Девять, один, четыре

Первое, что обращало на себя внимание в кабинете полковника Кудасова — гигантский сейф, многопудовая стальная громадина, одним своим видом пресекавшая самую мысль о взломе. Не сомневаюсь, впрочем: какой-нибудь виртуоз-медвежатник сумел бы без труда вскрыть замок, подобрав верную комбинацию цифр из десяти тысяч возможных, и выпотрошить содержимое. Однако известнейший специалист в этой области уже месяц как томился в тюрьме за свои фокусы, и свобода грозила ему нескоро. Хозяин кабинета боялся не грабителей. Полковник Кудасов ждал большевицких лазутчиков. В общем-то, по роду деятельности — полковник возглавлял ялтинскую контрразведку — он ждал их всегда. Тем не менее череда неприятных событий заставила Леопольда Сергеевича усилить бдительность. Началось всё с дерзкого захвата красными нашего аэроплана в Северной Таврии, в результате чего в руки врага угодил секретный пакет, а именно — письмо Кудасова к генералу Григорьеву. Излишне говорить, что письмо не было зашифровано. Кто же мог предвидеть такое досадное недоразумение? В послании, помимо всего прочего, шла речь о схеме укрепрайона. Конечно же, такая вещь, как ключ к обороне полуострова, не могла не заинтересовать красное командование. Полковник всерьёз переживал: за подобный промах он мог в лучшем случае лишиться должности. На сей раз не помогла бы даже давняя дружба с Главнокомандующим. Недоброжелатели и завистники, предвкушая падение врангелевского любимца, заранее торжествовали. Честно говоря, репутация Кудасова меня мало волновала и выручать начальника я не собирался. Но, поскольку с помощью полковника можно было и ситуацию поправить, и извлечь выгоду — для общего дела и также личную, я поделился с ним задумкой. Меряя шагами кабинет, я излагал превратившемуся во внимание Кудасову порядок дальнейших действий. Историю с письмом при докладе Климовичу* нужно представить не как провал, а как часть хитроумной операции. Пилот позволил себя пленить нарочно, чтобы к врагу попал якобы (и непременно подчеркните, что «якобы»!) секретный документ. Красным стало известно о существовании схемы? Неплохая приманка для их шпионов, верно? Знают, где искать? Пусть сунутся, а мы уж тут их встретим! Рыбачить доводилось, господин полковник? Да? Считайте, что красные, завладев письмом, проглотили наживку. Ждите. Поплавок не замедлит дрогнуть. Леопольд Сергеевич буквально воспрял духом, во всём со мной согласился, но меры предосторожности принял. Злополучная схема совсем перестала покидать пределы его кабинета, что категорически не устраивало генерала Григорьева. И его превосходительство вполне можно понять: таскаться в наше ведомство аж из самого Джанкоя, чтобы только взглянуть на схему, — удовольствие невеликое. Его превосходительство не стеснялся в выражениях, в том числе и непечатных. Леопольд Сергеевич жалобно морщился, словно от зубной боли, но позиций не сдавал. Едва брань затихала, он спокойно говорил: — И всё же схема останется здесь. А вам придётся ходить к нам до тех пор, пока вы не займёте место в Ставке Главнокомандующего. То есть будьте вы хоть трижды генералом, а подчиняться извольте. Нет, копию снять нельзя. Ни в коем случае. Жаловаться? Да хоть Врангелю! Его превосходительство ворчал, по-кошачьи топорща усы, но тем не менее смирялся с прихотью Кудасова. Схема скрывалась в надёжном стальном нутре. Шифр замка, помимо меня и полковника, знал лишь один человек — адъютант Кудасова, поручик Перов. В преданности и порядочности этого офицера сомневаться не приходилось. Леопольд Сергеевич доверял ему, как самому себе. Шифр. Всего четыре цифры, за которые кому-то предстояло рисковать жизнью. Теперь они уже не тайна. Один, девять, один, четыре. Год начала Великой войны. Полковник был сентиментален. Следует упомянуть, что к Кудасову я относился с долей презрения. Будучи неглупым человеком, он и сам понимал, что занимал, так скажем, чужую должность. Там, где требовались ясный ум и твёрдая хватка, полковник проявлял нерасторопность и нерешительность. Там же, где следовало уступить, он артачился и лез напролом. Не о таком командире я мечтал. Эх, когда бы не доброжелательное отношение Врангеля, Леопольд Сергеевич давно лишился бы тёплого местечка! Возможно, здесь имела место извечная неприязнь фронтового офицера к штабнику. Этот сибарит без зазрения совести тешил самолюбие, катая супругу на служебном авто в окружении совершенно невообразимого конвоя, тогда как я ежедневно рисковал. Или же я попросту завидовал полковнику, умевшему брать от жизни всё самое лучшее? Чорт его знает… Итак, Леопольд Сергеевич Кудасов поджидал непрошеных гостей. А поплавок на невольно заброшенной им удочке не замедлил дрогнуть. То бишь красные шпионы дали о себе знать. Сторожевой катер при патрулировании побережья встретил фелюгу, сбившуюся в тумане. Хозяин-грек сказался рыбаком из-под Балаклавы и предъявил разрешение. Однако в тот момент, когда офицер проверял бумаги, из трюма высунулся парнишка, решивший, видимо, узнать причину неожиданной остановки. Не разобравшись поначалу, что к чему, юноша произнёс одно только слово, зато какое! — Товарищ… И тут же осёкся, сообразив. Но было поздно. Поручик со сторожевика справедливо решил проверить трюм и выяснить, нет ли там ещё товарищей. Вот тут вышла осечка. Пассажиры фелюги оказали нешуточное сопротивление. Команда катера, к счастью для себя, отделалась ушибами, ссадинами и незапланированным времяпрепровождением в запертом кубрике. Сильнее всех пострадал пулемётчик: парнишка, из-за которого случился сыр-бор, метнул нож и попал бедолаге в плечо. Кудасов рвал и метал, когда я докладывал ему о происшествии. Выкажи поручик хоть каплю сообразительности — лазутчики в тот же день оказались бы в контрразведке, правда, не в том качестве, в котором они туда стремились. Но ничего не поделаешь — упустили. Поручика и солдата, проверявшего трюм, допрашивал лично Кудасов. Солдатик, и без того не блиставший умственными способностями, совсем перепугался и понёс чепуху о нечистой силе и каких-то мертвецах с косами, стоящих вдоль дорог. Как впоследствии выяснилось, история с мертвецами имела отношение к шпионам, но не настолько важное для нашего дела, чтобы здесь её освещать. От поручика удалось добиться хоть немного толку. Парнишку, позвавшего товарища, он запомнил хорошо и при случае мог опознать. В трюме напали двое, может, трое, сколько именно — он не знает, лиц не разглядел. Одна, кажется, девушка, точно не уверен. Но и на том спасибо. Ясно как белый день: работали непрофессионалы. Серьёзные товарищи отправили бы всю команду катера, выражаясь их же языком, в штаб Духонина. Эти то ли не догадались, то ли побоялись лишнего шума, во всяком случае незадачливые патрульные могут их благодарить. Или… не так-то уж тут всё и ясно. На столь серьёзное дело красные отправляют дилетантов, среди которых девица и чуть ли не ребёнок. Они хотят усыпить нашу бдительность или ни в грош нас не ставят? Что оставалось предпринять? Искать фелюгу? Бесполезно, да и пассажиры её всё равно уже в городе. Что им нужно? Схема укрепрайона. Куда пойдут? Для начала — выйдут на связного. А вот тут сложнее. Сапожник Сердюк, по совместительству осведомитель Кудасова, был связан с большевицким подпольем — я знал наверняка. Проще всего казалось установить за ним слежку. И ждать, когда на горизонте появятся пассажиры фелюги. Но вмешался тот самый треклятый полковничий страх за собственную шкуру. Одному Богу известно, что Сердюк успел передать своим! Кудасову, проштрафившемуся с письмом, только скандала с ушлым подпольщиком сейчас и не хватало. Полковник решил, пока не поздно, избавиться от нежелательного свидетеля, а заодно показать, что контрразведчики не даром едят свой хлеб. Удобной явкой пришлось пожертвовать. Хватать сапожника предстояло мне. — Сердюк не должен попасть к нам. Надеюсь, вы меня поняли, Пётр Сергеевич? — многозначительно намекнул Кудасов. Разумеется, я понял. Леопольд Сергеевич любил чужими руками таскать каштаны из огня, но приказ есть приказ. * Климович Евгений Константинович (1871 — 1932) — глава Департамента полиции Российской империи, с мая 1920 начальник контрразведки у Врангеля, с августа 1920 возглавлял всю государственную стражу.