» Человеческое сердце чувствует иначе

Прикасаясь к горизонту, солнце вспыхивает с новой силой, озаряя окрестности последними отголосками света перед темнотой ночью. Оно освещает золотом лучей скулы Адрианы, окрашивает ее радужку в цвет янтаря и навсегда запечатляет в своей памяти момент, когда она выпускает свою руку из моей. Нет, пожалуйста, не отпускай! - Это не возможно. - Я знаю, как это звучит, но магия рядом, все знают об этом, Адриана. - Но не все идут на прогулку с птицей из детства… Она поднимается на ноги, развеивая в моем разуме представление о том, что она до сих пор маленькая девочка, которую легко впечатлить просто взъерошив перья. Я встаю следом и на миг теряю разум от количества воздуха вокруг. - Почему ты тогда ушел? Я думала, что надоела тебе… - Нет, конечно, нет! Я обрел хозяина. До этого я не мог становится человеком. И я рассказываю ей. О Малефисенте и о том, как поклялся ей в верности, об Авроре, о проклятии, о короле Стефане. Она слушает меня, не перебивая, изредка лишь вздыхая и покачиваясь. - Так вот, почему мне казалось, будто я знаю тебя всю жизнь? - Тебе так казалось? – я приподнимаю брови, отчего то очень осчастливленный этой фразой. - Я думала, что… - мне кажется, что она желает сказать что-то чрезвычайно важное, но затем ее лицо спешно меняется, и она продолжает, - Так ты не можешь остаться? - А ты этого хочешь? Внутри все горит. Человеческое тело полностью подвластно сердцу, которое не перестает ныть и биться о ребра, пока она продолжает смотреть на меня. - Я не знаю, - она вдруг размыкает ореол доверия между нами, делает шаг назад и вдруг разворачивается, готовая уйти. Я, точно опьяненный, закрываю глаза, не желая, просто не желая видеть, как она уходит прочь. Люди. Создания, управляемые нещадными эмоциями. Они зависимы от них. Один единственный человек может осчастливить другого или погубить, просто бросив пару слов… Чего я ждал? Кому нужна израненная птица? Я готов упасть прямо здесь и лежать ничком на траве, пока Малефисента не спохватится и не найдет меня, пока не обратит обратно в тело преданного слуги. Сквозь тень внутренней тирады, прожигающей дыру в душе, словно огонь на листе старого пергамента, я вдруг чувствую осторожное прикосновение теплых пальцев к моей шее. - Откуда эти шрамы? – ее голос, о, этот голос, словно вытянутый прямиком из легенд! - Дрался, - говорю я, замечая, как улыбка трогает мои губы. - Было больно? – она ведет рукой вдоль рубцов на груди, загоняет мое дыхание. - Да. Но раны затягиваются. Осторожно размыкаю веки, боясь спугнуть ее эфемерное присутствие и ощущение прикосновений. Солнечные блики дрожат на ее лице и пропадают в унисон с завершением каждой мысленной баталии в девичьем разуме. Я покорно жду, в то время как она состыковывает все кусочки волшебной мозаики сегодняшнего вечера. Кругом вдруг становится очень тихо, словно сама природа благоволит девочке, и мне кажется, что весь мир слышит, с каким поэтичным шорохом солнце скрывается за горизонтом. Оно медленно потухает и на целую ночь оставляет небосвод искрам звезд, рассыпанным щедрой рукой человеческих божеств… - Когда ты ушел, я еще долго разговаривала с пустотой по ночам, потому что считала, что ты там… Неуверенно говорит она, переминаясь с ноги на ногу. - Я разочаровал тебя? Девушка наклоняет вниз голову, но я все равно вижу, как округляются ее скулы от нежной улыбки. Спустя мгновение, она подается вперед и прислоняется ко мне, как к чему-то совершенно родному. Адриана движется ровно и медленно, словно смакуя момент на вкус. Плавно опускает голову мне на плечо и смыкает изящные руки за моей спиной. - Нет. Дыхание заходится так, словно я лечу на неимоверной высоте, где ветер настолько сильный, что вздохнуть невозможно. - Я люблю воронов, - говорит она, словно пряча в голосе потайное дно своих слов. Легкие разрывает от какого-то дикого восторга и трепета, когда я осторожно обнимаю ее и утыкаюсь носом в ее низкое плечо. - Ты ведь все равно уйдешь, да? - Ненадолго. Но не сейчас. Я готов простоять вот так всю ночь, не желая больше ничего, но время быстротечно... Особенно, когда всем сердцем жаждешь его замедлить.

Он уйдет с обрыва под утро, оставив девочку наедине с мыслями, непостижимыми ему, и дремлющим гнедым жеребцом. Совершенно окрыленный чем-то более человечным, нежели собственные перья, он будет пробираться через цепкие кустарники и думать, что Авроре почти шестнадцать, и узлы затягиваются не только на горле Малефисенты, но и на его. Он будет чувствовать зло... И свершится битва. Будет бушевать огонь, извергаемый из его пасти и звенеть цепи на его крыльях. Будут крики и стальные удары мечей, будет страх и ярость, сменяющаяся тишиной и пустотой после глухого удара тирана о каменный пол. Все закончится. А потом будет финал на болотах с золотым венком на столь же золотых волосах Авроры и солнцем, переливающимся на гладких и прекрасных крыльях Малефисенты... Только после этого верный Диаваль вернется в маленькую деревню, граничащую с лесом и застанет Адриану мерно плетущей корзины. Только после этого позволит себе поверить, что все это не было сном. И будут объятия и даже поцелуи, но... Это уже совсем другая история...