд.       На планетке, куда они опустились, Галактический Центр занимал полнеба… Казалось, что можно в мельчайших деталях рассмотреть теснящиеся шары звёздного света, которые пульсировали и как будто дрожали, норовя вырваться из плена невидимой чёрной дыры — её присутствие обозначал только горизонт событий, опутывающий пульсирующей огненной чертой космический мрак.       Астрея наконец-то заглянула в глаза Серенити:       — Не уходи. Пожалуйста. Не надо. Я чувствую, что ты не найдешь там того, чего ищешь.       Фиолетовое стеклянное упрямство стало ей ответом. Губы Оданго дрогнули, пытаясь сложиться в улыбку. Не удалось.       Воин горячо обхватила её за плечи, прижимая ледяное тело, и Серенити неловко обняла её в ответ.       — Я вернусь, — прошептала она. — Не могу не пойти. Но я вернусь.       Холодные губы прикоснулись к щеке, случайно подхватив скользившую горькую слезинку, и Серенити исчезла всполохом серебряного света, демонстрируя свою полную мощь. Некому было настигать их здесь… Да и как без полной силы прорваться ко входу? Астрея опустилась на серый не то гравий, не то песок, подтянула колени к груди и стала ждать, наблюдая колыхание очень молодых и бесконечно древних звёзд.       Временной поток как будто увяз на этом скудном куске материи, наспех слепленном в планету, единственным назначением которой виделось наблюдение за бесконечным актом разрушения и творения. Возможно, с её поверхности Создатель смотрел на дела рук своих…       Астрея не знала, когда ей стало казаться, что Серенити не вернётся. С самого начала? А когда было начало? Мысли свернулись в цепь из мелких звеньев, в сердце заворочался острозубый страх, из-за которого она опять прибегла к клипсе.       — Здесь красиво, — прошептал ей на ухо Амарант. — И пусть я явно увидел это место изнутри, снаружи оно безусловно поражает воображение. Спасибо, любимая.       — Ох, умолкни, — зябко прижалась к призрачному плечу Астрея. — Века бы этого не видела.       — Ты имеешь полное право на страх. Но ты же знаешь, что с Серенити ничего плохого не произойдет?       — Что ты подразумеваешь в виду под плохим? — вздохнула Воин. — Смерть? Я знаю, что она не умрет. Не для этого она получила колоссальную мощь. Я боюсь, что она оставит там сердце и человечность. Потому что для неё нет надежды…       — Ты сохранишь для неё и то, и другое, — в голосе Амаранта послышались странные нотки, казавшиеся пророческими. Но словам так легко в сердце Млечного Пути накинуть на себя покров предопределенности.       — Почему я? — Астрея обернулась, всматриваясь в его глаза.       Она помнила, что по цвету они багряные с золотыми отблесками, но сизый полумрак превращал их в чёрные, сверкающие всполохами звёзд бездны. Тонкие по-девичьи нежные губы сложились в мягкую улыбку, и слёзы брызнули на прохладную кожу.       Астрея зарылась пальцами в смоляные пряди, притягивая Амаранта для жаркого поцелуя, почти теряясь в этих вспыхивающих теплом далёкой родной звезды касаниях. Здесь, под звёздами, легко забыться… легко поверить, что это не тень её возлюбленного, а живой трепетный мужчина из плоти и крови, которого так желает она и который так желает её… Легко… Бесконечная бархатистая мягкость губ и неожиданно крепкие сильные руки… Амарант окутал её надежным коконом тепла и неги, и ей было невыносимо больно нащупывать дрожащими от страсти пальцами клипсу и прерывать контакт… Здесь, под звёздами, очень легко забыться… потерять ход времени… и разорвать тонкую нить, что ещё тянется и позволяет ей быть с ним. Пусть это искаженная горькая близость. Пусть. Но это всё, что принадлежит ей. Это… и боль Серенити. Больше у Астреи нет ничего, если не считать ещё такой далёкий, но всё равно неотвратимый в жизни каждого защитника, зов родной планеты.       Воин снова сжалась в позе эмбриона на сером колком гравии, безучастно глядя на раздирающие небо в лоскуты звёзды. Где-то там она… и когда-нибудь она вернется. Когда-нибудь. Может быть, и через столетие. Но так хотелось, чтобы всё же раньше.       …и будто в то же мгновение Вселенная отозвалась на её полу-желание, полу-мольбу. Рядом в твердь ударил столб яркого света. Воин зажмурилась, а когда почувствовала, что сияние утихло, открыла глаза.       Серенити стояла на коленях. Её длинные волосы были растрепаны и опалены, матроска превращена в лоскуты, а плащ, который так поражал Астрею при трансформации, утерян. Лишь только посох сжимала Космос в руках, но и он был надломлен и поврежден в нескольких местах.       — Оданго, — прошептала Воин, поднимаясь и бросаясь к ней. — Оданго…       Но та не отзывалась. Её лицо было застывшей безучастной маской, а глаза походили на безжизненные осколки крашенного стекла. Астрея крепко сжала её плечи и встряхнула, но голова Серенити только мотнулась, как у сломанной куклы, и безвольно повисла.       — Проклятье, — прошипела Астрея. — Нельзя было тебя отпускать… нельзя было позволять тебе идти туда одной…       Она сжала пальцами подбородок Серенити, поднимая её лицо к себе. Сломленная… Разбитая… Не надо было даже задавать вопроса, что произошло. Астрея легко могла представить, как Гадес непреклонно отказывает прорвавшейся сквозь тьму и пламя Серенити… либо закрывает проход, что не подступиться.       — Мне очень жаль, — вздохнула Астрея, прикрывая глаза, склонилась вперёд и со всей силы вцепилась зубами в открытое плечо подруги. Безвольное тело внезапно выгнулось струной, и Серенити закричала от боли, выпуская волну силы. Астрею по ощущениям почти испепелило, но она не разжала зубы, пока Оданго не заметалась и не заревела, как дитя. Только тогда она отстранилась и опасливо заглянула в так оживившееся лицо. Впрочем, Серенити быстро поняла, для чего это было, поэтому ругаться и возмущаться, а также одаривать Астрею новыми вспышками силы не стала.       Уже потом, когда пора слёз, воплей боли и ярости миновала, Серенити наконец-то заговорила:       — Он отказал.       — Я так и поняла, — коротко ответила Астрея, изучая петли огня вокруг чёрной дыры.       — Сказал, что их действительно больше нет… Что их не отделить от меня, как бы я не пыталась, потому что это больше не они… Он сказал, что в Котле я не найду ничего.       Воин встрепенулась, уловив какую-то эманацию в воздухе. Словно что-то в этой формулировке было подсказкой.       — Сказал, что такой слабой и сломленной, как я, заказан путь дальше, — бесцветно добавила Серенити. — А я… я ведь надеялась, что он не откажет мне в помощи… что он сможет помочь…       — Из любви к тебе… — тихо прошептала Астрея. — Гадес так поступает из любви к тебе. Он действительно не может тебе помочь.       — Почему ты так считаешь? — взгляд Серенити стал остёр, как нож. — Разве мы хотим, чтобы те, кого мы любим, страдали? Причем страдали «так»?!       — Иногда просто нет выхода, — пожала плечами Астрея, морща лоб: мысль петляла, как уходящая в глубину рыба. — В Монастыре Алых гор, где сейчас Илекс, говорят, что страдания возвышают нас над самими собой. Позволяют стать острым клинком из неоформленного отрезка стали…       — Он сказал что-то в этом же духе, — вздохнула Оданго, утыкаясь лицом в колени и говоря уже им: — Невозможно пребывать в вечном счастье. Рано или поздно счастье и благоденствие иссякает, и необходимо познать боль. Только так и существует мир. Умирая и рождаясь… Боль такой, как я… Он сказал, что это становление демиурга. А когда я крикнула ему, что не хочу быть никаким демиургом и роль любящей супруги и счастливой матери меня вполне устраивала, он просто вышвырнул меня прочь из Котла… Я никогда не просила об этой судьбе.       Астрея молча сжала её руку, чувствуя, как горячая волна горечи клокочет в груди Серенити. Кто бы о таком попросил…       На той же планете Серенити попросила помочь ей обрезать волосы. Там, под светом Галактического Центра, Астрея дрожащими руками расплетала оданго и отрезала длинные мягко сияющие пряди. Скользнув ладонью по волосам, едва прикрывавшим уши, бывшая Владычица Солнечной Системы проронила:       — Я больше не Серенити. Я не могу носить это имя.       — Как же мне тебя звать? — тихо спросила Воин, стараясь сдержать душившие её слезы.       — На Земле, в северных краях была легенда о деве воздуха, что странствовала одна в бесконечном океане, — отозвалась когда-то Оданго, и в её глазах блеснули слёзы. — Эндимион рассказывал её историю Чибиусе, когда у той резались зубки… Ильматар станет моё имя.       От этого имени повеяло безысходностью, и Астрее захотелось закричать, что всё не так, и Космос вовсе не одна. Ведь она рядом. Ведь она здесь! Но слова увяли на кончике языка, потому что Астрея действительно как никто другой могла понять, что такое одиночество даже рядом с дорогим и близким тебе человеком.       И они покинули Галактический Центр. Их путь лег широкой петлей в обход знакомых им мест, стремясь к тем точкам на карте, где не было даже известно о наличии там жизни. Как шальная комета рассекали они космическое пространство, крепко сплетя руки. А вокруг были только холод, горечь и бесконечность. Космос       Привыкнуть к новому имени оказалось совсем непросто. Хотя Сейлор Космос и не думала, что будет легко. Новое имя стало маской, которую она тщательно закрепляла на лице, пряча душу совершенно разбитого человека. У неё не осталось ни любви, ни надежды, ни веры. Всё ещё отдавались дрожью горькие слова Гадеса, разъедающие кислотой остатки её почерневшего сердца…

***

      Только в процессе проникновения в Галактический котел она осознает, насколько всё это было безумной идеей. Давление зашкаливающее, и кажется, что вот-вот её прихлопнет словно мошку, но она всё-таки протискивается и наконец-то перестает захлебываться волнами мощной первородной энергии. Откашливается Космос на маленьком островке, не в силах поверить, что легкие сейчас не выйдут, растёкшись в мягкую кашу...       — Тебе не следовало приходить, — слышит она откуда-то сверху и неловко поднимает голову, моргает, разгоняя цветные пятна перед глазами. Гадес. Он такой же, каким она видела его при их первой и последней встрече в его дворце. Только лицо обрамляют две молочно-белые пряди, как знак того, что прошло больше, чем пара дней с тех времён. Остальные чёрные как тьма волосы стянуты в тугой хвост. На узком лице выражение усталой брезгливости.       — Здесь для тебя ничего нет, — отрешенным голосом произносит Гадес, впиваясь взглядом чёрных ледяных бездн глаз в неё. — Уходи.       — Не могу, — хрипит Космос, отирая лицо. — Не могу. Ты можешь мне помочь. Я знаю. Ты — всесилен! Мне не у кого больше попросить…       — Прости, что? — Гадес склоняет голову и выгибает бровь. — Всесильная дочь Хонсу пришла ко мне, чтобы попросить о помощи? Должно быть, я сплю, а Гипнос сыпет на меня свой сонный порошок.       — Ты помог Эндимиону тогда вывести меня из Котла. Разве откажешь в помощи мне? — что-то пугливое елозит в груди, но она не отказывается от веры в то, что всё действительно можно изменить. Главное найти путь.       — Серенити, — медленно цедит её имя сквозь зубы Смерть. — Ты забылась, должно быть. Я дал шанс Эндимиону, потому что это нарушало один закон мироздания. Одна нить выпутывалась из сотканного мойрами полотна и искала новое плетение. Но ты пришла просить не об одной нити. Ведь предложи я тебе выбрать, разве смогла бы ты это сделать? Кого бы забрала?       Космос стискивает кулаки: об этом говорила Астрея. Она просит слишком многого… Но если такова её нужда?       — Допустим… — выдыхает она, зажмуриваясь, под веками плывут багряные круги. — Допустим… допустим я выберу… Ты позволишь мне?       — Пойти за твоим золотым принцем? — с бритвенной насмешкой отзывается Гадес. — Конечно, нет.       — Почему? — шепчет Космос, надеясь, что сейчас обретет силы встать.       — Ты не найдешь его здесь, — Владыка вскидывает руку, натягивая полотно плаща, и она несколько мгновений рассматривает мерцающую неверными огнями подкладку. Как будто у Смерти под плащом рассыпана звёздная пыль… — Ты не найдешь в Котле ничего.       — Значит, они всё-таки во мне, да? — Космос с трудом вытягивает себя за макушку и встает, упираясь ладонями в шаткие колени.       — Ты видела, как это произошло, — Гадес встряхивает полу плаща, пылинки спархивают и вспыхивают во всполохах энергии. Он хищно улыбается, обнажая клыки. — Так почему спрашиваешь меня?       — Я знаю, что ты тоже видел, — она с трудом сдерживает болезненную ярость. Ей не верится, что вот сейчас Владыка просто так откажет и не окажет никакой помощи. — Ты же вездесущ.       — Есть такой закон, о, прекрасная Серенити, — невозмутимо начинает Гадес. — Невозможно ни человеку, ни иному могущественному существу пребывать в состоянии вечного непроходящего счастья. Ибо тогда мы забыли бы о том, что есть оно. Мы бы не постигали мир и пребывали в вечном покое. И Мир специально воздействует на пространство вокруг нас, чтобы мы двигались… Рождение, творение, смерть. Акт творения порожден болью одиночества и тоски. Счастливому ничего более от мира не надо, кроме поддержания этого счастья. А ты — демиург. Твоя природа требует перемен. Ты и так вытянула всё счастье, что могло тебе полагаться. Пришла твоя новая эпоха.       — Закон? — злость прорывается путанными лохмами, и пространство вокруг вибрирует от могущественной силы, которая пенится в ней волнами. — Значит по закону мироздания я должна стать убийцей близких мне людей и любимого человека? Для того, чтобы быть демиургом? Но я не просила об этом! Я не хочу быть демиургом! Кто спрашивал меня?! Быть счастливой супругой и матерью меня вполне устраивало!       — Вот как ты заговорила, — Гадес кривит губы. — Значит, когда твоя могущественная сила позволяла тебе распылять очередное воплощения Хаоса и оберегать границы королевства, она тебя устраивала. А как сила берёт должную плату, так кто тебя спрашивал? Ты всё ещё глупое неразумное дитя, Серенити. И ступай же ты вон.       Космос распахивает рот, чтобы выкрикнуть ему ещё что-то… что-то болезненное, злое, но поток энергии просто затыкает её, оставляя вкус металла на губах. Островок статичности рассыпается пёстрыми пятнами, превращаясь в лихо закрученный вихрь, который подхватывает её и несёт… несёт…

***

      Космос хотела бы, чтобы всё было иначе. Чтобы даже чудовищной ценой содеянное можно было бы отменить. Но и в месте рождения звёзд она не нашла решения. Хотя и осталась уверена, что Гадес просто не захотел ей помочь, а мог. Просматривая воспоминание об их встрече, она почти убедилась в том, что останки звёздных семян Эндимиона и сенши он спрятал в полах плаща. Не зря же так картинно крутил им…       Реальность оставалась ледяной и пустой. Они просто кочевали с Астреей с планеты на планету, не зная, куда идти. Назад их не ждали, а впереди было огромное бесконечное ничто. И можно было только сжимать руки и пытаться залечить раны друг другу…       — Я могу подзарядить твою клипсу, — сказала Ильматар подруге на одном из привалов, когда увидела с каким напряжением Воин рассматривает полоску индикатора. — Сложно вернуть того, кто ушел, но я могу дать энергию тому, что заключено в этом артефакте.       — Спасибо, — отозвалась после короткой паузы Астрея. — Но не надо… Я должна отпустить его. Должна была ещё тогда, но…       Космос притянула колени к груди и попросила чуть дрогнувшим голосом:       — Расскажи мне о нём. Когда ты уходила… покидала Землю, ты выглядела так, как будто осталась бы любить меня до конца жизни. Это так странно, что…       — Странно, что у меня появился парень, а впоследствии и муж? — фыркнула Астрея, щуря синие глаза в наигранной насмешке. — Ты лучше оцени, что я его нашла на Кинмоку два раза подряд. Ему не выпало жить так долго, как нам, потому что его силы совсем не так велики.       — Ты нашла его после перерождения? — сердце Космос сжалось, когда она подумала о том, что и Эндимион и девочки могли бы переродиться. Могли бы. Если бы она их не уничтожила до основания.       — Да, нашла, — кивнула Воин и пояснила: — Я была той ещё упрямицей, когда вернулась, и оставила его чувства без ответа. Он же просто любил меня до конца жизни… И когда угасал, обещал, что найдет меня снова. Пропал на долгих три столетия и всё-таки пришёл. Честно, я ждала его… Он ведь был таким убедительным. Когда нашёл, все же я немного поупрямилась. Никак не могла позволить ему быть со мной просто так… Но как-то само собой это и получилось. Он всегда знал меня лучше, чем кто-либо. Знал, что меня надо очень долго ждать. И ждал… Когда мы всё же решили быть вместе, Аралия пошутила, что меня взяли измором.       — И? Сейчас он на новом круге, да?       — Да, — Воин погладила клипсу, и у Космос заныло сердце от печальной нежности её движений.       — Ты будешь его искать?       — Нет. Это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Я знаю, что на Кинмоку судьба его не привела. Кстати, может быть, мы и встретим его во время нашего путешествия… Но я не очень на это надеюсь. Эта надежда выжгла бы меня изнутри. Мне просто нужны силы проститься… выпустить эту частичку его, что я так жадно удерживаю рядом с собой… Тогда будет больше шансов, что он вспомнит меня, когда мы встретимся. Видишь, какая я глупая?       Космос покачала головой:       — Ты просто очень человечная, Астрея.       — Это не похоже на комплимент, — хмыкнула Воин, закрепляя клипсу. — Всё же я порядком старая для его сейчас юного огня… Знаю, что моё время тоже скоро иссякнет. Каждый воин так или иначе предчувствует конец пути. Он должен свершиться тогда, когда раздастся зов Системы. Думаю, что и Меркурий, и Марс, и Юпитер, и Венера слышали этот зов… Знали, что будет.       Космос скривилась и отвернулась. Астрея часто заводила разговоры о предопределенности, о каких-то туманных предчувствиях, и это раздражало, царапало по никак не желавшей зарубцеваться ране. Мысль, что в один день Астрея встанет и улетит навстречу алчущему Хаосу, который придёт за Кинмоку, колола острее всего. Космос хотела быть уверенной в том, что она тоже почувствует этот момент, отправится вместе с Астреей, и они уничтожат Хаос… отомстят за всё то горе, что ей пришлось пережить. Но… Она сама ощущала в этом что-то искаженное… неверное…       Астрея пересела к ней и обняла за плечи:       — Всё будет хорошо, Се… Ильматар. Всё будет хорошо. Не грусти раньше времени.       — Я не грущу, — чересчур отрывисто бросила Космос. — Совсем не грущу.       «Я злюсь, — добавила она про себя, — и немного боюсь».       …уходить в прошлое она стала гораздо реже. Ведь это уже было не её прошлое. Это была жизнь ставшей такой чужой Серенити. И Ильматар старалась разорвать связи. Иногда тоска, конечно же, особенно сильно сжимала горло, и она срывалась туда, где ещё звенели жизнью отзвучавшие голоса и горели развеявшиеся в пыль сердца. Но прежние имена, с которыми к ней обращались в этих видениях, ранили.       Совершенно внезапно они с Астреей начали сражаться: даже не принимая порой боевую форму, Ильматар вступала в бой с теми проявлениями Хаоса, что стремились захватить системы, попадавшиеся им на пути. Они познакомились и с другими сейлорами, воплощавшими Порядок, который противостоял Злу.       Распыляя одну из ведьм, Ильматар почувствовала, как в груди что-то тепло сжалось. Это было некое пугающее удовлетворение. Его недопустимо было испытывать, но она не могла отречься от него. Ведь несмотря ни на что, она считала Хаос первопричиной всех своих несчастий…       Астрея посмеивалась, что они творят легенду… Могущественная дева, странствующая меж звёзд и бросающая вызов Хаосу. Что ж, вполне может быть. Хотя бы эти краткие чужие битвы, которые принимала на себя Космос, были способны отвлечь её от бесцельности бытия, в котором были чуть слышны растворившиеся призраки Меркурия, Венеры, Юпитера и Марса и упрямо молчал Эндимион. О нём, кстати, Астрея всё же заговорила.       — Долго не могла найти слов для этого разговора, — почесала Воин бровь, располагаясь на кровати напротив — они отдыхали во дворце принцессы системы Поллукса, которой помогли отбить нападение целых пяти ведьм, желавших получить могущественный кристалл Семи Радуг.       — Эндимион говорил тебе что-нибудь необычное перед тем, как пришла Хаос?       — Что? — отрешенно спросила Ильматар, распуская уже отросшие волосы, которые она укладывала в хвост… почти как у Юпитер. Наморщила лоб, легко вспоминая то, что было невозможно забыть. — Он рассказывал мне про то, как вспомнил о наших прошлых жизнях. Это показалось мне странным… немного… Но я не подумала ничего страшного.       — Вот как, — Астрея провела кончиком пальца по губам, будто думая ещё удержать слова, но продолжила: — Дело в том, что Эндимион предупреждал меня, что настанет день, когда тебе понадобится кто-то близкий. Меня тогда сильно удивило, что он обратился ко мне, а не к кому-нибудь из девочек. Я не совсем поняла то, что он тогда нагородил. Даже подумала, что, может быть, он так пытался успокоить меня… Но он тогда только вернулся из ада. А ещё… Он писал мне в канун праздника. Сказал сделать так, чтобы Какю не приезжала… Пришлось с помощью остаточной силы Амаранта убедить её, что она жутко простужена.       — Ты хочешь сказать, что он знал о том, как погибнет? — Ильматар стиснула руки. — И что за опасность грозит тем, кто был гостями от других звёзд на празднике? Мы ведь действительно получили много отказов… А кто-то телепортировался во время эвакуации… Но как он мог молчать о таком?       — Возможно, ему запретили рассказывать о будущем, — Астрея встала с кровати, подошла к ней и осторожно села рядом, опустив ладони ей на плечи. — Что он тогда пережил, никто из нас не мог и представить. Просто так не седеют. Я подумала, что, может быть, он всё же знал что-то ещё? Но если он ни словом не обмолвился…       Ильматар покачала головой:       — Нет… Но я попробую вспомнить. Вдруг всё же что-то было.       Астрея неловко улыбнулась и прижалась лбом к её лбу. Ильматар вдруг почувствовала, что не хочет оставаться одна… Ей было особенно грустно от чувства пустоты рядом, пусть даже Астрея бы и расположилась на соседней кровати. И она притянула подругу в объятия, опрокидывая вниз.       — Побудь со мной, — тихо прошептала Космос, чувствуя, что вновь становится даже не Серенити, а Усаги Цукино, энергичной школьницей, которая бежит в девятом часу по улицам, торопясь на урок, и не знает, что вот-вот встретит бархатистую чёрную кошку с полумесяцем на лбу. Луна…       «Луна? Ты знала, Луна? О пути, что отведен мне? Скажи, Луна?»       Её так давно уже не было рядом…       Запах Астреи окутал её облаком тепла и надежности, руки обвились, как виноградная лоза вокруг плеч, притягивая ближе, и Ильматар подумала, что она давно не чувствовала ничего подобного, потому что вынужденное одиночество длилось одну чёрную вечность. Как же хорошо иногда просто закрыть глаза и подставить лицо теплому ласковому свету…       Уже потом, когда Астрея ровно и глубоко задышала, погрузившись в мягкую прибойную волну сна, Ильматар всё же решила проверить жемчужины памяти на своей нити. Ей ещё не совсем удавалось четко выделять конкретные нужные фрагменты, случались промашки, хотя и редко она делала запросы. Сейчас ей был нужен день пробуждения Усаги Цукино. Или предшествовавшая ему ночь… Да, всё-таки ночь.       Попасть в память души, пребывавшей в Галактическом Котле, оказалось очень сложно. Эти воспоминания как будто прятались в толстом панцире, и их приходилось извлекать огромным усилием воли. А какие-то «жемчужины» окружала кромешная тьма, и Ильматар была уверена, что ей нужны именно они.       — Гадес, если ты не дал мне помощи, то хоть не скрывай от меня мои же воспоминания! — шипела она сквозь зубы и уже не гладила их мысленно ладонью, как делала обычно, прежде чем погрузиться внутрь, а рубила наотмашь светом сжатым в острый клинок. Мрак трещал, но не ломался.       — Отдай мне эту память… Отдай… Уступи, — повторяла вновь и вновь Космос, но ничего не получалось. Утром она встала с головной болью к огромному удивлению Астреи, полагавшей, что столь могущественный сейлор воин даже занозу в палец получить не может, не говоря уже о мигрени.       — Надо попробовать другой подход, — вздохнула Космос, брызгая ледяной водой в лицо. — Но какой?       Этот крепкий орешек занял её надолго. Она крутила задачу то так, то эдак… То пыталась взять наскоком, то присоединить к себе, а то притвориться слабой и немощной, будто это способно спровоцировать тьму, окружавшую воспоминания, на нападение. Но всё оказалось без толку.       — Ты же здесь. Помоги мне, — воззвала как-то она сквозь ночную глухоту. — Ты должна знать…       Мерцающая жемчужной дымкой Хель возникла у её ложа, задумчиво посмотрела на мирно спящую Астрею, свернувшуюся клубком рядом с Ильматар, затем перевела взгляд на неё.       — Я вижу тебя, — сиплым шепотом поприветствовала её Космос, чувствуя, как жгут глаза вновь вскипающие давно пролитые, но не выплаканные слёзы. — Ты действительно со мной…       — С тобой, — губы Плутон сложились в грустную полуулыбку. — Ты позвала меня…       Сердце болезненно сжалось: Хранительница Врат Времени напоминала более всего призрак, тень от самой себя, встревоженное силой воспоминание…       — Как мне добыть утраченные воспоминания? — прошептала Космос. — Они нужны мне.       — Они не сокрыты. Они взяты взаймы, — отозвалась Плутон. — Ты видишь тьму, потому что их нет у тебя. Тот, кто их держит, должен пожелать их вернуть.       — Как с Морем Познанным, — вздохнула Ильматар, наматывая на палец кончик серебряных волос. — Но Гадес не Море… Что мне делать, Хель?       — Попросить, — коротко, словно компьютер, решающий задачу, ответила Плутон. — Он не откажет.       — Он уже отказал мне, — с металлом в голосе отозвалась Космос. — И не могу же я ради воспоминаний вновь вступать в Котёл?       — Нет нужды, — Хель прикрыла глаза. — Он услышит зов. Не помог, потому что не имел такой возможности.       Ильматар закрыла лицо руками: ей было невыносимо смотреть на такую подругу и старшую наставницу. Что это? Действительно Плутон? Или же всё же своеобразная вариация на тему голоса разума?       Когда она раздвинула пальцы и выглянула в «щёлку», то не увидела никого, и от этого стало ещё тяжелее на душе. Призывать такие видения было ужасной мукой. Потому что с каждым разом контраст между ещё сохранявшимися воспоминаниями о подругах и теми призраками, что появлялись перед ней, становился ярче и ярче. Она чувствовала себя даже своего рода тюремщицей, которая удерживает их на пути к новой жизни, к перерождению…       В очередном бою, превратив одержимого Тьмой принца, смахивающего немного на затерявшегося в волнах её прошлого Алмаза, в прах, Ильматар закричала:       — Гадес! Пока ты здесь! Ответь мне!       Ей было очень трудно перебороть уязвленную гордость, не желавшую сталкиваться с отказавшим ей Владыкой. Астрея, прикрывавшая ей спину, размазала одну из приспешниц Звёздным бластером и настороженно замерла, всматриваясь в воздух, в котором как будто замелькали чёрные мерцающие точки.       Гадес возник перед Ильматар резко, как сверкнувшая молния. Она даже отшатнулась от жгучих углей его глаз.       — Что тебе? — процедил он раздраженно сквозь зубы. — Говори быстро, девчонка, пока я держу «момент».       — Моя память. Верни мне её, — быстро овладела собой Космос. — Ты забрал у меня воспоминания о том, что было со мной в Галактическом Котле.       — Тебе не следовало тогда об этом помнить, — угловато передернул плечами Гадес. — Это было испытание Эндимиона, а не твоё.       — Тогда, но не сейчас.       Владыка наморщил лоб, будто обдумывая что-то, а потом кивнул:       — Хорошо. Они твои. Это то, что я могу тебе дать.       — Но не то, что скрыл под своим плащом? — не удержала вопрос Ильматар, всё ещё помня о том унизительном болезненном моменте изгнания.       — Не понимаю, о чём ты? — Гадес склонил голову набок, создавая пугающе неестественный для человека наклон шеи, больше похожий на совиный. — Под моим плащом только сияющее первозданной тьмой ничто. Что ты там чаяла обрести — ни единого предположения.       «Там остатки дорогих мне людей», — проглотила слова Космос. Ей было жизненно необходимо смирять буйство нрава рядом с Гадесом, чтобы сохранить шаткий мостик былой связи. Как знать, может в один прекрасный день она и сможет уговорить его вернуть утраченное?       Владыка приоткрыл рот, между тонкими губами повис серебряный пульсирующий шарик. Он принял его в ладонь, перекатил, а затем приблизился вплотную к Космос.       — Закрой глаза.       Она покорно выполнила его просьбу, невольно вспоминая, как раньше страшилась его. А теперь… Зачем бояться той, кто утратил всё?       — Ты не так обездолена, как думаешь, — прошептал Гадес и подул ей в лицо. Его дыхание ударило не прямой струей, а как будто разделилось на потоки, затрагивая и щеки, и губы, и нос, и лоб.       — Смотри. Проживай те взятые мной на хранение мгновения. И помни.       — О чём? — спросила Ильматар, чувствуя, что он ещё слишком близко, и не решаясь открыть глаза без его разрешения.       — О том, как прекрасна жизнь, — с тонкой горечью бросил Гадес, и чувство его присутствия истаяло.       — Не сработало? — обеспокоенно спросила её Астрея, возникшая за плечом. Время потекло по-прежнему, а Космос пыталась мысленно ухватить возвращенные воспоминания, которые холодными жемчужинами пока ускользали от неё по бархатистому покрывалу памяти.       — Сработало. Он ответил, — сдавленно отозвалась она, чтобы успокоить подругу. — Но не уверена, что помог.       — Не удивлена, — вздохнула Астрея, рассматривая живописные полосы праха, которыми чертил свою картину на гладком мраморном полу ветер.       Воспоминания отозвались ночью. Прижимаясь к боку пышущей нежным теплом Астреи, Космос почувствовала внезапно склизкий мрак, могильный холод и влажность — влажность от обильных слёз, стекавших по её щекам.       …на берегу она цепляется в него с неистовой мольбой. Ей страшно и больно просить его об этом. Она видела, как жесток был к нему ад, как потрошил и рвал на части…       «Мамо-чан, прости меня… прости… Но я не могу допустить того, чтобы ты и девочки в будущем окончательно погибли! Не могу! Отпусти… отпусти!»       Она просит, умоляет, плачет… срывается в хрип… снова просит… Спина Мамору сведена. Она чувствует, как ломает его сильный порыв повернуться к ней и сжать в объятиях, чувствует, как отражается в нём бликами острая багряная боль… боль за неё… страх за неё… мука за неё…       «Отпусти. Отпусти — и это закончится. Мы перестанем мучить друг друга. Перестанем терзать и подводить к краю. Пусть лучше я буду в заточении всю жизнь… всю жизнь и больше, но зато буду знать, что ты жив, что ты ещё увидишь этот мир!».       Они соскальзывают в воспоминания о прошлом, и спина Мамору действительно выглядит почти точно так же, как тогда, в далёком начале их пути, когда он пытался отгородиться от неё, спрятаться за тем, как правильно от её сильных порывистых чувств… А потом он говорит такие простые и упоительно нежные слова о любви, что её сердце почти разрывается на тысячи мелких кусочков от мысли, что сейчас они простятся друг с другом на веки вечные.       Как же можно разделиться? Как же можно разжать руки и пойти в разные стороны? Ведь они принадлежат друг другу… Всецело… Даже тогда, когда она оставалась под Мировым древом, то всё равно была уверена, что они встретятся вновь. Но сейчас им надо выкорчевать друг друга из жизни… Чтобы… чтобы не погасли звёзды, чтобы не прервался путь самого дорогого на свете ей человека.       Переступить через себя. Переломить собственное желание. Ведь она хочет быть рядом с ним. Хотя бы просто сжимать ладонь. Но еще сильнее нужда в том, чтобы он «был», сиял….       Мамору снова говорит спустя пропасть томительного молчания, и эти слова творят мостик через бездну. Усаги начинает понимать, что если они расстанутся сейчас, то не произойдет ничего прекрасного из того, что они должны сотворить в будущем. Несмотря на страшный ужасающий в своих масштабах «финал», она всё равно желает прожить с ним все отведенные тысячелетия… Ведь мир действительно щедро одарил их, разве не кощунственно отвергнуть такой дар?       — Путь вне Котла труден, но я буду с тобой. Буду держать тебя за руку и защищать       — Не будешь! Ты же видел! Не будешь! — кричит она, вновь задыхаясь от боли, и чувствует, как резонирует её будущее «я», просматривающее сейчас воспоминания.       — Буду, Усако… — голос Мамору внезапно дрожит, и это срабатывает как выстрел в упор, лишая стремление переупрямить твердого в своей цели принца Земли. — Вспомни, что за звезда горела на груди у Сейлор Космос напротив сердца. Лишенный жизни, лишенный тела… я все равно буду охранять тебя и защищать.       — Так почему же я не слышу тебя? — шепотом спрашивает она, создавая в воспоминании петлю-изгиб, которую заполняет Космос. — Почему тебя нет?       — Любви подвластно и время, и пространство, — продолжает говорить Мамору. — И однажды, когда мои руки разожмутся и отпустят тебя, они все равно найдут тебя вновь. А сердце… Оно с тобой навечно. Даже если ты…       Космос выскользнула из воспоминания. Её сердце болело — в нём отворилась кое-как стянутая временем рана. Оказалось, что она узнала обо всём ещё тогда, когда Мамору искал ей путь с той стороны… Узнала. И не хотела идти дальше… Хотела, конечно же, всё бросить и остаться в Котле. Ведь ей предстояло стать чудовищем. А она чудовище? Ильматар посмотрела на свои ладони, расплывавшиеся в рыхлом сумраке ночи. Конечно, чудовище. Кто же ещё может нарастить мощь за счёт огня дорогих людей? Эндимион сказал ей тогда, что это её путь, и попытаться сбежать от него — потерять себя навеки. Но хотела ли она быть такой собой?       — Да.       По коже Космос расползлись мурашки, когда до неё долетел отзвук слова, сорвавшегося с её собственных губ. Как ей сказал Гадес тогда? То, что происходило с ней после прихода Хаос, это расплата за счастье? Но могла ли она отказаться от этого счастья? Не взять Мамору за руку, не пойти вместе с ним к новому яркому миру, в котором вспыхивали впервые рожденные звёзды? Разве могла ли она не прожить эту жизнь? Не стать матерью, королевой, владычицей? Не быть подругой и защитницей?       — У всего есть конец, — прошептала она, вновь заглядывая в синие глаза Мамору под Мировым деревом, когда она пришла к нему, чтобы принять за него решение о жизни и смерти. — Был и у нас…       — В битве с Хаосом ты станешь творить новые миры и пресекать жизнь умирающих звёзд, провожая их в недра Котла, — донесся до неё снова любимый голос, в котором слышалась удивительная вера в то, что она действительно с этим справиться. И Ильматар знала, что это так… Но как же было больно справляться с этим без него… без девочек…       — Как же ты жил, зная, что придёт день, когда мы окончательно расстанемся? Как ты мог ежедневно улыбаться мне, понимая, что дни иссякают?       Но вязкая тишина, нарушаемая лишь дыханием глубоко спящей Астреи, была ей ответом.       Более всего из увиденного её поражало то, что её возлюбленный мог надеяться — они снова встретятся, и расставание не будет вечным. Как такое возможно? Но если у Мамору была эта надежда, то почему бы не разделить её? Неуверенно, будто не зная, имеет ли она на это право, Космос позволила этому странному чувству засиять под сомкнутыми веками как маленькой светлой звезде, далёкой, но такой прекрасной. Ей стали и ближе и понятнее слова, что сказал Гадес, изгонявший её из Котла, да и утешающие речи Астреи, которые она упорно отталкивала, не желая находить покоя, наконец-то обрели смысл. Возможно, она не способна поверить полностью, но может допустить… предположить… просто подумать, что всё случившееся не конец, и что-то есть за чёрной бездной, как когда-то поверила Серенити, что за смоляным пологом Скрута скрывается васильковая синь Эндимиона…       — Серенити, — прошептала сквозь сон Астрея. Космос вздрогнула и обернулась к спящей Воин. Она повернула голову на подушке и было видно след от когда-то постоянно бывшей с ней клипсы, клипсы, которую они оставили на усыпанной цветами планете вокруг одной из звёзд в рукаве Лебедя, когда волшебство иссякло, и Амарант ушёл навсегда.       Ильматар никогда не видела являемый Астрее призрак, но в тот миг тоже ощутила острую потерю. Воин тогда упала на колени и не закричала, но застонала сквозь крепко стиснутые зубы, и этот стон разрывал сердце. Так стонет умирающее животное в тисках стального капкана, смирившееся с неотвратимостью смерти. А цветы были прекрасны… Море тонких нежных лепестков, шелестящих Вечностью. Космос в любой момент могла вновь ощутить их трепетное касание под порывами неожиданно мягкого и участливого ветра.       Как Ильматар отринула своё имя, пытаясь убежать от обжигающей боли прошлого, так и Астрея уложила клипсу во влажную рыхлую землю, оставив на память короткий шрам над бровью.       «Так будет правильно, — произнесла она над свежим холмиком, смаргивая слёзы. — Теперь всё будет правильно».       И… было? Космос не владела ответом на этот вопрос. Она с печалью погладила Астрею по щеке, и та сквозь сон потерлась об её ладонь, как кошка. Врачевать раны, поддерживать на плаву… Это теперь было их предназначением друг для друга. Они не могли быть счастливы в том прежнем безмятежном смысле, но… но…       Демиург, зажигающий звёзды. Демиург. Его когда-то увидел в ней Гладиус, когда она бездумно творила лунные лилии… Асклепий говорил ей, что она демиург Солнечной Системы, но это, похоже, не было всей правдой, потому что сейчас она так далеко от дома… Демиург, рожденный Солнечной Системой. Для чего? Демиурги творят. Создают новые миры, помогают материи связаться воедино. Мамору сказал ей, что она будет творить в битве с Хаосом.       Космос внезапно стало так тесно здесь на планете, как будто бы она становилась великаном, и пространство вокруг вот-вот должно было треснуть и разлететься на куски. Сила начала разгораться в ней мощными пульсарами, и она видела, куда стремятся эти потоки…       «Я — здесь».       «Знание», — пришёл ей ответ.       «Прекрати слать мне своих приспешников и выходи сразиться сама».       «Мщение», — вопросительно-насмешливый оттенок щекотнул её сознание.       «Нет. Это поединок добра со злом, предначертанный законом Мира», — отчеканила она мысленно, чувствуя, как холодеет воздух и руки покрываются гусиной кожей. Это прозвучало почти как фрагмент из речи сказочной земной воительницы Сейлор Мун…       «Месть. Нет. Прикрытие».       Подтекст стал ей мигом понятен, и она вспыхнула благородной яростью.       «Я всё равно тебя найду. Ты не сможешь от меня скрыться. И уничтожу тебя». В ответ раздались режущие колкие звуки, как будто где-то дробили стекло. Хаос смеялась.       «Ожидание», — мрачно обожгло её, и Космос опала на простыни. Её трясло… Неожиданно для себя, ломанувшись выполнять озвученное когда-то возлюбленным предназначение, она вызвала на поединок Хаос…       — Чем я только думала? — горько прошептала она, стирая со лба испарину.       — Что случилось? — испуганно подскочила на постели Астрея, потирая тыльной стороной запястья лицо.       — Всё хорошо, звёздочка, — ласково погладила Космос её по ладони, призывая лечь обратно. Это мягкое прозвище выплыло само по себе, всколыхнув память, когда Сейя бросался дурашливыми милыми обращениями. — Просто дурные сны. А так всё хорошо. Спи…       Астрея осоловело посмотрела на неё, а потом всё же легла, не заметив, к счастью, взмыленного вида Космос.       Когда они настигли Хаос в её лихорадочном петлянии по галактике, то Космос подумала, что совершила очередную страшную ошибку. Её противница была куда сильнее, чем помнилось по битве за Землю. Тогда, похоже, у неё не стояло задачи показать всю свою мощь. Или же это просто Ильматар привыкла сражаться со слабыми противниками?       Лицо Хаос было отрешенным и спокойным. Она снова превратила какую-то странствующую сейлор воительницу в свою марионетку, и теперь Сейлор Алмазная Пыль теснила Звёздную Сейлор Воин, мешая ей прийти на помощь Космос.       Космос приняла на посох удар зубастого меча и цепко вгляделась в глаза Хаос. Конечно же, ничего она и не увидела в абсолютной пустоте этих чёрных дыр — ни гнева, ни тоски, ни жалости. Но пульсирующие потоки всё равно скручивались под этой маской мнимого покоя, воплощая ту самую первородную стихию. Обмен ударами вновь стал частым и лихорадочным, как будто Хаос желала немедленно смести Космос со своего пути.       — Ильматар, — внезапно выдохнула она на очередном ударе и вновь, как тогда, когда объясняла, что Космос сотворила со своими близкими, обратилась к внятной речи: — Ты отреклась от своего имени, глупое создание?       — Не твоё дело, — прошипела Космос, пытаясь достать её ударом посоха в живот.       — Конечно, не моё, — согласилась Хаос. — Но разрыв с именем делает тебя…       Она осеклась, не договаривая, и щель рта исказила в усмешке её черты. Космос закрутила потоки, ударяя по основанию чёрных крыл Хаоса, желая выгнуть её дугой, чтобы отстранить прочь. Она уже оценила все риски близкого боя. Набрякший кармином на плече рукав был наглядным тому свидетельством.       Но Хаос сгруппировалась, прижимая крылья вплотную к телу, дернулась и устояла.       — Даже не надейся, — ядовито бросила она и вновь пошла на сближение. Посох скрипнул под новым ударом, выпуская золотистые искры, но остался цельным, даже без царапины.       Космос думала, что ей будет просто убить Хаос, потому что она уже так далеко ушла от той весёлой девочки, которая всегда пыталась решить дело миром, и одолела Галаксию обнаженным сердцем. Но поняла, что не знает как… От пламени, которым она прежде испепеляла отступников, Хаос даже не поморщилась, а энергетические лезвия, творимые во время поединка, рассыпались в прах. Но внутри зрела уверенность, что им всё же надо соприкоснуться. Только как это совершить без того, чтобы это стало последним, что сделала бы в своей жизни Космос?       Хаос осклабилась, снова наращивая темп ударов. В бездне мелькнуло что-то осознанное. Алчность. Жажда приобщить к себе. Поглотить. И Космос стала сопротивляться с удвоенной силой.       Она с помощью посоха отцепила плащ и набросила его на Хаос, побуждая ту увязнуть в складках, как рыбу в сети, но её противник одним прикосновением обратила плащ в метущийся поток частиц, который стал прирастать к её коже, скача зигзагами.       «Ещё один, — раздраженно подумала Космос. — Ничего. Одолею её и сотку новый».       — Мощь движущейся звезды! — рявкнула за её спиной Воин, обрушивая на Хаос несколько массивных энергетических ударов.       — Тлен! — с яростью выдохнула Хаос, которой, похоже, не понравилось, что Астрея покончила с одержимой марионеткой и ввязалась в поединок не про её честь. Она отвлеклась на неё и сдавила мощным ударом со всех сторон казавшееся таким хрупким и уязвимым тело Воин, и та закричала — её кожа начала бугриться и плавиться, открывая мышцы и кости.       Космос не могла терять ни секунды: она была не готова снова нести страшную потерю. В одно мгновение она зажгла вершину посоха и ударила Хаос туда, где обычно у людей находится сердце…       Тело Хаос треснуло, как глиняная статуэтка, выпуская наружу чёрную постоянно колеблющуюся массу, сверкающую мириадами мельчайших огоньков. В какой-то миг Космос, растерявшись от увиденного, опустила в этот поток руку. Её обожгло поразительным теплом, поток как будто взывал к ней, умоляя погрузиться в себя. Только тихий стон Астреи отрезвил её. Она обернулась и увидела, как Воин летела от неё вдаль, постепенно набирая скорость. Она была не в силах оставаться на ногах и сопротивляться орбитальному потоку.       Космос в мгновение ока сорвалась с места, нагнала Астрею, обхватила её покалеченное тело и сжала в объятиях, окутывая целительным светом. Повреждения были страшными: Воин утратила кожу и мышцы на руках и ногах, получила поверхностное разрушения слоя на животе и лице. Если бы не Космос, то она бы быстро умерла, не имея возможности поддерживать «космическое дыхание» из-за поврежденной трахеи.       — Всё закончилось, — прошептала Ильматар, целуя подругу в лоб, с которого исчез след клипсы — она не отматывала поток времени, как это делала Плутон, а творила. — Наверное…       — Не думаю, что всё так просто, — сипло отозвалась Астрея, подтверждая зудевшие дурным чувством опасения. — Это скорее всего просто сосуд.       — А то, что вытекло — и есть она, — Космос уставилась на колыхавшуюся материю, заполнявшую пространство. — Это нельзя так оставлять. Нельзя дать ей уйти.       Астрея смежила веки и слабо кивнула:       — Да, но боюсь, что и это будет не всё.       — Посмотрим. Сможешь держаться? — Космос чуть ослабила хватку вокруг подруги.       Снова кивнув, Астрея постаралась принять вертикальное положение относительно плоскости, в которой они располагались. Её чуть повело, но она быстро обрела контроль над телом.       — Что делать с этим? — тихо спросила Космос, опуская ладонь, окутанную золотым целительным сиянием на своё раненное плечо. И вздрогнула от осознания.       — Спустись на планету и жди меня там.       — Что? — пораженно переспросила Астрея. — Куда ты?       — Я должна увести это из системы, а ты не сможешь сопровождать меня на такое большое расстояние. Тебе надо восстановить силы, — Космос протянула руки к расползшейся мерцающей кляксе. — Не бойся. Сейчас она для меня не опасна.       — Ладно, — Воин посмотрела на планету, на орбите которой они и устроили битву с Хаос. Поразительно, что не повредили… — Только возвращайся побыстрее.       — Ты всё равно успеешь по мне соскучиться, — Космос прикоснулась губами к чистой и гладкой коже её виска. — Если покинешь эту планету, я найду тебя.       — Конечно, — коротко кивнула Воин. — Но я буду ждать тебя столько, сколько получится.       …опять.       Время относительно, его потоки мечутся по пространству, схлестываясь то тут, то там. Иногда в своих странствованиях Космос думала, что, может быть, в определенных частях Млечного Пути она пребывает в тех потоках, где она ещё счастлива и любима. Но не пыталась прорваться к Солнечной Системе, боясь сделать ситуацию ещё страшнее.       Закрутив дышащую материю, оставшуюся от Хаос, вокруг себя, как облако, она влекла её туда, где была зябкая пустота и не светило поблизости ни единой звезды. Только испортить жизнь чьей-нибудь системе ещё не хватало. Пока она лишь смутно догадывалась, что именно должна сделать, но чем дальше лежал её путь, тем острее осознавала — всё верно, именно так и должно быть.       Материя была ей покорна, не бунтовала, не вредила… как будто и не принадлежала до того враждебной оболочке Сейлор Хаос.       Наконец, обретя в конце звёздного рукава пустое пространство, Космос ослабила контроль над облаком, позволяя ему чуть расползтись, и только потом стала сжимать с дикой силой, словно гончар, сбивающий глину в единый шар, прежде чем начать лепить. Пространство зазвенело, и огни, рассыпанные по материи, стали разгораться ярче. Космос воздела руки вверх, задавая направление, и комок поднялся. Пока он был крошечным — размером всего лишь с её голову, но Космос ощущала — он растет, и она вместе с ним.       Никто никогда не был столь велик. Столь огромен. Но ей не с чем было сравнивать свой рост в этой пустоте. Только чувство увеличения массы в сжимаемом шаре давало об этом туманное представление. Однако и оно скоро потерялось, подхваченное ярким чувством, пронзающим каждую клеточку её тела. Торопливо она заставляла потоки частиц сцепляться между собой, взаимодействовать. Космос придавала им импульс, и они сталкивались, рождая прекрасный свет. Такой теплый и нежный… Её силы вливались в этот огромный шар, помогая ему разгораться всё ярче…       Синяя вспышка… перед её глазами встает лёгкий прекрасный образ Арнемеции… на губах тонкая улыбка, а в глазах тепло и гордость.       — Серенити…       Подле неё возникает образ рыжеволосого лорда Зойсайта, который обнимает её за талию и смотрит чуть смущенно исподлобья.       Жёлтая вспышка… Истар и Кунсайт стоят перед ней, крепко держась за руки. Их волосы треплет ветер, а на лицах выражение бесконечной любви и заботы.       Красная вспышка. Фэнхуан смотрит с сочувствием, как будто ей открыт весь её путь сражений и потерь, а Джедайт, разделяя её знание, сверкает глазами, положив подбородок на плечо своей любимой и обнимая её со спины.       Зелёная вспышка. Несару смеется, как будто радуется долгожданной встрече после долгого расставания, и Нефрит вторит ей, сверкая синими глазами.       Фиолетовая вспышка. Хель обнимает себя за плечи и смотрит на неё с печалью, как будто хочет за что-то попросить прощения.       …её сердце сбивается с ритма, когда она понимает, что…       Золотая вспышка почти ослепляет её. Эндимион стоит перед ней, выражение его лица встревоженное, и ей кажется, что в уголках его глаз она видит блеск слезы. Она тянет к нему руку, и он протягивает ладонь навстречу. Прикосновение обжигает, и этот импульс быстро перемещается от соединенных ладоней к самому сердцу.       Но вновь вспышка…       Шесть огней повисают перед Космос, отделенные от неё, и только в этот момент она в полной мере осознает, что они действительно были с ней… были… и должны её покинуть. Эта мысль почему-то не отозвалась болью, напротив — она улыбается с терпкой нежностью, которая крошится жемчужинками на её ладонь. Как будто то, на что она решится сейчас, искупит её страшное деяние, совершенное при рождении.       — Летите… — шепчет она одними губами, отказываясь давать звучание этому слову, но не находя в себе в тоже времени сил удержать его. Огни дрожат, как будто сопротивляются её желанию.       — Ваше место здесь, — произносит Космос вслух. — У этой звезды. Вы дадите ей жизнь…       Огни колеблются, то отступая, то приближаясь.       — Летите… — она вытягивает ладони вперёд, как будто отталкивая их, и они отдаляются от неё. Космос часто моргает, и в какой-то миг ей мерещатся спины людей… бесконечно дорогих ей людей, которые идут куда-то вперёд, туда, где нет ей места… Потом она прольет слёзы по этой разлуке. Потом. А сейчас она рада… Она думает, что здесь, у вновь рожденной звезды они обретут жизнь, в качестве отданной частички её самой…       Космос распахнула глаза: перед ней мерцала звезда. Она была похожа просто на шар бело-голубого света, который парил у неё над ладонью, но чувствовалась запредельная тяжесть оставляемого сердца. Космос опустила глаза на грудь — звезда напротив её сердца утратила золотое сияние и стала холодным серебряным огнём. Та же участь постигла и остальные звёзды, сиявшие на её одеянии.       Ильматар убрала ладони из-под звезды и отстранилась.       — Прощайте, — прошептала она. Скорее всего, это лучшее, что только можно было сделать для тех, кто ради неё развеялся в прах. — Прощай, моя любовь.       Надежду на встречу она также оставила у этой новорожденной звезды.       Летя в космической пустоте и пытаясь вспомнить, где она и в каком месте может быть Астрея, Космос вспоминала обрывки легенд, которые она слышала от Эндимиона. В особенности, историю про единого Великого Духа, который по преданию североамериканских индейцев обнимал всю Землю. И души людей были частичками этого духа. После смерти они возвращались к нему и становились вновь его частью. А потом откалывались вновь и вновь… Но были ли это те же люди? Или иные? Или всё это были только проявления Великого Духа? Кто мог бы тогда ответить на эти вопросы?       Ей казалось, что она перемещалась довольно быстро… Ей так казалось. Но зудящее чувство в груди дало ей понять: она бесконечно опаздывает. Так опаздывали на столетия люди, похищенные народом холмов. Им думалось, что промелькнул один день, а проходило много больше, чем можно было себе представить… Она нигде не чувствовала огня Астреи. Планета, на которой она оставила её приходить в себя от ран, опустела и стала безжизненной, и, поскольку окрестные системы тоже оказались пусты, Космос взяла курс на Кинмоку, потому что вновь не знала, куда ещё могла бы направиться.              Планета Олив встретила её незнакомыми дворцами, зданиями и людьми. Космос прибыла тихо, скрыв свою энергию и нацепив личину обычного жителя Кинмоку. Достаточно быстро она поняла, что и Какю здесь уже нет. Сердце сжала тревога. Красноволосая королева была очень сильна, почему же ушла? Как много лет минуло с её расставания с Астреей? И у кого спросить?       Бродя по улицам города, она набрела на храм. Его названием было «Храм Великой Воительницы Астреи». Сердце предательски дернулось в груди, и Космос поднялась по вытесанным белым ступеням к площадке, на которой возвышалась статуя её подруги в полный рост. Каменная Астрея смотрела с дерзким вызовом вперёд навстречу неизвестности…       Высокая, но выглядящая согбенной летами беловолосая женщина подметала плиты возле статуи. Космос неожиданно пристально вгляделась в неё, чувствуя знакомый отзвук.       — Илекс?       Женщина вздрогнула и обернулась, с усилием распрямляя плечи. Да, ни следа от когда-то яркого каштана, а в фиолетовых глазах тягостная усталость и желание погасить ещё тлеющий огонь жизни и уйти… уйти дальше на новый круг.       — Кто ты? — тихо спросила Творец, цепко всматриваясь в лицо Ильматар. — Я не знаю тебя.       — Знаешь, — грустно улыбнулась она ей в ответ. — Я — Сейлор Космос, — и добавила с промедлением: — Серенити.       — Серенити… — повторила Илекс эхом, и Космос сняла маскировку, показывая серебряные волосы, заплетенные в оданго, и привычные черты лица.       — Как давно отзвучало твоё имя, — чуть помолчав, произнесла наконец Творец. — О тебе не было вестей уже с несколько тысяч лет. Далеко странствовала?       — Да, — кивнула Космос. — Я искала Астрею. Она обещала дождаться меня.       — Ты опоздала на пару тысяч оборотов Кинмоку вокруг светила, — покачала головой бывшая воительница. — Она ушла вместе с Какю. Когда пришёл Хаос.       — Как? — спросила было Космос, но тотчас закусила губу. — Что ж… Мы должны были этого ожидать. Значит, она…       — Шагнула в вечность, — кивнула Илекс на статую. — Они совершили тогда невозможное. Разрушили сосуд Хаоса и спасли планету. Иначе мы бы повторили судьбу Земли, полагаю.       Повисла тягостная тишина, в которой пару раз с сомнением прошуршала метла.       — Она знала, что ты придешь, — наконец, добавила Творец. — Сказала, чтобы я тебе кое-что передала. Но я оставила это в келье. Ты же не откажешься выпить со мной цветочного чая и рассказать о своих странствиях? За эту пугающе долгую жизнь мне всё успело порядком наскучить, включая монастырь в Алых горах. Может, хотя бы твоя история меня развлечет…       — Конечно, — кивнула Космос, чувствуя, как ворочается в душе боль, готовясь вонзить клыки в сердце.       В келье Творец было тесно из-за множества разложенных книг и трактатов, это было единственным украшением строгой безыскусной обстановки. Илекс принесла пузатый чайник с цветочным орнаментом и чашки, наполнила одну из них и протянула Космос, та приняла и с грустью посмотрела на жемчужную жидкость.       — О тебе ходят красивые сказания, — заговорила Илекс. — Я рада, что Воин стала частью их. Доблестное сражение против зла почти по всей галактике — кто бы отказался стать частью такого эпоса?       — Да, — неловко кивнула Космос. — Кто бы отказался…       — Твоя дочь была здесь около тысячи лет назад. Надеялась найти твой след. Королева Цубаки обещала ей помочь и дать знать, если ты вдруг появишься. Ты всё ещё избегаешь её?       Космос прислушалась к чувствам внутри: после вести о давней смерти Астреи она ощущала такую грусть и пустоту, что уже и идея повидаться с королевой Усаги не казалась ей такой страшной. Похоже, мудрое время действительно даёт возможность ко многому притереться и с многим смириться.       — Я навещу её, когда продолжу свой путь, — ответила она. — Надеюсь, что она не будет зла на моё долгое отсутствие.       Илекс снова кивнула и зарылась в свернутых под кроватью свитках.       — Вот, — извлекла она на свет шкатулку. — Думаю, ты знаешь, что это.       — Знаю, — подтвердила Космос. — Но почему…       — Я думаю, Астрея хотела сказать, что ты была для неё важна. Что она дорожила тобой в той же мере, как и тогда.       Космос коснулась плоской шкатулки, подцепила замочек и откинула крышку. На бархатистой подушке лежал медальон — круглый диск с полумесяцем и причудливым узором, похожим на шестеренки механизма. Когда Сейя покидал Землю, то попросил Усаги вернуть ему его на память. Ничуть не стесняясь Илекс, Космос раскрыла медальон и с горькой улыбкой прикоснулась к сплетенным прядям — потускневшему от времени золоту, ставшему почти серебром, и чёрной смоляной пряди. В медальон была вложена маленькая записка:       «Я всегда с тобой. И он тоже».       Космос неожиданно для себя всхлипнула: воздух стал таким горьким, что слёзы сами навернулись на глазах. Она плакала, не утирая их. Они текли по щекам тонкими ручьями, скапливаясь на подбородке, падали в перекинутые через плечи пряди волос…       Илекс молчала, не вторгаясь в это бесконечно запоздавшее горе. Но когда слёзы иссякли, тихо прошептала:       — Похоже, я теперь могу быть свободна. Видимо, дождаться тебя и передать её послание, было моим предназначением.       Космос продолжила свой путь. Ещё не совсем и не во всём она принимала и понимала его, но отсутствие движения её утомляло. Поэтому она рассекала пространство, искала зло, вступала с ним в схватку. Если находила Хаос, то разбивала её сосуд, а выпущенную наружу материю обращала в новую звезду. Она не искала ничего и никого, потому что у неё был только простор Млечного Пути и изредка иные галактики. Королеву Усаги, ставшую властительницей Солнечной Системы, она всё же повидала, но на очень краткий миг. И попросила более не искать её…       Изгнанница. Одиночка. Легенды о ней множились, но всё же чаще звучали те, где она была бок о бок с Астреей, и это будто бы сокращало дистанцию между ними и создавало иллюзию, что Воин всё же где-то поблизости, идёт к ней навстречу…       В минуту горького отчаяния Космос нырнула в собственную нить и прожила события их первой со Звёздной Сейлор Воин земной встречи. Ей давно не доводилось так делать. Но, поскольку проживать эти дни внутри Усаги с её горькой болью о пропавшем с радаров Мамору было невыносимо, она скрылась в Чиби-Чиби. Со Светом надежды Галаксии ей было вполне комфортно делить сосуд.       Защищая и приободряя саму себя, Космос будто открыла второе дыхание. К тому моменту, как она вернулась обратно в своё время, краски стали ярче, чувства острее… И имя Ильматар стало ей совсем чужим.       — Серенити творит Серенити, — прошептала она, рассматривая сияние звёзд Галактического Котла, неподалеку от которого вновь довелось пролетать. Гадес, наверное, был бы доволен узнать, что она вернула имя…       Теперь на свою жизнь она оборачивалась, как на дивную мозаику, собранную собственными руками. Каждый шаг, каждая развилка, каждое судьбоносное решение… Всё вело её к пути демиурга. Может быть, она не во всем желала этого, но странное смирение поселилось в её душе, потому что конец — всегда начало. Может быть, когда-нибудь у неё встанет выбор «изнанка мира» или Галактический Котёл? И тогда её одиночество прекратится, а до той поры…       К своему первому творению она вернулась не скоро. Уже был и утрачен ход времени, сколько прошло с того памятного сражения с Хаосом, положившего начало принятия её предназначения. Но всё же какое-то любопытство тронуло струны её души, и Космос нашла то светило. Бело-голубой гигант сиял ярко и имел шесть планет на орбите. Они были разных цветов, как красивые драгоценные камни в коллекции, соединенные через одну пульсирующую жемчужину.       Серенити опасливо осмотрела их со стороны — обычные планеты с сияющими огнями божеств, как и в любой системе… Но этот огонь был на что-то похож… так похож...       Серенити выбрала для посещения третью планету от светила — она была слишком похожа на утраченную Землю. Если первая планета из космоса казалась темно-синей, а вторая охрово-золотистой, то эта была голубой с легкой мерцающей дымкой, с огромными океаническими просторами и обширными континентами.       Её сразу потянуло к центру притяжения силы планеты, где должен был находиться ещё молодой демиург. Обнаружила она себя посреди луга с голубой травой, доходившей ей до пояса, небо над головой казалось перламутровым сплетением мазков, отливавшим у краев сиренью.       Серенити осмотрелась — никого не было заметно. Хотя такое было сложно ожидать от божества, но, возможно, что демиург почуял её, затаился в траве, как дикий зверь, и теперь выжидал, намереваясь нанести удар?       — Эй, — Космос выставила перед собой руки открытыми ладонями вперёд, пытаясь продемонстрировать, что намерения у неё самые мирные.       Трава колыхнулась. Серенити опасливо обернулась вокруг своей оси и повторила чуть громче:       — Эй! Здесь есть кто-нибудь?       Над травой мелькнуло нечто чёрное, а затем ей ответили очень певучим распевным мягким баритоном. Но понадобилось время, прежде чем она перестроилась на языковой фон планеты и поняла, что именно.       «Не бойся, дева. Ты удивила меня своим вторжением, я просто отдыхал в траве, а вовсе не хотел напасть на тебя».       Из голубой травы поднимался высокий мужчина, облаченный в текучие тёмно-синие одежды. У него были длинные чёрные волосы, собранные в высокий хвост и выбритые у висков, узкое вытянутое лицо и выразительные синие глаза, зрачки которых чуть расширились, когда он посмотрел на неё.       Серенити замерла, как сраженная молнией. От мужчины исходило знакомое золотистое сияние, в котором она чувствовала также и вкрапления родного серебра и нити тонкой смоляной тьмы.       — Я вижу, что напугал тебя, прекрасная дева. Но тебе действительно нет нужды бояться меня, — дрогнувшим голосом произнес он и приблизился к ней вплотную. Его глаза пристально изучали её лицо, и в них плясали восторженные искры:       — Кто ты?       — Серенити, — почему-то сразу выпалила она, пытаясь сдержать дрожь, и добавила: — А как твоё имя?       — Я слышал твоё имя во сне, — внезапно проникновенно сказал этот знакомый незнакомец. — Ты звала меня, а я звал тебя, прекрасная богиня.       — Как твоё имя? — срывающимся голосом повторила Космос, чувствуя, как слабеют колени. Надежда, оставленная у этой звезды, дала внезапные всходы.       — Ты звала меня тысячей имён, а я отвечал тебе тем же, — повторил он, протягивая к ней руку. Его горячие пальцы легли на её ледяное дрожащее запястье. — Разве может нас что-то разлучить, Серенити?       — Эндимион, — прошептала она за него. — Эндимион.       И порывисто обняла, пряча на широкой груди лицо. Его руки тотчас обняли её в ответ, прижимая так крепко, словно он страшился, что она ускользнет в высь.       И, может быть, счастье от этой встречи окажется быстротечно… может быть, разлука поспешит нанести свой удар… Но сейчас… Сейчас горькое одиночество иссякло, и Космос внимала стуку любимого сердца, ощущая, как Змей Времени замыкает своё новое кольцо.       Она уже была уверена в том, кого найдет на соседних планетах и, похоже, именно сейчас поняла, что же такое есть бесконечность Вселенной.

Июнь 2014 года - декабрь 2021 года.