7. Максимализм молодости
13 августа 2015 г. в 03:28
Я зашел в спальню после горячего душа и, честно, замер от увиденного. Эрик совершенно голый восседал на моей кровати. Юноша принял ванну до меня и еще был влажным и соблазнительным, чертовски желанным. Он раскинул свои еще совершенно безволосые ноги, чуть согнув их в коленях. И, покрываясь нежным румянцем под моим пожирающим взглядом, показывал свой крупный, стоящий вертикально ало-персиковый член, подрагивающий над сжавшимися яичками, которые приоткрывали вид на манившее меня, как никогда, сморщенное колечко.
Я распустил свой узел волос и принял приглашение, подмяв под себя жаркое тело.
— Ты холодный, — улыбнулся рвано Эрик, несмотря на то, что он решил форсировать наши отношения, переведя их на иной уровень близости, я все-таки чувствовал его страх передо мной.
— Если ты не готов к этому морально — я подожду, — пообещал я своему мальчику, оглаживая его соблазнительное горячее тело. — Мы можем поласкать друг друга только ртами, родной.
— Нет, я хочу, чтобы ты взял меня сегодня, — Эрик покраснел еще сильнее и приник полыхающим лицом к моей холодной груди.
— К чему такая смена настроений и спешка? — я скатился с него вбок и смерил возбужденного блондина. И хотя конечно предполагал, что это связанно с появлением старшего нахального братика. Но лично хотел это услышать от Эрика.
— Я просто так решил... — прошептали, пряча свой взгляд.
Боже, как по-детски, он хоть представляет, как сейчас соблазнительно выглядит? Еще немного, и я просто пошлю свой рассудок и разум к чертям собачьим и наброшусь на его желанное тело.
— Врешь. И пока не скажешь правду — я к тебе не притронусь, — но сдавать позиции было не по мне.
— Я не хочу тебя терять, — пробормотал Эрик и уткнулся бессильно в подушку.
— Значит, братик? — усмехнулся я рядом с ним.
Эрик поднял свой влажный взор на меня и, покраснев, прошептал:
— Я люблю тебя.
Это признание вышло так нежно и невинно, что у меня все перевернулось внутри.
— Я знаю, мой мальчик. Иди сюда! — я прижал его к своему прохладному боку и провел по темно-золотым, еще влажным волосам.
А когда натолкнулся на требовательную синь глаз, пояснил:
— Я слышал, как ты об этом говорил Михаэлю, извини. Ты решил так быстро прыгнуть под меня, только чтобы я не достался твоему шлюхистому брату? Зря об этом волнуешься, он меня не интересует.
Я нежно поцеловал висок парнишки и прошелся руками по его рвано дышащей груди.
— Я люблю тебя, — снова прошептали в ответ. Дрожащие руки Эрика коснулись моего возбужденного члена и, пройдясь по всему стволу, залупили болезненно головку. — Возьми меня, я хочу по-настоящему стать твоим.
Еще раз приглашать меня было не надо, член и так горел с утра, даже дрочиловом я не мог унять свое желание ворваться в это гибкое упругое тело. Я огладил трясущегося парня и, нежно поцеловав в губы, пообещал:
— Не бойся, я буду очень аккуратным, только слушай меня. Я постараюсь как можно лучше подготовить тебя, чтобы ты не почувствовал боли.
И, получив согласный кивок, поставил перед собой парнишку раком. Развел сильнее полыхающие румянцем полушарии и приник туда языком, готовя под себя юношу. Эрик, охнув, прогнулся сильнее и уже минуту спустя стал сам насаживаться на мой язык. Я не стал его долго мучить, отпал от задницы и, пососав яички, стал двигаться вверх, языком по сотрясающейся спине. Оглаживая его одной рукой в обратном направлении по поджарому животу, лаская и распаляя. Сначала соски, потом пупок, яички и основание перевозбужденного члена.
Что ж, приступим ко второй фазе. Я зачерпнул побольше смазки, валяющейся у меня всегда под матрацем, и ввел первый пальчик. Ублажая стенки кишечника круговыми движениями, двинулся в сторону простаты, а когда надавил на чувствительный бугорок, параллельно пережал член у основания, дабы Эрик не спустил раньше времени. Юноша, охнув, застонал в полный голос. Смесь боли от пережатого члена и острого наслаждения сорвала все предохранители.
Так, второй пальчик. Теперь я стал растягивать кишечник, разводя пальцы как можно дальше в стороны, массируя член у корня и отвлекая орущего от нахлынувших ощущений парнишку укусами и поцелуями в шею, лопатки — куда мог дотянуться, потираясь своим стоящим и истекающим фаллосом о его нежное бедро.
Медленно и верно, пальчик за пальчиком. Я, сладострастно мучая своего мальчика, растягивал по максимуму его пульсирующий бархатисто-восхитительный зад.
— Ты готов, Эрик, я вхожу в тебя, — предупредил я охающего и ахающего парня.
И, убрав пальцы из восхитительной тугой задницы, потеревшись своей головкой в ложбинке между его половинками, обвел расширенную мягкую раскрасневшуюся дырочку и толкнулся вовнутрь.
Проникнуть практически удалось до конца.
— Как ты? — дыхание сперло от нахлынувшего острого возбуждения, и я, тяпнув себя за нижнюю губу, зашептал этому пацану всякую чушь. — Маленький мой, сладкий, родненький, какой же ты там безумно узкий и жаркий.
— Я... Ох-ххх! Я... Нормально... Ах-ххх! — задрожали от моего пробного толчка, благодаря которому я уперся яйцами в его распахнутый зад, войдя до конца. И мои яички коснулись его сжавшейся мошонки.
— Тогда держись, солнышко, я начинаю, — и я, качнув бедрами сильнее, поменял угол проникновения так, чтобы ударить членом о его простату. Выбивая такие звуки страсти, что, думаю, наши соседи покраснели как вареные свеклы с ног до головы, слушая песнопения моего золотого мальчика.
Он слил практически после трех моих качков, зажав мой фаллос попкой так, что у меня брызнули от боли слезы. Узкий, падла, настолько, что больно двигаться, задирая крайнюю плоть. Я начал снова теребить его опавший член, чтобы парень стал вновь заходить на новую спираль возбуждения, тем более рефрактерный период у Эрика короткий.
— Давай, мой хороший. Расслабься. Это только начало, попробуй представить, что какаешь, ну же, — подсказывал я и, почувствовав, как меня отпускает кишечник Эрика, снова задвигался, выбивая новые стоны страсти, попадая прицельно по простате парня.
— Вот так, умничка! А теперь вместе, давай вместе сольем враз. О, да-а-а! Куколка, моя сахарная девочка. Давай, мой мальчик, кончай... А-а-а!
Я чувствовал, как содрогнулся подо мной Эрик, падая плашмя в лужицу своей спермы, его колени разъехались, а до сих пор содрогающийся член все еще выплескивал вязкую жидкость. А я излился практически одновременно с ним потоком семени, толкнувшись под конец в самую глубь его задницы, замирая, чувствуя снова сильнейшие тиски вокруг своего опадающего члена пульсирующего кишечника.
Я осторожно достал из жаркого зада Эрика свой пенис, смотря, как сжавшаяся резко попка мальчишки выжимает мою сперму, счастливо потянулся. И, скатившись с распластанного яростно дышащего тела в бок, утянул за собой на сухое место.
— Понравилось?! — усмехнулся я в посоловевшие от секса глаза своего парня.
— Да... — прошептали рядом, а потом, зарывшись стыдливо в мою гриву, попросили: — А ты еще трахнешь меня в попку?
— М-ммм, конечно, я это буду делать регулярно и не по одному разу на дню, но только не сегодня.
— Почему? Я даже особой боли не почувствовал никакой, — расстроились под боком.
— Боли не было, потому что я очень старался подготовить тебя, — объяснил я наивному юнцу. — Но это не значит, что ты завтра подпрыгнешь, как будто ничего не бывало с постели и помчишься вприпрыжку по своим школьным делам. Боюсь, проваляешься полдня пластом и это в лучшем случае. А, возможно, и весь день, а теперь спи, неугомонный.
Я поцеловал своего мальчика чувственно в губы и, греясь в тепле его любви, стал проваливаться в сон. Все-таки здорово трахнуться по-настоящему, а не дрочить каждый божий день под душем.
В румяной попке Эрика был определенный плюс.
***
Утром меня разбудил стон боли надо мной. Эрик, видно, попытался смыться, как и раньше, но прихватившая натруженная поясница заставила застонать паренька в самый неподходящий момент. Как раз, когда он пытался перелезть через мое тело.
— А я предупреждал. И куда это вы понеслись, ваше Высочество? — усмехнулся я, укладывая юношу на себя.
— Я в туалет хочу, — буркнули, аппетитно краснея.
— Ваше желание закон, Принцесса! — я поднял пытающегося брыкаться парнишку и понес на руках в ванную комнату, где усадил на унитаз.
— Отвернись! — приказал, алея лицом Эрик. Я улыбнулся и, подойдя к душу, включил горячую воду. Мальчишка, оставшись за моей спиной, со стоном боли пытался тужиться на горшке.
— Ты все? — подхватывая снова на руки и заходя под воду со своей желанной ношей.
— Угу! Ой! Что ты делаешь?
— Мою.
— Но я же только что...
— Посрал?! И что? Было бы намного хуже, если бы ты это не смог сделать, — заверил я, держа прильнувшее ко мне тело под душем и очень нежно подмывая рукой паренька.
— Мне стыдно... — пробормотал Эрик.
— Это еще почему, вроде как вчера ты меня не стыдился? — поднял я вопросительно бровь.
— Знаешь, я не привык какать при другом человеке, а потом чтобы меня еще и подмывали.
— Тебе было противно?
— Нет.. Просто не по себе.
— Тогда выкинь это из своей головы, мне приятно ухаживать за тобой. Лучше скажи, как наша волшебная румяная попка?
— Ты, был прав... больно... очень.
— Кровь была?
— Нет.
— Тогда все нормально, к вечеру будет легче. Я же говорил — в первый раз всегда так. А теперь представь, что было бы, если я тебя поимел несколько раз за ночь и не особо готовя.
И, чувствуя, как содрогнулись у меня в руках, поцеловал:
— Не бойся, мой хороший, я бы так с тобой никогда не поступил. А теперь давай я тебя перенесу в гостиную, сделаю тебе массаж, поменяю постель, да и сам приму нормально душ.
Когда я пристроил на диван Эрика, в наш номер вошел Михаэль. Он понял сразу все, что между нами произошло, тут и гением не надо особо быть. По красному виду паренька и по тому, как я сыто вышагиваю перед ним голяком.
— Иди в душ, Принцесса, а своего Принца оставь мне. Массаж ему и я могу сделать не хуже вашего Высочества!
И, отправив меня под горячую воду, приступил к экзекуции паренька.
— На живот ложись. Сейчас я тебя разомну, будет жутко больно, но через час будешь бегать, не подтаскивая ножки и не хромая. Проверенное средство, Акира меня сам научил. Вовка тогда орал здорово.
Нажимая на определенные точки в районе поясницы и слушая ор пацана на всю комнату.
— Угу, примерно так! Он тогда мотором здорово спину потянул. Так его Акира за сутки поднял на ноги. А вот здесь будет еще больнее! — нажимая на область копчика, и вызывая откровенный визг парнишки.
— Терпи! Мужику подставляться это тебе не баб трахать. Если уж решился — терпи.
Крики вперемешку со стонами изливались минут десять, пока Михаэль не закончил экзекуцию и помог моему парню повернуться на бок.
— И как?!
— Черт, больно, хотя теперь поясницу вроде отпустило, — отпыхивался Эрик.
— Вот и ладно, сварганю вам что-нибудь поесть. А то после бурной ночи жрать хочется жутко, по себе знаю, — но поднявшегося Михаэля остановила твердая рука.
— Михаэль, неужели вы ни разу не пробовали с Акирой? Вы ведь его безумно любите, — прошептал Эрик, заглядывая в черноту глаз.
Михаэль тяжело вздохнул и сел в кресло рядом с мальчишкой:
— Мы пытались, но у меня не получилось. Я не смог пересилить вид аналогичных возбужденных гениталий у себя под носом. Но тот единственный минет, который мне сделал Акира, запомнил на всю жизнь. Ни одна из моих женщин и близко не могла повторить такое. И до сих пор тот минет остался для меня лучшим.
— Значит?
— Я не смог пересилить тошноту и взять в рот ответно его член. И мы решили остаться друзьями. Близкими и любящими, но без интимных отношений. Как бы мне не хотелось вновь ощутить губы и язык Акиры на своем члене, но я никогда не попрошу его опять об этом. Это будет просто нечестно по отношению к нему: брать, не давая ничего взамен. Я ответил на твой вопрос, парень?
— Да, — прошептал задумчиво Эрик и добавил: — Я рад, что вы тогда не смогли.
— Что ж ты, честный малый, этим мне и нравишься, пойду готовить для вас пищу Богов. И да, Акире не говори о том, что я тебе рассказал, ладно?
— Конечно, Михаэль, — согласился подросток.
Выйдя из душа, я оглядел постные мины над ломящимся от вкусностей столом и, усмехнувшись, спросил:
— По кому траур? Хотя, можете не говорить. Дайте догадаюсь. Михаэль, что, вспомнил тот единственный минет в моем сольном исполнении на своем члене и поделился воспоминаниями с моим парнем?
И, видя, как белеет друг, добил:
— Так это было жутко давно! Поверь, дружище, после стольких лет моя техника намного усовершенствовалась. И теперь я делаю это намного лучше. Просто Божественно!
— Ну и язва же ты, Принцесса, — вздохнул тяжко Михаэль, вызывая откровенный ржач со стороны меня и моего любовника, а потом, грустно покачав головой, добавил: — Не береди мою бедную, истекающую кровью душу, паршивец, и не сбивай с пути истинного настоящего натурала!
— И в мыслях не было, — я сексуально улыбнулся страдальческой мордашке друга и, посадив к себе между разведенных колен Эрика, приступил к утреннему перекусону.
Жрать хотелось как никогда, а я уже и забыл, как это здорово — вкушать пищу с утреца. В кругу близких для тебя людей.
После нашей кормежки Михаэль похабненько заметил:
— И когда тебя ждать на рабочем месте?
— После обеда точно буду, — я держал зажатого между своими бедрами краснеющего Эрика и задумчиво выцеловывал свои же метки на его шее.
— Мальчика-то пожалей хотя бы до вечера? — усмехнулся на наши откровенные обжималовки мой друг.
— Сам знаю, — отлипая от столь заманчивого действа. — А как у тебя планы?
— Пойду создавать конкуренцию Верному Песику. А то сильно жирно он устроился, — помахал руками Михаэль и оставил нас двоих.
— Тебе бы еще поспать не мешало, — заметил я своему блондину.
— Мне вообще-то в школу надо, — сообщили, охнув на ласку языка, который прошелся по ключицам.
— Вспомнил! Сегодня у тебя постельный режим. Уложу тебя в кроватку и пойду на работу. А вечером... — облизывая оголенный сосок и прикусывая тонкую кожу. — Продолжим.
***
Как бы Эрик не сопротивлялся, но как только оказался под теплым одеялом, тут же уснул. Я же, полежав под его горячим боком пару часов, осторожно выскользнул, стараясь не разбудить. И пошкандыбал до своей лаборатории.
Бредя по темным коридорам лабораторного крыла и в очередной раз завернув за угол, я попал в мощные тиски жарких рук, которые дернули на себя и затащили в один из закутков. Я слышал, как закрылась входная дверь на ключ, а потом мой похититель включил свет.
Яркое освещение дневных ламп залило небольшое помещение, и я узнал подсобку, в которой мы хранили спас-жилеты и прочую ерунду. Я проморгался и, уставившись на мужчину, поймал отпавшую челюсть на подлете к полу. Передо мной стоял Эрик, вернее его копия — искусственная подделка. Так вот что задумал Натаниэл! Я согнулся пополам и откровенно заржал в полный голос.
— Ты чего? — не понял поддельный блондин. — НЕУЖЕЛИ все так погано?
— Не представляешь как! — отсмеялся я, а потом, распрямившись, попросил: — Линзы хотя бы сними, а то еле сдерживаю рвотный рефлекс.
Натаниэл, сжав челюсти, поиграл желваками, но линзы все-таки снял, и я вздохнул более или менее свободно.
— Натаниэл? Кажется?
— Да! — по-наглому собрали кренделем руки на груди.
— Честно говоря, в роли брюнета вы мне нравились больше, — я убрал ладонью набежавшие слезы. — Вот скажите мне, пожалуйста, на кой я Вам сдался? Вы ведь до вчерашнего дня обо мне и вовсе слыхом не слышали.
— Я приехал вчера к отцу за девственной задницей Эрика, — буркнул обесцвеченный мужчина и зыркнул на меня кофейными глазами. А я укусил себя изнутри за щеку, все-таки братья были чертовски похожи и даже не только внешне. Но и жестами, поворотами головы и своим чертовым юношеским максимализмом.
— И выпали на меня.
— ДА! И я не собираюсь сдаваться. Я хочу Вас!
А вот это уже проблема, ибо член дернулся от такого открытого предложения и как стрелка компаса показал на сексуального передо мной мужика. Этот не младенец, не молокосос, с этим можно такое завернуть в постели, что мне и не снилось сотворить с Эриком.
НО! Было одно большое НО, что спало сейчас праведным сном младенца в моей кровати и трепетно, наивно, доверчиво отдавалось вчера мне без остатка. НО, в которое я стал влюбляться, и предать ту синь глаз, которая вспыхивает, когда я глубоко беру его задницу, я просто не мог.
— Вы потратите только зря свое время, — пожал я плечами. — И ничего не добьетесь.
— Еще посмотрим! — нагло уставились в мои глаза. — Как ты запоешь, если я заберу у тебя своего глупого братика. Тогда...
Я тут же скрутил этого паразита и, сжав железно горло, прошипел:
— Если с Эрика хоть волос упадет, я тебя сожру живьем, паршивец!
Мужчина забился, пытаясь вырваться, но не тут-то было. Я медленно душил своего оппонента и не собирался отпускать, при этом проверяя карманы на наличие записывающей аппаратуры, а вот и диктофон. Господи, как все предсказуемо.
— Ты меня понял? Если да — кивни.
И, только получив согласный кивок, отпустил, забрав диктофон.
— А теперь запомни. Эрик мой официальный мужчина! Причем это предложение сделал мне ваш отец от имени своего младшего сына, а не сам Эрик. Хотя думаю, что Чарльз уже поставил Вас об этом в известность, он не тот человек, чтобы скрывать такие интимные моменты. И я согласился, так что шантажировать меня не стоит. Зачем вам была нужна запись нашего разговора? Хотели Эрику дать послушать? Не слышу ответа!
— Да, — потирая придушенную шею.
— Глупо.
— Сам знаю! Но ничего не могу с собой поделать. Я до дрожи коленок хочу Вас!
Бля! И почему они так похожи. Вот черт!
— Вы вроде не молоды как Эрик? Что, в заду засвербело, как у текущей сучки?
— А что, если да?! И потом, мне всего двадцать пять. И гормонов хоть отбавляй, — Натаниэл даже на полу умудрялся выглядеть чертовки желанным, как блядь, которую хочется поставить раком и отыметь. — И я не слишком отличаюсь от вашего возраста, подумаешь, вы успели недавно защититься. Да, я не так гениален, как вы. Но мне это и не надо!
— Натаниэл, простите, я не хотел Вас оскорбить нисколько, — я подал ему руку и рывком поставил на ноги. Старший брат, как и Эрик, был меня выше на полголовы. — И дело не в вашем возрасте, гормонах или как вы выглядите. Для меня, кроме Эрика, сейчас никого не существует. И я прошу Вас не мешать нам, пожалуйста.
Я провел рукой по лицу Натаниэла, чувствуя, как он задрожал от моего прикосновения и покрылся румянцем как Эрик. М-да, с играми пора кончать. А то я так буду возбуждаться и на старшего брата, путая его с младшим. А это ни в какие ворота не лезет.
— И вы ошиблись, я защитился относительно давно, — я отступил от мужчины, а потом, подойдя к двери, одним емким ударом вынес ее на фиг в коридор.
Натаниэл судорожно сглотнул в наступившей тишине, после того как дверь рухнула с грохотом на пол.
— Можно у Вас спросить? — прошептали сзади меня.
Я повернулся к нему и согласно кивнул:
— Спрашивайте.
— Сколько Вам лет, если не секрет?
— Не секрет. Я старше вас на десять, а Эрика на все девятнадцать. Думаю, сложить сможете даже со своими негениальными мозгами. Счастливо оставаться, Натаниэл, а эту занятную вещичку, — я игриво помахал диктофоном в руке. — Я оставлю себе на память о Вас!
***
— Отец, — Натаниэл сидел у Чарльза в кабинете и пил виски.
— Что, снова неудача, сынок? — Чарльз закрыл дверь за собой и, подойдя к сыну, сел рядом, заключив своего старшего мальчика в нежные объятья.
— Почему я такой неудачник? — Натаниэл поднял свои кофейные глаза и шмыгнул носом. — У Эрика — любовь, у тебя эта, как ее, ах да, Элиза-блядь! А у меня...
— Дурачок ты, вот кто. А никакой не неудачник. Помнишь свою первую любовь?
— Этого футболиста в школе? Да! Как же его звали? Черт, вот ведь, забыл...
— А я помню. Бобби! Ты тогда весь в соплях пришел домой и ревел у меня на груди, говоря, что он назвал тебя грязным уродливым педерастом. А помнишь, что я тогда сказал тебе?
Натаниэл шмыгнул носом и, вытерев лицо, уставился на отца:
— Помню, ты сказал, что я самый красивый, умный и вовсе не грязный.
— Именно, и что я очень люблю тебя. А что потом было, Натаниэл?
— Ты переспал со мной... Вылизав всего, даже там...
— Да, а потом ты влюбился в другого — баскетболиста, и снова была неудача, его звали Арнольд. А затем...
— Папа, — вдруг от понимания у Натаниэла открылись глаза, ведь правда была на поверхности, а он, слепой, ее и не видел вовсе. — Ты всегда меня утешал, вытирал мои сопли, доказывал, что я самый любимый и отпускал... Почему ты меня каждый раз отпускал к другим мужчинам, когда я влюблялся снова и снова?
— Разве непонятно? Я тебе каждый раз признавался в любви, Натаниэл. И очень хотел быть у тебя единственным, но я кроме того еще и твой отец, желающий тебе добра. Тебе и Эрику. И каждый раз, отпуская тебя к другому мужчине, мое сердце обливалось кровью, но я себя одергивал, убеждая, что вдруг ты найдешь своего любимого и будешь с ним счастлив.
— Я дурак, отец...
— Как и я, мой сын.
— Значит Элизабет?
— Ширма для твоей матери. Она узнала про мою неординарную любовь к тебе и пригрозила, что устроит грандиозный скандал и отнимет у меня Эрика, он же еще несовершеннолетний. Посему пришлось срочно разводиться и находить новую жену. И отпустить вас с матерью в Америку. А затем потихоньку забрать к себе Эрика под видом престижной школы и университета. Я думаю, мать отпустила тебя сюда только из-за того, что ты оставил ей внука. Иначе...
— Па... — Натаниэл расстегнул свою рубашку и, привстав, дал Чарльзу стянуть с себя штаны, а потом, пошарив по скинутой одежде, протянул тубу со смазкой. — Я хочу тебя.
Сын уселся сверху отца и потерся крупным стояком о его не менее крупный, выпущенный на свободу член. Все-таки крупнофаллостность это было у них родственное, так сказать в крови.
— И я тебя, мой мальчик. И я... — Чарльз огладил разведенные широко бедра. Он прошелся по раскрытой промежности своего сына, оценивая пальцами мягкость поддатливого ануса, затем ввел туда осторожно наконечник тубы и щедро даванул так, что обильно закапало. После, откинув смазку в сторону, поднял за готовую для соития задницу Натаниэла и одним движением надел на свой член практически до конца.
— И что будет дальше? — спросил между охами сын, подставляясь мощным толчкам.
— Думаю, ты и так все понимаешь, сынок. Вернешься в Америку, заберешь своего сына, расскажешь матери байку, как я круто ебу Элизабет. И вернешься домой ко мне. А я буду тебя ждать. Как и прежде всю жизнь ждал только тебя.
— Па, я... Ох-ххх! Люблю... Ах-ххх! Тебя-яяя! — выгибаясь на своем отце и похабно вколачивая его член как можно глубже себе в расшаперенный зад.
— Знаю, ум-ммм! И еще, сынок, не мешай Эрику. Он и вправду с первого взгляда влюбился в Акиру. И даже попытался тут же поймать его в свои объятья, — улыбнулся отец, ведя своими опытными руками движения сына. — Понимаешь, Акира по натуре однолюб, как и я, и если он приблизил нашего Эрика к себе, то уже никому другому не будет рядом с ним места. Поверь!
— Верю-ююю! — охнул Натаниэл и забился на отце в судороге оргазма.
***
Элизабет после прекрасного глубокого массажа, то бишь перепихона с очередным массажистом в приподнятом настроении залетела в кабинет к своему официальному мужу. И тупо зависла над голой парой мужчин, лежащих в обнимку на кожаном офисном диване. И все было бы хорошо, но Чарльз обнимал своего старшего сына и далеко не по-отцовски.
— Чарльз, твою ж маму! Я, конечно, знала, что ты извращенец, но не до такой же степени, — дама встала в позу, возвышаясь над очнувшимися мужчинами.
— Элизабет, — Чарльз выпутался из конечностей сына и, отлипнув с громким звуком от кожи дивана, прикрыл его наготу подвернувшимся под руку пиджаком, заслонил своей спиной. — У нас контракт. Тебе напомнить условия? Ты получаешь за роль моей жены нехилую сумму и никаким образом не вмешиваешься в мои дела и дела сыновей.
— Да, а ты в мои! И что ты сделал? Ты свел своего Эрика с понравившимся мне доктором Акирой!
— Я их не сводил, они сами хорошо свелись и без меня. Я лишь только поговорил официально с доктором и узнал его намерения. Все-таки Эрик пока несовершеннолетний, и я за него отвечаю. Это может тебе и Натаниэл подтвердить. Правда, сынок?
— Да, — ухнул старший сын из-за спины отца.
— Твоя подстилка что угодно подтвердит! Уя-ааа!
Чарльз емко залепил пощечину нахалке и прошипел улетевшей в кресло женщине:
— Натаниэл не подстилка, а мой старший сын, мой единственный любимый мужчина. А кроме того он один из наследников моего капитала! И если ты, сучка облезлая, еще хоть раз вякнешь по поводу него, я тебя верну туда, откуда подобрал. А именно на помойку! И запомни, как только Эрик станет совершеннолетним, наш контракт закончится, и только от твоего поведения зависит с чем ты окажешься на финишной прямой. А теперь пошла отсюда, шалава!
Девица тут же собрала ноги и убралась по добру по здорову.
Натаниэл отлипал от офисной кожи не менее громко. Он, встав, прижался к содрогающейся спине отца и обнял его руками, успокаивая.
— Папа, успокойся. Она этого не стоит. Главное, я все понял и теперь буду всегда с тобой.