Педагог

Я занес своего засранца к себе и, скинув с плеча на кровать, бросил ему первую попавшуюся юкату: — Помойся и надень это. — М-ммм... Ты хочешь меня увидеть в женском? — мне сексуально улыбнулись милым оскалом. — Нет. Просто это часть твоего наказания. Придется тебе преподать урок как вести себя на людях, — я, пожав плечами, стал стаскивать с себя галстук. Эрик прижался к моей спине и потерся о мою щеку своей: — Если все наказания будут такими, я буду совсем плохим мальчиком. — Иди в душ, я могу и передумать, — я снял с себя похотливые ручки блондинчика и осадил холодным взглядом. Полный наивняк, он даже не может представить, во что выльется его сегодняшний ночной урок. Пока моя Румяная Попка плескалась под водой, я все приготовил для педагогического процесса. Эрик вышел через минут десять влажный и сексуальный до безобразия. Цветастая юката липла к нежному телу, так как была надета прямо на мокрое тело. "М-да, а парня полотенцем наверное не учили пользоваться", — усмехнулся я про себя и, поманив своего пацана к себе, многообещающе состроил глазки. И Эрик клюнул. Дальше было просто дело техники — мой блондинчик и охнуть не успел, как я при помощи ремней распял его на кровати. Бедро к голени, запястья к щиколоткам, и через несколько секунд паренек лежал как лягушонок на спине с разведенными лапками в распахнутой юкате и недоуменно хлопал глазками. — Что? — Эрик уставился в меня огромными синими очами. Последний штрих, и я приковал его за ремни к кровати. Теперь эту сбрую без посторонней помощи ему было не снять. Я нежно провел руками по возбужденному телу, очертил раскрытый между разведенными половинками анус, коснулся горошин сосков, специально избегая истекающего смазкой возбужденного члена, и, усмехнувшись, спросил: — Что-то не так, солнышко? — Зачем ты меня приковал, да еще и разложил как цыпленка на вертеле! — Эрик стал закипать. — Не волнуйся, вертел ты мой сегодня не получишь. Во всяком случае, его придется заслужить. А что касается всего остального... Твой отец разрешил мне воспользоваться ремнем в твоем воспитательном процессе. Правда, он не указал количество оных... Но, думаю, это не проблема. — Что, черт возьми, ты собираешься делать?! — Эрик попытался свести ноги, но ремни держали крепко, хотя и не пережимали слишком конечности. — Сейчас я иду в душ. А потом займусь тобой. Твой румянец весьма хорош. Особенно на ягодицах! И я удалился под ор и возмущенные взбрыки недовольного Эрика. Поплескавшись вдоволь, я через час пришел обратно к своему парню. Вернее, я подождал, пока ругань и крики иссякнут из моей спальни, и только тогда вернулся к себе на кровать. Блондинчик выдохся от попыток снять с себя ремешки и выглядел еще более покрасневшим и аппетитным на мой извращенный взгляд. Влажным уже от своего пота, а не от воды. — Успокоился? Что ж, тогда приступим, — я улегся рядом в похожей, как и у него, юкате и стал, дразня, водить по распластанному дрожащему телу руками. То едва касаясь, то чуть царапая. У Эрика, несмотря на то, что я уходил надолго, член так колом и стоял, а теперь еще и дергался, как только я начинал обводить ареолы сосков. — Ты... хочешь, чтобы я кончил один, вот так? Извращенец! — начал догадываться подопытный, стараясь не кричать от острого возбуждения, кусая свои пухленькие губы между сдавленными охами и ахами. — Догадался, умница, — я усмехнулся, а потом ущипнул больно за сжавшийся сосок. Этого хватило, чтобы мальчик изогнулся дугой и оросил свое измученное лицо спермой. — Ты... ты садист! — Это только начало, детка, — собрав немного спермы с его ожесточенно дышащего живота себе на пальцы. Я стал очерчивать этой вязкостью его ягодицы, нежно оглаживая паховую область и особенно район выступающих косточек таза. Член парнишки через несколько минут моих настырных изысканий снова стал дергаться и наливаться. — И сколько я должен так слить, чтобы ты вогнал в меня свой член? — разозлился Эрик, ибо снова в заду засвербело, да еще как. — Это будет зависеть от твоего поведения, — и я, очертив подрагивающую манящую меня дырочку, протолкнул свой палец всего на одну фалангу вовнутрь и стал обводить анус внутри по кругу, в открытую издеваясь над этим сладким, чутким и отзывчивым телом. — Что ты творишь! Я же... Ох-ххх! Сейчас... А-ххх! Снова кончу! А-ааа! — Я знаю, солнышко, продолжим, — и я снова стал оглаживать изнутри задницу, которая пыталась сама втянуть мой палец и как можно глубже. — Акира! Пусти меня, сволочь! — задергался Эрик в попытке насадиться на меня сам. — Ответ неверный, — усмехнулся я, повернувшись к пареньку своими бедрами так, чтобы он видел у меня налившийся под юкатой член, продолжая дразнить вход в попу, специально не проникая вглубь. Эрик, увидев мою выпуклость практически у своего лица, прошептал, отчаянно краснея. — Ты же тоже хочешь? Так почему бы тебе меня не развязать и не трахнуть! — Снова неверно. — Ладно... НЕ РАЗВЯЗЫВАЙ! Только возьми меня на полную длину, а то я так сойду с ума от желания своего тела, — попытались меня умаслить. — Слишком ты быстро сдался. И даже не подумаю вогнать в твой зад свой член. Я же сказал — вертел надо заслужить. — Ты. ТЫЫЫЫЫ! А-ааа! — снова кончая и бешено смотря мне в глаза. — Ты хочешь, чтобы я сдох? — Нет. Но ты должен что-то пообещать. Дабы я больше не наказывал тебя таким зверским ухищренным образом. — Что? — отчаянно пытаясь хоть как-то отползти от меня. — Ты должен сам догадаться. А пока я продолжу. О-ООО! Он снова у тебя наливается, а ты скор. Я улегся, подперев подбородок рукой, и, продолжая ковыряться пальцем в заднице парнишки, продолжил экзекуцию. Вид подрагивающих яичек, стоящего фаллоса в подтеках спермы, вздымающихся рвано боков доставлял мне эстетическое наслаждение. И хотя мои яйца уже горели белым пламенем, но было терпимо, тем более я специально дважды отдрочил себе в душе под ругань своего золотца, дабы не испытывать особо сильного дискомфорта. А непослушных, нерадивых и особо скверных мальчишек надо учить. И весьма жестоко, дабы потом они были шелковыми и послушными. — Я... Ах! Сдаюсь... Я скажу... Ум-ммм! Все, что ты пожелаешь. — Нет. Ты должен догадаться сам, иначе все вылетит у тебя из твоей белобрысой пустой головушки. — Я... Ах-ххх! Люблю тебя-яяяяя! Скотина-ааааа! — сотрясаясь в новом оргазме. — Я это и так знаю. И про любовь, и про скотину тоже. Не то! — Дай хоть передохнуть... Ох-ххх! Когда ты так со мной творишь, я ничего не соображаю. — Хочешь передохнуть? Займи меня тогда чем-нибудь, — усмехнулся я, снова дразня сжавшуюся красную дырочку по краю. Эрик намек понял и, скосив на меня взгляд, как мог потянулся в сторону моих бедер, а потом зубами стал стаскивать с меня кимоно. — Почему он у тебя вялый? — блондин уставился на мой полувозбужденный член. — А ты плохо стараешься, — я специально лег так, что Эрику приходилось изо всех сил тянуться, дабы только коснуться моей бархатистой головки. — Пододвинься, мне так не достать, — проскулили после нескольких неудачных попыток. — М-ммм, если ты его возбудишь своими страстными стонами, он сам тебе в ротик прыгнет. А так даже не мечтай. Ну, Эрик, давай же, побудь сегодня желанной шлюшкой для меня, — усмехнулся я своему парню. — Какой же ты садист, — но Эрик облизал по-бляцки свои губки и, поигрывая язычком, состроил глазки. Значит, начал догадываться. Что ж, я снова протолкнул палец в его анус и стал раздражающе поворачивать по кругу. Как ключик в механической игрушке. Сравнение меня сильно рассмешило. Покрути по часовой стрелке и получишь результат — паяц станцует или споет для тебя свое соло. Теперь Эрик заохал и заахал с другой интонацией, заливаясь румянцем и заглядывая мне в глазки. Мой член стал вставать, и уже через несколько минут его головка сама коснулась пухлых губ Эрика, и тот, всосав как можно глубже, стал усиленно работать ртом. Минет был ужасным, но в связи с тем, что я все-таки уже долго терпел, наслаждаясь феерическими картинами оргазмов блондинчика и видом его подрагивающей от предвкушения дырочки, то мне хватило малого, чтобы излиться семенем в глотке у Эрика. — Что ж, уже лучше. Так и быть, я тебе подскажу, но учти — это в первый и последний раз. Повторяй. Дорогой Акира... — продолжая оглаживать подрагивающие от нескольких оргазмов ягодицы подростка. — Любимый Акира, — решил перефразировать Эрик. — Неверно. Начнем снова, — я вернулся пальцем к анусу и снова ввел на одну фалангу вовнутрь. — Прости! Я больше не буду. Акира, у меня уже сердце наружу рвется! — Тогда без самодеятельности, повторяй. А то я могу еще и член с яйцами тебе перетянуть, дабы ты не мог слить, — расписывая еще более страшную перспективу. — Как ты можешь быть еще более ужасным?! — задохнулся от таких слов Эрик. — М-ммм... Опыт, тяжелый жизненный опыт. Ты должен быть благодарным, что я не затолкал ничего тебе в уретру и не надел на основание члена ремешка или резинового колечка — тогда бы это точно было пыткой. А так... Я лишь тебя пожурил в воспитательных целях. Но мы отдалились от основной темы. Я слушаю! — Дорогой Акира. — Хорошее начало, — хмыкнул я и продолжил: — Я больше не буду. — Я больше не буду, — повторили без запинки и уставились в прищур моих глаз. — И что дальше? Я снова ввернул палец, слушая стон своего золотца, усмехнулся. — Не догадываешься что? — но, видя, как голубые глаза отчаянно сквозь острое возбуждение взглянули на меня в поисках поддержки, сдался. — Вести себя как последняя шлюха при посторонних. — Но ведь Михаэль не посторонний! — взвыл Эрик на мой особенно резкий вираж в анусе. — Я говорил про Кристиана. И по-моему мы договорились без самодеятельности. — Хорошо! Я больше не буду вести себя как последняя шлюха при посторонних. — Ну вот, оказывается, это было легко. Продолжим, ты заслужил две фаланги! — ЧЕ-ЕЕЕЕЕРТ! — Эрих охнул и снова взорвался фонтанчиком семени. — Господи, Акира! Я... Отпусти меня. Я больше не могу... У меня крыша едет! — Нет. Ты еще кое-что забыл, — покачал я головой и стал надавливать ему под яичками. — Боже! Что?! — Эрик уже хныкал в голос от всей моей пытки. — Не догадываешься? Тогда я тебе еще раз напомню. Повторяй! — я заглянул в мокрые от накативших непрошенных слез глаза и проговорил: — Я больше не буду впустую ревновать тебя к каждому встречному и вести себя как сопливый ребенок. — Дорогой Акира! Я не буду больше ревновать тебя и вести себя как младенец! Все? — прокричал в отчаянии Эрик. — Ну, в общем да, — я встал с кровати и, накинув на распластанного парня теплый плед, чмокнул его контрольно в висок. – Спокойной ночи. — Но как же ремни? — у Эрика глаза полезли на лоб. — Я связал тебя так, что кровоток не пережат нигде, так что до утра ты вполне можешь не волноваться, а я посплю на диване, — и я, забрав второй плед, под яростную ругань своего вернувшегося любовника ушел в гостиную комнату. *** — М-да! Круто он тебя прикрутил к кровати. А чего ты хотел, отсасывая Акире при свидетелях? Он терпеть не может «публичного» секса, — Михаэль разбудил Эрика в восемь утра; парнишка только задремал в предрассветной хмари. – Не дергайся, сейчас сниму ремни. — Черт! Хоть ты не пялься! — Эрик пытался не краснеть от лукавых глаз латиноса, шарящих по его обтруханному телу. — Да ладно тебе! Акира, как истинный японец, знает толк в эстетическом связывании, хотя применил в этот раз не веревки, а специальные ремни. — Он садист! — Эрику наконец-то отстегнули руки, и он смог прикрыть свои муди простынкой от масляных черных глазок. — У тебя на теле нет ни одного следа от ремней. Ничего не натерто, ни одного синяка, и конечности не затекли, ты ими свободно двигаешь. Это надо уметь! Какой же он тогда садист? Да и, судя по обильным подтекам спермы, тебя не оставили без внимания этой ночью, — Михаэль развел руками и, найдя в платяном шкафу чистую юкату, кинул блондину. — Душ прими, а я пока кушать приготовлю. Через двадцать минут сидели вдвоем за низеньким столом. — И где его носит? — Эрик был раздраженным и нервным. — А я почем знаю. Что, ночки не хватило? Уже соскучился? Он мне оставил записку на русском, а сам смотался чуть свет, — Михаэль протянул Эрику клочок бумаги. Тот посмотрел на красивый совершенно непонятный почерк и сквозь зубы процедил: — И что там? — Эрик налег на омлет с беконом. — Вкратце? Отвязать тебя и накормить! — А если дословно? — обозлился Эрик. — А дословно, тебя вообще-то не касается. И чего ты такой злобный после такой зажигательной ночи? — Михаэль сузил глаза в ответ на ерепенистого мальчика. — Он ни разу не трахнул меня, — Эрик покраснел как помидор и опустил взор в тарелку. — Но как же... Ты ведь весь был в сперме... — не понял Михаэль. — Он заставлял меня сливать по кругу до бесконечности. Только дразня! Я чувствую себя такой дешевкой. — Дурак ты, а не дешевка, — усмехнулся Михаэль. — Ну, Принцесса дает! Здорово ты его поддел своим публичным минетом. Ладно, не горюй, если бы ты был ему безразличным, то он бы так с тобой не игрался — послал бы, и дело с концом. Обнадежил мальца Михаэль и сам налег на омлет. *** Тем временем, пока в моем номере двое мужчин откушивали яства и беседовали о смысле жизни, я сидел в парикмахерской и ждал своего любимого мастера. — О, месье Акира, — скандинавской внешности молодой человек с обесцвеченными прядями волос и прозрачными стеклянными глазами нарисовался рядом. — Я так рад вас видеть. Но вы так сегодня рано? Что-то случилось? Этот паренек был геем-пассивом, причем очень сильно ухлестывающим за мной. Хотя я прекрасно знал его постоянного любовника, с которым он периодически вусмерть ругался, разбегался, а потом вновь сходился. Ибо американец Крис работал в отделе гидрохимиком вместе с Альбертом. — Ничего, просто не спалось. У вас есть кто-то с утра по записи, Арчибальд? — Что вы, в такую рань... Вам как обычно? — мне распустили волосы и с наслаждением зарылись носом в самую гущу. — Боже, Акира! Станьте моим? — Арчи, мы это уже обсуждали и не раз. И нет, сегодня я хочу обрезать самые длинные пряди по лопатки. — ЧТО?! — выкатились прозрачные глазки из глазниц. — Я ВАМ ЭТО НЕ ПОЗВОЛЮ! — Арчи, если ты не станешь меня стричь, я найду другого мастера. Только и всего. Или в худшем случае отрежу сам. Обесцвеченный замялся, а потом, заикаясь, попросил: — А могу я оставить себе ваши локоны волос? — Господи, Арчи. Зачем они тебе, у меня следующим летом снова будет грива до поясницы. Но если хочешь, так и быть оставь, только избавь меня от буйной ревности Криса. — Криса! Ха! Да он сам в Вас влюблен не меньше. А тут на днях заявил, что хочет переспать с Вами втроем. Ну что бы он, я и Вы, — опытные ласковые руки надели мне на плечи простынку и стали любовно расчесывать длинные пряди, а потом завязали их атласной ленточкой. — Упаси меня Боже от такого расклада, — покачал я отрицательно головой. — Ну почему? — обижено протянули над ухом, а потом нежно погладили длинные локоны. — Вы точно уверены, что хотите отрезать эту красоту? — Да, Арчи. Зимние погружения часты, и мокрые холодные волосы по всей спине меня не возбуждают, — пояснил я свое «судьбоносное» решение. — Как прикажете, мой Принц, — прошептали сзади и отрезали мне волосы по лопатки, а потом повели мыть голову к специальному креслу. — Хотя, кажется, я знаю почему. Весь институт перемалывает Вам кости о романе с младшим сыном директора. Такая красивая детка! Хотя и старший тоже очень даже хорош. — Значит, слухи уже дошли и до Вас, — я с удовольствием расслаблялся в опытных руках мастера, которые мне нежно обмывали голову. — Еще бы! Сначала прошла сплетня о Вас и вашем друге латиносе. Я сам видел, как он вас целовал тогда в «Пирате» и даже вначале купился на это. Но он оказался Казанова по бабам. Хотя большинство до сих пор Вас считают тройничком! Михаэля, Эрика и Вас, месье Акира. Но меня провести сложно. Михаэль просто Ваш близкий давнишний друг, который любит и заботится о Вас, как о любимом маленьком братике. — А Вы очень прозорливы, — я слушал треп Арчи краем уха, периодически поддакивая в нужных местах, а сам при этом погружаясь в собственные мысли. Я понял после этой длинной ночи, что проиграл по всем пунктам. И кому? Сопливому мальчишке шестнадцати лет. Не просто проиграл, а победоносно капитулировал перед этой неумолимой мощью и желанием меня любить и быть ко мне ближе. И что теперь? Я тяжело вздохнул, выплыл из своих мыслей и покорно пошел за Арчи к зеркалу. Несмотря на свою навязчивость Арчибальд прекрасный специалист и никогда прическу не испортит. У этого молодого мужчины было природное чувство гармонии и врожденный отменный вкус. Посему, сев на место и чувствуя, как меня снова в оборот берут проворные тонкие пальцы, я стал рассматривать с любовью уложенный на стеклянный столик, отрезанный мой хвост. Мысли опять утянули к оставшемуся и по-бляцки распахнутому в моем номере любимому телу. Именно любимому и не только телу. Всему существу, возможно наивному, молодому и глупенькому, но без которого теперь мне точно не жить. Вот ведь, чертенок, добил-таки меня. А, может, и правда? Прошло столько лет, и моя ебнутая семья в Японии забила на меня? И теперь я могу позволить себе роскошь — по-настоящему любить другого человека и обрести свой собственный дом? А не снова убегать в неизвестную даль, бросая все и вся. Три года мытарств по всем океанам. Два болтаясь по Европе и, наконец, осев во Франции, я уже год как легально работаю в университете. Работа здесь была также испытанием и выяснением положения дел в моем семействе. Я теперь не прятался, открыто печатался во всемирно известных научных журналах и занимался наукой. И пока никто, как ранее, на мой хвост не падал, как было первые три года после моего побега. Не было подосланных бандитов от отца или от брата, дабы поймать и вернуть меня. Я уже давно не сплю с хорошим тесаком под подушкой или пистолетом. Не вздрагиваю по ночам от каждого шороха или стука. Возможно, им просто надоело тащить меня силком в Японию. Отец просто завел себе нового любовника или любовницу. А Эбису... У Эбису молодая красавица-жена, и еще тогда, когда отец пытался подложить меня под себя, у моего брата уже был сын. Это точно — те слухи, что ходили по главному поместью, не могли врать — новый наследник рожден. Ведь нашел меня Михаэль. Значит, если бы было нужно, нашли бы и «любимые» родственнички. А значит, я свободен. И могу любить и быть любимым. *** После перекуса Михаэль, потянувшись, встал из-за стола и, унося посуду в мойку, спросил Эрика: — Какие планы на воскресный день? — Латинос включил горячую воду и стал споласкивать посуду. — Хочу спать. Честно говоря, в таком ебнутом положении заснуть было непросто, — буркнул Эрик, заворачиваясь в мой плед, оставленный на диване, и вдыхая носом оставшийся после меня запах. — Поспи-поспи! Если я что и смыслю в моей Принцессе и оставленной для меня ее записке, то ночью сегодня тебе заснуть точно не дадут, — ухмыльнулся Михаэль удивленной мордашке мальчишки. — И навряд ли Акира ограничится твоими сольными оргазмами. — С чего такая уверенность? — приподнял Эрик бровь. Михаэль вышел из-за барного закутка и, подмигнув Эрику, тихо прошептал: — Простых людей любимыми мальчиками не называют. Но это секрет, понял? Я тебе ничего не говорил! Горячий латиноамериканский мужчина подмигнул выпавшему из реалий пареньку и со словами: — Спи, герой! Акира обещал вернуться после обеда. Мне кажется, Румяная Попка, ты одержал победу. Так что я в магазин за продуктами, а вечером втроем отпразднуем ваше воссоединение, — повернул к выходу. — Михаэль, — парень, залившись румянцем, позвал моего друга. — Да, мой хороший. — Спасибо. — Не за что, Солнышко! Постарайся сделать Акиру счастливым. Он так долго искал свое счастье... Михаэль помахал, стоя в проеме двери, рукой и вышел вон. Эрик с блаженной улыбкой на все лицо, откинулся на диван. И, обняв подушку руками, прошептал: — Боже, как я счастлив! Значит. Любимый мальчик... Неужели он сказал такое Михаэлю или написал в той записке. Поверить не могу, это просто сон. Подросток вдохнул мой запах и, зарывшись носом в подушку, провалился в долгожданный сон. Сегодня его ждал праздник и прекрасная ночь с любимым человеком. *** После парикмахерской я пошел к океану. На свое любимое место, здесь коса далеко уходила вперед, и можно было наслаждаться шумом прибоя, окружающего тебя практически со всех сторон. Барханы песка между огромными каменюками, дыхание могучей стихии. Мои короткие волосы непривычно треплет ветер, забираясь холодными струями под одежду. Запах океана... Жизнь океана... Мое святое место... Мысли текут вяло, я уже все для себя решил. И как бы не было трудно, но теперь я не собираюсь отказываться от своего счастья и любви. Я ее так долго ждал, всю свою непростую жизнь. Это подарок судьбы, вредный, несговорчивый, синеокий подарок. Несносный любимый мальчишка. Я смотрел вдаль и наслаждался синью такой же, как глаза моего любимого человека. Яркой и неповторимо прекрасной. Сзади послышались тихие шаги, и я, не особо удивляясь, ждал приближение появившегося человека, который решил сегодня поговорить со мной тет-а-тет. Об этом месте знали кроме меня только Кристиан и Михаэль. И с обоими этими близкими для меня мужчинами у меня должен был состояться серьезный разговор. Поэтому я, не оборачиваясь, ждал, когда собеседник встанет со мной рядом и разделит со мной созерцание великолепия океана. Но шаги замерли позади меня, и знакомый до боли голос вывел из состояния умиротворенного транса: — Ну, здравствуй, Акира. Вот я тебя и нашел! Мой любимый братишка...