Дзынь

Дарси Несколькими часами ранее.

С давних времен бытует легенда о Первом императоре — Прекраснейшем создании, рожденном королем королей. Его невозможно убить или ранить, он не может умереть, Потому что в своей крови он несет смерть. Первый император — сильнейшее создание мира сего, Умный правитель всего народа своего. Рождается он лишь однажды в истории племени, И рождение его предсказать невозможно прежде времени.

Я сидел в своей комнате, начищая оружие до блеска. Кто знает, когда следующее сражение, поэтому нужно быть готовым ко всему. Заодно и обдумываю все происходящее. Попал мой племянник конкретно. Такого я ему не желал. Мало того что его дзынь с другим существом, так еще и проблем навалилось. Но он упертый, справится со всем. Как бы он сам не считал себя глупым, на самом деле он отличный парень. Как его родители еще не распознали в нем весь потенциал — уму непостижимо. Но придет время и в Лаки все же признают истинную сущность и оценят по достоинству. Пока я обдумывал все это, в дверь моей спальни раздался тихий стук. — Открыто, — выкрикиваю и даже не смотрю на того, кого нелегкая принесла. Дверь открылась-закрылась, и тишина. Не отвлекаясь от работы, я продолжал смотреть на натачиваемый мною двуручный меч. Но с каждой секундой все больше ощущал на себе давящий взгляд чужих глаз. Что, собственно, отвлекало. Раз пришел, то говори. Правильно? Чего стоять на пороге и молчать?! — Ну, кто там? Так и будешь молча... — подняв голову, я увидел Шона. И что он тут забыл?! Тут же улетучилось мое хорошее настроение, и во мне проснулся прежний я. Эгоистичный и лицемерный арахнид, почему я, собственно, и ушел от своих, дабы больше не причинять им боль своим отношением. Ну не могу я чувства свои открывать, нахлебался в молодости, теперь вот результат. Хотя за последние годы отошел и почти вернулся к прежнему молодому и веселому парню. Но не сейчас. В тот момент, как мои глаза встретились с голубыми глазами кентавра, в груди заклокотала давняя обида, которая со временем трансформировалась в злость и ненависть. — Чего тебе? — сжав зубы, зарычал я на парня, с виду парня. Шон стоял в нескольких шагах от меня, на красивом лице легкая улыбка, которая вообще тут неуместна. Но красивые глаза смотрели с настороженностью, смешанной с весельем. Вот всегда он таким был. Вечно с улыбкой встречал все, что бы ему ни пришлось пережить. А пережил он многое. Уж мне ли не знать. — Как всегда, сразу же хамишь, Дарси, — хрипловатым голосом проговорил Шон, продолжая улыбаться. Эта улыбка! Неповторимая и самая прекрасная в мире. Такой больше нет. Вру, есть еще один обладатель столь же прекрасной улыбки, способной остановить разъяренную толпу. Но как давно я не видел улыбки именно Шона? Сколько лет назад она перестала мне сниться ночами, превращая каждый час отдыха в кошмар? — Зачем пришел? Я тебя не звал, — прорычал я и вернулся к оружию, смотреть на парня не было ни сил, ни желания. Слишком болезненные воспоминания связаны именно с этим кентавром. — Поговорить хочу. Мы столько не виделись... — с весельем ответил Шон, а меня же это взбесило, и, вмиг оказавшись за его спиной, я приставил кинжал к его прекрасной тонкой шейке. — Ты прав, много воды с тех пор утекло, Шолигеон, — прорычал я парню на ухо, благо я все же чуть выше него и мне не нужно до него тянуться, у арахнидов только плюсы. — Сколько мы не виделись? Сто лет? Или все четыреста? Шон даже не вздрогнул от моих действий, словно заранее знал, что я сделаю. Хотя все возможно. Он исключительная личность в этом мире. И таких, как он, еще шесть, седьмой пока не признанный. Но это дело времени. — Тебе было двадцать, когда мы встретились и... — с улыбкой проговорил Шон, начав оборачиваться ко мне; кинжал скользнул по его шее, но вреда не причинил. — И ты предал меня, — закончил я за кентавра, уже глядя в его глаза, и круп нам его не мешал, совсем. — Что ты такое говоришь, Дарси?! — почти натурально удивился парень, да только меня это больше не обманет. Я столько раз попадался на его чары, что за прошедшие годы ненавидел себя за свою глупость и веру в него. Больше я не допущу тех же ошибок. — Как я и думал, ты всегда считал иначе. Для тебя предать кого-то легче, чем открыть себя. Для тебя все — равный мусор под твоими неповторимыми копытами. Верно? — я буквально рычал на него, выплевывая каждое слово с максимальной желчью. Хотя мои руки так и жаждали почувствовать и сжать его шею, да только убить Шона я не смогу, как бы ни старался. И дело тут не только в моих чувствах к нему. — Но, Дарси, я не предавал тебя. И искал все это время, — попытался отговориться кентавр, даже смотрел на меня почти искренними удивленными глазами. Как же подло с его стороны, сейчас так себя вести. Делать вид, что ничего не было, не принять свою вину, когда она так очевидна, даже когда прошло столько лет. Не таким я его запомнил с последней встречи. Раньше он с честью принимал ответственность, даже мог взвалить чужую, дабы спасти кого-то. Неужели время так сильно его изменило? Что же тогда дальше с ним будет? — Искал?! — с издевкой переспросил я и отошел на несколько шагов, мое тело слишком бурно реагировало на его присутствие. Нужно держаться от него на расстоянии. — Ты шпион, давно бы нашел, если бы хотел. Но ведь не было нужды во мне. Верно? Говоришь, что не предавал?! Да что ты понимаешь? Ты всегда играл с чувствами других. Ты всех использовал, а тех, кто не был тебе чем-либо полезен, ты просто выбрасывал за ненадобностью. Ты хуже любого преступника в этом мире. С каждым моим словом глаза кентавра становились все больше, слезы на кончиках ресниц уже готовы были сорваться. Снова играет. Актер из него отличный. Никто с ним не сравнится. Хоть я и вижу это впервые. — Не делай такое лицо, — с усмешкой проговорил я, твердо глядя на него. — На меня больше твои выходки не подействуют. Говори, зачем пришел, чего хочет от меня Первый император. Последние слова я буквально выплюнул со всем отвращением, на которое был способен, и иронично, издевательски поклонился. Я ненавидел его сейчас больше, чем когда-либо ранее. Первый император... Таких всего семь, но они не особо желают светиться, поэтому о них знают лишь другие короли. Шолигеон — самый первый Первый император, уже более трех тысяч лет должен править кентаврами. Но не так давно смог избавиться от этого бремени. Алгус — из племени вампиров, правит вот уже не одну сотню лет, по меркам бессмертных императоров он еще совсем молод. Годжий — тысячелетний правитель котооборотней. Он самый старший из всех, не считая Шона. Лелигриеэль — правитель эльфов, но тут мало знаю, тихие они и скрытные. Хотя я точно уверен, что ему не более шестисот лет. Морган — король вервольфов, вполне нормальный парень. Выпивали пару раз вместе. Джамбейон — правитель великанов, тоже относительно молодой, хотя и перевалило за половину тысячелетия. И вот остался седьмой. Но его неизвестно когда еще раскроют. Пока же я рад, что он не известен. Пусть повеселится. Ведь став императором своей страны, существо буквально лишается свободы, а взамен всеобщее признание и безграничная власть. Что не всем по душе. Седьмой император не этого хочет от жизни. Рано ему еще. Шон опустил голову, прикрыв лицо распущенными волосами, и пару минут молчал, тяжело дыша. — Дарси, просто послушай меня, все, что я скажу, а потом я уйду и никогда больше тебя не побеспокою, — со слезами в голосе проговорил Шон и шагнул ко мне, протянув руку, но я отступил, не позволив ему коснуться меня. Не сдержусь ведь. — Мне не нужны твои лживые слова. Просто скажи, чего ты на этот раз хочешь от меня, и уходи. — Но, Дарси, я пришел к тебе не за тем, чтобы что-то просить, — все еще не поднимая головы, проговорил Шон. — Я сожалею о том, что было раньше. Поверь. И прошу, просто выслушай меня. Пару минут мы молчали, я старался сдерживаться, Шон пытался взять себя в руки. Так он вел себя впервые за все наше знакомство. И я не знал, верить ему или нет. Все же предательство не так легко простить. — Знаешь, а я ведь правда любил тебя, — вдруг заговорил я, понимая, что должен ему это сказать, хотя и не имеет смысла. — Я готов был ради тебя на все. Готов был быть с тобой и разделить все тяготы, даже если бы я был лишь любовником. Но ты предал меня. Я никогда не был нужен тебе по-настоящему. Ты просто поиграл со мной, забрал всю пользу, что я мог тебе принести и вмиг исчез. И после этого ты говоришь, что не предавал меня. Ты жесток! Но я понимаю тебя. Ты всегда любил лишь ее, ту, что еще в самом начале твоей жизни забрала твое сердце. И все еще любишь ее. Ведь так? — На это Шон не ответил, упрямо отвернув голову в сторону. — Не могу не согласиться, что Шимимори была прекрасна и идеально подходила тебе. Ваша любовь все еще является самой красивой сказкой для твоего народа. И кто бы как ни старался, ты всегда будешь любить лишь ее. Ты никогда не впустишь в свое сердце кого-то другого, как бы ни умоляли, — я говорил все, что действительно думал и видел, что Шону это не по вкусу. — И я лишь еще один глупец, что повелся на твою внешность, влюбившись прежде, чем узнал какой ты на самом деле. Но, знаешь, самое страшное и смешное, что даже после того, как ты предал меня, я любил тебя. — Любил? — надрывно переспросил Шон, сжав кулаки. — Почему любил? Я ведь тоже люблю тебя! А ушел не потому, что хотел тебя бросить, а потому что мне не оставили выбора. Да, нас разлучили, но все же... — Ты ушел, не сказав и слова. Почему сейчас я должен тебе верить? — вздернув бровь, издевательски переспросил я. — К тому моменту, как ты наигрался со мной, я уже знал тебя достаточно хорошо и наутро, после твоего исчезновения, все понял. Не дурак. Но все же это было больно. Ведь ты лгал, что я нужен тебе... Хотя, если подумать, не лгал. Все, в чем я был необходим, ты уже использовал к тому моменту. — Дарси, не будь таким, дай мне сказать! — подняв голову, прокричал Шон; по щекам его катились слезы, губы дрожали, как и голос. И все же он был таким красивым, что грудь сдавливало от боли. Таким я видел его впервые. Кто бы мог подумать, что Первый император может плакать?! — Говори, — скрестив руки на груди, кивнул я, все же не может мое сердце видеть его таким, даже если это очередная игра. — Только тебе меня не убедить. — Дарси, — тихо выдохнул Шон. Боги, как давно я не слышал, как его голос нежно ласкает мое имя. Сколько бы не прошло времени, как бы я не изменился, как ни полагал, что любовь к нему умерла, я все равно люблю его. И хочу сейчас же обнять и успокоить. Не могу видеть даже лживых его слез. Но я не поддамся, он заслужил подобное обращение. — Говори, у меня времени мало, — напомнил я, когда парень все так же стоял напротив и смотрел на меня сквозь пелену слез. — Хорошо, — пару раз вздохнув и выдохнув, кивнул Шон, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Я ушел тогда, потому что мне не оставили выбора. Как ты помнишь, в ту ночь мы были в городе Лого. Как оказалось, нас преследовали, и, когда я вышел из комнаты за ужином, меня поймали и связали. Это, конечно, не могло меня остановить, но они и не пытались силой меня заставить пойти с ними. Просто пригрозили, что убьют тебя... Разве у меня был выбор? — закричал кентавр, переполненный эмоциями прошлого. — Они бы и правда убили тебя, а меня все равно вернули бы на трон. А я не хотел твоей смерти. Понимаешь? Ты знаешь, как я не хотел быть королем, как не хотел править страной вечно... Это сейчас спустя годы я все же нашел способ скрыться и, когда меня забыли, стал шпионом. Но только для того, чтобы найти тебя. Можешь мне не верить, но я так и не смог тебя разыскать. Не знал, что предводитель разбойников это ты. Я проверял вашу команду, но видел другого арахнида и решил, что он и есть тот, о ком говорят. Я так хотел тебя найти, что надолго не задерживался в одном месте. Но, помня, что ты родственник королей арахнидов, я вызнал о них как можно больше и вскоре узнал, что молодой Лаки отправился путешествовать, желая разыскать свою пару. Я знал, что ты его дядя, и решил с его помощью найти тебя. И не прогадал. Под конец диалога, Шона сотрясала сильная дрожь, и он обхватил свои плечи руками, вновь опустив голову. А мое сердце разрывалось. Я хотел верить ему. Могу ли? Времени прошло много, и жить мне осталось всего около сотни лет. Он же будет жить вечно. К чему подобный союз? Что если Шон вновь лжет? Но какая ему выгода с этого? Нет, я не должен ему поддаваться. — Все сказал? — грубо кинул парню и подошел к двери, открыв ее. — Уходи. — Дарси, прошу... — подняв лицо уже без слез, простонал Шон. — Я не хочу так. Пожалуйста, впусти меня в свою жизнь вновь. Я клянусь, что мы больше не растанемся. Я больше не предам тебя. Никогда! Такой прекрасный! Такой желанный! Но не мой. — Нет. Простите, император, но нам с вами не по пути. Вы тот, кто будет жить вечно, а я скоро умру. Если вы будете рядом, то будете лишь причинять боль. А я этого не желаю, — холодно, скрыв все свои чувства к парню, проговорил я, полагая, что так будет действительно лучше. — Ты тот, кто носит в себе смерть. Тот, кто всегда будет проклят. И я не хочу разделять с тобой твое бремя. Ты никогда не будешь любить никого кроме Шимимори. Уходи... — Что мне сделать, чтобы ты простил меня! — слезы вновь хлынули из прекрасных глаз, дрожь в теле усилилась, и я стал беспокоиться за парня. Что я мог ответить? Я люблю его, несмотря ни на что. И всегда буду любить. Но он не предназначен мне. По сути, мне его чертовски жалко. Быть Первым императором тяжелое бремя, смотреть, как твои родные и любимые умирают, а ты все еще жив. Знать, что даже ты сам не можешь себя убить, потому что это невозможно. Очень тяжело осознание того, что лишь капля твоей крови способна убить сотни существ. И никогда не быть счастливым. Вечность — это одиночество. Бессмертие лишь проклятие. Кто создал, проклял императоров? Отвернувшись к двери, прикрыл ее, понимая, что выдержка моя подводит, и я теряю контроль над собой. Понимаю, что не могу его отпустить, как бы ни желал, даже с тем учетом, что не верю ни единому его слову. Действительно ли не верю ему? Или хочу, чтобы все происходящее было сном, дабы уберечь самого себя? И все же он тот, кого я люблю. — Что угодно сделаешь? — переспросил, глядя на закрытую дверь. — Да, — даже не задумываясь, ответил Шон, сделав пару шагов ко мне. — А что насчет того, что ты всегда ненавидел? Что ты ранее говорил, никогда не сделаешь, дабы не марать себя? — повернувшись к кентавру, я твердо и выжидательно глянул на него. Знаю, что он не способен на то, о чем я говорю. Он никогда бы не допустил, что бы его губы испачкало мужское семя. Даже спустя столько лет я знаю, что он никому не позволил принудить себя, что уж говорить о собственном желании. Глаза Шона широко распахнулись, от сознания того, о чем я говорю, в глубоких голубых глазах плескалась неуверенность, страх и отвращение. Эх ты, милый мой. Другие, скорее всего, делали это для тебя, но только ты нет. Ты не настолько сильно любишь, как говоришь. Пару минут мы просто смотрели в глаза друг другу, но вот кентавр шагнул ко мне ближе, неуверенность в глазах сменилась решимостью, и, встав рядом со мной, парень в последний раз глянул в мое лицо, искаженное иронией к происходящему. Сейчас он просто откроет дверь и покинет мою жизнь, навсегда. — Я понимаю, о чем ты, — твердо проговорил Шон, даже без проблеска веселья, хотя раньше только и казался веселым и беззаботным. Опустившись передо мной на колени, Шон коснулся моего живота теплыми ладонями, полностью сосредоточившись на поставленной задаче. Скользнул руками ниже, тонкие пальцы коснулись пояса, что прикрывал мои пластины, за которыми едва вмещалась уже набухшая плоть. Расстегнув пояс, что тут же со звоном скользнул на пол, Шон нервно сглотнул. Скользнув ладонями к пластинам, замер. А я почувствовал все разрастающийся жар от его прикосновений. Но сдерживаясь, усмехнулся, зная, что он не способен на это. Для него встать перед кем-то на колени — уже унижение. Кто бы мог подумать, что сам Первый император сейчас стоит передо мной на коленях и должен запачкать свои губы моим вкусом. Да это просто невероятно. Как же я жесток с ним сейчас. — Ты не можешь этого сделать. Никогда не мог, — усмехнулся я, глядя на белоснежную макушку и лоснящийся круп. Мотнув головой и не ответив, Шон приблизил лицо к моим пластинам и, высунув язык, лизнул одну, вызвав в моем теле невероятный калейдоскоп эмоций, завязанных на желании и всепоглощающей страсти к этому существу. Чувствуя, как теплый, влажный язык скользит по пластинам, изучая их, я не сдержал стона и, прикрыв глаза, зарылся пальцами одной руки в белых волосах, ощущая почти забытое наслаждение от их шелковистости. Мое тело еще помнило, как они скользили по моим плечам и груди, лаская легкими прикосновениями. Шон старался, лизал вполне уверенно и заинтересованно. Но это были лишь пластины. Сжав руку на голове парня, я отдернул его голову в сторону, выпуская жаждущую плоть на свободу. Глаза Шона расшились от вида моего аргумента страсти к нему. Одно дело, когда он был в нем, другое — когда на его языке. Гулко сглотнув, парень едва сдержал отвращение, но не отстранился и не попытался вырваться, когда моя плоть уткнулась в его щеку. — Давай же, — прорычал я, сдерживаясь из последних сил, желая его сейчас всего и до конца. — Дарси... — неуверенно прошептал кентавр, сжав лежащие на моем теле руки. — Я не... — Не можешь, да? — с издевкой спросил его и оттолкнул, от чего парень упал боком на пол, благо и так на коленях стоял и ничего себе не переломал. — Никогда не мог. А ты понимаешь, что для любимого все сделаешь? На все пойдешь, даже член его в рот возьмешь, только бы твоему партнеру хорошо было. Нависнув над ним, я присел на брюшко и разглядывал парня. Волосы разметались, губы припухли, щеки горели румянцем, глаза увлажнились, то ли от предстоящих слез, то ли от стыда. — Но... я... Дай мне время, пожалуйста. Ты же знаешь меня. Я не могу побороть себя, — ответил кентавр. — Ты сам сказал, что знаешь меня лучше всех. Так зачем заставляешь? И правда, зачем заставляю? Видимо, я хотел поиздеваться над ним, хотел, чтобы он почувствовал все то же, что испытывал я. Понял, каково это — быть просто игрушкой в чужих руках. Но имею ли я права на это? Шону и так слишком многое пришлось пережить и хуже того, так и дальше будет. Почему я, тот, кому он признался, кому открыл себя, так поступаю с ним? Я слишком жесток к нему. И теперь чувствовал, как внутри растет ненависть уже к самому себе. Нагнувшись, я схватил парня и прижал к себе, главное не забыть, что он кентавр, и не переломать ему спину. Сжимая такое дорогое существо в руках, я чувствовал, как стучит мое сердце, ощущал, что боль от его предательства становится меньше. Потому что он рядом. И он нужен мне. И если он говорит, что я нужен ему, если готов терпеть унижения, тогда я должен поверить. Сейчас он доказал, хотя и не сделал особо ничего. Для Первого императора и это слишком много. — Прости, — прошептал я, уткнувшись в шею кентавра; тонкие руки обвили мою спину сзади и сжали ремни, на которые обычно я вешал оружие. — Как бы то ни было, я все равно люблю тебя. И... — Я тоже люблю тебя, Дарси! Поверь мне, — тихо прошептал Шон, а я с наслаждением вдыхал его несравнимый аромат. Каким бы ни было прошлое, оно на то и прошлое, чтобы дарить лишь воспоминания. Мы сами кузнецы своего счастья. И лишь время покажет, насколько мы изменились. Сможем ли быть верны друг другу и не предать наши чувства вновь.