***
Хмурый Эндрю сидит на своём стуле рядом со стулом режиссёра и старательно пытается ничем не выдать своего раздражения. ДеХаан всё-таки очаровал и Эмму тоже. Предсказуемо, чертов американец. Эндрю кажется, что он никогда ни к кому не испытывал столь сильной неприязни. Если не считать ту старушку, живущую с его семьёй в детстве по соседству. Она всегда громко кричала, если кто-то хоть краем обуви задевал её идеальный газон, а потом шла жаловаться родителям. Разумеется, никакого наказания не следовало, до того момента, как они с Крисом – одноклассником – не разбили старухе окно. В любом случае, ДеХаана Эндрю не любил почти так же сильно, как эту «милую» женщину. А ещё Эндрю бесило, что американец ни разу не попробовал наладить с ним контакт. Он будто чувствовал исходящий от Гарфилда негатив и держался подальше. Это тоже в какой-то степени задевало. Чем Эндрю хуже других? Марк как всегда подкрадывается незаметно, как раз в тот момент, когда ДеХаан что-то живописно рассказывает Эмме, и та звонко смеётся. Эндрю почти вздрагивает, когда слышит позади голос Уэбба. - Я надеюсь, что мой Паркер не подохнет от депрессии раньше, чем ему будет позволено. - Я не в депрессии. - О, прости, но я думал, что твоё кислое выражение лица на протяжении вот уже нескольких дней объясняется именно депрессией. - Я просто устал. - Разве? - Да. Марк молчит и прослеживает за взглядом Эндрю. Затем понимающе хмыкает. - Ревнуешь? - Нет, разумеется, нет. Эмма не такая. - А Дэйн такой? - Да. Нет, - Эндрю вздыхает. – Не знаю. - Ты вообще говорил с ним? Вам сниматься вместе. Голос Марка звучит до отвращения понимающе. И да, разумеется, Эндрю говорил с ним. Забыть такой разговор – это как пытаться остановить танк шваброй. Эндрю тогда зачем-то вышел во двор, чтобы подышать свежим воздухом после душного павильона, и увидел струйки дыма, идущие из-за угла. Оказалось, что курил ДеХаан. Британец подавил в себе желание развернуться на сто восемьдесят градусов и скрыться под спасительной крышей павильона и остался стоять на месте, глядя на курящего ДеХаана. Тот не выглядел удивлённым появлением Эндрю. Он вообще не выглядел никаким. Не был ни милым и обаятельным, как с остальными членами съёмочной группы, ни мрачным и слегка недовольным, как когда у него что-то не получалось с первого раза. Он просто смотрел. Выкинул сигарету и смотрел. - Ты куришь, – долго молчать у Эндрю никогда не получалось. Зато задавать глупые вопросы – просто идеально выходило. - Ты говоришь, - отзывается ДеХаан. - Как видишь. - Я начал в этом сомневаться, потому что за время нашего знакомства ты сказал мне лишь «Привет, я Эндрю», - продолжает американец, игнорируя реплику Гарфилда. - А я должен был выдать всю свою биографию? - Для этого есть гугл. - Ты искал меня в поисковике? - Нет, а ты? ДеХаан смотрел слишком внимательно, и Эндрю чувствовал, как слегка краснеет, потому что да. Он искал информацию об ДеХаане в гугле. Той, что ему предоставил Марк для знакомства с претендентами, оказалось Эндрю катастрофически мало. - Понятно, - просто проговорил ДеХаан, посмотрел на сигарету, которую сам же и выкинул на серый асфальт, и быстро ушёл, не прощаясь. «Грубиян,» - думал тогда Эндрю, смотря вслед уходящему парню. - Эй, Гарфилд, мне точно не нужно вызывать медиков? Твоё состояние, и прямо перед съёмками, рождает во мне смутные опасения. Марк обеспокоен. А когда Марк о чём-то беспокоится, страдают все. От актёров до разносчиков пиццы. Эндрю спешит убедить его в своём полном благополучии и психической стабильности, когда к нему подходит Эмма. Марк моментально успокаивается и отпускает их обоих восвояси до завтра. Потому что завтра – съёмки.***
Эндрю очень хочется сказать, что первый день съёмок проходит на «отлично». Действительно хочется, но это бы было грубой ложью. Всё проходит ужасно. До такой степени ужасно, что Марк закрывается у себя в режиссёрской, Джейми идёт выпить, а Эмма надолго уходит в гримёрку, где разговаривает по телефону с родителями. Это всегда помогало ей расслабиться. Эндрю остаётся наедине с ДеХааном, и некоторое время они просто стоят и смотрят друг на друга. Пока американец не предлагает пойти в трейлер и выпить. Других отговорок помимо того, что ДеХаан ему не слишком-то нравится, Эндрю не находит, и они идут к нему. Американец чувствует себя на территории Гарфилда как у себя дома. Как только они входят в трейлер, тот скидывает обувь и забирается на небольшую софу с ногами, наблюдая за тем, как сам Эндрю достаёт алкоголь из бара. - Дэниэлс? – спрашивает британец, на что ДеХаан кивает. Эндрю плескает виски в стаканы и отдаёт один напарнику по съёмкам. Сам он пододвигает стул ближе к софе, ставит спинкой вперёд и садится. Несколько минут они просто молча пьют. - Я думал, мы подружимся. ДеХаан задумчиво крутит стакан с остатками виски в руках. Эндрю непонимающе хмурится. - В смысле, посмотри на меня. Я очаровательный и милый, ты обаятельный и вообще душа компании – мы обязаны были подружиться. - Любовь с первого взгляда, - предлагает Эндрю, не успевая заставить свой рот захлопнуться прежде, чем из него вырвется эта фраза. Но ДеХаан только кивает с важным видом и соглашается с ним. - Верно, и не забудь сказать об этом журналистам. Они любят неоднозначные фразы. - Как и ты? Эндрю не может не сказать этого. Он поудобнее устраивается на стуле, положив локти на спинку, а подбородок на локти. - Нет, - серьёзно говорит ДеХаан, и это звучало бы убедительно, если бы он не был пьян. Уже. Эндрю же кажется, что американец весь состоит из неоднозначностей. Он - одна большая и сплошная неоднозначность. И, наверное, Гарфилд тоже уже жутко пьян, потому что вряд ли в трезвом уме он бы встал со стула, подошёл к ДеХаану, наклонился и поцеловал его. Да, они оба были ужасно пьяны, потому что американец отвечает на поцелуи и позволяет себя раздевать. А потом Эндрю и вовсе подхватывает ДеХаана под бёдра и несёт к небольшой кровати. Дэйну – когда он стал мысленно называть его Дэйном? – нравится быть сверху. Не обязательно в прямом понимании. Просто даже будучи снизу, Дэйн умудряется доминировать. Эндрю сажает ДеХаана себе на бедра и аккуратно растягивает, почти что наслаждаясь изредка раздающимся от американца шипением. Гарфилд никогда не замечал за собой садистских наклонностей, но с ДеХааном никогда не было «как всегда», поэтому Эндрю ничему не удивляется. Он осторожно насаживает Дэйна на свой член, чувствуя одновременно и боль, и удовольствие. Он думает о том, каково сейчас ДеХаану, и надеется, что тоже больно. Эндрю всматривается в лицо американца и удовлетворённо подмечает, что прав. Дэйну больно. Эндрю кусает парня за плечо, намереваясь оставить здоровенный синяк. Метку. Он никогда не делал такого с Эммой. Стоун и так безраздельно принадлежала ему, не нужно было никаких доказательств. Дэйн же был совершенно иным случаем. Непонятным. Раздражающим самим фактом своего присутствия. Дэйн был чужим. Принадлежал не ему. И вряд ли когда-нибудь будет принадлежать. Поэтому Эндрю не мог отказать себе в удовольствии оставить на его теле свои метки. Дэйн тихо стонет, когда Эндрю начинает двигаться. Медленно, не спеша, позволяя привыкнуть к себе и к чувству заполненности. Спустя пару минут, Дэйн, крепко хватая Гарфилда за волосы, тянет его ближе к себе и остервенело шепчет, чтобы тот наконец перестал вести себя, как заботливая курица-наседка, и выебал из него все грёбаные мысли. Формулировка приказа – а это был именно он – слегка удивляет британца, но он, растянув губы в жуткой ухмылке, следует указаниям. Не вовремя возникшая в голове мысль, что где-то там Эмма, и они отпущены максимум на час, а дальше снова съёмки, и минут тридцать, а то и больше, из этого часа уже истекли, лишь раззадоривает и заставляет Эндрю двигаться ещё жестче, сильнее. Толчки получаются размашистые и без какого-либо единого ритма. Эндрю просто следует указаниям Дэйна и выбивает из него все связные мысли. И он почти уверен, что сейчас в голове американца крутится единственная: «ЭндрюЭндрюЭндрю». В голове этого невыносимого американца лишь его - Эндрю - имя. И это льстит.***
Премьера фильма проходит на «ура». Эндрю действительно очень рад тому, как люди приняли их новую историю. Потому что, честно, – его работа – это то, что приносит ему удовольствие и восторг, как ничто другое. Журналист задаёт много вопросов. Однако Эндрю не составляет особого труда ответить на них так, чтобы вроде и полный ответ, но всё равно ни черта не ясно. Разумеется, не спросить об исполнителе роли Гарри Озборна они не могли. Как и не спросить об его с ним отношениях. Эндрю говорит правду, наверное, единственный раз за всё интервью не увиливая от ответа. Он произносит: - Это была любовь с первого взгляда. И улыбается.