Между 25-м и 138-м километром

Это сон. Какой-то странный, бесконечный, не прекращающийся сон. Дэн поморщился от непривычной боли там, где поясница переставала быть ей и превращалась во вполне реальную… Да. Задницу. Именно она болела сейчас больше всего. Больше, чем усталые мышцы рук, таскающих последние сутки два рюкзака с провизией. Больше, чем усталые мышцы ног, таскающих бренное тело Дэниэля Хансена по пустыне в поисках ненормального… Ой ли? Сам-то ты не намного ушел. «Ненормальный» снова ушел в отключку, вольготно расположившись на коленях того, кого называл ковбоем последние семь дней. Традиция, черт ее возьми. Кто-то должен работать руками, а кто-то – мозгом. «Мозг» спал крепким сном, забросив по-хозяйски руку на талию. Почему-то это не беспокоило, не будоражило сознание картинками содомийского разврата, не обещало всех небесных кар. Все было в порядке. Даже то, что этот нахал… Ой ли? Не ты ли умолял его не останавливаться, впиваясь сведенными судорогой удовольствия пальцами в смуглые плечи? Лицо Мигеля во сне выглядело умиротворенным и таким… Нежным. Полным идеальной красоты, присущей только картинам, да фотографиям, обработанным «фотошопом». Модель, епт. Что будет, когда он откроет глаза? Саднящая, царапающая боль в нижней половине тела не давала ни сосредоточиться, ни подумать о планах на ближайшее будущее. Будущее… Дэн усмехнулся, перебирая пряди черных волос, свисающих теплой завесой на колено. Затем устроился поудобнее, распрямив напряженный позвоночник и приготовился ждать. Солнце поднялось достаточно высоко, припекая кожу, обработанную вчера мазью. Впрочем, смерть от ожогов нам уже не грозит, правда, керидо? Мигель заворочался, беспокойно сжал пояс джинсов, уткнулся носом в живот, вздрогнул и проснулся. Не в силах сейчас смотреть на него, Дэн предпочел отвернуться. Спустя секунду, хриплый шепот достиг его ушей, заставив заалеть румянцем стыда и смущения. - В чем дело, керидо? Я настолько страшен, когда просыпаюсь? - Ты дурак, да?! - Вид твоего затылка определенно не делает меня умным. – За спиной потянулись, зевнули и, спустя мгновение, освободили колени. – Дэн, что-то снова успело произойти, пока я спал? - Абсолютно ничего! – Да что же это такое? Он ведет себя так, будто все осталось, как раньше! - Дэнни-Дэнни… - Теплые пальцы легли на плечо, потянули на себя, пытаясь развернуть. – Взгляни на меня. Ты смущаешься? Хм. Странно, мне показалось, что для первого раза у нас получилось очень даже неплохо. - Иди к черту! – Хансен зажмурился и спрятал в ладонях пылающее стыдом лицо. - Эй, ковбой… Не надо делать вид, что хотел здесь один я… - Я вовсе не делаю никакого вида! - Тогда почему ты не хочешь посмотреть мне в глаза? - Послушай, пастушок…! Это никак не связано… Ну, с тем. В смысле… Я хочу сказать… - Тогда скажи мне это в лицо, ниньо. Он улыбался. И это было самой красивой улыбкой, которую когда-либо приходилось видеть Дэниэлю Хансену. Резко обернувшись, забыв, как дышать, вбирая горячий воздух раскрывшимися от удивления губами, он потерялся во взгляде, ласкающем его, окутывающим коконом спокойствия и уверенности в том, что все будет в порядке. - Ты видишь меня в первый раз? – белизна зубов сверкнула и исчезла, скрытая изогнувшимися вишневыми губами. - Таким – да. – Дэн выпалил это, даже не задумываясь. Теплая после сна рука скользнула по животу, пробираясь к груди, по пути нарочито медленно поглаживая внезапно вспотевшую кожу, выступающие ребра, доставляя невыносимое удовольствие одними этими касаниями. Саднящая задница перестала волновать после первого же поцелуя. - Это правда? Прохладный язык скользит, очерчивая нижнюю губу, дразнясь и проникая короткими толчками вглубь голодного рта. - Что? – сердце в очередной раз, словно безграмотный барабанщик добрался до бонго, стучит невпопад, отплясывая сальсу. - Ты сказал, что любишь меня. - Я… говорил тебе… Подушечки пальцев трогают соски, чуть сдавливая, потирая, обводя чувствительные ореолы. В паху горячо так, словно и не было несколько часов назад лихорадочной гонки к пику, на вершину этого… Запретного, но такого естественного желания. - Так любишь? Или мне это только показалось? За ироничной интонацией скрывался самый настоящий страх – такой величины и силы, что Дэн вздрогнул. - Мигель. Больше никогда… - Так. Достаточно, не продолжай. Взгляд блестящих черных глаз потух, сменившись привычным равнодушным. Пастушок отстранился, поправляя вздыбленность в штанах. - Да что с тобой??? – Дэну показалось, что его с размаху опустили с небес на землю, а пресловутый, обещанный этими пальцами, губами, языком, рай отдаляется со скоростью экспресса на Мандалай. - Никогда – так никогда. Устало опустившиеся плечи. Сгорбленная спина. Мигель со стоном поднялся, отряхнув колени от налипшего песка и сделал шаг в сторону рюкзаков. - Стой!!! *** Ну да, глупо было предполагать, что после происшедшего он воспылает ко мне любовью. Мигель, очнись. Чего ты хочешь от человека, который на протяжении пяти лет жил своей жизнью, а тут внезапно вспомнил, что когда-то, давным-давно, в некой абстрактной палатке, посреди некого абстрактного заповедника, ты уже пытался трахнуть его? Что ты уже тогда его хотел? Кто сказал тебе, что он, вспомнив, тут же немедленно начнет воплощать в жизнь все, что нафантазировал себе ты? Любовь. Она лишь в твоей голове, глупец. Ну, а этот сумасшедший и взрывной секс отнесем на счет экстремальности ситуации. Говорят, люди и не на то способны, когда знают, что ждет их там, за поворотом. За руку дернули так, что на ногах я устоять не смог, и благополучно приземлился на все те же колени, баюкавшие меня… Кстати, а сколько времени я проспал? О, фак, в который раз он держал меня на руках? Меня отключило после того, как схлынуло напряжение. После того, как это гордое и независимое тело поддалось на мои провокации, я взял его, захлебываясь восторгом и счастьем, я… Вспомнив, с каким упоением я вколачивался в упругий задок, с каким остервенением я кусал его кожу, оставляя на ней отметины, с каким рыком я кончил в него… Наверное, у него миллион причин ненавидеть меня. Он развернул мое лицо к себе так, что выбеленные волосы коснулись кончика моего носа. Я почувствовал его дыхание на своей коже. - Мигель. Я люблю тебя. Прости меня за все. Шершавые губы касались моих век, прикрывая, успокаивая, соскальзывая на скулы, сцеловывая соленые дорожки слез. Откуда они взялись? Я не мог плакать. Разомкнув слипшиеся от влаги ресницы, я уставился на человека, которому давным-давно принадлежало мое сердце. - Ковбой, это клиника. Это не лечится. Ты знаешь? - В принципе, догадываюсь со вчерашнего дня. – Он усмехнулся, осторожно дотронулся до потрескавшихся и вновь начавших кровоточить губ. – Помолчи. Ей-Богу, заткнуть тебя можно только одним способом, но и он сейчас недоступен. Когда? Когда он успел так измениться? Сквозь тысячи дней и ночей, оставшихся в прошлом, на меня смотрел Рауль. Память вновь и вновь возвращала меня в день, когда мы играли в карты. Да, это он. Такой же уверенный в себе, не страшащийся ни осуждения окружающих, ни мнения посторонних, сильный и независимый. Я вымечтал его в своих снах. И знал, что мой ковбой, мой пряничный мальчик, именно он - тот, кто предназначен мне судьбой, тот, кто однажды протянет руку и заберет меня с собой в наши общие сны. Все закончилось, не так ли, ниньо? Наша смерть была всего лишь шагом вперед. *** Воздух заполнил уже привычный рокот. На горизонте воссияла знакомая арка, обещающая бюро пропусков через… Через час? Это еще что за новости? С сожалением оторвавшись от созерцания припухших губ Дэниэля Хансена, Мигель запрокинул голову, всматриваясь в надпись. - Ниньо… - Наверное, они хотят сказать, что мы опаздываем. – Голос ровный и спокойный. Похоже, ковбой что-то решил для себя. Знать бы еще, что именно? - Не дури. – На всякий случай Герреро притянул к себе того, кого, больше не скрываясь, называл любимым, заглянул в бесконечную голубизну глаз, не обнаружил там ничего опасного, и нехотя отпустил. – Если там, наверху… кого-то что-то… не устраивает… Они бы уже прислали нам очередное послание. Или Нового Томаса. Или пару пингвинов с химерой заодно. - Нам, правда, пора идти. – Ковбой встал с песка, распрямив хрустнувшие колени, потянулся за бутылью с водой, вылил в консервную банку остатки, протянул Мигелю. – Пей. - Ага. Щаз. - Пей. – в голосе ковбоя была бесконечная усталость. И это пугало, пугало гораздо сильнее, чем прежняя невозможность отыскать путь к его сердцу, дорогу к раю посреди Красной пустыни, слова, которые вернут привычного Дэна. - Ок, выпью. – Мигель задумчиво покачивал банку с мутноватой жидкостью, отдаленно напоминающей воду, набранную два дня назад в Мертвом ручье, сияющую чистотой и прохладой. – А ты? - Знаешь, что-то меня не мучает жажда. - Такая же фигня. Ну, и зачем нам лишний груз? Выльем? - Да что ты? – Ковбой внезапно рассмеялся. И это тоже пугало. Его настроение с каждой минутой все больше беспокоило Герреро. - Что бы ты ни задумал… - медленно протянул он, стараясь рассмотреть странный взгляд, которым Дэн окинул его, увидеть на самом донышке правду, - я все равно буду на шаг впереди, ниньо. Я не дам тебе натворить глупостей. - Самые большие глупости остались там. – Кивок головой куда-то назад, за спину, в сторону вечного севера. – В жизни. Никогда ни о чем не сожалел так, как сейчас - об этих пяти годах. - Ты расскажешь мне… Почему ты вспомнил? - Обязательно. По пути. – Ковбой всунул в руки Мигелю банку. – Давай. Все равно, кто из нас выпьет эту воду. Второй раз мы не умрем – ни от жажды, ни от голода. - И от химеры не умрем? - Что?! - Ну как же… - В голосе пастушка появились странные нотки. – Вдруг последний час нашего пребывания в пустыне будет самым запоминающимся? Сейчас переберемся за ближайший холм, а там нас поджидают… - Не пори чушь. - Почему это ты называешь мои слова чушью? – Казалось, Мигель задался целью вывести ковбоя из себя. – И не факт, кстати, что мы проведем здесь час. Ты же помнишь – нужно выбрать верную дорогу, а на это может уйти много времени. К примеру, тебе придется совершить подвиг во имя меня. - Тебе не кажется, что я и так совершил подвиг? Несколькими часами раньше? – Хансен закипал мгновенно, и сейчас предоставил возможность любоваться лицом, на котором был написан весь спектр эмоций, от праведного гнева до смущения. - А-а-а, ты про мой член в своей заднице? – От такой откровенной наглости голубые глаза сперва полезли на лоб, затем прищурились, а затем Мигель ощутил, как его руки скрутили и заломили за спиной. – Полегче, ниньо… Мне этими руками потом тебя еще… Кхм… Обнимать. - Дурак. – Тяжело дыша, ковбой не сводил взгляда с закушенной губы. Черт, надо что-то делать… Внезапно, из ниоткуда и на пустом месте, появившийся стояк грозил порвать джинсовые лохмотья. – У нас нет времени на это твое «еще». - Тебя беспокоит именно это? – Герреро не сделал ни малейшей попытки ни вырваться, ни освободиться от захвата стальных пальцев. – Тогда куда ты так торопишься… Керидо? Обветренные губы приблизились, сократив расстояние между двумя лицами до неприлично минимального. Воздух загустел, наполнился зноем пустыни, запахом полыни и перекати-поля, небо над головой вновь разделилось на пронзительно-синий и угольно-черный цвета. - Мне. Надо. Поцеловать. Тебя. – Из горла Хансена вырвался то ли стон, то ли всхлип. – Иначе я спячу. Я боюсь того, что произошло. Но еще больше я боюсь того, что все это – неправда. Что ничего этого нет на самом деле. - Тшш… Мигель подставлял губы, шею, ключицы под требовательные поцелуи, пытаясь удержать себя в руках. Сейчас ковбою нужнее быть сильным и главным. Сейчас он должен быть лидером, ведущим, должен быть уверен в том, что держит ситуацию под контролем. Пытки поцелуями прекратились так же внезапно, как и начались, Дэн отвел глаза в сторону, стараясь не замечать кровоточащих губ и синяков, проступающих на смуглой коже в тех местах, где он сжимал ее особенно жестко. - Прости. Я сорвался. - Нормально. Не бери в голову. – Неизвестно, почему, Мигель почувствовал облегчение. Ковбой не пытался занять его место, он всего лишь спасался от кошмаров, все это время преследовавших его голодными тенями. – Стало легче? - Немного. – Хансен поднял голову и в первый раз улыбнулся. От души. - Привет, сознание. Ты вернулось, и мы рады видеть тебя. – Герреро хлопнул по плечу ковбоя, отметив, что выглядит он сейчас гораздо бодрее, чем несколько минут назад. – Дэн, мне надо кое о чем спросить тебя. - Началось… - Театральным жестом сжав виски, Хансен замотал головой. – Только не это! Очередные вопросы… Ты не хотел бы поработать в ФБР? - Может, и хотел бы, но звезды сложились иначе. Ниньо, так что насчет химер? - Ты снова??? - Ну да. Ты недавно сказал, что от голода и жажды мы уже точно не умрем. Как насчет всего остального? - Мигель! – Дэн снова начал закипать. – Мы оба прекрасно знаем, что никто не даст нам сдохнуть здесь и сейчас! Иначе не было бы ни мешочков с мазью, ни путеводной звезды, ни гребанных зажигалок, работающих исключительно по воле Божьей! - Умница. – Голос Мигеля стал вкрадчивым. – Я научил тебя думать. Какой прогресс – и всего за семь-то дней. И что же следует из этого, мой прекрасный пряничный мальчик? - А из этого что-то должно следовать? - Из этого следует, что мы можем вообще никуда не идти. Сверху гневно рокотнуло, но оба, не сговариваясь, выставили руки в предупреждающем жесте – дай договорить. - Что ты имеешь в виду? – Дэн побледнел так, что это стало заметно даже сквозь обгоревшую красноту кожи. - Ничего. Кроме того, что мы можем остаться здесь и проверить мое предположение. В конце концов, что мы теряем? Если через час нас поглотит пустыня – значит, я был не прав. Да, не будет ни рая, ни ада, но уверен ли ты, что это – лучший выбор? Вечность – это слишком долго без тебя. А если мои предположения верны – у нас появится хотя бы небольшой шанс. - Шанс на что? – Было видно, что ковбой задумался. - Я думаю… - Пастушок задумчиво посмотрел вдаль, туда, где на черной половине неба сияла арка, гласящая о том, что всего час отделяет их от бюро пропусков. – Думаю, раз ничего не произошло… Нас не наказали за эту любовь, за то, что мы совершили. Так, может, у нас есть шанс остаться вместе? Ну, что, керидо, рискнем? Или тебе так не терпится в свой рай? - Ничего не имею против проверки твоей теории. – Дэн снова опустился на землю, поджав под себя ноги. – Знаешь… Даже если окажется, что ты ошибся – это лучше, чем вечность, проведенная без тебя. *** Оказывается, час – это так долго, когда нет возможности измерить время. Ветер, дующий отовсюду, намел на сложенную Мигелем пирамидку из камушков приличное количество песка, сквозь который совершенно не просматривалась тень, отбрасываемая так называемыми «часами». - Расскажи мне. - Нарушил тишину пастушок. Мне не понадобилось переспрашивать – я и так знал, о чем. - Похоже, что отец догадался… Да нет, не похоже – он совершенно точно догадался, что мы с тобой – не просто друзья. – Было странно и в то же время правильно - объяснить ему, что же произошло за те две злосчастные недели. – Знаешь, все эти пять лет меня мучили воспоминания. Каждое из них было словно побег из тюрьмы собственного сознания, но я… Даже не задумывался. Просто понимал, что ненавижу тебя. Ты единственный, кто вызывал у меня внутреннюю боль одним фактом своего существования. - Не сомневаюсь. – Мигель хмыкнул, вероятно, вспомнив наши немногочисленные стычки в стенах школы, заканчивающиеся всегда одинаково: холодное презрение с моей стороны, неприкрытая злость – с его. - Фишка в том, что отец отвел меня к мистеру Келлеру, психологу из мэрии. – Несмотря на жару, руки покрылись мурашками страха и отвращения. – И этот чудесный человек популярно объяснил мне, что любить человека одного с собой пола – противоестественно. - Вот как? – Пастушок изогнул бровь и ухмыльнулся. – А я-то думал – что со мной не так? Оказывается, любовь – коварная штукенция, учту на будущее. - Ты просил рассказать? Так помолчи, пожалуйста! – Мне нужно было выговориться, успеть объяснить ему – до того, как истечет этот бесконечный час. – Мистер Келлер рассказывал мне все эти умные и интересные вещи, да только вспомнил я об этом всего сутки назад. Улавливаешь мысль? - Пока слабо… Ты имеешь в виду...? – лицо пастушка вытянулось от удивления. – Дэн, это очень уж смахивает на те самые фильмы, о которых ты говорил. ФБР и все такое… Усыпили, похитили, загипнотизировали, перестрелки, допросы… И во всем этом замешан твой отец. Не круто ли? - В самый раз, ниньо. –На душе стало тошно от воспоминания… - Кстати, возможно, не ты один послужил причиной визита к Келлеру. Твоя подружка, Нина… Я застал ее с отцом. На школьной парковке. Судя по его реакции, сосет она классно. Не пробовал? Пастушок отреагировал мгновенно. Секунда – и я валяюсь в пыли, прижатый к земле тяжелым телом, ощущая на шее удушающий захват. - Не смей! – Шепчет он в мои губы, хватающие воздух. - Значит, пробовал? – Я аккуратно освобождаюсь от цепких рук, охвативших удушливым кольцом горло. При мысли о том, что его горячий, пульсирующий, истекающий смазкой член проникает в подрагивающее и сокращающееся рваными спазмами горло девушки, чье лицо до сих пор стоит у меня перед глазами, меня начинает мутить. Так же, как и тогда, за двойными стеклами школьного окна. В голове шумит от нахлынувшего чувства, названия которому я еще не знаю. – И как? Понравилось? Отцу вкатило так, что… Звонкий звук пощечины обрывает меня. - Отпустило? – Мигель заботливо удерживал мою голову все время, которое я, упав на колени, орошал песок желчью, вырывающейся из меня фонтаном с очередным рвотным позывом. – На, запей. Злосчастная консервная банка оказалась у меня под носом, вжалась в стиснутые зубы. - Продолжай. - Это все. После похода к психологу я не помнил ничего до вчерашнего дня. – Вода в банке оказалась на удивление вкусной, свежей, приводящей в сознание. Я опомнился лишь тогда, когда слизал последние капли по жестяным краям. - Дэнни… - Голос пастушка был на удивление мягким. Словно не было ничего странного в том, чтобы обсуждать с новоиспеченным любовником его прошлое, стертые воспоминания, бывших девушек, прогноз погоды и политическую обстановку где-нибудь в Африке. – Я хочу знать, почему ты вспомнил? Я нашарил в кармане причину своих воспоминаний. - Вот это я нашел в кармане твоей жилетки. Святые угодники. Мне казалось, что Мигель Герреро не умеет краснеть. Мне казалось, что Мигель Герреро не умеет смущаться. Только что мне посчастливилось увидеть и то, и другое. Пастушок схватил крестик, лежащий на моей ладони, крепко сжал в кулаке, а на лице его появилось выражение, объяснить которое я не решился бы под страхом смертной казни. - Это – мое! – Тяжело дыша, зашипел он на меня сквозь стиснутые зубы. - Нет, керидо. Это – мое. Вновь вспомнились слова Маа о вере и доверии. - Дэн… Ты не можешь забрать его у меня! - Почему? - Да потому что твой крестик – единственное, что придавало мне сил! – Взорвался пастушок, отворачивая от меня покрасневшее лицо. – Он всегда был со мной! Каждый гребанный день! Я смотрел на него и верил, что все еще может быть хорошо! Он был моим личным талисманом! - И чем же он помог тебе, а, Мигель? - Да хотя бы тем, что твой отец, которого ты считаешь таким дерьмом, вернул мне брата! И мать! А произошло это после того, как ты отдал мне свой крест! И я вовсе не считаю это совпадением! - Постой. О чем ты вообще? – От множества мыслей, вихрем закружившихся в голове, мне стало не по себе. Свою часть правды я рассказал, теперь очередь за пастушком. – Давай. Поведай о том, что произошло у тебя за две недели отсутствия в школе. - Ну, про мою алкоголичку-мать ты наслышан. – Криво усмехнулся Герреро. – Так вот, когда я вернулся домой из похода, то обнаружил, что она ушла в очередной запой. Ее забрали в больницу, Пако – в приемник. Знаешь, туда, где несколько десятков детей ждут решения суда о лишении родителей прав на них… О лишении маленького мальчика или девочки своей семьи. Разве так можно? Дэн… Может, у меня была не слишком правильная мать и не слишком ответственный отец, но кто спросил бы меня? Мое сердце вновь зашлось неровными толчками – так явно я почувствовал его боль. - Ничего… Ничего… - Мои пальцы скользили по косточкам выступающих позвонков, поглаживая, успокаивая, мозг лихорадочно искал слова утешения, но в голову лезла только чушь вроде этой… - Эй, ниньо, я здесь. Я рядом. И никому не позволю обидеть тебя. - Ты в своем уме, Хансен? – Застывший взгляд скользнул по мне, изучая, словно незнакомца. – Извини, но ты и себя-то защитить не смог. А твой отец… Он приехал буквально через день. Пообещал мне, что поможет вернуть брата домой – под мою ответственность. И он сдержал слово. Что-то свербило внутри, в самых дальних закоулках проснувшейся памяти. - Мигель, он совсем не тот, каким ты видишь его… - Пробормотал я себе под нос, отчаянно пытаясь осознать смысл неожиданно щедрого жеста отца в адрес мальчишки, одного имени которого хватало, чтобы довести его до бешенства. – Понятия не имею, зачем ему понадобилось предлагать тебе свою помощь, но это точно было неспроста. - Ну да, ковбой. Тебе-то виднее. После пяти лет амнезии. – Пастушок стряхнул мою руку с плеч. Я почувствовал себе странно опустошенным. Как там говорится? Боролись, боролись – и напоролись. Хотя… Кто боролся-то? Ты? И давно, интересно, в груди поселилось это чувство? Как будто доказать ему свою правдивость стало самым важным на свете – том и этом. Как будто мир вокруг свихнулся, а самым страшным стало – видеть этот отстраненный взгляд. Имеет ли значение то, что я сейчас пытаюсь ему объяснить? Если вопрос только в крестике – пусть берет. В конце концов, он ценил его больше, чем я – в свое время. - Забирай его – и дело с концом. – Осторожно погладив все еще сжатый кулак, я вздохнул, запасаясь терпением. Бог мой, видела бы меня сейчас Синтия! Дэниэль Хансен, уговаривающий чертова мексиканца, водящий хороводы вокруг нежной души, обнаружившейся внезапно под толстой скорлупой отчуждения. – Просто выслушай меня, прошу. - Я верю в то, что этот, как его… Келлер основательно почистил твою память, но не думаю, что к происшедшему имеет отношение твой отец. Может, у него и были причины недолюбливать меня…Но, Дэн, он даже денег нам дал, после возвращения Пакито! – Казалось, Мигель не слышал, о чем я прошу его. Он ушел мыслями в прошлое пятилетней давности, вновь и вновь переживая собственные страхи, обиды и боль. Вот оно! Боль. Наконец-то всплыло то самое. Цепляющее, высверливающее стенки памяти, сводящее с ума невозможностью поймать. - Эй, пастушок! – Было тяжело, но я постарался вложить в свой голос как можно больше сарказма. – А что насчет твоей подружки, Ло? - Какого…? – Вскинулся Мигель, выныривая на поверхность из темного омута прошлого. – А она здесь при чем? - Помнится, ты говорил, что у вас с ней был секс. – Наверное, улыбка на моем лице сейчас была к месту, как спортивный костюм в театре, но иначе встряхнуть эту…бестолочь не получалось. – Меня вдруг обеспокоил этот вопрос. Не утешился ли ты с ней сразу же после… Разлуки со мной? - Ах, да! – Ну, наконец-то, он окончательно пришел в себя. – Секс с Долорес, что же еще? Хрен тебе, Хансен, и не рассчитывай успокоить свой эгоизм, трахал я ее лет так в пятнадцать и осознанно, а вовсе не пытаясь найти замену тебе! - Тогда что вы делали под кустом сирени через неделю после похода? Не похоже было, что вас связывали исключительно платонические отношения! - Господи, Дэн, ты рехнулся? У меня совершенно точно ничего не было с ней тогда! – Пастушок оправдывался, а я чувствовал, что гора падает с плеч. Значит, не ошибся. – Это было ее очередной попыткой соблазнения! - Будущее показало, что у нее все же получилось достичь своей цели! – Сложно было удержаться от ехидных интонаций. При мыслях о том, что он..ее… А, черт, будь проклято это воображение, с недавних времен рисующее картинки исключительно непристойного характера, в которых этот…Казанова… - Я не знаю, почему, но завоевать меня всегда являлось для Ло чем-то вроде ценного трофея. – Пастушок улыбался своим мыслям. – В тот день она долго шепталась с Ниной. Видимо, разрабатывала новый план. А потом затащила меня в эти кусты. Как-то не вовремя на тебя ревность напала, ковбой. Тебе так не кажется? - Не кажется, керидо. – Больших трудов стоило говорить ровно и спокойно, сдерживая вновь вспыхнувший гнев от осознания того, насколько жестоко… - То есть, ты считаешь, что в поступке Ло не было ничего непривычного или странного? - Кроме внезапной активности, которая закончилась так же быстро, как и началась – абсолютно ни-че-го. - А как насчет того, что именно в тот момент, когда вы так самозабвенно лизались и тискались в кустах, я находился в нескольких метрах от вас и имел возможность все видеть? - Что-о-о? – Мигель окинул меня недоверчивым взглядом. – И какого, простите, хрена? То есть, как ты там оказался? - Видишь ли, столь горячо полюбившийся тебе мой положительный отец любезно согласился отвезти меня к твоему дому. Эй, пастушок… - Дыхание все же сбилось, я сглотнул. – Я ведь на самом деле переживал. - Тогда почему ты не подошел – тогда, там…? Лицо Герреро озарилось догадкой. - Ну вот, похоже, что мозг включил не один я. Но это еще не все, Мигель. По пути мы как бы случайно встретили… Угадай, кого? - Понятия не имею. – Теперь этот упрямец, наконец, услышал то, что я пытался объяснить. - Еще одну твою подружку. Нину. И, знаешь, что еще? Она показала дорогу к твоему дому. А потом отец, который до этого слышать не хотел ни твоего имени, ни просьб поехать и проверить, все ли у тебя в порядке, с чистой совестью остался у машины, разговаривая с этой девушкой, позволив мне самостоятельно отправиться на поиски тебя. Так, будто они оба уже знали, ЧТО именно я увижу в злосчастных кустах сирени. Пастушок побледнел. - А я все ломал голову, куда так заторопилась Нина после разговора с Долорес… Черт! Дэнни, но это не может быть правдой! Иначе получается, что они обе были в сговоре! - А разве нет? - Деньги… - Мигель опустился на песок, сгорбившись и опустив голову на колени. – Твой отец дал мне сотни три, но в конверте, который уронила Нина, было гораздо больше. Вот почему она сказала… Что возвращение Пако того стоило. Они все были частью плана. И юная спелая Ло, так отчаянно и напоказ вжимающаяся в моего пастушка, и жаркая Нина, отрабатывающая возвращение мелкого братишки Мигеля ртом на школьной парковке… Отец умел манипулировать людьми. Все складывалось, как два плюс два. И четыре получалось при любом раскладе, сколько ни крути эти цифры. - Он приехал спустя неделю после первого визита. Привез деньги. И рассказал, что ты изменился после похода, стал более смелым и закрутил отношения с этой твоей… Синтией. - И ты поверил?! - Неет, мой сладкий, на следующий день я пошел в школу. Мне очень хотелось поговорить с тобой и выяснить, правда ли это. Но твои дружки обозвали меня нищим оборванцем, помнишь? Я стал пустым местом для тебя. Ты смотрел сквозь меня, презирая и мое происхождение, и мою семью, и мой социальный статус. - Мигель… - Да, ниньо, именно после этого я и занялся продажей наркоты. *** - Прости. – Ковбой протянул руку и сжал худощавое плечо. – Никогда… Если бы это было в моих силах, я никогда не бросил бы тебя. - И пошел вразрез с правилами, установленными твоим заботливым папашкой?! - Наконец, до Герреро дошел весь смысл происшедшего. – Господи… Ну почему я оказался таким дураком? Триста раз мог бы подойти к тебе в школе, спросить, потребовать объяснений, в конце концов! - Ничего не изменилось бы. – Усталый вздох. – Мозг мне до того основательно промыли, что я не чувствовал к тебе ничего, кроме необъяснимого отвращения. Мне казалось, что именно ты – тот самый чертополох, который нужно выпалывать с грядки. - Чертополох, говоришь? Губы… Эти невыносимо сладкие губы, произносящие странные слова, оказались в стотысячный раз непозволительно близко, нашептывая в ушную раковину букву за буквой, складывающиеся в шорохи, колебания воздуха, наполняющие душу неясной томительной тревогой. - Мигель… - Керидо, пусть хотя бы здесь и сейчас, но ты – мой. Влажные касания языка, невесомо трогающего мочку уха. Шершаво лижущего скулу. Скользящего вниз, к приоткрытым в удивлении и предчувствии сладости губам. - Я не виню тебя, мой пряничный мальчик. Что случилось – то случилось. Может, там, - мимолетный кивок головой за спину, - все осталось бы так, как есть. Было бы тяжело узнать о том, что ты женился на Синтии, как послушный сын своего отца. - Терпеть ее не мог! – Дэн улыбнулся, вглядываясь в черные глаза. - Ну да. Ну да… - Нежный шепот в приоткрытый рот. Язык продолжает скользить, проникая вглубь, толчками врываясь во влажное нутро, сплетаясь с чужим, таким горячим и напряженным, кусочком плоти, пытаясь то завоевать и подчинить грубым вторжением, то, словно вымаливая прощение, нежно трогая, лаская десны едва заметными прикосновениями. - Мальчики, вы заставляете меня ждать!!! - Надо же… я оказался прав. – Мигель с сожалением оторвался от поцелуев с ковбоем, незаметно для себя оказавшимся лежащим на песке. Неожиданно и трогательно притянувшим его за затылок в попытке вернуть то самое, сладкое удовольствие, которое прервал мелодичный голос за спиной. Бесстыдно скользящим рукой по своему бугрящемуся паху. Потирающимся бедрами о не менее вздыбленный бугор в камуфляжных штанах. Арка с надписью «Welcome» висела прямо над головой. Ну, что ж… Добро пожаловать в бюро пропусков, самолично явившееся – в составе шаров, оркестра и пока еще неизвестной Анжелики – приветствовать нас. - Мадам! – Не поворачиваясь. – Не могли бы Вы оставить нас в покое еще на пару минут? - Что ты творишь, керидо? – Дэн, прижатый к земле тяжестью ладоней, сжавших его плечи, беспомощно барахтался в тщетной попытке выбраться. – Эй! Ну не на глазах же… У всех! - Всех? – Пастушок ухмыльнулся, расстегнув молнию джинсов, скользнув внутрь рукой, сжав стоящий член и ощутив горячую сырость. – Лично я еще никого не увидел. Разве мы кого-то ждем? - Идиот! – В паху ломило и дергало, чувство лишения такой долгожданной разрядки приводило в бешенство, но… Коварное время. Стоящее на месте, когда не нужно, ухмыляясь и едва сдвигая тень пирамидки, и одним скачком преодолевающее час, стоило пропасть в вишневости и пряности губ пастушка. Мигель едва заметным жестом погладил порозовевшие скулы, задержался, будто запоминая выражение лица лежащего под ним парня. - Вставай, ниньо. Нам пора. Солнце било в глаза, не позволяя разглядеть абсолютно ничего, кроме пронзительного света, исходящего от арки. - Мне как-то не по себе. – Признался ковбой, нервно сжимая руку Герреро. - Такая же фигня, ниньо. А все знаешь, почему? - Понятия не имею, и особо не стремлюсь узнать, но ты все равно сейчас меня просветишь, не так ли? - Не наглей, детка, и прекращай копировать мои фразы, не то в раю тебя поставят в угол за плагиат! – Мигель упорно не замечал, как изменился взгляд Хансена при напоминании о неизбежном. – Мне не по себе от отсутствия красной ковровой дорожки. Хэй, бэйба, мы прибыли без опозданий! Где же папарацци, где торжественный прием, девушки с помпонами и гимн Соединенных Штатов в исполнении Джона Леннона? - Нет, святой Петр предупреждал… Но теперь я своими глазами вижу перед собой двух нахалов! – Все тот же приятный голос, странно знакомый, но пока еще не имеющий лица, вновь раздался из-за арки. – Хотя… Леннона я могу вам устроить. Вы будете шевелиться, или… - А можно продлить? – Казалось, пастушок задался целью вывести из себя всех, не дожидаясь пропуска в ад. – Мы бы тут… В общем, нам еще есть, чем заняться. До завтра не подождет? - Дэниэль Хансен, порядковый номер 788, не могли бы Вы как-нибудь угомонить своего друга, пока мне не пришлось применить крайние меры? Я тут и так на полставки работаю! - Не вопрос! – Дэн внезапно развеселился, представив себе сотрудников чистилища, вынужденных ежедневно отмечать в табелях начало и конец рабочего дня. – Одну минутку. И, если можно, выключите спецэффекты, солнце слишком яркое. - Я никуда не пойду без красной ковровой дорожки! – Мигель уперся не на шутку, в глазах плясали злые черти, губы скривила ухмылка. – Мы пришли вовремя, мне вообще в ад полагается, не могли бы вы – все там, кто меня слышит! – исполнить эту… как ее… Последнюю волю! - Ниньо, последнюю волю исполняют перед смертью, а не после нее. – Прошептал на ухо пастушку Хансен, давясь смехом. – Завязывай. Видишь, девушка на полставки работает, устала, а тут ты – с райдером, как у Майкла Джексона. - Кстати! На фиг Леннона! Джексон тоже здесь – пусть он придет! Солнце выключили. Арку – тоже. Все вокруг стало привычного серого цвета, температура воздуха понизилась до приемлемой, ветер перестал гонять песок взад-вперед. - Так-то лучше. За аркой виднелось что-то вроде небольшого коридора с белыми стенами, заканчивающегося у конторки, заваленной грудами папок, почти скрывшими за собой небольшой монитор. К задней части стола было приклеено два постера. На первом – Кларк Гейбл, сжимающий в объятьях Вивьен Ли. На втором – Иисус Христос, благословляющий паству. Пышный задик, прикрытый воздушной юбкой до колен, торчал из-за стола, очевидно, пытаясь найти в ящиках конторки что-то, жизненно необходимое для встречи двух бунтарей. - Мисс Анжелика! - Мадам! - Рада приветствовать вас в бюро пропусков! – Белокурая голова на секунду вынырнула на поверхность и вновь скрылась, но этого хватило. - Значит, говоришь, престарелая? – Ухмыльнулся Герреро. - Значит, говоришь, Майкла Джексона тебе подавай? – Не остался в долгу Хансен. - Мальчики, хватит выяснять отношения! До экспресса на рай осталось полтора часа, а у меня еще ни один из вас не оформлен! Неужели вам не хочется принять душ и поесть перед тем, как вы расстанетесь? – Точеная фигурка вышла из-за стола, наслаждаясь произведенным эффектом. - Ээээ… Мисс Бэйкер…- Казалось, Дэн проглотил язык. - Можно просто – Норма Джин! – Кокетливо стрельнуло глазками очаровательное создание. - И давно Вы тут подвизаетесь в роли Анжелики? – Возмущению Мигеля не было предела. – Если бы в инструкции было прописано, что в бюро пропусков нас встретит Мэрилин Монро… - Тсс! – Блондинка, оглянувшись по сторонам, прижала к пухлым губам пальчик. – Не кричите вы так! Это – наказание. - За что??? - Я – зазнайка. - Волосы цвета платины упали крупными локонами на пол-лица, скрывая хитро блеснувшие глаза. – Поэтому святой Петр заставляет меня каждый день до обеда регистрировать вновь прибывших под псевдонимом какой-то там… Анжелики. Чтобы я не думала, что весь мир состоит только из моих поклонников. - Судя по всему, отработка пока идет без особых успехов. – пробормотал себе под нос Мигель. – Мисс Монро, рады встрече с Вами, а теперь очень хотелось бы узнать, что дальше-то? - Дальше? – Защебетало прекрасное создание, сверяясь с раскрытой папкой на столе и заглядывая в монитор. – Нуу…Экспресс на рай – через полтора часа, в ад – тут недалеко, можно и пешком, но если очень устали – то в три пополудни приезжают Мусорщики на машине, они могут подбросить… Сейчас вы распишетесь, получите пропуск, я провожу вас в столовую, на склад и в душевую. Там вы и попрощаться сможете. Легкое ехидство в ее голосе определенно указывало на то, что последние минуты «диалога» между пастушком и ковбоем она все же застала. - Окей, мадам, давайте, что там подписывать нужно. Времени и в самом деле осталось не так много. *** От тщательно скрываемой, но все же прорывающейся наружу, тоски в голосе пастушка у Дэна перехватило спазмом горло. Что там было сказано в инструкции? Искупление грехов между 25 и 138 километрами? Хрен. Все начинается именно сейчас. Его губы, сменив оттенок с карминного на пепельно-розоватый, были сжаты в узкую полоску. Я многое отдал бы, чтобы вернуть им прежний цвет. Я многое отдал бы за то, чтобы увидеть в безнадежности его взгляда хоть малейший просвет. Я отдал бы все за то, чтобы вернуться назад. Туда, где очнулся в сером мареве пустоши с пожухлой травой, а рядом сидел он, язвительный и сильный. Туда, где впереди были бы эти злосчастные семь дней впереди. Я готов был проходить этот путь еще и еще, даже зная, каков будет финал. Его губы, опаляющие мои своим дыханием… Его ехидные фразы о том, что он – не гей… Его улыбка. Его настойчивые прикосновения тогда, когда я абсолютно не был готов к этому. Его «Я люблю тебя». Пока смерть не разлучит нас, да, керидо? И если сейчас ты считаешь, что все должно пойти так, как это угодно чистилищу – ты ни хрена не знаешь меня. Я устал гоняться за призраком свободы. Той самой, которая заключена в тебе. Слишком долго я ждал, чтобы сделать первый глоток. Господи, прости меня за то, что я собираюсь совершить… Но, видишь ли, у меня уже есть свой персональный рай. Или ад – как тебе будет угодно. Передай машинисту экспресса, что сегодня он уедет без меня. *** Тяжелый гроссбух в тоненьких ручках смотрелся крайне нелепо. Вспомнив про «искупление» и «наказание», я мысленно рассмеялся. Эй, там, наверху! Кому бы ни пришла в голову идея поставить Мэрилин Монро ответственной за регистрацию прибывших из чистилища – это было круто! - Распишитесь вот здесь. – Перламутровый ноготок с идеальным маникюром водил пальцем по графам. – И вот здесь. И желательно не крестиком – а то, знаете ли, тут попадаются такие шутники… А мне потом проводить идентификацию. - Нет проблем, мадам! – Я черкнул роспись в двух колонках, отметив, что в первой нес ответственность за пребывание в промежуточном пункте и обязывался не причинять ущерба, а во второй торжественно, словно бойскаут, клялся свалить в преисподнюю по истечению сегодняшнего дня. Итак, у нас с тобой всего полтора часа в запасе, мой пряничный мальчик? Жаль, что так мало, но я рад, что ты уйдешь первым. Я совершенно точно не собирался покидать этот «промежуточный пункт», не убедившись, что твое путешествие в рай прошло успешно. Ты заслужил. Неважно, что, будь твоя память при тебе все эти годы, на нас двоих грехов хватило бы с головой – и места в аду были бы забронированы на двоих. Не имеет значения то, что наше с тобой «мы» существовало всего несколько часов. Разве это лишает меня права называть тебя своим? Разве моя любовь к тебе стала от этого меньше? Разве я перестал чувствовать аромат твоего тела всеми клетками кожи, там, куда он въелся на вечные века, там, где его не выжжет ни один адов жар? Какая, к чертям, разница, что произойдет со мной? Я буду знать, что ты – там, где свет и покой, где твое измученное тело вновь обретет свои силы… Может, в раю тоже есть регби? Знать, что с тобой все будет в порядке – единственное, что имело значение. Ковбой подозрительно долго изучал предыдущие подписи, морщил лоб, вертел ручку в пальцах и все никак не решался. - Ты что-то задумал, керидо? – Подкравшись сзади, я без малейшего смущения положил руки ему на талию, краем взгляда отметив, что на лице несравненной Мэрилин не промелькнуло ни малейшего удивления. Ну естественно, можно подумать, мы тут – первые такие. Не удержавшись, подмигнул красотке. Опешил, увидев едва заметное подмигивание в ответ. - Задумал? Я??? Нет, блин. Это не ты сейчас мечешься, словно юная разведчица – в попытках пустить вражеский поезд под откос. Да у тебя бегущей строкой на лбу написано – я лгу! - Просто спросил. – Притянув к себе напрягшуюся спину, вжался в лопатки, положил голову на плечо, вдыхая родной аромат. Не сказать, чтобы ты благоухал чайными розами и жасмином… Но запах пота, источаемый твоим телом, напоминал о том, как жарко, истекая им, ты отдавался мне еще недавно, каких-то несколько часов назад, забрасывая ноги на поясницу, подаваясь вперед, изгибаясь и содрогаясь от удовольствия. - Ну, что ты застыл там каменным изваянием? – Подал голос секс-символ Америки. – Время идет. - Сейчас. Одну минутку. – Ковбой продолжал сверлить взглядом ровные строчки, заполненные нашими предшественниками. Казалось, он не замечал ни моих рук, ни вообще того, что я в открытую лапаю его на глазах у посторонних. В стотысячный раз пожалев, что нет возможности вскрыть… Заглянуть в лабиринт мыслей, хороводящихся в этой красивой головушке, я вздохнул и оставил его в покое. Кто знает… Может, для него поставить свою подпись означает подвести черту? В конце концов, оставь его в покое хотя бы на пару минут, Герреро. Дай человеку… Расцепив сплетенные пальцы, отпустил его, сделал шаг назад. Белокурая дива щелкала кнопками клавиатуры, вслепую занося сведения о двух идиотах, которым сперва посчастливилось найти друг друга, а затем – потерять. - Рад видеть, что прогресс достиг и чистилища. – Молчать было…чересчур тяжело. Я должен был открывать рот, произносить слова, делать вид, что веду беседу… Лишь бы не оборачиваться туда, где пряничный мальчик застыл над гроссбухом, не в силах признать очевидную правду. - Факт. – Последний щелчок. На экране монитора высветилось «файл зарегистрирован в базе данных», Мэрилин оторвалась от своего занятия, посмотрела на меня с интересом. – Между прочим, связи между адом и раем нет. Это я сообщаю на тот случай, если ты рассчитываешь периодически посылать своему дружку письма, полные… Нежных чувств. - Мадам! – Я склонился в шутливом поклоне. – С тех пор, как я увидел здесь Вас, мои мысли лишь об одном – есть ли связь между адом и бюро пропусков? - И ты туда же! – Взметнулся шифон юбки, обнажая идеальные колени с очаровательными ямками. – Может, еще номер телефона дать? Аккуратнее со словами, мистер Герреро, твой парень может не так их понять. - Мой парень? – Не выдержав, я все же обернулся. Дэн склонился над книгой. Поставил подпись. Выпрямился. Наши взгляды пересеклись, и он улыбнулся, дав понять, что отлично слышал наш диалог с вечно юной блондинкой. – Мой парень доверяет мне. Правда, керидо? - Правда, пастушок. - Ну, раз у вас такое полное взаимопонимание, – ухоженные пальчики вновь запорхали над клавиатурой, - не тратьте время зря. Вот, держите. Из современного лазерного принтера, скрытого в недрах все тех же папок, выползли два квадратика зеленоватой бумаги. - Ваши пропуска. - Сколько волокиты – и все для того, чтобы отправить нас по назначению… - Казалось, ковбой успокоился, оставив в гроссбухе закорючки, свидетельствующие о том, что он не испортит и доберется. – Если прогресс добрался до чистилища, то зачем, спрашивается, все эти подписи в макулатуре? - О-о-о… Как он там тебя называет? Ковбой? Так вот, ковбой, - пушистые ресницы веером опустились на фарфоровой белизны точеные скулы, и я понял, что еще не одно столетие пройдет, прежде чем вновь прибывшие в бюро пропусков увидят здесь новое лицо, - в этом месте все взаимосвязано. Сперва ты ставишь подпись в регистрационной книге – и это тебе не просто так, баловство, так как сведения из нее мгновенно поступают в общую базу данных, где сортируются на ад, рай и… - И? – Заминка, прозвучавшая в бодром голосе Мэрилин, обеспокоила меня. - И… И я вношу информацию в компьютер. Ну, там имя, фамилию, дату смерти… - Блондинка широко улыбнулась. – А святой Петр с Цербером видят список лиц, которые прибудут сегодня. Интересно, если бы ей дали возможность посмотреть сейчас на себя со стороны, поняла бы она, как неестественно выглядит ее улыбка? Мисс Монро, здесь только что запахло фальшью. Ваше «и» подразумевало, что сведения поступают куда-то еще. Но куда? - Время, мальчики. Время. Мне еще нужно показать вам столовую, склад и душевые. Окей, блонди, веди нас за пределы этого, уже изрядно поднадоевшего помещения, за прозрачными стенами которого колышутся маревом пески надоевшей пустыни. С твоим загадочным «и» мы разберемся потом. *** За коротким переходом из коридора скрывался следующий, метров в пятьсот, выкрашенный обычной белой краской, без всяких эффектов сияния и божественного присутствия. Словно идешь по больнице – минуя отделение за отделением – на прием к главному врачу, который вынесет диагноз «безумие», основываясь на данных из медицинской карты. Перед дверью, завершающей наш путь, Мэрилин остановилась. - Направо – столовая. Показываете пропуск – получаете паек, рассчитанный до конца дня. Или можете просто посидеть, поесть домашней еды. Сама не пробовала, но Мусорщики говорят – кормят отлично. Прямо – склад. Там обычно никого нет, поэтому можете не заморачиваться насчет одежды, просто помните – по левую сторону одежда для ада, по правую – для рая. Не перепутайте, пожалуйста. Ну, и направо – душевые. Правила пользования ими одинаковы для всех. Вроде все сказала. Вопросы есть? - Миллион! - Все это время я старался не смотреть на пастушка, осознавая, что выдам себя. Всем, чем угодно – взглядом, движением, выражением лица, шорохом губ, повторяющих, словно мантру, «все будет хорошо». – К примеру, в каком году был взят Карфаген? - Вроде взрослый, а ведешь себя как ребенок. – Блондинка укоризненно покачала головой, сложив руки на груди. Образовавшаяся ложбинка не интриговала. Ну да, Хансен, интрига - у тебя за спиной, руки – в карманах камуфляжных штанов, грудь – нулевого размера, зато под пуговицами ширинки кроется одно сплошное волнение. Особенно – при мысли о душевых. Душевой. - С чего начнем, керидо? – Голос против воли хрипнет, словно он уже предложил мне тот самый вариант, о котором отчаянно умоляло мое тело, ноющее неудовлетворенностью с момента последнего барахтанья в пустыне, и которого так страшился мой мозг. Смотрю, крышу уже никакими гвоздями не прибить, да, Хансен? Внутреннее «я» возмущенно спросило, а что, собственно говоря, тут такого? Если ты уже выбрал его? И, если сейчас предложить тебе прежнюю жизнь, с Синтией и тренировками, оладушками и грядущей юриспруденцией в престижном офисе – там, куда предприимчивый отец обязательно пристроил бы тебя – разве ты согласишься?. Так почему нельзя отбросить в сторону все эти дурацкие условности? Почему нельзя просто – хотеть? С самого начала он был лучшим. Он был единственным. Он был для тебя всем тем, что делало твою жизнь – жизнью. Кто-то сказал бы – глупости, детский сад, нельзя в тринадцать лет взять и полюбить один раз – и навсегда. Кто-то сказал бы – это все исчезнет, спустя несколько лет. Кто-то сказал бы – таким отношениям нет места в обычной жизни. Ну, так мы уже и не живем. - Мне нравится ход твоих мыслей, ковбой! – Пастушок, ухмыльнувшись, притянул меня к себе, куснул за мочку уха, мгновенно заалевшего предвкушением. – Мыться, мыться, и еще раз мыться! Думаю, новый прикид следует одевать на чистое тело. А обед подождет. - Пропуски не потеряйте, голубки! – Мэрилин махнула на прощание рукой и скрылась за углом, предоставив нас самим себе. - Направо… - Едва успел пробормотать я. *** Думаешь, здесь ты один такой нетерпеливый? При мыслях о том, как сейчас я сорву с него эти драные лохмотья, которые больше не придется напяливать обратно, как коснусь обнаженной кожи спины, плавно переходящей в тугие полушария ягодиц, как спущусь к ямочкам на пояснице и смогу дотронуться до них языком, яйца подобрались и окаменели. Кажется, сам я начал раздеваться еще в тамбуре душевых. Во всяком случае, втолкнув ковбоя в первую же открытую дверь, я обнаружил, что одежды на мне нет, а в живот упирается вставший на раз-два-три член. О, черт, надо притормозить… Надо постараться в этот раз… Хотя бы не изнасиловать. В ушах знакомо шумело, кровь, казалось, прилила ко всем частям тела, тяжелыми толчками перетекая от головы к паху. Мгновение – и я вжимаю его в стену, облицованную белым кафелем, выкручивая оба вентиля с водой на полную мощность, сквозь пелену хлынувшей воды всматриваясь в него остекленевшими глазами. Еще секунда – и волна напряжения, только что грозящая накрыть с макушкой, отступает, и я бережно расстегиваю молнию его потяжелевших джинсов. Аккуратными движениями стаскиваю их вниз, скользя сперва по талии, затем по бедрам, опустившись перед ним на колени и освобождая по очереди каждую ногу от мокрой ткани. Зарываюсь лицом в хлопок трусов, под которым явственно наблюдается та же реакция, что и у меня. Оттягиваю эластичную резинку пояса. Даже сквозь толщу льющихся с потолка струй было видно, как ковбой покраснел. Держа руки за спиной. Прижавшись ей к холодному кафелю. Независимо разглядывая клубы пара, которыми наполнялась душевая. Подаваясь навстречу моим пальцам, обхватившим его член. Думай о чем-нибудь, Герреро! Думай о птичках, пчелах, вспомни таблицу умножения! Просто отключи фантазию, рисующую то, что ты сейчас сделаешь с ним, таким… Согласным. Его руки легли на мой затылок, притягивая к себе. Я утонул в ощущениях собственного рта, коснувшегося бархатной головки, полностью обнажившейся в течение пары мгновений. Казалось, все напряжение, сконцентрировавшееся в паху, оттянуло тонкую кожицу назад, к основанию ствола, позволив мне наслаждаться видом отверстия, из которого, капля за каплей, сочилась смазка, тонкими ниточками протянувшаяся к моему голодному языку. Мой сладкий мальчик… Тек, словно ни единого раза в прошлом ему не делали минет. Надсадно хрипя, ловя губами потоки воды, закрыв глаза, не выпуская из рук моего затылка, он двигался, врываясь в мой рот, забыв обо всем на свете, выгибаясь, позволяя мне скользить пальцами по ягодицам, проникая внутрь, туда, где чуть припухшее колечко ануса сжималось и разжималось в такт моим ласкающим движениям. Если ты не остановишься, ниньо… Я за себя не ручаюсь. Он позволил мне гораздо больше, чем раньше. Тонкие стенки мышц беспрепятственно раздвинулись, пропуская вглубь сперва один настойчивый палец. Затем – два. Затем он сделал настороженное движение вперед, будто проверяя… Я задохнулся от этого глупого проявления доверия – ковбой… Дэн… керидо, отдаешь ли ты себе отчет, что сам отправил себя волку в пасть? Понимаешь ли ты, что птички и пчелки уже не смогут?... Ох, черт, как соблазнительно изгибается твоя спина навстречу каждому моему движению… Как выдержать? Как удержаться? Твои лопатки ходят ходуном под выдубленной пустынным солнцем кожей, я покусываю каждый позвонок, переходя все ниже и ниже, так и не осознав, в какой момент развернул тебя лицом к стене, вжав в нее со всей силы, протискиваясь между ягодицами к увлажненному моими пальцами и водой, текущей сверху, колечку мышц. Когда я вхожу в тебя, блаженная тишина врывается в мои уши, наполненные до этого исключительно стуком спятившего сердца. Я держу себя в руках… Держудержудержу, невзирая на всхлипы, раздающиеся из твоего горла. Рваный крик – и ты буквально повисаешь на моих руках, впечатавшихся по обе стороны от твоего тела в фарфоровую плитку. Тело наливается сладостью соединения. Я откидываю голову и ловлю губами струи воды, поливающие сейчас и меня, и тебя, застывшего, напряженного, но не отстраняющегося. Каждый толчок вглубь замершего, оцепеневшего тела – словно штурм Бастилии. Но теперь я знаю – она сдастся. Она сдается, движение за движением, сбрасывая многолетние цепи предрассудков, рушатся бастионы, крошатся стены, ты стонешь, выгибаясь, вытягиваясь на всю длину своего худощавого позвоночника, подаваясь назад, скрюченными пальцами пытаясь впиться в гладкую глазурь фаянса, цепляясь то за впадинки в переплетении плиток, то в мои собственные пальцы, сжимая их до синяков, насаживаясь на средоточие своего удовольствия. Мне кажется, что – аллилуйя! – ничем не замутненное удовольствие пронзает мой разум, острым крылом цепляя изнемогающее тело, вбивающееся вновь и вновь в эту упругость, скользящее внутри, разбухающее, норовящее выплеснуться за пределы моего сознания. Краем взгляда вижу свой член, тугой, лоснящийся смазкой, побагровевший от возбуждения, входящий в тебя, словно поршень. *** У него нет больше сил сдерживаться, а у меня – ждать. Когда его руки разворачивают меня, внутренности сворачиваются в узел смешанных ощущений. Я хочу его. Я не могу. Я не знаю, что делать. Как показать ему все чувства, переполняющие меня? Он раздвигает мои ягодицы и наполняет меня одним плавным, абсолютно естественным движением, от которого мое сердце останавливается на миг, а потом заходится неровными толчками. Больно!!! Продолжай!!!! Наслаждение граничит с криком не привыкшего к таким вторжениям тела, я сцепляю зубы… И внезапно… Меня подхватывают за бедра, раздвигая ноги шире… шире… Плавно опуская… И поднимая… Я распластываюсь телом на теплой поверхности стены, сползая по влажным плиткам. Рука пастушка проскальзывает между моими бедрами и гладким кафелем, сжимает отяжелевший член… Горячо внутри – от жадных, голодных толчков, наполняющих меня невесомостью. Горячо снаружи – от нетерпеливых касаний, неумолимо подводящих меня к черте, за которой не останется ничего, кроме бешеным хороводом вращающихся всполохов звезд, которые я вижу даже днем, потому что – с ним. Мир вокруг сужается до маленькой, ослепительно-яркой белой точки. - Керидо… Я кончаю, извергаясь липкими белесыми струями на белоснежную стену, на свой живот, чувствуя, как к струям горячей воды примешивается моя сперма, тягучей патокой стекая по ногам, подламывающимся в бессильной попытке удержаться и не рухнуть на пол. *** Его мышцы судорожно сжимаются, обхватывая меня так, что темнеет в глазах. Я чувствую, как под пальцами - там, за выгнувшейся в совершено невероятном изломе спиной – пульсирующим толчком вырывается наружу густая влага, как содрогается его тело, лишая меня последних остатков самоконтроля. Последним движением вгоняю член до упора, понимая – это предел, больше не сдержаться. Подрагивающие ягодицы... Выдох, больше похожий на всхлип. Прижав ладонь к ходящей ходуном грудной клетке, поймав неровное биение его сердца, подхватив подламывающиеся колени, кончаю сам. - Керидо… *** Стоило только отпустить его, позволить встать на ноги – и на тебе, снова этот рассеянный взгляд, обшаривающий стены, изучающий потолок так, будто на нем зашифрована вся история древнего Египта, отколупывающий куски кафеля на полу!!! - Дэнни… - Вкрадчивый голос пастушка не сулил ничего хорошего. – Прекрати сверлить глазами душевую, иначе вычтут из списка отличников рая. - С чего бы? – Казалось, ковбой слышит, но не слушает. Ушел в раковину своих мыслей. Отбыл на Марс без предупреждения. То есть все как обычно. - С того, что за порчу казенного имущества здесь тебя не только по головке не погладят, но и впаять могут… Принудительные работы по очистке райских кущей, или чего там у них имеется. - Ниньо, а тебе не приходила в голову мысль, что мне, в принципе, уже пофиг? - Приходила. Не дури. Набрав полные пригоршни жидкого мыла, ковбой скрылся в пузырящейся пене, по-прежнему не меняя выражения лица. Мигель наблюдал за ним сквозь толщу льющихся струй, нервничая каждой клеткой кожи, пытаясь понять. Предугадать. Да что ж за напасть-то? Нет, Герреро, он ничего не сделает. Не сможет. Подписи поставлены, пропуска выписаны, дело за малым – посадить его в этот чертов поезд, взмахнуть платочком, утереть скупую слезу… О том, что произойдет с ним после того, как экспресс унесет Хансена в рай, Мигель думать не хотел. Очередное ПыСы. Не редактировала совсем. Выложила текст "сырым", так что можете править, слать сообщения об ошибках, указывать на недостатки - все гуд, все воспринимается на "ура". А еще я залила клавиатуру компотом, сломались наушники, у меня очередная кошмарная командировка на носу... Жизнь однозначно удалась ::)))