В заложниках у ветерана труда

      Закончив отчитывать появившихся из ниоткуда Шарика и Гоэмона, Люпен выставил обоих в ванную и вновь взялся драить пол. Он, пыхтя и ругаясь, проклиная через каждое слово треклятую грязь, елозил тряпкой по скрипучим половицам.       Джиген, лицезревший все это дело, стоя возле балкона, растерянно улыбнулся и озадаченно почесал затылок: -Мда... Никогда не думал, что увижу нечто подобное.       Люпен на секунду замер, на корточках и повернул голову на голос: -Чего? -Ты становишься домохозяйкой, дружище.- улыбчиво съязвил Женька, зажав в зубах очередную сигарету, и чиркнул зажигалкой.       Арсен надулся и через зубы процедил: – Так надо!- и снова завозил тряпкой, убирая последние грязные улики Гениного преступления. – Папаше покажи, со смеху по полу кататься будет,- продолжал издеваться стрелок. – Вот только Зенигаты нам для полного счастья не хватает!- Люпен с чувством отжал пятнистую, серую материю. – Постой, ты опять?! Ой, чует мое сердце схлопочешь ты у меня тряпкой...- недовольно проворчал вор, испепеляюще взглянув на друга.       Тот, без лишних слов и телодвижений шагнул за стеклянную дверцу и на всякий случай растворился в табачном дыме. Но Арсен уже разгорячился не на шутку: словно неандерталец дубинкой, он вертел своей победоносной половой тряпицей у себя на головой, смачно прикрикивая на Джигена: – Стой, засранец, от меня не убежишь!       Женя, услышав Люпенов сигнал к бегству, вскочил как ошпаренный и, выставив вперед средний палец, бросился наутек, грациозно перемахнув через витые перила балкона второго этажа.       Не успев опомнится после не очень удачного приземления на рваный московский асфальт обильно опаленный летним солнцем, услышал над собой шаловливый шепот: — Уух, шалунишка!       Парень, сидевший на асфальте, удивленно озирался на задорную белокурую девчушку лет девятнадцати, и на вид хорошо подвыпившую, которая уже успела всюду пометить его загорелое лицо своей помадой цвета красного октября.       Прозрев, что его ожидает несладкая участь быть обцелованным и обтроганным с головы до пять, он вопрошающе взмолил о помощи: – Люпееен! Спаси меня!       Люпен только усмехнулся и равнодушно махнул свободной рукой.       Женя не прекращал попытки добиться хоть какого-то пустякового сострадания и какой-никакой помощи со стороны равнодушного Люпена: – Люпеееен! Я курить брошу, слово даю, только вытащи меня!       Трезво прочувствовав всю безысходность своего положения, Джиген ставил на карту самое святое.       На этот раз Арсен, на минуту перестав заливаться лошадиным хохотом, таки соизволил ответить: – Так тебе и надо, старый хрыч!       Стрелок утратил всякую веру в неразрывную мужскую дружбу и попытался сам выпутаться из крепких объятий этой обаятельной юной леди: – Дамочка, ну что вы ко мне прицепились? Выпустите же наконец!       Но дамочка и не собиралась отступать. Еще крепче обхватив бедного Женю руками, она продолжала лепетать свое: – Геночка, лапочка, куда же я тебя отпущу теперь?       Наконец-то обратившись к помощи здравого смысла, Джиген выдал единственную верную реплику, подходящую для такой ситуации: – Это какое-то недоразумение. Вы наверно меня с кем-то спутали. Меня Женя зовут.       Молодка аж вздрогнула от его такого заявления. – Как - не Гена?! А мы с Геной договорились... Что он тут стоять будет... А я его жду... Простите еще раз. Меня, кстати, Клава зовут.       Девушка на секунду задумалась, подняв накрашенные ресницы на свою жертву. Не желая выпускать многострадального паренька из удушающих объятий, она смекнула себе: Женя, Гена, какая к черту разница, если мужик, да еще и не дурак?! – Женя, а вы сейчас свободны?       Женя поперхнулся воздухом, а Люпен окатил дворик новым взрывом хохота. Молодой вор, не желая больше оставаться незадействованным в этом немного сумбурном разговоре, местами прерываемом чмоканьем женских губ, выкрикнул со своего пьедестального балкона. Похоже, у него просто уже не осталось сил смеяться. – Девушка! Как вы думаете, каким образом отреагирует его жена на ваши проявления чувств?       И, гордо подтянув галстук, добавил: – Да, он женат. Но вот зато я холост!       Люпен перегнулся через перила, игриво сверкнув карими глазками. Мокрая тряпица осталась темнеть в волосатой руке: – Я старый солдат и не знаю слов любви...       Но девушка, похоже, была не в настроении слушать его романтические распинания с балкона. Она брезгливо осмотрела самолично расцелованного Женю, поднялась с колен, обернулась и, поправив рукой золотистые кудри, гордо зацокала каблучками прочь.       Аферист вспылил, негодующе наблюдая за исчезающим в тени деревьев силуэтом: – Стой, куда пошла? Слишком молодая для старого солдата? Ууу, ты какааая!       Опечаленный отказом очередной красотки Люпен уже обернулся к двери, как вдруг в его гениальную и пока еще светлую голову пришла блестящая идея. Взбодрившийся своей изобретательностью, он замах другу: – Эй, Женька! Раз ты уже на улице, то возьми вещи в машину! Тут немного... – Давай сюда. С меня за жену причитается.- Джиген одобрил решение напарника.       Вскоре авантюрист вновь появился на балконе, только теперь уже в обнимку с небольшим черным рюкзачком, весело позвякивающим воровскими безделушками. Вор наклонился к стрелку, а рюкзачок перекочевал из рук в руки. Вытянув из заднего кармана что-то блестящее, Люпен деловито прищурил левый глаз: – Поймаешь? – Ну бросай уже, снайпер!- улыбнулся Джиген, встав в позу волейболиста.       Серебристые ключики покинули длинные воровские пальцы и полетели по направлению к тротуару. – А ты не промах!- подмигнув, похвалил Сеня.       Ключи угодили прямо в раскрытые ладони Жени.       Тем временем в ванной, под аккомпанемент шумящей воды, изредка перебиваемой довольным лаем, самурай, смирившись, отмывал пса. Гоэмон был хмур и суров, как день перестройки, а Шарик выглядел очень даже счастливым. Лохматая махина метром в холку смирно сидела в ванной, выставив лохматые пятнистые передние лапы на желто-белые края ванной, шлепая мокрым хвостом по мыльной воде, и довольно скалила огромную белую пасть. Решив подбодрить своего нового друга, Шарик дружелюбно лизнул Гену в раскрасневшуюся от пара щеку, однако тот только бросил на пса неодобрительный взгляд и продолжил поливать его из душа и натирать бока коричневатым хозяйственным мылом.       Самурай был недоволен всем, абсолютно всем вытекающим из этого небольшого турне по советской России. Здесь, в стране, победившей капитализм, пришлось отказаться от просторного классического японского кимоно и перейти на тесные джинсовые штаны, незаурядные футболки и расстегнутые хлопчатобумажные рубашки в синюю клеточку. Да что уж там говорить, даже меч бессменный припрятать заставили, от этой ворчливой бабки, которая ко всему прочему его называла "Геночкой", что дико раздражало и резко выводило из себя. Но этой шумной собакой он был недоволен больше всего. -Откуда ты только взялся на мою голову...- риторически вопрошал Гена, косо взглянув в блестящие бусинки собачьих глаз. -Гав!       Этот серьезный, вечно сосредоточенный даже на мелочах Гоэмон точно понравился добродушному Федькиному псу.       Закончив операцию купания, Шарик вылез из ванной и залил своего няньку дождиком из брызг. – Сеняяяя! Принимай собаку!- Гоэмон вздохнул с облегчением, вытерев пот со лба.       Сеня не заставил себя ждать. За дверью послышались быстрые, пижонские шаги, открываясь, дверь заскрипела и в проеме нарисовался всемирно разыскиваемый вор Арсен Люпен Третий. Он уже повторно навел чистоту в комнате и пришел наводить чистоту на своем лице. Шарик, свесив язык из пасти, смотрел как Сеня ополаскивает чумазые щеки и, поморщившись от холодной воды, берет полотенце. -Скажи мне, Геночка, -Люпен, повысив голос, повторил интонацию тети Веры, - как ты до жизни такой докатился?       "Геночка" неприветливо вытаращился на друга. -А ведь был искусным мечником, способным разрубить что угодно,- продолжал ехидничать Люпен. Похоже, этот процесс доставлял ему тонну удовольствия, но только в том случае, если не совершался над ним самим. -Все твое дурное влияние,-пробурчал Гоэмон и направил душевой шланг на спину Арсену.       Тот, вереща и хохоча,вылетел из ванной, словно пробка из бутылки, уводя за собой собаку. Гоэмон остался отмываться от утреннего ливня и назойливого запаха псины.       Через полчаса сытный запах горячих пирожков и плюшек привел молодых воров на кухню.       Настенные часы с маятником непринужденно тикали, со стенки для икон задумчиво выглядывал гипсовый Сталин, округлая, стеклянной люстра, залепленной со всех сторон мотыльками и ночными бабочками, золотилась над небольшим столом. На самой верхушке бакалейных полок ровными рядочками громоздились красные в белую крапинку баночки с подписями "рис", "мука","кофе","какао","изюм". Деревянные стулья кучкой толпились вокруг овального столика, украшенного белой, парадной скатертью.       Сеня не спеша осмотрелся, выдвинул скрипучий стул во главе стола, повесил свой красный пиджак на его спинку и уселся, высматривая любопытными глазками съестное. Рядом присоседился Гена в свежей футболке и джинсах, все еще пахнущий мылом. Он то и дело отпихивал Шарика, норовившего положить свою ушастую голову ему на колени. По другую сторону от вора присела Вера Ивановна Подтянулся и Женя, относивший их воровской багаж в Фиат. - Ах ты мой Арсенюшка, какой же ты худенький, какой же ты тощенький. Бери вареньца, черничное!- бабушка любя тянула Арсена за худющую щеку. – А-а! Теть Вер, больно же!- Люпен, всеми силами пытался высвободиться из ее крепкой, коммунистической руки.       Сеня решил и сейчас последовать ее совету и закусил румяным картофельным пирожком. – Утю, моя радость, ешь на здоровье! Бабушка еще испечет!- Вера Ивановна прямо таки расцветала, слушая его аппетитное чавканье.       Федя ревностно смотрел, как дядя Арсен поедал пирожки один за другим. Какие, однако, ненасытные это взрослые! Как будто пирожков ни разу в жизни не едали! - Ба, а ба... а я у дяди Арсена пистолет видел, а в кармане - деньги зеленые!- выдал малец, злобно уставившись своими голубыми глазами на Люпена.       Тот перестал жевать и выжидающе уставился на тетю Веру. Она продолжала выказывать полное недоверие и равнодушие словам Феди. Недоеденные пирог остался в руке, а взгляд перебегал с хозяйки на мелкого стукача.       Тут-то Федька и понял, что вместо фиата ему будет самый настоящий шиш с маслом.       Бабушка стала торопливо поворачивать черное, лакированное колесико, настраивая радиоприемник на новостную волну.       После жуткого скрежета и адского тарахтения из прибора донеслось громкое сообщение: – Внимание, всем постам ГАИ! Задержать желтый Фиат! Будьте осторожны: преступники вооружены!       У Гоэмона дернулась бровь, Джиген испуганно почесал нос и только Люпен преспокойно продолжал отхлебывать горячий сладкий чай из маленькой чашки, украшенной спелой земляникой. – Ууу черти! И до Грановитой палаты добрались! Как таких земля носит! Сталина на них нет!- выступала Вера Ивановна, неодобрительно покосившись на радио-приемник.       Гена с Женей встревоженно переглянулись, а Сеня невозмутимо взял с блюда еще одну плюшку.       Диктор продолжал зачитывать особые характеристики разыскиваемых, а бдительная бабуля, всегда оставаясь на страже порядка своей страны и конечно своего родного города, столицы, внимательно слушала и запомнила. Красный пиджак и стрижка под обезьяну у первого, шляпа и борода у второго. – Красный, это как у дяди Сени? - невинно поинтересовался Федя, уминая очередную плюшку.       Арсен громко сербнул чаем, за что не остался безнаказанным, нога Гоэмона на несколько секунд до упора прижала к полу его ботинок. А бабуля уже начала сверлить подозревающим взглядом не внушающих теперь доверия соседей. Сравнив услышанное с уже известным, она провела в своей седой голове логическую цепочка и заключалась на том, что что-то не чисто с этими приятными на первый взгляд, пареньками. – Ребятушки, вы кушайте не стесняйтесь. А я еще чайку заварю,- пробормотала, уходя, старушка.       "Ребятушки" проводили ее следящим взглядом, Женя и Гена одновременно, словно по команде, приложились к чашкам, а Сеня ухватил пышную плюшку с коричневой корочкой. Никто не проронил ни слова, истина неторопливо плыла в чайных чашках. Бежать. Пора бежать.       Гена и Женя быстро выдули свой чай и направились к выходу а предусмотрительный, хозяйственной Люпен запихнул за пазуху десяток картофельным пирогов и маленькую, плотно запечатанную баночку черничное варенья.       Воровская троица быстрым, тихом шагом зашагала прочь из кухни, убежища ворчливой пенсионерки, к заранее распахнутой балконной двери.