Причудливые игры богов. Жертвы паутины

      Соичи Томоэ приснилось, что он упал с огромной высоты. Завершение этого сна подбросило его на кровати и заставило напряженно уставиться в зыбкий рассветный сумрак комнаты. Рядом тихо присвистнул Кагеру Чиба, тяжело перевернувшийся во сне на спину. Соичи растерянно посмотрел на него, отмечая, как сильно измялась когда-то белая, а теперь серая, местами даже темно-серая рубашка и запылились брюки. Спать они легли, не раздеваясь. Не до того было.       Затем профессор Томоэ повернулся к окну. Небо уже светлело, обещая скорый рассвет. Он неуверенно встал и подошел поближе к окну, автоматически пытаясь рукой распутать сбившиеся на голове в колтун волосы. Сад ещё только готовился обрести краски в лучах солнца, поэтому демонстрировал вязкую синеву, серость и тени. Но был там также и силуэт на скамейке под ясенем. Соичи мигом узнал, кто расположился под деревом, и торопливо поспешил прочь из комнаты. Ему совсем не хотелось позволять Плутон сидеть одной в холодном саду.       Провозившись с четверть часа на кухне, Соичи вышел из дома, неся термос с горячим шоколадом, корзинку бутербродов и теплый плед. Сецуна встретила его напряженным удивлением и сдержанной благодарностью.       — Ты не спишь? Почему? — шепотом спросила она, принимая крышку термоса с ароматным напитком.       — Дурные сны, — фыркнул Соичи, решительно закутывая Плутон в плед. Она не сопротивлялась, но пристально рассматривала его.       — Гадес? Пожар? — отрывисто спросила она.       — Нет, падение с большой высоты, — усмехнулся профессор Томоэ, радуясь тому, что натянул перед выходом свой потрепанный, но очень теплый свитер со скандинавским узором. — А почему не спишь ты? И почему ты…       Он осекся, размышляя, как бы закончить мысль, но Сецуна уже пришла ему на помощь:       — Не подле Серенити и Марс? Так, есть кое-что, что хотелось обдумать тут, в саду. И, как справедливо заметил один теперь наш общий знакомый, от меня сейчас ничего не зависит.       — Ты снова видела Гадеса? — напряженно переспросил Соичи, натягивая рукава свитера на запястья. Сецуна сделала глоток горячего шоколада и медленно кивнула. Повисла зыбкая тишина.       Профессор Томоэ, конечно, многое дал бы за то, чтобы не вспоминать так часто о жутковатом кузене своей возлюбленной, но, пока не проснутся Усаги и Рей и не вернутся Мамору и Джедайт, это было невозможно. Так они и сидели: Сецуна потягивала шоколад, а Соичи, откинувшись на спинку скамейки, рассматривал предрассветное небо. Звёзды были ещё довольно заметными, хотя и бледнели.       — Я хочу быть с тобой. Провести вместе вечность, — внезапно прошептала Сецуна, нарушив полог тишины. Соичи подскочил, обернулся к ней и наткнулся на смущенный взгляд вишневых глаз:       — Ты п-передумал? — запнулась она — видимо, вид у него был слишком ошарашенный. — Я же сказала это ещё перед Тартаром…       — Нет, конечно же, нет! — торопливо воскликнул Соичи. — Я помню про вечность… Просто. Я же не вечный. И моё звёздное семя наверняка слишком слабое, чтобы…       — Помнишь, что я тебе сказала перед тем, как уйти с Сатурн? Про место, где время не будет идти для тебя?       — Твои хладные чертоги, — невольно улыбнулся он. — Плутон? Мы только там сможем жить вместе?       — Там я могу остановить твоё время… Есть ещё один вариант, и тогда мы сможем быть в любой точке Системы и даже за её пределами, — прошептала Сецуна, и её ресницы затрепетали. — Но это разрушит слишком многое. Я не знаю, вправе ли я предлагать тебе это!       — Я хочу быть с тобой. Правда, — твердо сказал ей Соичи. — И я не боюсь ничего. Мы с тобой… Мы и так прошли очень многое. Я даже целые сутки думал, что потерял тебя навеки.       Сецуна фыркнула и покачала головой:       — Целые сутки? Неужели? Я думала, что пробыла там одну маленькую вечность.       — А я и прожил эту маленькую вечность в чёрной неизвестности, — наконец-то профессор взял её за руку, и они переплели пальцы. — Я люблю тебя, Сецуна. Давай будем вместе, несмотря ни на что. Я готов отдать тебе свою краткую земную жизнь, но если её тебе мало, то соглашусь на любую авантюру, которую ты только предложишь.       — Мы рискуем составить конкуренцию моему кузену, который оказывается женился, — тихо рассмеялась Сецуна, приникая к его плечу. — Я слишком жадная… Мне мало быть счастливой краткий миг своей жизни. Хочу претендовать на вечное счастье. Это плохо?       — Вовсе нет, — Соичи внимательно посмотрел на неё. — Мне кажется, что ты, как никто другой, заслужила право быть счастливой.       — А ещё тебя прельщает бессмертие, и ты уже мыслишь сколько великих открытий успеешь совершить за вечность…       — Ты видишь меня насквозь, — рассмеялся профессор, зябко поводя плечами. На самом деле от этого разговора веяло космическим холодом, но он не торопился делиться этими ощущениями. Видимо, зря.       — Я тоже боюсь, Соичи. Это совершенно нормально, — подняла на него глаза Сецуна. — Мы не обязаны делать это сегодня или завтра. У нас есть время.       Время. Соичи крепче сжал её ладонь и вновь повернул голову к звёздам. Небо было так похоже на море: оно колыхалось и будто то приближалось, то отдалялось, скрывая мерцание звёзд за пенными барашками облачного кружева. Ему даже показалось, что он видит плывущую по этим водам ладью, большую и красивую, похожую на эскизы картинок из славянских легенд. Одно из облаков стало этому видению, как чистый крепкий наполненный ветром парус.       — Смотри, какое занятное облако, — махнул он рукой в небо, привлекая внимание Сецуны. Та подняла голову и почему-то растерялась:       — А облако ли это?       — Что? Ты хочешь сказать, что это — космическая ладья? — недоверчиво спросил Соичи, рассматривая загадочный образ.       — Неужели… — Сецуна вцепилась в руку профессора, заставив его вскрикнуть от неожиданной боли, так свела она пальцы. — Неужели это…       Ладья нырнула в светлеющую полосу небосклона и исчезла, а они взволнованно посмотрели друг на друга.       — Что это было? — спросил Соичи тревожным шепотом.       — Кто-то нашёл путь обратно… По меньшей мере, Мамору и Джедайт, — ответила Хранительница Врат, отставляя крышку от термоса. — Но я хочу верить, что они все вернулись. Гадес сказал…       Она осеклась, а Соичи продолжал смотреть на неё, ожидая продолжения реплики, но Сецуна молчала, закусив губу. Первый рассветный луч упал на неё и высветил тревожную морщинку на лбу. Подушечкой пальца свободной руки Соичи прикоснулся к этой морщинке, будто желая разгладить, а затем погладил ладонью её щеку.       — Всё хорошо, Сецуна. Я верю, что всё хорошо.       Она неуверенно улыбнулась:       — Тогда нам надо немедленно приступить к поцелуям, потому что скоро здесь будет светопреставление.       — А я думал, что мы его уже пережили, — прошептал профессор, склоняясь к ней и вдыхая запах вишни и шоколада. Они неспешно соприкоснулись губами, разделяя этот мягкий рассветный поцелуй. Их сердца бились в радостном предвкушении, потому что вот-вот действительно совершится чудо… Дом наполнится криками восторга и ликования… А потом они все соберутся за одним столом дружной командой, которая в очередной раз спасла Землю…       — Ах ты, гребанный извращенец! — раздались громкий женский вопль и глухой стук прямо по диагонали от скамейки, на которой разделяли утренние радости уединения Соичи и Сецуна. Они растерянно прервали поцелуй и обернулись на беседку. Макото, тяжело дыша, возвышалась над обескураженным сонным Нефритом, который ощупывал голову.       — Как ты мог?! Кто тебе вообще позволил?!       — Я спал! — жалобно выдал Лорд Юга, осоловело хлопая глазами. — И сжал инстинктивно! Ты же не можешь всерьез ругать меня за то, что я сделал во сне!       — Ты неисправим! Тебе бы лишь… Лишь… — растрепанная раскрасневшаяся Макото топнула ногой, не в силах подобрать слов. Возможно, что она была бы сдержаннее, если бы видела свидетелей этой сцены, но момент слишком увлек её.       — Мако, милая, прошу тебя, не воспринимай ты это так всерьез. Я очень сожалею…       — Ах ты сожалеешь! — взвилась Юпитер как коршун. — То есть ты бы предпочел сжать чью-то другую грудь?!       — Ты задаешь вопросы, на которых нет правильных ответов! — шокировано протянул Нефрит. — Если я тебе сейчас отвечу нет, то ты меня убьешь за то, что я хотел тебя облапать. А если да, то ты решишь, что я думал о ком-то другом, кроме тебя. Но это же не так!       Макото хотела что-то ещё добавить, но тут уставилась на наблюдавшую за ними с интересом со скамейки под ясенем парочку. Она замерла, как выброшенная на песок рыба, открывая и закрывая рот.       — Горячего шоколаду? — любезно предложил Соичи, поднимая термос. Он надеялся так разрядить обстановку.       — Пожалуй, да, — кивнул с благодарностью Нефрит. Его щеки горели лёгким румянцем, и Сецуна подавила тихий смешок — смущенным Лорда Юга мало кто видел. Более всего было удивительно, что Юпитер и он уже проснулись. Они спали не более четырех часов, а энергии потратили море…       — Я приготовлю завтрак, — хмыкнула Макото, одергивая одолженное вчера у Усаги платье.       — Ты можешь посмотреть что-то из вещей Харуки, — предложила ей Сецуна, видя, что Юпитер платье чуть-чуть тесновато, но та ответила сумрачным взглядом:       — Спасибо, я пока так.       Возможно, в этом было какое-то суеверие… возможно, желание продлить чувство близости к Усаги, если та всё же не вернется. Плутон с пониманием кивнула, и они отправились в дом на кухню.       — Подле них Сейя? — спросила Юпитер уже внутри, встав к плите. — Не сочти за укор, но я думала, что ты намерена «встретить» их.       — Кое-что изменилось, — покачала головой Сецуна, нарезая ветчину для тамагояки. — Видишь ли, ночью пришел Гадес. Он сказал мне кое-что.       — Что же? — не сдержала любопытства Макото, добавляя измельченный зелёный лук в яичную смесь. — Что-то по поводу их возвращения?       — В том числе, — вздохнула Сецуна. — И мне стало невыносимо ждать, чем всё закончится. Думаю, что ты понимаешь… Лучше быть вне стен той комнаты, не видеть их безжизненные тела, а представлять, что они вот-вот выйдут.       — Я не хочу умэбоши, — внезапно возмутился Нефрит, наблюдая, как профессор Соичи выкладывает маринованные сливы. — Почему бы не позавтракать панкейками?       — Потому что сегодня ты будешь традиционный японский завтрак, и точка! — вновь вспыхнула Макото. — Если ты такой привереда, то становись к плите!       Она угрожающе махнула лопаткой для омлета перед носом бывшего генерала Тёмного Королевства, и тот капитулировал:       — Конечно я готов встать к плите, Мако! Что ты! Я просто не люблю маринованные сливы. И только…       — Вам бы ещё поспать, — невольно брякнул Соичи и наткнулся сразу на два недовольных взгляда. — Всё, молчу.       — Нефрит, лепи онигири. Можешь вложить в середину авокадо и тунца, — смягчилась Макото и опустила лопатку. — Порцию с умэбоши для девочек я сделаю попозже.       Сецуна проворно отодвинулась, освобождая рабочее место рядом с Макото, и подмигнула Нефриту. Тот, смущенно сопя, стал ловко лепить шарики из риса, чуть соприкасаясь локтями со своей зазнобой. Юпитер делала вид, что не замечает этого, но её щеки чуть порозовели. Сецуна подгадала момент и перетащила Соичи за стол пить горячий шоколад, справедливо полагая, что двоих у плиты вполне достаточно. Особенно когда им есть, что прояснить для самих себя…       А ей было радостно игнорировать кружки и делить с возлюбленным ароматный напиток из крышки термоса. Они соприкасались пальцами, неловко сплетали их и украдкой целовались, отпуская мысль, что их скользящие стремительные соприкосновения губ кто-то приметит.       На кухню, зевая, вошла Харука. Она расплылась в шельмоватой улыбке, когда обе парочки отпрянули друг от друга: Соичи с Сецуной разорвали едва связавший их поцелуй, а Макото, объяснявшая Нефриту, как правильно держать нож для шинкования, поспешила от него отодвинуться.       — Я вижу вас, друзья мои! И как же меня это радует! — бодро заявила Харука, отбрасывая летучие прядки челки со лба. — Похоже, что вы тоже довольно быстро оправились от храма богини Инари. Я думала, что сутки влёжку буду, а вот как получилось…       — Думаю, мы все торопили рассвет, — задумчиво протянул Нефрит, выглядывая в широкое окно, будто надеясь разглядеть кого-то за пределами дома. — Потом-то я отосплюсь… Но сейчас я взволнован и зверски голоден. Нормальной пищи я не видел тьму веков!       — А разве не три года? — ангельским голосом пропела Макото, выкладывая на тарелку тамагояки.       — В Элизионе это всё равно, что вечность, — грустно улыбнулся Нефрит, поймал её кисть и легонько поцеловал в запястье. Макото зарделась и быстро отняла руку.       — Садимся за стол, — поторопила она друзей, ускользая от Нефрита накрывать завтрак. — Харука, захватишь ещё тарелки?       — И мне, — бросила Мичиру, проходя на кухню. Она на ходу подавила зевок и звонко чмокнула возлюбленную в щеку. — Доброе утро неспящим. Смотрю, у нас тут почти военный совет. Есть новости?       Плутон покачала головой, прикусив губу. Она не спешила делиться их с Соичи утренним видением, предпочитая оставить пока при себе. Мало ли что в этом таилось?       — Кофе? — предложила ей Макото, подходя с кофейником, полным терпкого напитка, от которого исходил яркий запах корицы. — Наверное, и остальные скоро подтянутся. Доделаю-ка онигири с маринованными сливами.       — Я тебе помогу! — подорвался Нефрит, который едва примостился за обеденным столом.       — Я думала, тебе и смотреть на маринованные сливы противно, — хмыкнула Юпитер, торопливо отворачиваясь.       — Что это между ними? — громким шепотом спросила Мичиру у Сецуны, когда пара снова удалилась к плите.       — Они ещё сами не решили, — пожала плечами Плутон, пряча за крышкой термоса улыбку. — Но думаю, что всё сложится лучшим образом из возможных.       — Какая прелесть! — фыркнула Харука, подбирая губами с ладони Мичиру онигири. Та счастливо засмеялась и смахнула с подбородка Уранус несколько налипших зернышек риса.       Они успели насладиться завтраком, выпить по две кружки кофе, обсудить диссертацию Сецуны и возникшую горячую любовь Харуки к «Унесенным ветром», а также втихую посмеяться над пикировками и неловким флиртом Макото и Нефрита, когда на кухню влетела встрепанная Минако.       Она вся дрожала, её руки, то взлетали трепещущими крыльями, то цеплялись в нервный замок, а в глазах была щемящая смесь страха, надежды, радости и горечи.       — Там… там… скорее, — лепетала Минако. — Кунсайт… Вы… скорее…       — В комнате? — коротко спросила Сецуна, вскакивая так, что стул с грохотом упал на пол, едва не задев Макото, подносившую блюдо с нарезанными фруктами и наскоро запеченными слоенными пирожками.       — Нет, у двери на крыльце, — почти прошептала Венера. В её глазах заблестели слёзы, и она попыталась добавить: — Они… они…       Спазм сдавил ей горло, и она, стремительно развернувшись, бросилась прочь. Остальные через секунду побежали за ней. Только Макото замешкалась. Дрожащими руками она поставила поднос в центр стола и стала торопливо развязывать узел на фартуке, но пальцы не слушались, став внезапно деревянными.       — Эй, — в дверном проеме возник Нефрит, — дай я тебе помогу.       — Почему ты вернулся? — сбивчивым шепотом спросила Юпитер, позволяя ему распутать тесемки фартука.       — Потому что нужен тебе, — твердо ответил Нефрит, кладя ладони ей на плечи. — А ты нужна мне.       А затем добавил спустя долгую секунду взволнованного молчания:       — И потому что мне тоже страшно и в то же время очень желанно увидеть их. Но если они вернулись одни…       — Это будет очень тяжело пережить, — кивнула Макото, даря ему грустную улыбку. — Но сейчас надо быть сильнее своих страхов.       — С тобой это просто, — прошептал Нефрит, опасливо беря её за руку. Он погладил большим пальцем нежную кожу ладони возлюбленной и осторожно посмотрел на неё исподлобья. Макото руки не отняла и только опустила голову, безуспешно пытаясь спрятать румянец. Осторожно, словно малые, напуганные внезапными и плохо изученными чувствами, дети, они вышли с кухни, крепко держась за руки.       Сецуна даже не поняла, как оказалась впереди. В какой-то миг она обогнала мчавшуюся подобно ветру Харуку и первой вылетела на крыльцо, споткнувшись об порог и упав на колени. Болезненная пульсация от удара мигом отошла куда-то на задний план, когда она увидела перед собой эту необычную, завораживающую своей красотой картину. На крыльце сидел Кунсайт. В его распущенных спутанных белых волосах блуждало утреннее солнце, а на коленях — головами лежали Мамору и Джедайт. Они выглядели безмятежными и, как будто, счастливыми. Их дыхание было размеренным дыханием глубоко спящих людей, видящих нежный светлый сон. Вот только у Мамору на висках сверкали серебристые волоски, как будто иней на траве в холодное осеннее утро, а у Джедайта волосы целиком сменили цвет светлого золота на сияющее серебро.       Кунсайт заботливо перебирал их волосы с почти материнской нежностью, привечая с долгого изнурительного пути. Венера снова всхлипнула, и Сецуна подняла на неё глаза:       — Они просто спят. Не бойтесь, им ничего не угрожает. Я в этом уверена.       Соичи помог ей подняться, вскользь обняв за талию.       — Мы должны проверить, — глухо прошептала Харука. — Должны убедиться, что они действительно… что всё…       — Не напрасно, — дернула подбородком Венера, торопливо смахивая слёзы. — Им явно пришлось перенести страшные муки. Если всё это оказалось бы зря…       — Милорд, — Нефрит, вышедший на крыльцо вместе с Макото последним, опустился на колени подле Мамору и погладил по спадавшей на пол ладони, а затем обратился к спящему Джедайту: — Брат…       — Всё хорошо, — прохрипел Кунсайт — слова давались ему с трудом, как будто застревали в горле. — Они наконец-то вместе с нами.       — Нам надо занести их в дом, — сказала Макото, нервно теребя рукав платья. Конечно, её мучило желание броситься в комнату Сецуны и проверить, насколько было успешным путешествие, но в то же время отчаянно хотелось оттянуть момент. Потому что видеть неудачу в этом случае было бы выше её сил.       — Конечно, — кивнул Кунсайт, бросая это скупое слово, и они сосредоточили свои усилия на том, чтобы внести Мамору и Джедайта внутрь. Расположили их в комнате Харуки и Мичиру, осторожно уложив на застеленной кровати поверх одеяла.       — Не мерзнут, — удовлетворенно отметил Нефрит, ощупав ладони друзей. — Но спят как сурки.       — Это нормально для тех, кто побывал на той стороне, — откликнулась Сецуна. — Боюсь, что они только после полудня и проснутся. В лучшем случае.       — Теперь мы должны пойти «туда», — прошептала Венера, сжав кулаки. — Мы не можем оттягивать ещё больше.       — Да, — растерянно кивнула Плутон, бросив на неё короткий взгляд. Ей было трудно признаться, но, как и остальные, она надеялась, что из её комнаты донесутся какие-нибудь звуки. Хотя бы потрясенный крик Сейи. Но на втором этаже царила глухая тишина, а половина защитников Земли так и пребывала в глубоком сне, и только их маленький ударный отряд мог узнать, чем же увенчался поход их друзей.       Секунду поколебавшись, она двинулась к выходу, возглавляя группу. Уже в коридоре она ощутила, как сжалось сердце от странного ощущения: как будто её любезный кузен прикоснулся к ней полами чёрной мантии.       «Гадес», — мысленно выдохнула она, зная, что это не иллюзия и не зыбкий обман чувств. Кузен побывал здесь или находился прямо в этот момент. Но, не сбавляя хода, она распахнула дверь в свою комнату, где робкий утренний свет теснил ночные тени, и успела увидеть, как выпрямляется склонявшийся до того над Усаги Гадес. Его тонкие губы подарили ей короткую улыбку, прежде чем он исчез.       — Что это, чёрт возьми, было?! — воскликнул подскочивший с пола Сейя. Он отчаянно тёр глаза, как будто не был уверен в том, что видел. Сецуна не ответила ему и бросилась к Усаги. Ладонь сразу опустилась на грудь принцессы, и Плутон с облегчением ощутила, как та вздымается, пропуская живительный воздух в лёгкие, а ещё почувствовала эхо размеренного сердцебиения.       — Жива, — выдохнула Сецуна, чувствуя, как горячие слёзы вырываются потоком на щеки. — Она жива… И Рей, — она переместила руку на воительницу Марса. — Они справились. Они справились…       Затягивать на временной нити для Серенити узел жгучей боли было для неё огромной мукой. И как же сейчас она была рада, что их принцесса вернулась к ним живая и невредимая…       — Объясните мне, зачем этот Гадес целовал Усаги?! — рявкнул Сейя, неуверенно поднимаясь с пола. — Что он с ней сделал?!       — Целовал? — растерянно спросила Сецуна и опустила глаза на спящую Усаги. — Что?       — В лоб, — чуть стушевался Сейя, упираясь ладонями в кровать. — Он поцеловал её в лоб. Зачем?       — Понятия не имею, — покачала головой Плутон, опасливо всматриваясь в лицо принцессы. — Может быть, прощался до поры до времени? Ты же видел, что он к ней на свой лад привязан…       Сейя поморщился, а затем повернул лицо к Усаги:       — Значит, у Мамору получилось… Я рад. Если бы он не вернул её…       За порогом комнаты тихо осела Венера, держась руками за косяк. Макото торопливо смахивала со щёк счастливые слёзы, а Харука и Мичиру крепко сжали ладони. Даже на их ресницах дрожали мелкие жемчужинки.       — Их надо разбудить, — неуверенно прошептал Сейя, мягко прикасаясь к щеке Усаги, и позвал: — Эй… Оданго. Эй…       — Процесс слияния души и тела долгий путь, — тихо отозвалась Сецуна, гася в себе желание немедленно одернуть Сейю и воспрепятствовать его ладони так смело странствовать по чертам их дорогой принцессы. Только она сама не удержалась и крепко сжала запястье Усаги. — Серенити…       Но та спала. Не естественным сном юной девушки, когда волосы сбиваются в сторону, раздается бодрое сопение, а на щеке может даже блеснуть ниточка слюны, а скорее сном отравленной Белоснежки, когда только и нужен, что поцелуй принца, чтобы жизнь прорвалась фонтаном наружу. С этой мыслью ей совсем не хотелось оставлять Сейю тут до пробуждения Мамору… Чёрт знает законы мироздания с выходом с той стороны, и чтобы кто-то вновь оттеснил выстрадавшего своё счастье принца Земли? Ну уж нет.       Сецуна подняла глаза на Сейю, надеясь, что вся эта гамма возможно нелепых подозрений не отразилась в её взгляде, и сурово кивнула на дверь:       — На выход.       — Но почему? — недоуменно протянул тот, всё ещё удерживая пальцы на нежной линии подбородка Серенити. Его, похоже, не стесняло то, что на него из проема смотрят отнюдь с не самыми светлыми чувствами. Сецуна решила импровизировать.       — Потому что так просто Гадес бы здесь не появился. Им нужен полный покой. Когда проснутся, тогда проснутся.       На щеках Сейи расцвели пунцовые пятна обиженного румянца, и он прошипел:       — Ты думаешь, что я себя в руках не сдержу, Плутон?! Думаешь, что сделаю что-нибудь «непристойное»?       — Нет, — ровно отрезала Сецуна. — Я просто думаю, что их надо оставить здесь одних.       — Не тебе мне указывать. Если бы не ты, то Оданго бы не страдала…       — Если бы не я, — с наигранным участием парировала Страж Врат, игнорируя болезненный укол в сердце, — то мы бы не дошли бы до Элизиона и не спасли бы Землю. И позволь мне оставить в стороне, что послужило толчком для падения костяшек на полотно бытия.       На скулах Сейи заходили желваки. Он несколько секунд с гневом и болью смотрел в глаза Плутон, которая изо всех сил транслировала мягкое спокойствие и даже участие, натягивая это как покрывало на напряженную подозрительность и боль, а затем развернулся и направился к выходу. Воительницы и лорды расступились перед ним, выпуская в коридор, но Сейя никуда не пошел. С упрямым выражением лица он сел сразу у стены напротив, поджимая ноги так, чтобы не помешать закрыть дверь. Плутон на секунду поджала губы, но ничего не сказала.       — Может, хочешь кофе? — срывающимся голосом спросила Макото у Воина, и тот ответил ей натянутой улыбкой, тщательно заретушированной под весёлую мальчишескую ухмылку:       — Не откажусь, если ты не против покормить меня на моем посту, грозная воительница Юпитера.       Макото чуть покраснела, чем вызвала подозрительный и слегка ревнивый взгляд от Нефрита. Она поспешила удалиться вниз по лестнице на кухню, и Лорд Юга первый последовал за ней. Следом потянулись и Венера с Кунсайтом. Сецуна задумчиво посмотрела внутрь комнаты на спящих Рей и Усаги в текучих платьях Берилл, а затем плотно закрыла дверь.       — Будешь тут сидеть, звёздный мальчик? — с неожиданной мягкостью спросила Харука, присаживаясь на корточки рядом с Сейей. — Зябко с утра-то.       — Мне вполне комфортно, — отрезал Воин, а затем оглушительно чихнул. Мичиру покачала головой, наблюдая, как он прячет лицо в сгибе локтя. Но ничего не сказала.       — Твоё дело, — пожала плечами Уранус. — Но, если наскучит, приходи. Поговорим.       В последнем слове был какой-то особый акцент, который заставил брови Сецуны взлететь вверх. Харука удивила её своей поразительной мягкостью, хотя по идее должна была быть гораздо менее дружелюбной с Сейей. Но как знать, возможно, долгая слепота Уранус что-то в ней переменила… вызвала что-то сентиментальное… или же… или просто она никогда и не искала желания чинить вред тем, кто потерпел поражение. В ком не было угрозы…       Сецуна подавила тяжкий вздох и поспешила к замершему в отдалении Томоэ, который сразу же распахнул теплые пахнущие шоколадом объятия. В них можно было бы и забыть о том странном ревностном стремлении уберечь хрупкое отвоеванное у Смерти счастье, от которого мелко дрожали руки…       Сон для Ами стал тяжелым ватным одеялом, навалившимся и сковавшим все члены. Её разбудило то, что подушка под головой ожила и начала странно ерзать. В какой-то момент возмущенная Меркурий сжала её руками, стремясь оставить на месте, и даже вцепилась ногтями. Тогда подушка выгнулась, а сверху прогремела отборная ругань, от которой порядочным людям следовало бы залиться густым румянцем, но Ами была слишком уж раздражена столь беспардонным пробуждением, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.       — Ох, — донеслось вновь сверху. — Прости, пожалуйста. Я забыл…       Ами недоуменно перевернулась и увидела над собой сонного встрепанного Зойсайта. Он отчаянно тёр глаза и часто моргал, кусая губы. Вид у него был виноватый и такой трогательный, что Ами весело фыркнула, расставаясь с объятиями Морфея:       — Право, такие мелочи! Я сама потерялась и не совсем понимала, где нахожусь. Извини, что сделала больно.       Зойсайт улыбнулся краешком губ, и они несколько мгновений молча смотрели друг на друга, вслушиваясь в тиканье часов, которые находились где-то вне их поля зрения.       — Как думаешь, который час? — спросила Меркурий, изучая заломы смятых рыжих кудрей Лорда Севера.       — Понятия не имею. В Элизионе его вообще не было в привычном понимании, — пожал плечами Зойсайт. — Но Минако и Кунсайта здесь уже нет. Да и по дому разносятся какие-то звуки.       — Рискну предположить, что уже ближе к полудню, — сказала Ами и заглянула в глаза Зойсайта. Это было странное ощущение… Между ними столько боли, но она словно огорадилась стеклом от настоящего момента, оставив созерцание мудрого буддийского монаха, который знает, что всё повторяется и неоднократно.       — Прости меня, — прошептал Зойсайт с необычайной горечью, как будто бы они вновь оказались там, на площади храма, когда мир вокруг разлетался на осколки, а они надеялись каким-то чудом его спасти.       — Прощаю, — ответила ему краткими движениями губ Ами и добавила, чуть помедлив: — Я люблю тебя.       Она произнесла эти слова, как констатацию факта… как запоздавший ответ на устном экзамене… как строки из утраченного письма, которое достигло адресата слишком поздно. Грусть, сожаление, радость и вечный свет звёзд сбились в этих словах в единое. Зойсайт вздрогнул, и его глаза подозрительно заблестели. Он склонился к ней, но остался слишком далеко, чтобы была возможность поцеловать, и Ами только и смогла, что прикоснуться к его щеке. А рыжий генерал приник к её ладони, а затем провел кончиком носа от возвышения большого пальца до мизинца и поцеловал запястье.       Дверь в комнату скрипнула, и они подскочили, поддаваясь смущению.       — Доброе утро, — виновато кашлянула с порога Макото. — Вы проснулись…       — Доброе утро, — кивнул ей Зойсайт, помогая Ами сесть. — Уже все проснулись?       — Да, — Макото кивнула, а её глаза подозрительно заблестели. — Они вернулись. Они все вернулись.       — Что?! — Меркурий и Лорд Севера мгновенно слетели с дивана, готовые мчатся к друзьям.       — Они спят, — поторопилась сказать Макото, прежде чем её сбили с ног. — Но в полном порядке. Так что пока вам лучше позавтракать.       — Они точно в порядке?! — горячо воскликнула Ами. — Они же были на той стороне? А Усаги и Рей?       — Сецуна сказала, чтобы мы их не беспокоили, — пожала плечами Макото. — Тут другое. Звонит миссис Цукино. Она хочет приехать и не одна…       — Мама с ней? — пальцы Меркурий сцепились в нервный замок. Ей было не передать словами, как болело сердце в этой вынужденной разлуке… Но события в Киото — явление Скрута, гибель Рей, вынужденный побег — быстро примирили Ами с мыслью, что лучше оставаться для матери погибшей, чем дать надежду и вынужденно умереть за спасение мира. А уж страх, что и она может оказаться втянутой в чудовищный каскад событий, был невыносим.       — Да, — кивнула Юпитер. — И мама Минако тоже. Не знаю на счёт отцов и братьев… Боюсь, что скоро все будут здесь, включая троюродных тетушек. Как бы за ними толпа репортеров не пожаловала.       — Маловероятно, — покачала головой Ами, прижимая руки к груди. — А когда они будут здесь?       — Через час. Может, раньше, поэтому я и отправилась вас будить. Уже полдень.       — Мне надо срочно в душ! — Меркурий сорвалась с места и бросилась в коридор, где заметалась, не представляя точного месторасположения ванной в доме аутеров.       — Эй, — поймала её за плечи Харука. — Тебе вот туда.       Она заботливо направила Ами к ванной комнате, у которой стояла Мичиру и сжимала чистые пушистые полотенца, от которых доносился запах морского бриза.       — А у вас одна ванная? — донесся вслед озабоченный голос Зойсайта.       — Есть для мальчиков на втором этаже, — задорно отозвалась Харука. — Ведь, надеюсь, ты не будешь возмущаться, что мы не позволим тебе тереть Ами спинку?       Ами протестующе пискнула и захлопнула дверь. Её эмоции и без намеков на Зойсайта в одном с ней душе пребывали в сумятице. Реакции Лорда Севера она уже не услышала…       Около полудня в доме воцарилась напряженная суета, но участвовали в ней далеко не все. Сейя, упорно подпиравший спиной стену, меланхолично жевал онигири, которые десять минут назад ему принесла сердобольная Макото. Это была уже вторая порция за это переполненное болью и надеждами утро. Его уже пытались отсюда вытащить и зевающие Ятен с Таики, и Харука, вернувшаяся с предложением сыграть в саду в мяч. Даже странная мадам Жюли постояла над его душой пару минут, как будто бы собиралась сказать, что-то «спасительное», но передумала. А Сейя мог думать только об одном…       Мамору спустился в бездны ада и вывел Усаги… Она теперь живая и скоро проснется. Её душа и сердце всецело принадлежат земному принцу, а он, Воин, превратился в не более, чем краткую весну юности, унесенную потоком беспощадных столетий. Что остается ему? Как жить с осознанием того, что он чуть не уничтожил Землю и навеки потерял любимую, возвращением которой грезил столь долго? Да долго ли?       Сейя резко дернул головой назад и стукнулся затылком. Боль отрезвила, и он, наоборот, уткнулся лбом в колени. Он самому себе казался несуразно длинным, неуместным и неуклюжим…       — В глубине души… в глубине души я все равно надеялся… надеялся, что ты не справишься и шанс будет предоставлен мне, — горько прошептал парень, смахивая с губ рисинки. — И я ненавижу себя за эту надежду. Но почему ты?       Ему вспомнилась заплаканная Серенити в спальне Селены, которая сама примирялась с тем, что не смогла пронести через столетия любовь к нему. И разве можно её в том винить? Разве был для них шанс? Он же теперь знал, что нет… Предназначение крепкой сетью опутало Серенити и Эндимиона, заставив впериться друг в друга взглядом, разглядеть яркое сияние и связать ладони красной нитью судьбы. И можно было бы определять как «предназначение» коварную Селену с её политическими комбинациями, алчного до могущества Хонсу или спятившую от жажды власти Металлию, но Сейя понимал, что ни Хонсу, ни Селена не были в его жизнями злокозненными воплощениями рока. Они тоже были людьми… наделенными куда большей силой, чем остальные, но всё же людьми в определенном смысле. Они поступали так, как считали нужным, ориентируясь на знаки и знамения, которые тогда куда четче различали, улавливая в них наметившиеся движения Вселенной, и могли и заблуждаться. Как он заблуждался при возвращении на Землю.       Трудно было примириться с фактом: Усаги не хотела жить без Мамору… Ведь был же способ одолеть Скрута. Был способ уничтожить чудовище… Это чтобы спасти его требовалось совершить нечто за гранью… И Усаги без колебаний сделала это, когда поняла, что так просто не спасти.       Мамору не хотел жить без Усаги… И отправился за ней на «ту сторону», не испугавшись Смерти, и преуспел. Сейе же говорили, что «не обернуться» — это не просто. Что пережил Мамору? Что он увидит в его глазах? Насколько сильна связь между Серенити и Эндимионом, что они смогли одолеть смерть? А справился бы с этим Сейя? Или Гадес не дал бы ему действительно и шанса и обрек бы на вечность на той стороне, чтобы отомстить Эндимиону? Зато там, среди солнечных лугов, он бы до скончания времён держал её за руку…       Вновь по кругу… Сейя помнил, как взметалась буквально сутки назад лунная крошка под ударами Звёздного бластера, когда он вымещал ярость и боль от осознания, что Серенити не любит его… Но ведь принятие чувств принцессы не означает, что его душа быстро перестанет скорбеть об утраченной любви? Да к тому же неизбывная вина перед чужой планетой требовала от него жертвы за содеянное. Насколько же было бы ему проще, если бы удалось отдать свою жизнь в бою со Скрутом... Возникавшая в параллели мысль, что в таком случае непросто было бы его друзьям и соратникам, быстро тускнела, потому что чувства других казались ему в лучшем случае драпирующим фоном для личной драмы. Он понимал глупость и показушность таких мыслей, но не мог не прогонять сценарий событий, в котором заслонял бы храбро Сейлор Мун от чудовища, а потом бы скорбно умирал на её руках под звуки нежного голоса, произносящего слова, преисполненные бесконечного сожаления.       — Чёрт, — тихо выругался Сейя. — Самому уже тошно…       Надо двинуться дальше. Сделать рывок от этих вязких вериг безответного чувства. Смог же он на Луне? Так что здесь переменилось? Эндимион во плоти явился? Глупости всё это. Надо быть выше таких всё меняющих мелочей.       Когда Сейя уже обдумывал, а не бросить ли всё и не пойти ли к Уранус за обещанным «поговорить», за дверью что-то зашуршало. Воин торопливо вытер ладонь о джинсы и в волнении уставился на дверь. Как бы то ни было… ему первому предстояло увидеть Усаги. Звякнула дверная ручка, как будто сначала её неудачно схватили, и готовая повернуть её рука соскользнула. Сейя подобрался, как тигр перед прыжком, хотя и не понимал, что именно сделает, когда увидит Усаги. В их последние совместные мгновения она нанесла ему удар лунной диадемой в живот…       Дверь скрипнула, открываясь. На пороге комнаты стояла Рей, одетая в бордовое платье с тонким ободом кружев на вороте. Оно сидело на ней не по фигуре, достаточно свободно, да и вид у воительницы Марса был обескураженный и потерянный. Её бледное как полотно лицо не отражало пока осознанности, как будто она не вполне проснулась.       — Эй, Марс, — тихонько окликнул её Воин. — Привет.       Она уставилась на него, не моргая, и ничего не сказала. Пауза затянулась, и Сейе даже стало казаться, что что-то всё же пошло не так, Рей не вернулась и перед ним теперь зомби, запрограммированная Гадесом на убийство остальных воителей. Но тут фиалковые глаза стали оттаивать, в них забрезжила искорка узнавания и понимания.       — Сейя, — тихо выдохнула Марс. — Это ты… Где мы?       — В особняке аутеров, — с готовностью пояснил парень, чуть вытягивая шею и пытаясь разглядеть не встает ли Усаги. — Мы переместились сюда из храма Инари.       — Из Элизиона? — потерла девушка виски. — Мы же были там…       — Мы смогли вернуть храм обратно. И всех жителей тоже. Так что в Киото теперь всё хорошо, — Воин не удержался и улыбнулся: хоть что-то действительно удалось. Мир, конечно, этой таинственной катастрофы не забудет, наплодит кучу теорий, затаскает по студиям тех, кто вернулся, но всё же… Эти простые люди не стали расчетной монетой за почти божественную трагедию неземной любви.       — Я была… была… — Рей оглянулась, и когда она чуть развернулась, Сейя увидел, что Усаги всё ещё спит, но теперь она сменила положение и больше не лежала в пугающей позе на спине. Теперь она спала на боку, подтянув колени к груди. — Галактический котел… Усаги… Сейя…       В последнем обращении проскользнула тревога.       — Сейя, — повторила Марс, впиваясь в него взглядом. — Где Джедайт? Он вёл меня… Где он, Сейя?       Он растерялся — с самого пробуждения он мог думать только об Усаги и о Мамору, про которого представлял, что тот где-то отсыпается и скоро придёт пожинать заслуженные лавры, но про Джедайта у него не было ни малейшего представления. Насколько Сейя понимал, огромным чудом было то, что вместе с храмом протащили трёх оставшихся лордов, но как это должно было сработать с Джедайтом? Ведь в момент телепортации в мир живых лорды установили связь с оставленными в земле камнями силы… Да и Сецуна, как назло, ничего не сказала.       — Я не знаю, — выдавил он наконец, не в силах молчать под требовательным тревожным взглядом Рей. — Не видел его… И не слышал о нём. Рей, мне кажется, что тебе…       Он не успел договорить, потому что Рей высоко вскрикнула и ударила кулаком дверь.       — Я говорила ему! Я говорила ему, что мы должны были остаться «там»! Мы были реальны друг для друга! Мы могли быть вместе! Чёртов упрямый идиот! Придурок! Подлый негодяй! Как он мог так со мной поступить?!       По щекам Марс струились слёзы отчаяния, а Сейя лихорадочно соображал, что делать.       «Арррррр…. Вот я идиот! Ведь, если бы Джедайт не вернулся, то разве рыжий бы из их компании прошёл, как ни в чем не бывало, в душ? Разве бы насвистывал на ходу? Он наверняка вернулся… Ведь могут быть чудеса?»       Проведя эти умозаключения, Сейя вскочил и ухватил Рей за запястья:       — Послушай меня, — попытался он вклиниться в её уже ставшие беспорядочными стенания. — Он вернулся, он здесь. Он должен быть здесь. Просто я его не видел. Рей, пожалуйста, Рей!       Но Марс только мотала головой, повторяя имя своего возлюбленного и даже не пытаясь смахнуть с щек горячие слёзы.       — Это ещё что такое?! — прошипел за спиной Сейи голос, наполненный сдержанной яростью. — Что ты себе позволяешь? Отпусти её немедленно!       Сейя мысленно хлопнул себя ладонью по лбу: похоже Вселенная решила на нём оторваться сегодня по полной. Как говорится, какие грабли тут ещё есть — несите!       Он осторожно повернул голову, надеясь, что там ещё не занесли руку для удара или не примерились, как бы схватить его за хвост.       — Джедайт… — выдохнула Рей над его ухом и потянула запястья, высвобождаясь из хватки Воина. Но тот и сам разжал руки, всматриваясь в мрачное лицо прошедшего ад лорда. Встрепанные пряди волос были серебристые, и Сейя отчаянно пытался понять, что это — они такими и были? Или это седина, приобретенная в аду? Льдистые голубые глаза смотрели на него с гневом, как будто бы увидели в его действиях посягательство на Марс. Но нет… причина гнева была в ином.       — Как ты мог так с ней поступить? — бросил Джедайт, оттесняя Воина, как растерянного ребенка, в сторону. — Рей… Я здесь, с тобой…       — Джедайт… — всхлипнула Марс, робко протягивая руки к его лицу. — Я думала… думала, что потеряла тебя…       — Я тоже так думал, — кивнул мужчина, обнимая её за талию и притягивая к себе. — Но мир почему-то решил иначе.       — Ты весь седой… — горько прошептала девушка, направляя пальцы от скул лорда в его сверкающие на солнце пряди. — Зачем же ты… зачем ты на это пошёл…       — Я люблю тебя, Фэн. И для меня мир не имеет никакого значения, если в нём нет тебя, — донеслось до Сейи. Эти слова были переполнены отзвуками боли, которая произрастает из самого сердца… из глубин существа… из самой сути. Боли, которая становится неотъемлемой, и Воин почувствовал, что такая же боль живет и в нём. Боль от отсутствия надежды на взаимность… Боль от сомнения в верности собственного существования… Боль от жертвы, обращающейся в дар…       Некстати вспомнился сухопарый, пахнущий травами Асклепий, который учил его жизни там, на Луне…       Сейя поспешил отвернуться, чтобы не видеть этот лик выстраданной горько-сладкой любви, выскальзывающей из сплетения тел, которые так идеально подходили друг к другу. А ещё он знал, что Рей не простит ему невольного свидетельства её уязвимости. Поэтому уже в его воображении дрожащие ладони девушки приблизили печальное лицо лорда, а трепетные алые губы запечатлели сдержанный, но бесконечно нежный поцелуй.       Раздался скрип двери ванной, и в коридор вывалился рыжий лорд в расстегнутой рубашке. Он на ходу ерошил свои кудри полотенцем. Увидев Рей и Джедайта, парень охнул и всплеснул руками:       — Хвала всемогущей Гее! Вы вернулись!       Он бросился к ним и без всяких церемоний обвил руки и вокруг Джедайта, и вокруг Рей.       — Зойсайт, ты с ума сошел?! — возмутился поседевший лорд и заёрзал, пытаясь высвободиться из хватки. — Ты мокрый, как карась из пруда! Научись насухо вытираться!       — Этому делу легко поможет лисий огонь, — фыркнул рыжий. — А вот твоему зрелому облику на весомые умудренные сорок лет уже ничего не поможет!       — Иди к Эндимиону обниматься, он тебя придушит подушкой. А от нас отстань.       — Нет-нет, идёмте вниз! Наша радостная компания вас уже заждалась и хочет поделиться своими успехами, а ещё узнать, как новоявленному преуспевшему Орфею на той стороне было!       — Вот на эту тему откровений не жди, — сухо отрезал Джедайт, но позволил деятельному Зойсайту увлечь их с Рей к лестнице.       Сейя снова остался один… почти… Он посмотрел на спящую Усаги. Она сейчас походила на маленькую девочку, которая видит светлый беззаботный сон. Желание подойти, прикоснуться, проследить снова кончиками пальцев дорогие любимые черты охватило, как пожар занимает сухие доски. Установленная суровой Плутон преграда была снесена пробудившейся Рей, и в этом нет вины Сейи. Так почему бы не занять снова место подле кровати и не сжать свесившуюся ладонь в нежном замке своих рук?       — Привет.       …Вот значит почему…       Сейя обреченно повернул голову и уставился на встрепанного Мамору, подпиравшего плечом стену. Вот что определенно умел и усердно практиковал принц Земли, так это несвоевременные появления. Персонально для Сейи, конечно же.       Выглядел «счастливый» соперник почти как секс-символ с пляжной фотосъемки: расстегнутая до середины груди белая сорочка от смокинга с закатанными рукавами, закатанные же брюки и босые ступни, на которых золотились в лучах теплого солнца, бившего в окна, редкие песчинки. Даже седина на висках придавала Эндимиону особую красоту. Сейя сурово клацнул зубами, прерывая наблюдения, и наконец-то заглянул в глаза принца. Их синева выглядела замученной и усталой, хотя не сломленной… А какой он ожидал увидеть её после ада?       — Привет, — выжал из себя Сейя, надеясь, что лицевые мышцы не подведут его и не изобразят гримасу невольного поедателя лимонов. Что там говорилось в какой-то мотивационной книге, которую Таики усадил его читать, когда они искали Какю? Если жизнь даёт вам лимоны, учитесь делать лимонад?       Мамору отлип от стены, подошел к нему, повернул голову и несколько мгновений рассматривал спящую Усаги. Его лицо при этом, к удивлению Сейи, не выражало ни радости, ни облегчения — только что-то смутно похожее на горечь и печать вины. Затем Мамору твердо закрыл дверь в комнату Сецуны, прошептав:       — Не будем её беспокоить. Пусть ещё поспит.       Сейя подавил вздох и вновь прошёл к своему месту у стены, вытягивая ноги почти на всю ширину коридора. В приоткрытое окно что-то насвистывала какая-то птица. Вряд ли соловей… они, кажется, ночные.       — Где обувь забыл? — спросил он у Мамору. Нужно же было хоть с чего-то начать разговор, чтобы не увязнуть в липком болезненном молчании.       — На берегу, — тускло отозвался Мамору, запуская руку в волосы, а затем в задумчивости рассматривая ладонь. — Удивительно…       — Что именно?       — Не осталось ни крови, ни грязи. Но ботинки я потерял. Не находишь это забавным?       — Кровь? — кашлянул Сейя, вновь пристально рассматривая недавнего соперника. — Тебя ранили?       — Хм, — Мамору ничего толком не ответил, но расположился рядом на полу, дернул подбородком: — Можно?       Сейя не сразу понял, что он говорит об онигири, которых осталась ещё пара штук.       — Я зверски голоден, — мягко улыбнулся Эндимион, когда Сейя подтолкнул тарелку к нему.       — Так может тебе на кухню? Там вон Джедайта кормят, — с легким недовольством бросил Сейя, прежде чем смог себя остановить.       — Не хочу, — принц взял онигири и заглотил махом, оставив пару зернышек риса на кончиках пальцев. — Мне сложно пойти к ним…       — Почему?       Мамору откинулся, упираясь затылком в стену, как некоторое время назад делал Воин. Старлайт задумчиво посмотрел на открытое горло, волевой подбородок…       — Сам не знаю. Возможно, ещё не совсем готов. Может быть, чаю оглушить тебя и изобразить всё так, что я тебе только привиделся.       — Редкая галлюцинация объедает, — сощурился Сейя, пытаясь понять, что же творится в душе Мамору.       — А ты бы подумал, что сам всё и съел. Ты же не ведешь им строгий учёт?       Сейя помотал головой. Ему казалось каким-то глупым сидеть вот так в коридоре и обсуждать считает он съеденные онигири или нет. Но этими странными репликами, в этом Сейя готов был поклясться, Эндимион что-то скрывал. Он был то ли подавлен, то ли в отчаянии, разобрать было сложно, но Сейя чувствовал себя обязанным узнать.       — Что происходит? — поймал он взгляд Мамору. — Зубы мне заговариваешь?       — Да, — внезапно кивнул Эндимион. — Именно.       — Будь ты в норме, то уже уселся бы с нежной улыбкой рядом с Оданго… А ты и дверь закрыл. Но сидишь здесь… Давай-ка поясни, что у тебя на душе творится. Я не в настроении разбирать это самостоятельно.       Мамору с прищуром посмотрел на него, и на миг левый глаз мелькнул безумной желтизной. Сердце Сейи болезненно ёкнуло, сжатое ледяными пальцами ужаса. Неужели ад настолько поломал принца, что установленный контроль над сраженным Скрутом канул в бездну и вернулся из ада «не тот, кто должен был»?       — У тебя такое лицо, будто я клыки отрастил, — вздохнул Мамору. — Расслабься. Я больше не обернусь монстром. Никогда.       «Конечно не обернешься, ты же не идиот, Скрут. Будешь комфортно обосновываться в захваченной человеческой оболочке», — пронеслось в голове у Сейи. Его кулак непроизвольно сжался, как будто бы он хотел призвать звезду для обращения.       — Сейя, — Мамору приблизил к нему лицо. — Расслабься. Я же вижу, что ты меня ударить хочешь. Скрут — часть меня навеки. И он передает тебе, что его умиляет, насколько ты готов поверить в то, что именно он мог бы вывести Усако в мир.       — Не зная об испытаниях ада, я легко мог бы предположить, что только такой сверхъестественной нечеловеческой сущности и можно из него выбраться, — буркнул Сейя, ловя невольно мысль о том, что если раньше Эндимион раздражал его своей правильностью, невозмутимостью и скупостью эмоций, являясь почти безупречным образом того самого принца, то теперь испытывал на прочность его нервы более сложной и многогранной натурой.       Усилием воли он разжал руку и повторил терзавший его вопрос уже другими словами:       — Ты же не просто так тут сидишь?       — Я бы хотел быть в другом месте, — в синих глазах снова мелькнула горечь. — Но мне нужно тебе кое-что сказать. Это очень важно. Я дал себе слово.       — Дал слово? — сумрачно уточнил Сейя. — Что же такого важного ты хочешь мне сообщить?       — Я хочу сказать тебе спасибо.       — Что? За что?       Мамору потер переносицу, закрывая на миг глаза. Похоже, что сна ему было недостаточно.       — Там в аду… я видел очень многое. Мне показывали самые страшные и уродливые уголки моей собственной души. И на ряд вещей мне довелось взглянуть по-другому. Я догадываюсь, что ты себя сейчас чувствуешь ужасно…       — Совсем не твоё дело, — поторопился оборвать его Сейя. — Мне только твоей снисходительной жалости и не хватало.       …а ведь они говорили вот так в первый раз. После прибытия на Землю у пышущего «праведным» гневом Воина не было и желания о чем-либо говорить с наглым захватчиком, воспользовавшимся слабостью Серенити. Ему отчетливо помнилась та ночь, когда после поцелуя с Усаги на мостике, он ждал, когда же в отведенную им комнату онсэна придёт Эндимион… В тот же миг он бы заявил ему о своём праве, о том решении Серенити, которая она так и не высказала ему, но в котором он был столь самонадеянно уверен. А потом была драка в Киото, когда он буквально ткнул факелом в глаз дракону. И все разлетелось на осколки с появлением Скрута. Яркая синь пронзительно смотрела в душу перед тем, как жадное пламя поглотило всё: «Теперь тебе её защищать. Не подведи».       — Тебе не за что благодарить меня, — прошептал Сейя. — Я подвел тебя. Ты же поручил мне беречь Оданго.       — Что? А… — Мамору, видимо, не сразу понял, о чем это он, и на минуту Сейя стушевался — может быть он и взгляд принца неправильно тогда расшифровал и там было что-то вроде «только посмей к ней прикоснутся, придурок!». Только ему не дали сосредоточиться на этой мысли.       — Ты не смог бы остановить Усако. Поверь, после ада я вижу это особенно четко. Но ты защитил её от лап Скрута тогда в Киото, защитил и на пути обратно на Землю. Так что я не думаю, что ты кого-то подвел.       «Кроме самого себя, — мысленно добавил Сейя. — Себя я под монастырь подвел».       — Да, — согласился он вслух, — раз Усаги только в этом увидела твоё спасение, то мне действительно не было возможности остановить её.       — В общем, ещё раз, — с поразительным упорством начал Мамору, — я говорю тебе спасибо за то, что ты дал мне увидеть себя, взглянуть со стороны. Благодаря тебе я одолел дракона внутри себя и теперь могу быть уверен, что в будущем он не посягнет на то, что дорого мне.       — То есть ты хочешь сказать мне, что признателен за весь тот бардак, что творился на Земле? — процедил сквозь зубы Сейя, чувствуя арктический холод, захватывающий его целиком. — Скажи, что это такая шутка. Потому что по всей Земле из-за катаклизмов гибли люди. А если бы не моя к тебе ревность, если бы я тогда не напал на тебя в Киото, то…       — Все равно это случилось бы, — отрезал принц Земли. — Это случилось бы даже, если бы вы, старлайты, отбыли на Кинмоку в полном составе перед Киото. Скрут нашел бы иной повод проявить себя.       — Перед Киото… — прошелестел Сейя. — Но если бы мы не прилетали вовсе… если бы я… то…       — Перестань, — властно сказал Эндимион, сжимая его ладонь. — Всё случилось так, как должно было случиться. Кому станет легче, если ты сейчас будешь посыпать голову пеплом? Столкнувшись с теми осколками правды, что ты принес, мы все поступили в той или иной степени неосмотрительно. Разве нет? Так или иначе, когда-нибудь это должно было открыться.       Сейя покачал головой:       — Это могло остаться тайной навеки, если бы я не нашёл медальон.       — Да, возможно, но Скрут бы никуда не делся. Он ждал бы своего часа. Представь, что было бы, если бы я обратился в Скрута, уже будучи Королем Земли?       — Даже думать не хочу, — тускло отозвался Сейя. — Я, кажется, понимаю, что ты хочешь мне сказать… Хотя всё равно не согласен с этим. Я слышал Урануса и Нептун. Пока нас не было, Землю лихорадило от силы Скрута, опущенного в самое сердце. Если бы не Плутон…       — Если бы не Плутон, — эхом повторил Мамору. Сейя с неприязнью посмотрел на него, опасаясь разглядеть в глазах принца жалость. Но там её не было. Это было странное выражение. Будто Эндимиону было о чем его попросить… будто он верил, что Сейя может сделать что-то… что-то очень значимое и важное.       — Ты же любишь её столь же сильно, как и я, — проронил наконец-то принц. — Я думал об этом перед поездкой в Киото. Думал, что ты столь безумен в своем порыве, что разорвал бы ткань пространства и времени, чтобы воссоединиться с ней.       — Я уже не уверен. Цена слишком высока. Когда она пробудилась на Кинмоку после телепортации, я слышал очень много чёрных слов, и не мог поверить, что Оданго может так меня возненавидеть. Я понимал, что она страдает… что она понесла страшную потерю… И тогда осознал, что не могу восполнить её. Потом Усаги ушла, и появилась Серенити, та самая принцесса, которую я полюбил тысячи лет назад. Но оказалось, что её сердце я потерял ещё тогда… И только потому, что мы не смогли это признать, и завязался этот ядовитый цветок. Понимаешь?       Мамору молча кивнул, не сводя с него глаз.       — Я был вынужден отпустить её, потому что уже «та Серенити» любила тебя, — торопливо вытолкнул Сейя, отворачиваясь, чтобы скрыться от этого цепкого взгляда. — Ты не представляешь, как это больно понять, что та любовь — сладкая иллюзия, которой обманывались двое наивных «детей».       — Не говори так… Не надо. Тебе нет необходимости принижать это чувство. Ведь именно оно придало Серенити безграничную смелость шагнуть в Море Познанное.       — И к чему хорошему это привело? Ни к чему. Ты и сам это знаешь.       — Благодаря Морю Познанному она создала якорь для меня. Если бы она не шагнула в него, то скорее всего и не спасла бы меня от себя самого.       Сейя скривился, как будто раскусил кислую ягоду, и вновь повернулся к принцу:       — Это уж точно должно меня приободрить.       Эндимион вздохнул и выставил перед собой ладони, будто что-то высматривая в рисунке линий. А Сейя вновь уставился на седину на его висках. Сердце тихонько ныло, но не было понятно по какой причине. От того ли, что он пытался окончательно проститься с Оданго и оставить её на пути к вечному счастью с Эндимионом? Или от того, что Эндимиону пришлось испытать, чтобы вывести её в мир живых?       «Гелика», — этот образ сбегал из его сознания, как будто был миражом. Да почему как будто? Он и был миражом. Самообманом Гладиуса и невольной полуправдой Серенити. Возможно, поэтому теперь это обращение рассыпалось пеплом. Зато теплая смешная Оданго была отчетлива в его памяти. Та самая девчонка, в которую он влюбился в процессе поисков принцессы. Забавная соседка по парте, воротившая нос от знаменитости и заявлявшая, что у неё крутой жених в Америке… Самый теплый и нежный свет во всей Вселенной.       — Сейя… — Мамору вновь вторгся в его мысли. — У меня к тебе есть просьба.       — Тебе есть о чём меня попросить? Удивительно, — вздохнул Сейя, переводя взгляд с серебрившихся на солнце волосков на морщинку на лбе принца. — Свалить с Земли и никогда тебе не отсвечивать?       — Нет. Я не буду тебя просить об этом. Никогда. Более того, я ни за что не встану между тобой и Усаги. Там, на берегу… там… Я ещё хотел сказать что-то о свободе её сердца, но на самом деле она уже решила. Поэтому у меня совершенно нет повода ревновать к тебе и сомневаться в ней. Прости.       «На берегу… Что же за берег-то такой?», — отстраненно подумал Сейя, вспоминая сияние Серебряного кристалла, струившееся из рук Эндимиона. Тогда у него тоже не было сомнений в окончательном выборе Усаги. Потому что она в прямом смысле этого слова отдала своё сердце Эндимиону.       — Когда-нибудь… Когда-нибудь… — голос подвел Эндимиона, и он почти охрип. — Я знаю это наверняка. Когда-нибудь настанет день, и она будет нуждаться в тебе. Пожалуйста, ответь на её зов.       — Что? — растерянно спросил Сейя. — Ты мне что, твоей смерти предлагаешь ждать? Делать мне больше нечего! Ты же только на пороге вашей вечной жизни! Неужто белые тапки себе присматриваешь?!       — Сейя. Это очень важно, — прошептал ему в ответ принц. — Я пока не могу тебе сказать, но… будет день, когда только ты сможешь спасти её от самой себя. Я ни за что не попрошу тебя любить её… Но не скажу, что и запрещаю. Это будет только ваш выбор. Но ты будешь нужен ей.       — Дай что ли дату в ежедневник запишу, — недоверчиво покачал головой Сейя. — Когда будет это знаменательное событие?       Он ерошился, потому что не мог понять, почему Эндимион обращается к нему с такой просьбой. Кто помог принцу подсчитать срок своего сияния и узнать, что оно иссякнет раньше? Гадес? А он и поверил? Но, возможно, с той стороны и возвращаются слегка безумными, а разве стоит спорить с безумцами?       Но Мамору молчал. Он словно прислушивался к чему-то внутри себя, а затем резко встал.       — И ещё одна просьба, — бросил он, приближаясь к окну. — Ты меня не видел.       — Что?! — только и успел сказать Сейя, а Мамору уже сиганул в окно, оставив после себя мелкие пылинки, кружащиеся в солнечном свете. — Точно с ума сошёл!       Тут до него долетел шелест из-за двери комнаты Плутон. Он замер, как пораженный молнией. Несколько мгновений царила вязкая тишина, сплетенная с морем полу-звуков, колыхавшихся этажом ниже. Потом шелест повторился. Звякнула ручка двери, как и при пробуждении Рей, будто кто-то не мог отворить её с первого раза. Сейя остался сидеть, не находя сил встать. И ждал… ждал… Прошла целая вечность прежде, чем дверь отворилась. Усаги в длинном нарядном салатовом платье, которое было ей великовато, стояла на пороге, окутанная дымкой солнечного света. Она сонно потерла глаза и широко зевнула, прикрыв расставленной пятерней рот. На её лицо падала тень, и сложно было его прочесть, но вот она выскользнула в коридор и замерла над Сейей. Её взгляд стал печальным и виноватым. Она закусила губу и стиснула в кулаках шелестящую ткань платья. А Сейя улыбнулся ей самой широкой улыбкой, на которую только был способен:       — Доброе утро! Я ждал твоего пробуждения, соня.       …а сердце набатом било в тесную грудную клетку, будто хотело сбежать куда-то прочь. Что ж, Сейя не осуждал его за это.       Икуко Цукино положила руку на калитку и нерешительно оглянулась на свой маленький отряд. Её подруга, Джун Айно, нервно смотрела на часы, всё ещё пребывая в уверенности, что им предстоит спешить на поезд в Киото, билеты на который им помогут добыть живущие здесь именитые друзья Икуко. Саэко Мизуно, которую семье Цукино близко знать не довелось, пребывала в легкой апатии, которую не оживило и известие о чудесном возвращении храма. Сложно было сказать, отрицала ли она вообще чудеса по своей природе в жизни или же просто пыталась осмыслить произошедшее и срастись с мыслью о возвращении дочери.       Кенджи ободряюще улыбнулся жене, качнув переноской, в которой теснились Артемис и Луна. Этим, кстати, они сильно удивили и Джун, и Саэко. Миссис Айно более всего была озадачена, как это кот её дочери очутился в семье Цукино, но объяснения каким-то чудом удалось отложить на потом, дав сомнительную версию, что бедолагу нашли на улице всего истрепанного и побитого при туманных обстоятельствах.       Шинго же приплясывал в нетерпении на месте. Он явно ждал момента, когда вновь увидит Усаги и её подруг и сможет расспросить, как это им удалось вернуть храм на место.       Икуко сглотнула и нажала на звонок. В конце концов, она была уверена, что раз их семья вынесла правду, то мамы Минако и Ами уж тем более должны быть посвящены в истинный порядок событий. На крыльце бесшумно возникла Сецуна и с достоинством подошла к калитке.       — Добро пожаловать. Мы ждали вас, — чинно опустила она голову, открывая калитку.       — Пожалуйста, мы же только за билетами, — жалобно протянула Джун, с укором смотря на Икуко. Она теребила кончик косы тонкими нервными пальцами.       — Прошу вас, проходите, — словно ни в чем не бывало сказала Сецуна, делая жест в сторону дома. На ней был красивый костюм цвета лепестков сирени, белая блуза и вишневый бант на груди, перекликавшийся с её глубокими глазами.       В этот момент из дома вышла Ами, одетая в одолженный ещё вчера у Икуко синий пуловер и джинсовый комбинезон. Её волосы влажно блестели на солнце, перехваченные белой лентой по линии лба.       — Ами… — глухо произнесла Саэко, подаваясь вперёд. — Ами…       …она всегда двигалась спокойно и размеренно, с достоинством, которое и должно быть свойственно главе хирургического отделения, но сейчас мгновенно сорвалась на рванный бег, напоминавший изломы электрокардиограммы на мониторе, то ускоряясь, то чуть замедляясь, потому что не могла поверить, что это её дочь спешит ей навстречу.       — Ами, — выдохнула она, сгребая дрожащими руками в объятия девушку и чувствуя, что она настоящая… живая… жаркая… плачущая…       — Мама, — стиснула Ами в кулаки материю тонкого свитера Саэко и уткнулась лбом ей в плечо. — Мама…       Джун растерянно смотрела на свершившуюся встречу, затем бросила дикий взгляд зелёных глаз на Икуко. В этом взгляде было всё — и страх, и боль, и надежда, и вера, и любовь. Икуко поторопилась ободряюще улыбнуться ей, подталкивая шагнуть вперёд, и когда Джун вновь повернулась к дому, который сейчас можно было бы назвать «волшебным», то увидела бегущую к ней Минако. Ветер трепал золотые пряди, как флаг развевавшиеся за спиной, а её дочь уже широко раскинула руки и кричала, как когда-то в своём далеком, утекшем рекой в прошлое детстве:       — Мама! Мамочка! Мама!       Джун всхлипнула, сделала несколько шагов к ней навстречу, а потом опала, подхваченная её такими внезапно сильными руками, которыми, похоже, можно было бы удержать весь мир, и сознание покинуло её.       Расположившиеся в гостиной лорды чутко прислушивались к тому, что доносилось из кухни. По приходу родителей воительниц их временно спрятали здесь, чтобы постепенно прояснять возникающие у «простых смертных» вопросы. С ними также были Жюли, Кагеру и Рей. Последняя пришла с Джедайтом и отказывалась отходить от него хотя бы на шаг. Тот покорно принял её настрой, и они забрались с ногами в кресло, в котором ночью спала Минако, где словно молодожены кормили друг друга с рук онигири. Зойсайт часто моргал, косясь на них, протирал глаза и тихо шептал:       — Мне это мерещится, чёрт возьми, просто мерещится!       — Кончай на них таращиться, извращенец! — прошипел Нефрит, утомившийся его бормотанием. — Что тут такого?       — Нет, ты видел вообще Джедайта «таким»? Он же обычно сухарь сухарём! Его на той стороне подменили! Зуб даю!       — Готов без зуба остаться? — мягко поинтересовался Джедайт, продемонстрировавший, что чуткий слух его не подводит. Рей укоризненно покачала головой и ткнула ему в губы следующий рисовый колобок:       — Тебе надо поесть, ты же как минимум три года не ел!       — Глупости, я хорошо себя чувствую, — фыркнул Лорд Востока, но колобок покорно надкусил.       Кунсайт, пряча усмешку, отвернулся к Кагеру, с которым вот уже минут десять как вёл серьезный разговор, тот как раз заканчивал свою энергичную речь.       — Вы же понимаете, что без человеческих личностей и документов вы не сможете корректно существовать в нашем мире! Когда там ещё ваше королевство возникнет? У меня есть знакомый, который всё устроит за неделю!       — Это очень любезно с вашей стороны, но меня смущает столь горячее участие. Почему вас так это волнует?       — Вы друзья моего племянника! Я просто обязан вам помочь, а это самая простая и естественная помощь для волшебных воплощений четырех могущественных существ, служащих дракону. Или кем вы там являетесь? Я верно помню, Жюли?       Кагеру вполне свободно прикоснулся к ладони погруженной в свои мысли леди-экстрасенса, и та только пожала плечами, сжимая на мгновение пальцы мужчины, как будто думала удержать его внимание, только быстро передумала, ограничившись мимолетным касанием.       — Верно, — сам себе подтвердил Кагеру, сияя, как начищенный чайник. Он был очень воодушевлен тем, что его племянник жив-здоров и вернулся. Да, ему не давали его увидеть — Сецуна запретила беспокоить Мамору, пока тот сам не проснется. У неё было несколько мрачное настроение, когда она говорила об этом, что рождало легкое беспокойство, но генералы горячо заверили его, что Мамору нужен только крепкий сон. Вот он теперь и коротал время в их компании, ожидая пробуждения племянника. Радость переполняла его настолько, что он готов был горы свернуть для всех участников событий.       Дверь тихо отворилась, и в гостиную зашла Хотару с огромной фиолетовой керамической кружкой какао на перевес.       — А там раскрывают тайны мироздания, — меланхолично кивнула она в сторону кухни.       Следом за ней заглянул Шинго, буквально дышащий ей в спину.       — А можно я с вами? — робко сказал юноша, глядя исподлобья на незнакомых ему большей частью людей. — Там всё так серьезно…       — Кто вы, молодой человек? — заинтересовано посмотрел на него Зойсайт, подперев щеку и закинув ногу на ногу.       — Меня зовут Шинго Цукино, я — брат Усаги.       — Ты смотри, брат Серенити, — почесал бровь Нефрит. — Прелесть какая.       — А какие у вас боевые навыки? — в глазах Лорда Севера вспыхнул подозрительный огонек.       — Ээээ… Ну я выношу боссов любой сложности за пару минут, — почесал затылок Шинго. Он отправился сюда из любопытства, потому что уже знал фактически всё, о чем говорили на кухне, а вот компания в гостиной была незнакомой и обсуждала явно что-то новенькое и не менее захватывающее.       — А у него гибкий ум, быстрая реакция и явно крепкая психика, раз он живет с Серенити под одной крышей, — со знанием дела покивал Зойсайт. У каждого в Тёмном королевстве была своя земная слабость…       — Хочешь взять его в ученики? — удивился Джедайт, закончивший жевать очередной онигири. — Надоело быть самым младшим в нашей компании?       — А что? — невинно махнул ресницами Зойсайт. — Нам не помешает свежая кровь. А паренек выглядит крепким.       Шинго растерянно переводил взгляд с одного мужчины на другого, потом уставился на Рей в дурацком пышном платье, втиснувшуюся в одно кресло с худощавым блондином. Она была единственной, кого он знал в этой комнате.       — Вы хотя бы представьтесь для начала, — фыркнула Рей, перебирая волосы Джедайта, и подмигнула Шинго, — а потом уже обращайте в своего неофита.       — Ну за этим дело не станет, — улыбнулся Зойсайт. — Давай знакомиться, Шинго.       Тем временем на кухне царила настороженная атмосфера: неудивительно, что Шинго поспешил ретироваться. За столом сидели Джун Айно, Минако, Саэко Мизуно, Ами, супруги Цукино, Сецуна, Соичи и Макото, которая то и дело заботливо подливала чай или же вставала поднести тарелку с угощением. Кенджи автоматически глотал печенье, почти не жуя. Он, похоже, сильно нервничал. Его тёмные глаза скользили от одного воина к другому, а пальцы отбивали отчаянный ритм по столешнице. Он поначалу принял достаточно спокойно информацию о том, что Усаги потратила много энергии и поэтому до сих пор спит. Но чем дальше шёл разговор, тем больше он беспокоился, будто бы в нём червячком засела мысль, что всё же с Усаги произошло несчастье, а от них это скрывают.       Харука и Мичиру расположились на салатовой софе у окна и пили крепкий кофе из чашек, держа их на весу. То и дело звякали блюдца, на которые они опускали чашечки. На подоконнике среди подушек сидели Ятен и Таики. Таики пила чай из огромной кружки, двойника той, которую вынесла с собой из кухни Хотару. А Ятен потягивала из стакана цитрусовый смузи и поедала тамогояки, тарелочка с которыми была пристроена у неё на бедре. Рядом с ними сидели Луна и Артемис. Несмотря на то, что они цепко наблюдали за разговором, Луна то и дело добродушно склоняла голову под ладонь Ятен и даже приняла из её рук кусочек омлета.       — Почему ты мне не рассказывала? — с укором сказала Саэко Ами. — Что ты… боже, я даже не знаю, как это сформулировать… ты «борец за добро и справедливость»?       — Фактически, мы все, сидящие здесь, — подала голос Ятен. — Кроме профессора Томоэ.       — Я видела репортажи… Ами, это очень опасно!       — Да, мама, это очень опасно, поэтому вчера я не поспешила к тебе, — с удивительной сдержанностью сказала Ами. — Мы привыкли, что каким бы страшным не было испытание, Усаги всегда находила способ вернуть нас к жизни. Но там в Киото… погибла Рей. Сейчас она воскресла, когда мы всё вернули на свои места.       — Подожди… ты хочешь сказать, что уже умирала? Ради бога, Ами! Это же чудовищно! Немедленно прекрати… В общем, я уверена, что и Джун думает так же. И Икуко… Как вы можете этим заниматься?!       Джун, обнимавшая за плечи Минако, только вздохнула.       — Потому что никто другой кроме нас, — с той же сдержанностью сказала Ами. — Мы рождены с этой силой и должны пользоваться ею. Должны принимать бой, когда вторженцы из космоса атакуют Землю. Кто ещё смог бы спасти от той же Галаксии? Помнишь, что творилось в Токио почти год назад? Как думаешь, сколько бы простых людей погибло бы, если бы мы не вмешались?       — А эти чудовища, которые появлялись в течение этого года? — спросил Кенджи. — Они связаны с каким-либо вторжением?       — Это последствия визита Галаксии, люди, чьи звёздные семена не были возвращены обратно, — с готовностью пояснила Харука. — Мы стараемся вернуть человеческий облик тем, кого находим.       Конечно, она умолчала о том, что приходится делать, если вернуть не получается…       — М-да… А что было сейчас? С кем вы сражались? — продолжил мистер Цукино, чувствуя, как в нём разжигается репортерский азарт. Конечно, он ни за что бы не стал писать об этом статью… Хотя, если рассмотреть это как интервью с сейлорами… А как потом объясняться с чего это именно ему повезло установить с ними контакт?       — С древним злом, спавшим в глубинах Земли. Вы помните древнегреческие мифы?       — Вы сражались с титанами? — Кенджи аж барабанить по столу перестал.       — В том числе, — скромно пояснила Сецуна под одобрительный смешок Соичи. — В общем, против нас выступила вся внутренняя тьма планеты. В Киото было место прорыва, они утащили храм вниз, но мы его вызволили. К счастью, никто из перемещенных не погиб. Миссис Мизуно, — обратилась она к маме Ами, — ваша дочь совершенно права. Никто кроме нас. Тут нет вариантов. Если мы сложим с себя полномочия защитников, то наши места останутся пустыми.       — Я понимаю, — внезапно заговорила Икуко, и на её глазах навернулись слёзы. — Пожалуйста, Саэко… Джун… не будьте так категоричны. Мне было тяжело, когда Сецуна рассказала мне обо всём, я не делилась ни с кем, потому что была уверена, что схожу с ума. Но Усаги вернулась… с другой звезды, с другой планеты. Она вернулась. И я… Да, мне было бы спокойно, если бы я знала, что моя дочь не ведёт где-то сражений с чудовищными монстрами, но демоны нападали и на меня. Однажды, когда я шла со своей племянницей из магазина, собираяясь печь лимонный пирог, нам встретился молодой человек, который начал исступленно утверждать, что я его мама, он вёл себя так пугающе! Потом упал, ослабший, и сказал, что ему плохо, но хотел бы перед смертью ещё поесть еды, приготовленной мамой. Чибиуса…       Когда она произнесла это имя все воины встрепенулись и обменялись шокированными и в то же время счастливыми взглядами.       — Чибиуса вызвалась сбегать в магазин, потому что у нас не было ничего такого, что можно было бы приготовить на скорую руку, и я осталась с ним наедине.       Кенджи, чувствовавший мрачный настрой рассказа, стиснул столешницу так, что та скрипнула.       — Стоило Чибиусе уйти, как незнакомцу стало лучше, — через силу сглотнула подступивший к горлу комок Икуко. — Он стал нести какую-то чушь, попытался меня поцеловать, а затем… Он преобразился. Выглядел как какой-то цирковой артист, а волосы на голове были похожи на розовое пламя. Щёлкнул пальцами… Меня приковало к какой-то странной доске, которые используют в номерах метатели кинжалов. Напротив моей груди появилось какое-то зеркало, которое он назвал зеркалом мечты. И мне стало дурно… Кажется, я потеряла сознание… Потом я слышала шум битвы и видела, как сейлор воины сражались с каким-то клоуноподобным монстром, который действовал заодно с этим странным типом. Мне стало очень больно, я думала, что моё сердце разорвется, когда этот тип засунул голову в зеркало напротив моей груди. Слышала только, как он бормотал что-то про Пегаса, а потом отдал приказ убить всех. Думала, что это конец, но Сейлор Мун закричала что-то про лунную медитацию, и всё закончилось.       Повисла тишина, в которой Ами и Минако смотрели на середину стола перед собой, Кенджи взял супругу за руку и нежно погладил по холодным дрожащим пальцам. На губах Икуко возникла легкая неуверенная улыбка:       — Когда я пришла в себя, то увидела Усаги, Чибиусу, подруг Усаги и Мамору… Они были все рядом, обеспокоенные, взволнованные. Помогли мне добраться до дома. Я пришла в себя только на кухне. Мне показалось, что это так странно… Они все оказались рядом со мной. Потом мы пили вместе чай с лимонным пирогом, и всё было как прежде.       Саэко кашлянула:       — Что ты хочешь сказать этой историей?       — То, что я была на месте жертвы, и, если никто другой больше не может… Иного пути нет. Они сражаются с такими монстрами, что никто — ни правительство, ни какие-то могущественные международные организации — не смогут с таким справиться. Вспомните чёрные кристаллы, которые выросли посреди Джубан и летающие тарелки! Вспомните взрыв школы Мюген, когда тьма накрыла весь город и не было уверенности, что новый день настанет. Вспомните тьму, которая дважды накрывала город за прошлый год! Конечно, будь у меня сила, я бы встала за Усаги! Я бы сделала всё, чтобы ей не пришлось закрывать грудью весь мир, но это не в моих силах. Я — обычный человек, домохозяйка и могу только ждать… ждать её дома и молиться, чтобы для неё всё сложилось лучшим образом из возможных. Го…готовить её лю…люб-бимые блинчики и ли-лимон-ный пи-и-рог…       Икуко прерывисто всхлипнула, закрывая лицо руками, и Кенджи поспешил притянуть её к себе и обнять. Саэко потупилась, и Ами нежно взяла её за руку, поднесла ладонь к лицу и прижалась щекой.       — Мамочка, — тихо прошептала Минако, крепко обнимая дрожащую Джун.       — Мамочка, — донеслось эхом от прохода в коридор, и все резко повернулись: в дверях стояла бледная Усаги в мешковатом салатовом платье.       Для Сейи всё происходящее более всего напоминало фильм. Тихая вязкая пауза после разговора с Мамору, в которую он увидел Усаги, но не смог сказать ничего, кроме «я рад, что ты к нам вернулась», сменилась шумным потоком событий, в которых бесконечно лились слёзы, раздавались суматошные крики, и сыпались поцелуи и объятия.       Первой, на правах матери, приняла в свои объятия Усаги Икуко, но вот воительницы жарких реакций сдержать не смогли, чем обескуражили родителей, которым до этого дали легенду, что их лидер просто спит, истощенная растратой энергии. Глядя на ревущих белугами Минако, Ами и Макото, которые наперебой цеплялись за Оданго, Сейя только головой качал, подпирая стену у входа. Около их ног исступленно крутились Луна и Артемис. Куда более сдержанные Харука и Мичиру терпеливо ждали своей очереди, но и сами, воспользовавшись паузой, очень тепло обняли принцессу.       — Ты с нами, котенок, — громко прошептала Уранус.       Кенджи Цукино никак не мог вклиниться в клубок насмерть сцепившихся воительниц, но Усаги сама выскользнула к нему и обвила руками за шею, утыкаясь носом в плечо:       — Я вернулась, папа. Я вернулась, как и обещала.       …и сама при этом заливалась слезами. Сердце Сейи болезненно сжалось: если бы не Эндимион, то Серенити бы не было здесь. Исполнение этого обещания было вне избранного принцессой пути…       Хотя, что он может знать?       С удобного места, позволявшего быть и зрителем, и оставаться в отдалении от основных событий, Сейю вытеснила толпа, примчавшаяся на шум из гостиной. На кухне стало пугающе тесно. Рей протолкнулась к Усаги и тоже вцепилась в неё как клещ, и Воин поспешил отступить в коридор. Ему очень хотелось разделить с Мамору выбранный им путь. Принц Земли, наверное, предчувствовал такой ажиотаж, вот и решил переждать, пока всё не уляжется.       — Где Мамо-чан? — донеслось до него через восторженный гвалт. — Почему его нет здесь?       — Он ещё спит, похоже, — выкрикнул Джедайт, расположившийся от Сейи на расстоянии вытянутой руки. — Я сейчас пойду его разбужу!       — Я с тобой, — бросил ему Кунсайт, и они поторопились удалиться. Сейя закусил губу.       «Ты меня не видел», — бросил ему Эндимион, прежде чем сигануть в окно. Где же сейчас может быть принц? Как далеко он мог отойти от пробудившейся принцессы?       Обескураженные лорды вернулись через пару минут и доложили, что Мамору нет в доме. Ласково гладя по спинке отчаянно трущуюся об её щеку Луну, привольно расположившуюся наконец-то у неё на руках, Усаги удивленно взмахнула ресницами и в волнении окинула взглядом собравшихся. Кагеру витиевато выругался. Джедайт запустил руку в волосы и неуверенно произнес:       — Он, наверное, просто вышел прогуляться. Не волнуйся, Усаги, я уверен, что ему просто немного надо побыть одному. Вы с Рей, хвала небесам, не помните, но путешествие у нас было не самое спокойное. Может быть, у него небольшой приступ самобичевания. Это пройдет.       Усаги вздохнула и опустила голову, а потом вновь, не отпуская нежно мурлыкающую Луну, прильнула к Икуко, пряча лицо у неё на груди.       Сейя с интересом посмотрел на Джедайта: что у этого лорда в голове? Неужели ад дался ему легче, чем Мамору? Джедайт поймал его взгляд, прищурился и сказал звенящим шепотом:       — Если ты думаешь опять, что это показатель его слабости, то позволь мне отметить, что одним из испытаний ему выпало отказаться от Усаги под угрозой полного уничтожения, исходившей от Гадеса.       — Я вовсе не думал ничего такого, — покраснел Сейя, полагая, что накрепко попал в число раздражителей этого седого сухаря. — Я, может быть, сам бы вернувшись из глубин ада захотел бы пройтись и посмотреть, как прекрасен этот мир.       Джедайт дернул подбородком, в его глазах мелькнуло что-то… что-то… будто он пожалел о собственной горячности, с которой метнулся защищать Мамору.       «У всех у нас свои раны с этой битвы», — уже отстраненно подумал Сейя и поторопился уйти на улицу.       Он сам не знал, куда идёт. Мамору ощутил пробуждение своей возлюбленной мгновенно — как будто рядом вспыхнула звезда — и понял, что не может сейчас встретить её. Это было подло. Это было глупо. Это было жестоко. Он отдавал себе в этом полный отчёт, но не смог перебороть удушливую волну, которая нахлынула на него, погребая под собой. Поэтому из окна принц Земли запрыгнул на раскидистое дерево, а уже с него перебрался на крышу, ухватился за кровельную лестницу и подобрался до переходного мостика. Там он распластался на черепице, запрокинув лицо к небу.       — Идиот, — прошептал Мамору одними губами. — И трус. Ты должен быть рядом. Ты поклялся ей.       Ему вспомнилось, как Усаги крепко ухватилась за его плечи на берегу моря и что он ей сказал:       «Путь вне Котла труден, но я буду с тобой. Буду держать тебя за руку и защищать».       Сейчас он нужен ей… должен быть рядом и помочь перебороть боль от той страшной судьбы, что им уготовлена. Вот только… Взглянув в её потерянные обреченные глаза, сможет ли он быть уверен, что поступил правильно?       — Забавно, ты же был уверен в выборе пути для вас обоих, — раздался за его спиной шелестящий голос спустя какое-то время. Сперва Мамору подумал почему-то про Скрута. Словно он вновь принял обличие человека и решил наставить его на путь «истинный». Но повеяло космическим холодом, и он уже не сомневался в том, кто выступает его собеседником.       — Почему вы здесь? — спросил он, не отрывая взгляда от безмятежного небосвода, по которому плыли кучерявые облака. Благоговейного страха не было, словно после путешествия на тот свет бояться было уже нечего…       — Не будь к себе слишком строг, — неожиданно мягко протянул Гадес, и полы его мантии скользнули по руке Мамору: он сел рядом, вытянув облаченные в пугающе современные чёрные узкие брюки и востроносые туфли, ноги. — Когда мы бежали от мойр и преуспели в своем дерзновенном проступке, я был в таком разбитом состоянии, что не мог радоваться. Я думал, что мы подточили основы мироздания своим актом неповиновения, и даже ранил Персефону напрасной жестокостью. А я знал много больше, чем ты, Эндимион.       — Вы пришли утешить меня? — Мамору приподнялся на локтях и повернул голову в сторону Владыки. — Это чересчур большая честь для меня.       Тот трепет, что был в нём при первой встрече с Гадесом и потом во время путешествия, вновь шевельнулся в душе. Но сейчас откуда-то была уверенность, что Владыка «не опасен», и его орудие смерти спрятано в ножны. По крайней мере именно здесь и сейчас (Мамору отодвинул в сторону мысль о том, что Гадес может быть единовременно во множестве мест).       — Я пришёл позаботиться о Серенити, — одарил его кривой усмешкой Смерть. — Некоторые вещи ей не стоит помнить.       — Вы забрали у неё память о будущем, — с пониманием кивнул Мамору, чувствуя, как свинцовая тяжесть на сердце тает. — И у меня заберете?       — Нет, — длинные чёрные пряди волос упали вперёд, колышась на ветру и на несколько мгновений укрывая тонкие бескровные губы. — Это твоя плата, Эндимион. За твою дерзость. Ты через весь свой путь пронесешь память о своём конце. И ты не сможешь его отвратить. Ты ещё видел счастливейший из вариантов — когда Хаос приходит за ней буквально в самый последний из возможных моментов.       — А если всё-таки не придёт? Есть ли и такая вариация? Например, если она покинет Солнечную Систему, то что случится тогда? — хрипло спросил Мамору. Его разум уже рисовал красочную картину, как Усаги покидает Землю вместе с Сейей. Пусть бы она выбрала иную судьбу… пусть была бы не с ним… но никогда не стала бы причиной гибели Земли. Причиной гибели дорогих ей людей.       — Ты все же по-человечески глуп, Эндимион, — Гадес откинул волосы с лица. Его глаза вспыхнули алчущим огнем первородной бездны. — Хаос придёт за ней, а она вернется сюда. Во всех нитях, во всех версиях, ибо она рождена для Солнечной Системы. Она её пылающее сердце, выставленное до поры на поверхность щита. Обнаженное… яркое… бесконечно сильное… Все попытки выгнать её, спрятать, лишив сил, ни к чему не приведут. Она рождена стать новым творцом, зажигающим звёзды. Ты можешь пройти с ней этот путь, как и клялся. А можешь трусливо скрыться.       Эти слова прошлись по Эндимиону, как бритвенное лезвие, тонким движением вспарывая до самой сути. Даже сейчас он мог с легкостью воскресить в памяти тот огонь, что объял его… что обратил в ничто, выжав душу из тела… У всего есть конец. Это знание, возможно, малая цена. Он же был уверен под звёздами Млечного пути, что примирится с ним, что сможет утопить его в себе. Какое же счастье, что Усаги не будет помнить об этом… не будет знать… и с каждым днём неотвратимо шагать к этому страшному черному дню, когда её синь подернется фиолетовой пеленой.       — Отринь сомнения, что тебя терзают сейчас. Ты не изменишь её пути в том смысле, в котором желаешь. Некоторые звёзды рождены для того, чтобы зажечь новые. Разве захочешь ты разрушить и этот устоявшийся порядок?       — Нет, — прошептал Мамору, садясь полностью и отворачиваясь от Гадеса. — Конечно, нет. Я же не обладаю вашей мощью. Счастливых пять тысяч лет — это не так уж и мало, да?       — Вполне хорошая достойная жизнь землянина, — в голосе Владыки он слышал теплую усмешку. — Ты не будешь ни о чем жалеть, когда мои длани распылят твой огонь и разрушат сосуд. Обещаю.       — Кроме одной вещи… Я буду жалеть о том, что покидаю её.       — Конец — это всегда новое начало. Змей времени замыкает своё кольцо. Разве нет? — с легким недоумением уточнил Владыка. — Ты слишком рано начинаешь оплакивать завершение вашей истории, когда она едва миновала середину.       — Не могу ничего с этим поделать, — печально отозвался Мамору. — Ведь я человек.       — Пфф… С которым разделила сердце богиня. Не забывай об этом. Особенно, когда тьма уж совсем сдавит горло.       — Спасибо, что позаботились о ней. Мне была невыносима мысль, что она будет помнить предстоящий финал, — нашел в себе силы всё же сказать принц. — Это щедрый дар.       — Ещё какой, — прошептал Гадес ему в самое ухо, вырастая внезапно за плечом. — Я против такой боли. Мир удивил меня, заставив её смотреть на это вместе с тобой. Но я воспользовался своим правом… А сейчас ты в своём праве, Эндимион. Небольшая человеческая слабость после таких испытаний дозволительна, но я — свидетель твоего обещания. Так что будь любезен, исполни его.       Ледяное дыхание бездонного космоса прошлось вдоль позвоночника, вымораживая острыми иголками, но Эндимион нашёл в себе силы твердо ответить:       — Я исполню его, Владыка. И пройду достойно отведенный мне путь.       — Что ж… Я уже слишком много уделил тебе внимания. Обычно люди видят меня не более одного раза… — после короткой паузы отрешенно сказал Гадес. — До встречи, Эндимион. Наши чертоги будут гостеприимны к тебе, когда придёт пора.       ...Владыка исчез, а с ним растворился и космический холод, позволив ощутить тепло разгоревшегося солнца. Мамору запрокинул голову в небо, вновь изучая облака. Потерянный во времени он только по косвенным признакам понимал, что уже не поздняя весна и жаркое лето. Скорее всего осень… Её тонкие прикосновения виднелись то тут, то там. Сентябрь? Или просто теплый октябрь?       — Конец — это всегда новое начало, — повторил он слова Гадеса и, движимый тревожным любопытством, призвал свой звёздный кристалл. В последний раз он видел его сплетением Серебряного и Золотого кристаллов, поверх которого выступала чёрная сетка, обозначавшая сращивание со Скрутом. Что же получилось после возвращения Усаги?       Серебряная сердцевина стала меньше. Он отметил это сразу, чуть прищурившись от золотого сияния, распространявшегося куда ярче, чем тогда. Черная сетка никуда не пропала и обнимала своими ячейками сияющее зарево.       — Как это работает? — задумчиво протянул Мамору. — Серебряный кристалл вернулся к Усаги? Кто бы мне объяснил…       Но всезнающей Смерти на крыше уже не наблюдалось. Сияние серебра было нежным и родным, и от него щемило сердце.       «Я твоя семья. Я всегда буду вместе с тобой», — донеслось до него из далёкого, почти безмятежного прошлого.       — Ты моя семья, — прошептал Мамору, прикасаясь к кристаллу кончиком пальца и чувствуя, как щекочет в груди. — Мы разделили наши сердца друг с другом… мы — часть друг друга. Разве может нас теперь что-то разлучить? Пусть даже Смерть…       — Усако… — прошептал он, и наконец-то понял, насколько ему было необходимо её увидеть. Это горькое бегство показалось ему унизительным предательством, и ему стало жизненно важно вернуться… Поприветствовать друзей, крепко обнять дядю и нежно поцеловать Усако… Снова почувствовать ток жизни, поскольку сейчас ему казалось, что он… вернувшись из ада, так и не шагнул в поток вновь, ускользая от его искрящихся вод, потому что его страшил финал. Но разве из-за этого страха нужно отказываться от счастья? Кристалл исчез с ладони Мамору, и он вытянулся, рассматривая, каким путем ему спуститься с крыши.       Остаться с Усаги наедине казалось невозможным. Сейя только наблюдал из беседки, как рядом с ней крутились люди и кошки, и даже уже жалел, что не увел её куда-нибудь (да хоть бы в комнату Сецуны) поговорить. С другой стороны, он не знал, что именно хочет сказать. Выплеснуть боль от её смерти? Посетовать, что она выбрала Эндимиона? Пожелать ей счастья? Варианты метались в голове, жалили, кололи, а он смотрел на светло улыбающуюся Усаги, сидящую на крыльце вместе с Минако, Рей, Ами, Макото, Луной и Артемисом, и лихорадочно думал.       Воспоминания о том, как страшно было смотреть на сраженных горем воительниц, обжигало, заставляя торопливо смаргивать подступающие слёзы. Как же всё было теперь чудно и странно. Одетая в одолженные у Харуки джинсы и бежевый кашемировый свитер, Усаги что-то ласково говорила девочкам, а те улыбались ей в ответ, часто моргая, будто снова хотели плакать, но уже от счастья.       От дверей на них смотрели супруги Цукино: Кенджи обнимал Икуко за талию и что-то шептал на самое ухо, и та доверчиво льнула к нему. Их встревожил звук подъезжающей машины: Мичиру, Харука и Таики вернулись из магазина. Запищали ворота, и чёрный Ferrari Testarossa подъехал к гаражу. Аутеры вместе с Творцом невозмутимо проследовали с объемными пакетами в дом. Икуко окликнула Макото, и та, что-то тихо сказав девочкам, поспешила в дом за миссис Цукино. Минако с Артемисом и Ами тоже ушли внутрь, и тогда Рей и Усаги обнялись. Они прильнули лбами друг к другу и что-то долго говорили. Теперь Усаги плакала, а Рей гладила её по волосам и светло улыбалась под увлажненным слезами взглядом карих глаз Луны. Потом Марс взяла Усаги за руку и кивнула в сторону Сейи. Тот растерянно охнул и думал, что надо бы бежать из беседки, но замешкался. Усаги ласково потрепала по бархатистой спинке Луну и пошла прямо к нему, делая побег невозможным.       — Привет, — снова повторил он ей, когда девушка приблизилась. — Как ты?       — Хорошо. А ты как? — очень осторожно сказала Усаги, присаживаясь рядом с ним. От неё исходило тепло жаркого летнего солнца, так и хотелось сощуриться, как коту.       — По правде, паршиво, — широко улыбнулся Сейя. — Моя любовь в последнюю нашу встречу засветила мне лунной диадемой в живот и покончила с собой. Теперь она вернулась с того света, а я не знаю, что ей сказать.       — Прости, — торопливо бросила Усаги и взяла его за руку. Её ладошка была обжигающе горячей. — Поверь, — она тряхнула красовавшимся на её запястье браслетом, сверкнула бусина со знаком Сатурна, — у меня не было другого выхода.       — Не очень верю, — вздохнул Сейя. — Мне было больно от мысли, что спасти Эндимиона можно было только твоей смертью.       — Беда в том, что только Мамору мог удержать Скрута, но он сам не совсем понимал, что нужно сделать… Мне надо было дойти до него и рассказать, — тускло сказала Усаги. — Я не могла сказать тебе о плане, потому что знала, что ты бы не дал мне этого сделать.       — Конечно, не дал бы, — согласился Сейя. — Это же была вторая попытка?       — Да, — не колеблясь, отозвалась девушка.       — А что было в первой?       Усаги сжалась, как от удара, зажмурилась, а потом прошептала:       — Я теряла тебя. А Мамору выбирал смерть для себя и для Скрута.       — Хм, значит, в той версии я все же выполнял долг перед Эндимионом, — протянул Сейя, запрокидывая голову. — Что ж, если бы не его итоговая смерть, то это был бы неплохой вариант.       — Почему? — резко спросила Усаги. — Тебя прельщает мысль о смерти?       — Я бы чувствовал, что хотя бы в чем-то искупил свою вину перед тобой и Землей.       — Нет, — горячо помотала головой Усаги. — Нет! Сейя, ты должен жить! Также, как и все остальные!       — А почему? — Сейя подпер щеку ладонью и посмотрел на возлюбленную. Будь похожий разговор год назад, он бы постарался её смутить, выдавить, что он ей дорог, и провел бы линии от честных безыскусных слов к «великой любви». Но сейчас дела обстояли не так.       — Что значит «почему»?! Ты готов жить только в той Вселенной, где я люблю тебя?! — рявкнула Усаги, сверкая глазами. — Совсем что ли инфантильным идиотом стал?!       — Да нет! — возмутился Сейя. — Но ты понимаешь, что я сейчас самый крайний во всей ситуации! Не прибудь я на Землю с тем, чтобы спасти тебя от захватчика Эндимиона, ничего этого не было бы! Никто бы не умер… храм бы не провалился под землю… ты бы не… не…       — Дурак, — отрезала Усаги, отворачиваясь. Сейя с грустью смотрел, как она убирает короткую, выбившуюся из прически прядку за ухо и стискивает на коленях ладони в кулаки.       — Я думаю, что вас вело, когда вы бежали от Галаксии… Вы потеряли всю планету, но не теряли надежду и были готовы жить. Вы не растрачивали себя на укоры и самобичевание, почему остались в живых, а все остальные погибли… Вы знали, что признать поражение и опустить руки — будет концом всего, — тихо сказала она. — А сейчас… что движет тобой сейчас? Вина? Но, Сейя, что бы ни стало причиной, ты…       — Виноват, — оборвал её Воин. — Я виноват. Хотя бы в том, что пренебрежительно и жестоко думал о дорогом тебе человеке. Хочу, чтобы ты знала… Я больше не думаю о Мамору плохо. Наоборот.       — Я знаю, — Усаги коротко улыбнулась. — Я помню, что ты говорил Серенити на Кинмоку. Спасибо.       — Я и забыл… Сейчас кажется, что это так давно было.       Сейя запрокинул голову, изучая изнанку крыши беседки.       — Прости меня, — сказала Усаги спустя маленькую вечность. — Если бы я не была такой трусихой…       — Ты просто была идеалистом. Как и я. Ты хотела верить, что любить можно один раз и на всю жизнь. Но ведь действительно случается иначе, — Сейя сосредоточил взгляд на маленьком отростке веточки ясеня, упиравшемся в крышу. — Твоей вины в этом нет. Любовь не поддается контролю… А признавать то, что любовь может быть не навсегда… Это очень тяжело… Оданго.       Непроизнесенное «Гелика» висело в воздухе, отдаваясь болью в сердце. Колкой, но не острой, как воткнутый нож. Скорее, как боль от царапин тысячи мелких осколков разбитой мечты.       Усаги снова взяла его за ладонь в свои, сомкнув их как створки ракушки. Сейя впитывал её тепло по капельке, зная, что скоро останется только космическая ледяная чернота. Он не мог понять, чего более всего желает — умчаться метеором прочь на Кинмоку или же остаться ещё на Земле, втягивая в легкие тот же воздух, которым дышит Усаги? Что причинит большую боль? А что напротив таит в себе исцеление?       — Знаешь, я всё-таки проведу тот несостоявшийся концерт, — произнес он внезапно даже для самого себя. — Помнишь песни, которые ты слышала на репетиции? Я бы хотел, чтобы они прозвучали для всех, кто захочет их слушать…       — Они очень красивые, Сейя, — мягко улыбнулась ему Усаги, поглаживая костяшки его пальцев. — А остальные тоже захотят остаться?       — Пока не спрашивал, не было возможности. Но, возможно, они поддержат меня, — Сейя выдавил улыбку и почти сразу же поморщился от осознания, насколько вымученной она выглядит. — В конце концов, теперь у меня нет никаких «неодобряемых» намерений.       — Мы будем рады, если вы останетесь. Здорово пообщаться без вселенской угрозы. Но только если на Кинмоку все в порядке.       — Да, конечно…       Повисло неловкое молчание. Нельзя сказать, чтобы они стали чужими друг другу… Нет. Но между ними было болезненное чувство от смерти несбывшихся надежд и мечтаний. Причем Сейя отдавал себе отчёт в том, что это были именно его надежды и мечтания. И, возможно, той, кем Серенити была когда-то… Но её унесли прочь беспощадные волны жизни, заставляя его повторять вновь и вновь то, что он с циничной жестокостью говорил самому себе, глядя на кратеры от своих яростных атак: они запросто смогут по одиночке. Мир не сойдет с орбиты, если он отпустит Оданго…       — Я буду всю жизнь помнить твою улыбку, — прошептал он, прикасаясь свободной рукой к щеке Усаги. Она подняла на него глаза, а её губы все ещё сохраняли то мягкое загадочное положение светлой улыбки могущественного демиурга. В её глазах мелькнула космическая чернота, наполненная светом зарождающихся светил, и Сейя вновь отчетливо увидел снесенную временным потоком картину: Серенити выращивает лилию из лунного камня.       — Я буду помнить о нас, — в уголках губ, похожих на розовые лепестки, шевельнула крылышками бабочка печали. — Но без сожаления. Спасибо, что был рядом… спасибо, что любил меня… Ты вдохновлял меня на многое. Это было безмятежное счастливое время.       — Кроме конца, — попытался отразить её улыбку Сейя. — Конец отвратительный.       — Что поделать… Не всегда всё так, как хотелось когда-то восторженным молодым сердцам, — с показной важностью сказала Усаги, выпячивая губу и надувая щеки, будто пытаясь изобразить кого-то из учителей или священнослужителей.       — Что, песок из кого-то скоро посыплется, старушенция? — фыркнул Сейя. — Я тут видел совочек поблизости.       — Попробуй его принести, и я от тебя лишь горстку звёздной пыли оставлю. В этот совочек и сметем, — притворно нахмурилась Усаги, и от этой шутки прошёл по позвоночнику странный холодок — больно она была колкой для мягкой Серенити.       Сейя скользнул подушечкой пальца на линию её скулы, поправил короткую загнутую прядку. Ему было легко представить, как он бы её поцеловал, но в этой картине была неестественность, подчеркивающая, что вообразить вот ещё можно, а осуществить уже не получится.       — У тебя, кстати, красивая дочь, — выдавил он наконец-то слова, которые были больше похожи для него на контрольный выстрел в голову. Даром он с Мамору не мог озвучить эту тему.       — Чибиуса? — Усаги не торопилась сбежать от его пальцев, оставаясь на месте. Светлые брови взлетели вверх. — Она милый, но несносный ребенок. И в кого такая? Знал бы ты, сколько я от неё натерпелась… Однажды она слопала весь лимонный пирог, который испекла моя мама! А уж сколько раз она нам с Мамору свидания портила! И не сосчитать. Я же девушка, мне романтику подавай, а она?! Мамо-чан, Мамо-чан — и висит, как коала! Вот так с четырнадцати лет и привыкаю к семейной жизни.       Сейя рассмеялся:       — Сразу видно, что твоя дочь.       Его рука соскользнула на шею Усаги и притянула её ближе. Они соприкоснулись лбами, и какое-то время сидели в тишине. Воздух звенел от невысказанных слов светлой нежности и привязанности, а также и от куда более горьких слов расставания, в которых, может быть, были и упреки, и стенания, и мольбы, и клятвы.       — Моя звёздная свобода, — прошептала Усаги, и от этих слов перед глазами вновь встала та болезненная сцена на Луне. Сейя поморщился и отстранился:       — Зови меня лучше Коу. Ну или Сейя. Или… — он тряхнул чёлкой. — Астрея.       — Астрея. Хорошо, — серьезно кивнула девушка, выпрямляясь. — Кстати, у меня к тебе просьба. Можешь связаться с Какю и узнать, не нашли ли в твоей комнате кольцо с большим розовым камнем в виде сердца.       — Оданго, смилуйся! Я ещё толком тебя не отпустил, а ты мне уже поручаешь помолвочное кольцо своё искать! А не слишком ли это? — помотал головой Сейя, а через миг добавил: — Но, конечно же, я при сеансе связи с принцессой спрошу у неё об этом. Только вот никто подметать мою комнату не ходит. Мы сами там следим за порядком, но я попрошу её поискать.       — Спасибо, — благодарно кивнула Усаги. — И прости, пожалуйста. Это действительно немного «слишком».       — Если так посмотреть, для нас всё «слишком». Что тут поделаешь.       И Сейя вновь посмотрел на потолок беседки, изучая упрямую веточку ясеня, толкающую купол вверх.       Вернуться Мамору решил через то же окно, что и вылезал. Соскользнув в коридор, он быстро огляделся по сторонам. Никого не было. Без особой надежды он заглянул в комнату Сецуны, но она была пуста. Усаги давно её покинула, а снизу доносился оживленный гул голосов. Там кипела жизнь…       Принц сел на верхнюю ступеньку лестницы и уперся локтями в колени. С крыши он перед возвращением смотрел во двор только краем глаза и видел Сейю в беседке и подъезжающую машину Харуки. Похоже, сейчас по всю шла подготовка к большому обеду.       — Эй, ты не видел Сейю? — раздался снизу голос Ятен.       — Снаружи в беседке был, а что? — донесся ответ Таики. — Думаю, что его ещё не стоит беспокоить.       — Почему это? — голос Целителя приблизился: она явно стояла у пролета лестницы.       — Там Серенити. Они ещё не говорили, думаю, он захочет всё прояснить.       — Вот как… Ладно, но на кухню я не вернусь, там…       Голоса удалились, а Мамору продолжал сидеть на ступени и размышлять, что надо встать и спуститься. Надо скользнуть в поток…       — Это же хорошая идея оставить их вдвоем? — задумчиво проговорила Рей, проходя, видимо со стороны входа. Сердце Мамору сжалось, хотя он и не смог бы сказать, отчего именно — от того ли, что он слышит живую Рей или от того, что Усаги сейчас с Сейей.       — Думаю, им многое надо обсудить, — наполненным сдержанной грустью голосом ответила ей Луна. — Это важно. Нельзя, чтобы они жалели, что не сказали чего-то друг другу. Между ними больше не должно оставаться красноречивых недомолвок, которые можно трактовать, как заблагорассудится.       — Да, согласна, — отозвалась Рей. — И я рада, что снаружи ты смогла хоть чуть-чуть выговориться. Тяжело, наверное, весь день молчать?       — На маму Ами и маму Минако и так много сегодня свалилось. Мы с Артемисом опасались, что говорящие кошки могут их убедить в нереальности происходящего. Вот отойдут немного, и…       Дверь гостиной мягко стукнула, заглушая слова кошки, но холл похоже не мог долго пустовать.       — Итак, это, конечно, дело второстепенное, но, кажется, за время твоего суточного отсутствия я умудрился создать антидот для фагов! — с легким самодовольством проговорил Соичи Томоэ, который тоже выбрал местом разговора подъем ко второму этажу. Мамору чутко повел ухом: он помнил про нападение фагов у ресторана, когда Усаги ранили, но он не смог прийти ей на помощь, потому что фонило от медальона.       — Вот как? Это удивительно. Я и не знала, что такое возможно, — с искренним удивлением ответила ему Сецуна.       — Любимая, я же даймонов в пробирках выращивал и оживлял предметы, пусть я без сил Герматоида, но для меня нет фактически ничего возможного. Это не совсем полное исцеление, но антидот блокирует агрессию, которая включается при создании «хаотического» потока к обычно пребывающему в состоянии гармонии кристаллу звёздного семени, и помогает восстановить связь с сознанием. А значит фаг становится неопасным и его можно транспортировать к Серенити. Думаю, что нам надо раздать антидот всем воительницам, и…       Донесся мягкий счастливый смех Плутон. Даже она живёт… дышит полной грудью, наслаждаясь любовью к земному мужчине, и её сейчас не отягощают вериги грозного будущего. Мамору вздрогнул: Плутон по идее видит все нити, все вероятности… знает она и о своём конце. Наверняка. Для неё не тайна, что она в будущем превратится в огонёк на посохе Сейлор Космос… Как она это выдерживает? Как живет с этим?       Всё же незнание — благо… Когда не знаешь, что и когда случится, мир видится морем сияющих вероятностей, когда возможно всё. Стоит только пожелать… Но…       Мамору сжал кулаки — это не конец. Даже превращаясь в ничто, звёздные семена всё равно существуют. Может быть, в виде пыли, но они рождаются снова. Да и даже если это конец… Всё, что до него, — это чистые страницы для них с Усако. Возможность заполнить их так, как того пожелает сердце. В душе ободряюще заурчала смоляная тьма. Он бы ни за что не сравнил её с кошкой… скорее с пантерой, которую вроде как приручил, но чёрт знает, что ей может взбрести в голову. И с этим урчанием стало как-то спокойнее за будущее, что ли?       — Что ты тут делаешь? — рядом с ним на ступеньку уселся Кунсайт. Мамору вздрогнул и повернул голову к нему. Лорд Запада смотрел на него с легкой улыбкой, которая делала его лицо по-особенному светлым.       — Пытаюсь снова нырнуть в воды жизни, — честно ответил Мамору, вспоминая туманное видение, которое посетило его в аду после явления «чёрной Серенити» — Кунсайт, протягивающий ему руку, чтобы помочь встать.       — Мы тебя заждались… Не знаю, догадываешься ли ты, какое это счастье видеть тебя наконец-то в полном порядке.       Взгляд лорда задержался на висках с сединой, и Мамору невесело рассмеялся:       — Да, счастье! Здесь очень оживленно, как я погляжу.       — Да, помимо нашей команды здесь ещё родители воительниц. Им открыли страшные тайны мироздания, и теперь они пытаются тайком от нас вызвать правительственные спецслужбы.       Кунсайт произнес всё это с таким серьезным видом, что можно было бы и предположить, что это правда.       — На самом деле, — пояснил он после короткой паузы, — они пытаются смириться с предназначением своих дочерей. И это дается им непросто. Но про циклы перерождений мы рассказывать не стали, чтобы им совсем плохо не стало. Дозированная правда, так сказать.       — Вот как… С нашей стороны смело увеличить число посвященных, — вздохнул Мамору. — Как бы нам это не вышло боком. А как ваше присутствие объясняется?       — Нам помогли камни, оставшиеся на месте храма, — снова улыбнулся Кунсайт. — И возросшая сила нашего любезного принца. Он стал столь силён, что и земная жизнь со всеми её безыскусными радостями стала нам доступна.       — С ума сойти, — Мамору сжал плечо друга. — Я рад. Это действительно огромный подарок мироздания.       — Твой дядя порывается помочь нам создать земные личности. Мы думали попытаться воскресить наши личности, под которыми мы жили до прихода Темного Королевства. Берилл выводила нас через смерть, а Серебряный Кристалл, переписывая мир, её отменять не стал. Трудно, конечно, Нефриту. У него было слишком громкое пижонистое имя. Ему по-тихому не воскреснуть. Будет новое придумывать, чтобы не привлекать внимание когда-то своей могущественной семьи. Да и Зойсайту придется помудрить.       — А у него что за ситуация? — позволил себе полюбопытствовать Мамору.       — Он до призыва был сыном посла в Германии. Тоже громкая известная фамилия. Тут во внезапное воскрешение не поиграешь.       — Вот как… Не знал, кстати, что дядя такое может.       — Вряд ли у него был повод похвастаться тебе такими связями, — пожал плечами Кунсайт. — Я буду рад земной личности. Смогу на Минако жениться до твоего восшествия на престол.       Да, именно так… прожить обычную жизнь… счастливо женатого врача, окруженного верными друзьями и любимыми людьми… прожить её до того, как взметнутся ввысь стены Хрустального Токио… до того, как могущество их распространится до Облака Оорта… до того, как прибудет Хаос… до того, как его соратники и товарищи обратятся в летучую пыль…       Видимо, что-то особенное отразилось в лице Мамору, потому что улыбка Кунсайта приобрела печальный оттенок, как будто он уже знал всю его мрачную историю путешествия по той стороне. Конечно, это было не так, но Мамору понял, что именно Кунсайту и мог бы рассказать всё без утайки. Потому что это Бьякко. Его защитник. Его герой. Его верный друг и старший брат. Но это на потом, на один из долгих зимних вечеров, когда густая зимняя тьма, дыша в окна, напомнит о том кромешном мраке, что навсегда застрял осколком в сердце.       — Пойдем, — Кунсайт поднялся и протянул ему руку. — Ты должен быть сейчас в другом месте.       — Да, — с улыбкой согласился Мамору, хватаясь за него и вставая. — Я должен увидеть Усако…       — И не только её, — укоризненно покачал головой его друг.       Они бок о бок спустились по лестнице в холл, и наткнулись на Зойсайта и Шинго, которые шли из кухни к гостиной:       — Самая сильная фигура построения, которая рассматривалась для сражения со сверхмощными врагами, — крест. Владыки вставали по сторонам света, в которых располагались их владения, а в центре… — с умным видом вещал рыжий лорд, крутя пальцем, а Шинго внимал ему, открыв рот.       Но, увидев Мамору, Зой тотчас замолчал и замер, в его зелёных глазах заблестели слёзы.       — Ну… Зой, — неловко улыбнулся Мамору. Золотисто-рыжие пряди летят по воздуху, как перья подстреленной птицы. Холод пробрал его до костей, вцепился в сердце, как пиявка. Кунсайт мгновенно почувствовал в нём перемену, иначе и не объяснишь, почему его ладонь ободряюще сжала похолодевшие пальцы, не давая ускользнуть в мерзкие горькие воспоминания ада.       — Нефрит, Джедайт! — крикнул Зойсайт, распахивая дверь в гостиную. — Он вернулся!       Нефрит с Джедайтом тотчас появились на пороге комнаты. Лорд Юга широко улыбался во все тридцать два зуба, а Джедайт лишь приподнял уголки губ, сохраняя тревожную позёмку во взгляде, и Мамору подумалось, что, возможно, друг, разделивший с ним путь к звёздам, тоже не совсем вернулся с заоблачных далей.       — Милорд, вы вернулись со щитом! — бодро воскликнул Нефрит и без стеснения обнял Мамору.       — Эй, — воскликнул Зойсайт, — а я?!       И смело подвинул бедром Лорда Юга, располагая на плече Эндимиона руку.       — Да, так, наверное, только воительницы и делают, но думаю, что по случаю возвращения нашего мессира из глубин ада можно устроить групповые обнимашки! Джед, не стой столбом! Иди к нам! Кун?       Кунсайт добродушно рассмеялся — его низкий рокочущий смех приятно грел душу, а затем подошёл, раскинул руки на плечи Зойсайта и Эндимиона и кивнул Джедайту, который возвел глаза к потолку, но со стоном всё же приблизился к ним.       — Хвала небесам, что здесь нет никого с фотоаппаратом! — буркнул Лорд Востока, втискиваясь к друзьям.       — Как по мне, так всё же жаль! — расхохотался Нефрит.       Мамору, зажатый между тел друзей, закрыл глаза, впуская под веки привычное сияние их аур. Как необычно… как правильно… как необходимо.       — Мамору! — в коридор вышел Кагеру Чиба, и пришлось высвобождаться из хватки друзей, чтобы обнять дядю, который тоже жаждал прикоснуться к племяннику и убедиться, что он живой, реальный, а не коллективная галлюцинация. Попалась на глаза и задорно улыбающаяся Рей, подпиравшая косяк дверного проема с сияющей Луной на руках. Но тут Мамору поторопился к выходу из дома, прежде чем в коридор высыпали бы остальные воительницы или их родители (хватало и Шинго, который пялился на Мамору с выражением «чувак, я не знаю, чем ты конкретно крут, но ты похоже реально крут!»). Кунсайт организовал ему поддержку, выстроив товарищей в каре и заставив прикрывать тылы. Кто же ещё смог бы оперативно отвлечь принцесс планет, если не бывшие генералы Тёмного Королевства?       Неловкость и смущение овладели Мамору, когда он вышел на крыльцо и увидел Усаги. Она сидела в беседке с Сейей, рассматривая что-то на её потолке. Оба многозначительно молчали, и каким-то шестым чувством стало понятно, что это конец разговора, а не его начало. Чуть поколебавшись, всё ещё босыми ногами Мамору ступил на шероховатый камень дорожки и направился к ним. Усаги в это же мгновение опустила на него взгляд и вскочила. Было что-то отчаянно безумное в её глазах, и от этого на миг сердце замерло, а потом пустилось в пляс. Мамору сорвался на бег, хотя бежать было не более двух десятков шагов.       Усаги только успела слететь по ступенькам беседки, как он подхватил её, такую маленькую… такую легкую… такую воздушную… и закружил, утыкаясь лбом ей в диафрагму. Она взвизгнула:       — Мамо-чан! Ах! Мамо-чан!       А он уже перехватил её на руки и улыбнулся, заглядывая в любимое лицо:       — Усако…       — Я так люблю тебя! — выпалили они одновременно и залились легким румянцем, смущенные собственной порывистостью. И в этот момент казалось, что вокруг нет больше ни души, хотя Мамору знал, что на них смотрят… Смотрит из беседки наверняка опечаленный Сейя. Смотрит добродушно посмеивающийся «эх, молодежь» дядя. Смотрят довольные как слоны лорды. Может быть, смотрят вышедшие на шум воительницы и их родители…       Не отрывая взгляда от лица Усаги, он поставил её перед собой. Её счастливо смеющиеся синие глаза были чистой небесной лазурью, и он плыл в этом бесконечном просторе и чувствовал, как поток Жизни вновь обнимает его своими водами, готовый нести дальше и дальше к неотвратимому, но всё же по большей части счастливому будущему.       Ладошка Усаги скользнула по его волосам на виске, и в её глазах мелькнули грусть и боль.       «Маленькая моя девочка с могучим любящим сердцем! Всё хорошо, Усако… Всё хорошо. Ты только держи меня за руку, а я не разожму свою… Пока ты со мной — ничего не страшно. Я буду с тобой всё то время, что отвела нам Вселенная. Клянусь».       Он был уверен — она все прочла по его взгляду, притянул её, обнимая так крепко, как будто хотел прирастить её к себе… как тогда, под Мировым Древом, на «той стороне»… и руки Усаги обвились вокруг его шеи, заставляя опустить голову ниже, чтобы, привстав на цыпочки, она смогла дотянуться до его дрожащих губ и вовлечь в поцелуй. Поцелуй-покаяние. Поцелуй-признание. Поцелуй-обещание. И незримое людям сияние обнимало их, закручивая серебристо-золотые вихри и посылая их в бескрайнее космическое пространство.       …а многомудрые боги взирали на них из своего таинственного «небытия» и качали головами. Задумчиво хмыкал всезнающий Хронос, прислушиваясь не стучат ли по небесному покрывалу катящиеся кости.       У руин лунного дворца встрепенулся вечный друг давно ушедшей владычицы Асклепий и понял — ему пора в путь. Лунная принцесса спасла Землю, хотя и сделала это, проигнорировав некоторые его советы.       Снисходительно вздохнула Гея, вновь занимая место на своём ложе. Она намеревалась погрузиться до назначенного часа в сон.       А Гадес довольно усмехался и покачивал головой, расположившись на троне в сердце Котла. Персефона гладила руку супруга и тихо напевала мотив той самой песни, которой возвестила дерзновенному принцу Земли конец отведенного испытания.       Мамору и Усаги разорвали поцелуй и тихонько отстранились друг от друга, внимательно вглядываясь, будто опасаясь увидеть какие-то перемены. Затем Усаги фыркнула: её щеки покраснели ещё больше, прижалась к груди Мамору, ловя стук его сердца. Мамору ласково погладил её по макушке и потянул к дому. Они развернулись и поспешили к столпившимся на крыльце дома друзьям. А вокруг них радостно, словно резвый непоседливый щенок, крутилась Жизнь.