Когда мы вместе

В три часа ночи Мисаки проснулся от звуков пианино. Рядом пытался продрать глаза сонный Акихико, а из коридора раздавался недовольный голос Эрики: - Ты что, спятил?! Ночь глубокая! Завернувшись в махровый халат, Мисаки пошел разбираться, в чем дело. Нарушитель спокойствия сидел за пианино с влажными от слез глазами. - Джейми, жизнь моя, - молодой папа обнял сына, - что с тобой? - Завтра национальный конкурс молодых исполнителей, - мальчик едва сдерживался, чтобы не заплакать. – Я все перепутаю, начну фальшивить, - он путался в словах. - Все будет хорошо, - видя плачевное состояние брата, Эрика сменила гнев на милость, - в конце концов, не последнюю корову проигрываешь. - Я мало практиковался, надо мной будут смеяться, - Джеймс всхлипывал, прижимаясь к Мисаки. - Пусть только попробуют! – воскликнула Эрика. – Отметелю так, что родная мать не узнает. - Видишь, - юноша поцеловал сына в лоб и погладил по голове. – Я уверен, у тебя все получится, - ласково продолжил Мисаки. - По какому поводу истерика? – в дверях стоял Акихико. Один глаз писателя до сих пор был закрыт, а домашняя водолазка и штаны надеты наизнанку. - Джейми боится, что плохо выступит, - объяснила Эрика. - И что тогда будет? – внезапно спросил писатель. - Я подведу сенсея, который за меня поручился, и вас, и школу. - С каких пор ты стал играть ради школы и сенсея, а не для себя самого? – удивился Акихико. - Они же переживают, - Джеймс постепенно успокаивался. - И пусть, - возразил писатель. – Если тебе перестала нравиться музыка, лучше ее бросить. - Нет, я люблю играть на пианино! – уверенно заявил мальчик. - Тогда какая разница, что о тебе подумают, если получаешь удовольствие от процесса. - Пап, - Джеймс посмотрел в глаза Акихико, - а тебе самому важна популярность? - Слава помогает решить много проблем. О ее потере я, конечно, буду сожалеть, но не слишком долго. Я не брошу писать, даже если круг читателей в один прекрасный момент сузится до меня одного. - Не хочу прерывать трогательный момент, - вмешалась Эрика, - но я в этой жизни получаю удовольствие от процесса сна. - Сестра в своем репертуаре, - на лица Джеймса играла улыбка. – Посмотрим, что ты скажешь весной, когда придет время математической олимпиады. - Я предпочитаю решать проблемы по мере их поступления, - девочка забралась под одеяло и отвернулась к стенке. Мисаки отпустил сына. Следуя примеру сестры, мальчик залез на вторую полку их двухъярусной кровати. - Если что, я рядом, - юноша накрыл Джеймса одеялом. - Хорошо, - ребенок устроился поудобнее и закрыл глаза. Национальный конкурс молодых исполнителей представлял собой торжественное мероприятие с обязательными ритуалами награждения, цветами и грамотами. В программу первого тура входили два разнохарактерных произведения: пьеса и кантилена. К радости Мисаки, Джеймс выглядел совершенно спокойным. «Все волнение было выплеснуто ночью, на сам конкурс не осталось», - подумал юноша. Вместе с родителями и сестрой за Джеймса болел тот самый сенсей, преподаватель сольфеджио в музыкальной школе. После второго тура, включающего 5-7 минут на произведение по выбору участника, учитель решил подбодрить своего воспитанника: - Отлично сыграл, я уверен, ты будешь в финале. Держи себя в руках, не нервничай, и все получится. Это как в школе, только людей побольше. - Я знаю, - кивнул Джеймс. - Вот как? - Сенсей, я играю, потому что мне нравится. Если жюри тоже хочет послушать, я не против. За годы работы это был самый оригинальный ответ, который когда-либо слышал учитель. «Странный парень, - думал мужчина, - но играет великолепно, словно он с инструментом единое целое». В финале Джеймс оказался самым молодым участником. Один из немногих он выступал с джазовой композицией, а не с классической. Маленькому пианисту аплодировали зрители, а опытные судьи прочили блестящую карьеру. Мальчик занял второе место, но, по словам жюри, разрыв с победителем был минимальным. Вместе с остальными лауреатами Джеймса снимали для телевидения. Выяснилось, что помимо музыкального таланта он обладает киногеничностью. Джеймс относился к редкому типу людей, которых камера красит, а не наоборот. Улыбчивый, но при этом скромный, мальчик вызывал всеобщее умиление. Домой Джеймс вернулся довольный мероприятием, но от радости не прыгал. - Ну что, Моцарт, - Акихико поднял сына на руки и слегка подбросил, - куда праздновать пойдем? - Поставь на место, - мальчик попытался вырваться. - Ладно, - писатель опустил сына, - слушаю твои пожелания. Или, может быть, хочешь подарок? - Кое-что хочу… - неуверенно начал Джеймс. - Радиоуправляемый вертолет с видеокамерой? – догадался Акихико. – Тот, который мы видели, когда шли обедать. - Не помню, - мальчик покачал головой, а стоящий неподалеку Мисаки засмеялся. - Хочу, чтобы ты помирился с дедушкой, - продолжил Джеймс. - Все не так просто, - писатель моментально помрачнел, - выбери что-нибудь другое. - Потому что я не первый? – внезапно спросил мальчик. - Нет, с чего ты взял?! – оправдывался писатель. - Я все понимаю, - Джеймс сделал грустное лицо. - Ты неправильно понимаешь. Мы с дедушкой не ладим по жизни, и ты здесь не при чем. - Если бы я победил, ты бы согласился, - твердил мальчик. - Ну, что ты будешь делать! – воскликнул Акихико. – Вот заладил! Ладно, на выходных поедем к дедушке. Я попытаюсь с ним не воевать. Такой вариант устроит? - Да, - кивнул повеселевший Джеймс. Как только писатель ушел, Мисаки решил удостовериться, что с сыном все в порядке. - Джейми, - юноша погладил его по голове, - для нас не имеет значения, второе место или первое, ты все равно самый любимый. - Я знаю, - неожиданно произнес мальчик. – Просто хочу, чтобы папа с дедушкой помирились. По-моему, сработало. - Умеешь ты добиваться своего! – восхитился Мисаки. В тот момент он увидел своего сына с новой стороны и понял, что Джеймс кажется милым и безобидным, но на самом деле обладает сильным характером. Акихико сдержал слово. В субботу утром четверых Усами встречали Танака, Мичиро и Фуюхико. После дежурных приветствий хозяйка дома увела детей и Мисаки в каминную. Акихико с отцом отправились играть в шахматы. Джеймс хотел последовать за ними, но мальчика остановил Мисаки. Танака с гордостью демонстрировал гостям новый камин. Дворецкий подробно объяснял, как следует разводить огонь, когда открывать задвижку и прочие хитрости. - Акихико в детстве любил подолгу смотреть на языки пламени, - ностальгировал Танака. - Папа жил здесь? – поинтересовалась Эрика. - До того как ему исполнилось десять лет, мы, в основном, жили в Лондоне, потом переехали сюда, - рассказала Мичиро. - Он часто хулиганил? – спросил Джеймс. - Настоящий маленький вампир, - шутила Мичиро. – И с тех пор мало что изменилось. - Когда должны были привести молодого господина, я волновался, что ребенок тяжело перенесет перемену места жительства, - снова заговорил Танака. – Но все оказалось не так. Помню, как он впервые вошел в парадную дверь: это был не испуганный мальчик. Скорее, хозяин, который осматривал свои новые владения. Глядя на меня в упор, он спросил, отнесли ли вещи в комнату. Я ответил положительно. «Оперативно», - похвалил Акихико, затем попросил показать ему дом. Он мог подолгу сидеть в дальней комнате, писал, размышлял. - А мы все думали, что ему одиноко, - прервала Мичиро, - и бросались исполнять каждое желание. Ваш папаша еще тот манипулятор. Как-то к нам приехала моя кузина Шинджу. Она в то время увлекалась эзотерикой, едва не попала в секту. Естественно Шинджу стала капать всем на мозги своими постами, молитвами, обетом бедности. Несколько раз она акцентировала наше внимание на том, что Акихико избалованный ребенок. Ему тогда было одиннадцать. Вместо обычных детских обид, сыночек решил ее проучить. Он прочитал в рекламируемых кузиной книгах о конце света. Там сначала должен был прилететь ангел смерти. Акихико сделал себе костюм с черными крыльями точно по описанию, а глаза подкрасил светящейся подводкой. Посреди ночи Шинджу проснулась от жутких звуков. Не давая ей опомниться, Акихико выскочил из темноты с криком: «Молись! Кайся!». Вы бы слышали, как орала кузина в ответ. Эффект неожиданности, костюм и полная луна сделали свое дело. Шинджу в страхе упала на колени. Тогда Акихико включил свет и заявил, что она не имеет право рассуждать о религии, если не в состоянии отличить ребенка от ангела смерти. Кузина материлась до утра, рассказывая, где именно она видит всех Усами во главе с маленьким Акихико. Как ни странно, тот случай в итоге пошел ей на пользу – Шинджу разочаровалась в эзотерике. Позже выяснилось, что в той тоталитарной секте людей накачивали наркотиками, а потом заставляли отдать все свое имущество. Узнав об аресте главарей, кузина прониклась к Акихико искренней благодарностью и сама стала его всячески баловать. - Вот вам еще случай. Молодой хозяин увлекся трудами Леонардо да Винчи. В одной из книг он обнаружил чертеж механизма, управляющего рыцарскими доспехами. Это была система блоков и противовесов. Акихико сделал нечто похожее самостоятельно. Скоро ему представилась возможность испытать изобретение. Фуюхико-сан привел в гости свою…эм… так сказать, подругу, - Танака замялся, - то ли модель, то ли галеристку, не помню. Представьте себе, входят они в дом: Фуюхико, как джентльмен, помогает даме снять шубу. Наша героиня обращает внимание на сидящего рыцаря. И тут прямо на ее глазах доспехи встают, открывается забрало, а там пусто. Рыцарь поднимает меч со словами: «Не тронь чужое!». Женщина бросается наутек. - Фуюхико, конечно, сразу понял, чьи это проделки, - Мичиро звонко смеялась. – Акихико поймали и посадили под домашний арест. По новым правилам в наказание за содеянное мальчика каждый день встречал из школы водитель и сразу вез домой, нигде не останавливаясь. Но Акихико не собирался сдаваться. Он ударился в чтение медицинских энциклопедий, а затем делился впечатлениями с шофером. Рассказы начинались примерно так: «Скальпель медленно рассекал кожу, уже виднелась мышечная ткань». Позже водитель признался, что ночью в кошмарах ему стал сниться Акихико с набором хирургических инструментов. Мужчина от страха бросил курить, сел на диету и занялся спортом. Кстати, сейчас ему 93 года, он до сих пор ходит в тренажерный зал и может дать фору некоторым молодым. Покатав Акихико примерно пару недель, шофер заявил моему мужу, что больше не подойдет к юному Ганнибалу Лектору даже под угрозой увольнения. Акихико отпустили, предварительно взяв обещание, что он перестанет издеваться над водителем. - Он всегда добивался своего, потому что является победителем в своей душе. Таких можно любить или ненавидеть, но игнорировать нельзя. Веселое было время, как же я скучаю по молодому господину, - вздохнул Танака, - Джейми, я слышал, ты стал лауреатом Национального конкурса. Поделись впечатлениями со стариком. Разговор перешел на темы музыки, школы и планов на будущее. Тем временем в отделанном красным деревом кабинете, хозяин поместья Фуюхико решал животрепещущий вопрос; ввести ли ему в игру ферзя или пойти слоном. - «Лошадью ходи», - подзадоривал его Акихико, вспоминая знаменитую фразу из старой комедии. - Отстань, - старший Усами пытался сосредоточиться. - «Лошадью ходи, век воли не видать», - не унимался его сын. - Что за манера говорить под руку! – возмутился Фуюхико и все-таки пошел ферзем. - Отвечу тебе лозунгом иезуитов «Цель оправдывает средства», - Акихико изобразил ученого. - В кого ты такой уродился?! - Весь в тебя, - писатель защитил короля слоном. - Да, возможно. Я тоже упрямый, не признаю иных правил, кроме тех, что придумал сам. Кстати, не в этой ли комнате ты наелся мыла, а потом стал симулировать приступ эпилепсии? - Не наелся, а слегка намазал рот, - уточнил Акихико. – Кто же мог знать, что у твоей любовницы такие слабые нервы?! - Она мне потом влепила такую пощечину, что до сих пор болит. - Все было по справедливости. Бойфрендов матери я тоже не жаловал. - Но это все игрушки, - лицо Фуюхико стало серьезным, - и не они испортили наши отношения. - Верно, - с лица младшего Усами исчезла улыбка, - их подкосило то, как ты пытался расстроить мой роман с Мисаки, сказав ему держаться подальше. - Я должен был проверить серьезность намерений юноши. - Так ли? – Акихико пристально смотрел на отца. - Нет, конечно, нет, - Фуюхико бессильно откинулся в кресле. – Зависть, сынок, самый страшный яд. Для меня страсть, брак, любовь и понимание всегда существовали отдельно. Со временем я смирился и постоянно повторял себе: «Либо одно, либо другое». Вначале ты вел себя также – влюблялся в одних, спал с другими, дружил с третьими. С появлением Мисаки ты получил все сразу, без всяких условий, отговорок, подвохов. Мой устоявшийся мир пошатнулся, я не выдержал. Прости. - У тебя, папа, новый имидж – ты стал говорить правду, - прокомментировал Акихкико. – Тебе идет! – младший Усами протянул руку отцу. – Я обещал Джеймсу помириться с дедушкой. Тот трюк с больницей был отлично продуман - немногие могут меня провести. - Есть еще порох в пороховницах, - Фуюхико пожал руку писателя. – И, сынок, шах и мат, - мужчина передвинул ладью. Тебе еще учиться и учиться! - Давай, как в детстве: мирись, мирись… - Давай, - Фуюхико засмеялся. – Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, а если будешь драться, то я буду кусаться! - Кто знает, может, мне тоже придется убегать от Джеймса. - Сомневаюсь. Он не того склада. А вот от Эрики – запросто, - предупредил Фуюхико. Бок о бок старший и младший Усами вошли в каминную. - Видишь, Джейми, мы друг друга не убили, - сказал Акихико, заметив взгляд мальчика. - Теперь вы друзья? – спросил Джеймс. - Нет, - ответил Фуюхико, - мы папа и сын. В отличие от дружбы связь родителей и ребенка невозможно разорвать. Ты поймешь это, когда сам обзаведешься семейством. - Папа Джеймс, - подколола Эрика брата. – А что, хорошо звучит! - Тетя Эрика! – в той же манере отреагировал мальчик. - Может в «Монополию» сразимся? – предложила Мичиро. – Я не играла лет эдак… в общем, много. Все согласились. Фуюхико принес игру из дальней комнаты. Через пятнадцать минут карточки были разложены по местам, а фишки разобраны. Видя, как легко шутит Фуюхико, беззаботно торгуется Мичиро, Акихико дразнит Эрику и подбадривает Джеймса, Мисаки чувствовал умиротворение. Недосказанности между писателем и родителями не были забыты, скорее, пройдены. Мисаки отчетливо представлял себе будущее рядом с мужем, детьми, их дедушкой и бабушкой, такими разными, иногда взбалмошными, но все равно любимыми.