Дикие дети, сукины дети

Как пахнет женщина — человеком и зверем, тонкой костью, теплой слюной у краешка рта, — он помнит давно и легко чует ее присутствие еще у крыльца, перешагивая скрипящие половицы, ступая бесшумно. Дверь отпирает своим ключом, что значит — и у нее есть свой, или старая отмычка, а заперлась она изнутри, проверить. Поймет или нет. Если поймет — когда? Слепой открывает дверь, заранее зная, у какого окна она сидит и из какой кружки пьет. Чужой кофе пахнет темнее, старше, он дорогой и наверняка краденый, потому что чувствуется в нем именно это, ворованное и пьяное. Слепой запирает дверь, швыряет ключи на тумбу. У него нет коврика, потому что он не любит обувь. Крыса сидит на подоконнике с ногами, стиснутыми черной кожей и железом сапог. Говорят, что она не изменяет себе, и где-то в подошве одного из — узкое лезвие. Говорят, что оно смочено ядом, говорят, что она перебила им тех и этих, говорят, говорят, Слепой не слушает подобных разговоров. Крыса пьет, переливая из своего термоса в его кружку. Она пришла пешком, это видно, слышно и понятно. Она пришла — зачем? — об этом придется узнавать. Простыни сереют, их никто не стирает. Настежь открытое окно впускает ветер, и он бродит по голым прохладным телам. Ночь сгущает краски, все вокруг остывает, замирает в ожидании рассвета, лишь от губ, по которым ошметки слизаной помады, до пепельницы мечется огонек сигареты и сизо осыпается в крышку из-под чего-то. Слепому курить не хочется, ему хочется спать, но он не спит в присутствии Крысы. Он отвлекает ее сексом, развлекает кровью и ждет, когда же она заговорит. Обычно этого не происходит. Крыса делает вид, что пришла именно за этим — за чужой кожей под ногтями, за влажными скучными поцелуями, за жесткими толчками в матрас. Может, ей и правда нравится секс именно со Слепым. Может, это дает ей что-то большее, о чем сам Слепой не знает и не думает. Может, за этим она и приходит. Слепой все ждет, когда же она скажет — что-нибудь, но Крыса молчит часами, и он злится, выбивает из нее добровольные стоны, но на этом — все. Может, Крысе нечего ему сказать. Она вообще не из болтливых, не любит пустых бесед, что значит — ее слово будет самым правильным и верным. А она курит в пепельницу и мимо, табачным крошевом пылит пол, разглядывает его и молчит. Все время молчит. Ее молчание течет и не касается никаких струнок души и разума, протекает сквозь. Оно не многозначительно. Оно, кажется, и вовсе ничего не значит. Слепой не любит такого. Поэтому Крыса собирается с рассветом, так и не уснув, и Слепой не провожает ее. Ждет, когда она отойдет к дороге, сворачивается и прижимает к груди одеяло, от которого пахнет им и женщиной.