Легенды Наэдара. Яйцо ледяного дракона

                    Утро занялось слегка прохладное, пахнущее приближающимися дождями. Зазолотились ржаные поля по обе стороны тракта, стелился лёгкий туман, размывая матовыми белилами горизонт.       Протоптанная годами дорога вилась змеёй, растворяясь где-то впереди, правее высокого хребта Кáтожских гор, окружённых Дремучим лесом, из которого не так давно вернулись наёмники. Восходящее солнце светило в глаза, иногда скрываясь за склонами возвышающейся Бальмы, которые оставались в тени; её снежная вершина растворялась среди перистых лёгких облаков.       Безлюдный тракт молчал. Погони не наблюдалось, и беглецы постепенно с галопа перевели лошадей на неторопливый шаг, чтобы не загнать их.       Понемногу вместе с утром просыпался и голод, поднималась усталость, напустившая на Вальтера и его спутников дрёму. На всех, кроме Леславы, с живыми, полными детского восторга глазами пересказывающей Илбрину и Пшемислу о своих кухонных приключениях, в ходе которых они похитили гамадриаду.       — …и потом я ка-ак проеду под столом! Господин колдун меня за шкирку и через заднюю дверь, — без умолку трещала девчонка, совсем не обращая внимания, что на её плече, периодически икая, посапывал Гавел Дворжак.       Колдун Леславу не слушал, больше занятый мыслями о том, где они могут безбоязненно сделать небольшой привал, желательно у озера или реки, чтобы поймать рыбы и пожарить на костре. Если за ними до сих пор не послали, то это всё из-за устроенного ими переполоха в «Сивом мерине». В то, что Войтек так легко сдастся и отпустит Вальтера с яйцом и дриадой на все четыре стороны, ему не верилось ни на йоту.       На берегу Чакского залива, сразу за впереди маячившими в дымке тумана холмами, примыкающими к гряде Катожских гор, располагалось три торговых города — Эвс, Дуoш и Изeнна. Первым на пути вставал Эвс, раскинувшийся невысокими каменными домиками в плоской, почти лишённой растительности долине. Через него можно было отправиться к Дуошу, столице рабовладельческого южного мира. На его рынках, разделённых по статусу и важности, можно было отыскать практически любую диковинку Наэдара — от похищенных из вечнозелёных лесов прекрасных светловолосых эльфят до неукрощённых грифонов и химер. Ещё дальше проcтиралась Серебряная дорога к Изенне, городу-святыне южан, где можно было увидеть самые прекрасные храмы и дворцы сильных мира сего. В его ворота пропускали лишь по особым разрешениям и договорам, и Вальтер ещё ни разу там не был.       Чародей собирался пристроить детей у знакомых в Эвсе, а дальше добраться до Дуоша, чтобы как можно быстрее избавиться от нимфы, сбагрив на рабовладельческом рынке. Одному с драконьим яйцом, скрытым мешком из кожи его родственников, будет куда проще затеряться в толпе. А дальше путь лежал уже к Изенне — таким сокровищем захотят владеть лишь повелители.       Задумавшись о планах на светлое будущее, Вальтер совершенно не следил за разговорами мальчишек.       — Мы похитили дриаду прямо из-под носа… — вспомнив о причине ночной заварушки, княжна обратила внимание на Дваина, и постепенно её речевой поток сошёл на нет. Шиш — так чаще всего было принято называть всякую нечисть среди людей — выглядел очень нездоровым. В лесу он, несмотря на свою красоту, вызывал у Леславы ледяной колючий страх, ему подчинялись какие-то неведомые жуткие силы, а в глазах читались разум и целеустремлённость.       Сейчас гамадриада больше походил на погибающее дерево: было одно у княжны в саду, вишнёвое. Леслава его очень любила, на нём крепились её детские качели, а в жаркие дни было удобно читать под его раскидистыми ветвями книжку. Княжне всегда казалось, что вишня словно оберегала её. Но однажды она зачахла, покрылась лишайником, листья стали сухими, чёрными и грустно провисли к земле. Сочными ягодами дерево больше не плодоносило. Леслава просила садовников помочь любимой вишне, вылечить, но после нескольких неудач дерево попросту спилили.       Дваин напоминал княжне именно ту заболевшую вишню. Бледная кожа, покрытая лёгкой испариной, отсутствующий взгляд потемневших глаз и потрескавшиеся от сухости губы.       — А с ним всё в порядке? — обеспокоилась за лесного дриаду девчонка.       — Твари вроде него просто так не дохнут, — ворчливо отозвался Илбрин, презрительно поглядывая на привалившегося к шее Пепла Дваина.       — Но и не лгут, — обратил внимание Пшемисл, склоняясь к беспокойствам Леславы.       — А ты знаешь?.. — тут же перекинулся на него Илбрин и осёкся на полуслове от внезапного взвизга Леславы, дёрнувшей поводья заржавшего коня на себя. Проснувшийся Гавел Дворжак икнул, ошалело заозирался, замахал руками в попытке удержаться в седле и свалился с взмыленного крупа на пыльную землю дороги.       Осознав сквозь цепкую пелену бессознательности, что всё больше отдаляется от родного леса, Дваин собрался и ударил Вальтера плечом в живот. Удар оказался слабым, сил у дриады всё ещё не было, да и рана моментально отозвалась пронзительной болью, но колдун кашлянул от неожиданности. Леслава испуганно ойкнула, когда Дваин едва не свалился с Пепла под копыта её скакуна, рискуя собственной целостностью, но нимфа был ловко перехвачен опомнившимся Вальтером и силой вжат обратно в густую гриву возмущённо фыркнувшего Пепла.       — Далеко это собрался, шиш? — зашипел чародей, последнее слово выговорив с особенным презрением.       — Куда ты меня везёшь? — огрызнулся в ответ дриада.       — Не твоё дело. Лежи и не рыпайся, — отозвался Вальтер, надавливая на связанные руки Дваина и причиняя ещё большую боль, от которой Дваин не удержался и вскрикнул.       — Вы мучаете его! — поспешно воскликнула Леслава, воинственно приподнявшись на своём пегом красавце, и под общими удивлёнными, устремившимися на неё одну, взглядами села обратно, сжавшись в седле.       — Здесь сделаем привал! — под всеобщую тишину распорядился Вальтер и первым свернул к реке, перестав давить на дриаду. Впрочем, и не отпустив его. Связать нужно будет покрепче, чтобы у нечисти не возникало даже мысли о побеге.       Поле раскинулось широко, щедро порадовав ежевикой, костяникой и, чуть дальше, зарослями дикого гороха. Сухая прошлогодняя трава хрустела под ногами, новая уже вытянулась где до колена, а где до пояса. Шустро разбегались побеспокоенные ящерицы, лишь на мгновение сверкая между густой травой шкурками. Пружинами скакали кузнечики и ревниво зудели слепни, приглядываясь к добровольно забредшему в их владения «завтраку».       Лошади рядом выстроились вдоль берега реки на водопой. С ними же на коленках пристроился Гавел Дворжак, черпая ледяную воду руками. Лечить похмелье чем-либо более подходящим не было возможности, а последовав вчера на пьяную голову за детьми, он об этом не подумал. В висках тогда стучала жгучая молодость, а сейчас болело седалище, которым он приземлился на дорогу.       Пшемисл с Илбрином по наказанию Вальтера дружно занялись костром: если уж мальчишки и увязались с ним, то пусть хоть будут полезными. Леслава утонула в высоких, колышущихся на лёгком ветру, колосках, собирая спелые, восхитительно благоухающие ягоды. Сам колдун подождал, пока напьются и отойдут лошади и ненасытный до воды Гавел Дворжак вместе с ними. Примерился, разжигая на обтянутой перчаткой руке огненный шар и, зацепив взглядом аппетитный косяк, запустил его в центр реки. Шар разошёлся в воде небольшим взрывом, отбросив волны к берегу и напугав подскочившего на месте Гавела Дворжака. Через минуту кверху брюшком всплыла хорошая, крупная рыба.       Дваин, связанный ещё крепче после попытки побега и оставленный дожидаться их под ивой, стиснул зубы, отводя глаза. Столько рыбы чародею и его компании было не нужно, а у малышей не было шанса против человека и сумевшей бы защитить стаю наяды дриада здесь не видел.       Обрадованные такому улову мальчишки, бросив костёр и скидывая по пути одежду, кинулись в воду вперёд Вальтера, собирать улов.       — У-у-ух... бесовщина… — протянул Гавел Дворжак, почёсывая затылок и вспоминая, как сам часами сидел с удочкой, с самого раннего утра. Нынешняя молодёжь совсем обленилась. Плюнув, бывший охотник махнул рукой и отошёл к костру.       В животе урчало, а во рту было слишком сухо, чтобы осмелиться сказать хоть что-либо. Дваину очень хотелось есть и пить. Особенно пить. Раньше всегда дружелюбное и возлюбленное, солнце сейчас, мерно заходя в свой зенит, устраивало гамадриаде медленную пытку. Многообещающий запах дождя ушёл вместе с туманом, на небе не наблюдалось ни облачка. Наверное, в скором времени его ожидает та же участь, что и стайку плотвичек. Дваин хотел было уже закрыть глаза и отдаться на волю солнца, но прямо перед лицом мелькнула горсть румяной костяники, ударив в нос сладким ароматом. Дваин распахнул глаза и удивлённо уставился на устроившуюся рядом Леславу.       — Держи, — слабо, чуть напугано произнесла девчонка, протягивая костянику ближе. — Ты же есть хочешь.       — Дурак ты, Славка! — крикнул ни с того ни с сего рассерженный Илбрин, выбравшийся на берег и сгрузивший добычу на траву. Вёселку они хоть и покинули, но рядом оставался Вальтер, и сын сапожника благоразумно придерживался тайны княжны. — Опутает он тебя и в лес утащит!       — И ничего не утащит! — так же сердито отозвалась Леслава, оглянувшись на полуголого, в одном исподнем, мальчишку. Рядом с другом остановился такой же Пшемисл, но, в отличие от Илбрина, на его лице читалась заинтересованность. Смутившись их нагого вида, Леслава воспитанно отвернулась, потупив глаза. Затем вспомнила о Дваине и испуганно, но с наивной надеждой посмотрела на него. — Не утащишь ведь?       Дваин едва покачал головой. Таким он точно никогда не занимался. В лес тянул, не без причины, только Леший, или обиженные наяды затягивали в свои тёмные омуты.       — Я тебе сейчас воды принесу! — внезапно догадалась Леслава и, ссыпав ягоды на ближайший сорванный лопух, припустила к реке.       Илбрин только зло фыркнул. Вообще-то он спас их от этого дриады, потерял меч и прикрыл Леславу от князя, а вся забота ему, врагу человечества? Какому-то шишу!       Княжна на ходу и под грозным окликом сорвала с седла Вальтера его походную жестяную кружку и, подбежав к реке, присела и зачерпнула. Затем, разбрызгивая холодные капли, быстро вернулась к дриаде, будто от её скорости зависела его жизнь. Протянула Дваину, но на полпути сообразив, что он связан, виновато посмотрела и оглянулась на Вальтера. Просить его развязать было мало того верхом наглости, так ещё и глупо. Может, Илбрин прав и дриада только внешне выглядит безобидно, как побитый оленёнок. Поджав губы от безвыходности, Леслава вновь посмотрела на Дваина и протянула кружку с водой.       — Извини, — шепнула она, — придётся пить так.       Дваин понимал, к тому же пить хотелось так, что неважно было, самому или из рук врага. Наклонив голову к кружке, дриада сделал несколько жадных глотков и, облизнув намокшие потрескавшиеся губы, осмотрел опухшую щёку девчонки.       — Если разомнёшь зверобой и приложишь к ушибу, боль сойдёт, — поделился мудростью гамадриада. Каждую травинку и их свойства он знал как самого себя. А княжна пусть и человек, но нуждалась в помощи. Наверняка ей говорить и жевать больно. В стороне Дваин остаться просто не мог.       Леслава захлопала ресницами, ошарашенно уставившись на светловолосого нимфу. Он хотел ей помочь? В таком незавидном положении, в котором должен желать им утонуть в реке или мысленно приказать лошадям затоптать их? Она не должна была ему верить, но внутри против её воли разлилось приятное тепло, заворочалась совесть, покрывая щёки стыдливым румянцем.       — Славка! — вырвал из смущения голос Илбрина. — Будешь с ним якшаться, останешься без завтрака!       Княжна торопливо поднялась, уже точно зная, что это не последний её разговор с дриадой. Кажется, не тому её учили. Воспитывавшие её няньки явно приукрашивали свои пугающие истории о нечисти. И девочке жутко хотелось докопаться до правды. Пока лесной нимфа ещё с ними.       — Спасибо, — вполголоса бросила Дваину она и вернулась к костру, на котором уже вовсю запекалась насаженная на ветки рыба. Леслава вернула кружку колдуну и уселась между мальчишками. Вальтер с огорчённым вздохом повертел тару в руке и выбросил в кусты. После дриады он из неё точно пить не будет.       Во время завтрака Вальтер настоял, что дальше они путешествуют в стороне от основной дороги. Колдун опасался погони, в которой не сомневался, и рисковать в очередной раз не хотел. Он ещё не знал, разыскиваются они уже в городе или пока нет. До Эвса путь неблизкий, до Изенны — и того дольше, растягивать его ещё больше Вальтер не желал, то и дело косясь на дриаду: как бы не сбежал. Свернув привал, без остановки до глубокой ночи проделали ещё часть пути.       На следующей день они чуть не потеряли Гавела Дворжака, завернувшего в кабак в какой-то попавшейся по ходу деревушке промочить горло. Впрочем, Вальтер бы не расстроился, но поутру, едва он и мальчишки бросили тщетные и ненужные попытки найти выпивоху по дворам и собрались продолжить путь, как бывший охотник вернулся. Поддатый, раскрасневшийся да ещё и с синячищем на пол-лица.       Уж за какие такие байки врезали выпивохе, Вальтер не знал, но надеялся, что не за истории про путешествие с колдуном и тремя огольцами.       На ночь устроились в небольшой рощице, нагнавшей на Дваина ещё большую тоску по родному дому. А ночью его разбудила Леслава, приложившая к ране под лопаткой измятый зверобой. Девчонка искренне верила, что дриаде от этого станет лучше. Ей же стало. Дваин был ей благодарен и немного рассказал о травах, что успел, пока княжну не отогнал колдун. А утром открытый интерес к древесному нимфе проявил и Пшемисл, чем ещё больше разозлил и без того насупившегося на Леславу Илбрина. Скоро и сам Вальтер прислушался к доводам будто сговорившихся Леславы и Пшемисла, что дриаду следует кормить. Просто потому, что голодающий он терял товарный вид, а мало кому из господ нужен ни на что не годный ослабевший шиш, пусть и эльфийской внешности. Для остановок пришлось подыскивать места с ягодными и грибными полянами.       Ближе к Эвсу Вальтеру становилось всё труднее уследить за беспорядочным поведением своего отряда, если можно было их так называть. Гавел Дворжак то и дело при виде любой деревни менял курс по одной известной извилистой дорожке, Леслава и Пшемисл без конца крутились возле Дваина, изучая его и обсуждая между собой, Илбрин всё больше злился, а сам дриада пошёл на поправку, и колдун уже ни на секунду не мог спустить с него глаз.       Портовый город, полный головорезов, пиратов и просто людей, бросивших отчий дом ради блеска монет, шумел и бурлил. В Эвсе пользовались известностью сговорчивые чиновники, готовые прикрыть глаза на контрабанду под своим носом, если им платили налоги и отсчитывали в их карман несколько лишних золотых. После дальнего плавания моряки и караванщики могли безнаказанно поразвлечься в многочисленных увеселительных заведениях городка.       Кроме того, Эвс славился и своими кузницами, в одной из которых на попечение хозяев Вальтер и планировал сгрузить мальчишек. Колдун договорился, отвесив ковальному мастеру несколько золотых — за каждого мальчишку по монете — и покинул Эвс, зная, что дети голодными и безработными не останутся. Кузнец как раз намеревался взять себе учеников. Да и если мальчишек не привлечёт молот и наковальня, то в Эвсе найдётся иное занятие им по душе.       Едва Вальтер зашёл за покосившийся путеводный указатель, где заканчивался Эвс и начиналась дорога на Дуош, как колдун почувствовал себя значительно легче и свободнее. Снова один, без маячащих перед глазами мальчишек и пьяницы, о пропитании которых нужно заботиться. Один на один с судьбой. А ещё с дриадой и яйцом. Вальтер похлопал по холщовине, в которую завернул нимфу от жадного пиратского взора, ухмыльнулся уголком губ самому себе и пришпорил послушного Пепла.       Ярмарки Дуоша поражали воображение.       На рынках можно было отыскать корзины молодильных яблок, поигрывающих зелёными боками; они были богаты всевозможными южными плодами — финиками, инжиром, диковинными питахайя, огромными дурианами с ужасающим запахом и красными волосатыми рамбутанами. Купцы могли буквально заворожить ароматами и великолепными на вид восточными сладостями — грильяжем и козинаками, рахат-лукумом и шакер-лукумом из самых прекрасных лепестков роз; ванильной и ореховой халвой; белой и коричневой, сладко-тягучей нугой; ароматной пахлавой, арахисовым щербетом, свежесваренными цукатами и кятой — вкуснейшими слоёными пирожками.       Невозможно сосчитать все виды пряностей и специй со всего света, пестревшие палитрой красок и разложенные в небольших инкрустированных полудрагоценными камнями шкатулках. Мускатный орех, зира, кардамон, куркума, шафран, кинза, тмин, кунжут, красный и чёрный горький перец, паприка, душистый горошек, гвоздика, барбарис — всего и не перечесть на лотках. Стоили они на вес золота и серебра, но севернее и западнее перепродавались ещё дороже.       В алхимических лавках было не протолкнуться между стопками редких фолиантов; двигающихся с помощью магии позолоченных систем видимых планет и звёзд; не пройти мимо потрясающе точной, со всеми горами и морями, копии Луны из серебра. В прозрачных пузырьках на пыльных полках переливались на свету всеми оттенками радуги слёзы феникса, по преданиям способные исцелить любую рану; живая и мёртвая вода из долины между Толкучими горами; сыворотки правды, смерти и неуязвимости; яды и приворотные зелья всевозможной силы. Впрочем, большая часть могла быть искусной подделкой.       Драгоценные и полудрагоценные камни; шелка, настолько тонкие и гладкие, что торговцы протаскивали их через маленькое золотое колечко; парча, бархат и атлас; вышитые золотой и серебряной нитью великолепные ковры; священные украшения разграбленных храмов; заколдованное и смертоносное оружие — всё, чего только может пожелать человек.       Чуть дальше, за белокаменной стеной, начинался животный и невольничий рынок. Лучшие породистые скакуны, тяжеловозы, мулы, кодо, буйволы, слоны, верблюды, единороги, грифоны — вероятно, лишь драконов невозможно было сыскать у купцов. А ещё дальше, у помостов, толпился оживлённый люд желающих купить себе наложника, наложницу или просто раба.       На базаре Дуоша лишь несколько человек имели право вести аукцион: их называли ра-сумар. Они выступали посредниками, им отдавали товар, они осматривали его, называли начальную цену и отдавали задаток. Позже ра-сумар забирал четверть от торга. Так как цена часто взлетала в четыре, а то и десять раз благодаря ра-сумару, то никто не жаловался.       Рабов всегда держали в чистоте, за ними ухаживали и хорошо кормили. Их привозили со всех уголков Наэдара — темнолицых знойных шоаниек, крепких чернокожих южан, белых северян. Судьба, приведшая их рабами в Дуош, разнилась: кто-то остался сиротой, кого-то продали за долги, других похищали прямо из родительского дома. Редко попадались эльфы — самый опасный вид товара, брать их в рабы или наложницы было слишком рискованно — их генеалогическое древо было неисчислимо и в любой момент за ними могли прийти свои, что всегда плачевно заканчивалось если не для всей семьи купившего, то для её большей части. И уж никогда не попадались дриады.       Проходя мимо рядов, до отказа заполненных всевозможным товаром, Алексис кинул взгляд на опустивших головы и смиренно ожидающих своей участи невольников. Все люди. Интереса демон проявлять не стал. Некоторые купцы следили за ним и уважительно кланялись. Алексиса знали, демоны предпочитали иметь большие и надёжные связи.       Его путь лежал за пределы торговых кварталов, к вычурному двухэтажному дому из белого кирпича. Зазвенели серебряные колокольчики, подвешенные над входной дверью так, чтобы возвещать хозяйку о посетителях. На самом деле Рута в них не нуждалась, она чувствовала приближение гостей до того, как они ступят на крыльцо её дома, но её забавляли человеческие безделушки, особенно те, которые несли в себе историю и загадки.       Мальчик-раб в цветастых шароварах и остроносых тапочках проводил Алексиса на второй этаж и с поклонами удалился. Из глубины комнаты, погружённой в тёплый полумрак зажжёнными свечами с благовониями, донёсся мелодичный голос, похожий на звук серебряных дверных колокольчиков:       — Надо же, кто явился к нам в гости.       Алексис двинулся вперёд, обходя шёлковые драпировки, ниспадающие под ноги. На резных столиках лежали открытые шкатулки с драгоценными камнями и золотыми украшениями, серебряные чаши были наполнены аппетитными яствами и фруктами. Сама Рута возлежала животом на мягкой перине, одетая лишь в светлую полупрозрачную тунику, и лениво смаковала мякоть сочного персика в своей увешанной браслетами руке. Кроме неё на кровати был распластан привязанный к изящным кованным столбикам обнажённый юноша с завязанными глазами и кляпом во рту. Поперёк его учащённо вздымающейся груди виднелись царапины, словно от когтей хищника.       Рута была ра-сумаром и, видимо, забавлялась плотскими утехами с одним из рабов на продажу. Откинув за спину водопад иссиня-чёрных густых локонов, женщина выкинула персиковую косточку на поднос и оторвала спелую ягоду винограда. Кожа её была почти белой, Рута не выходила на знойное солнце без покрывала, а чаще предпочитала сумеречное время для прогулок и работы.       — Мы тебя не ждали, — улыбнулась демоница, склонив голову. В разрезе туники соблазнительно обозначилась ложбинка между упругих грудей. Рута провела пальчиками по привязанной ноге раба, царапая кожу отросшими когтями, и юноша дрогнул.       — Мне нужна твоя помощь, Рута, — сказал Алексис, не обращая внимания на её развлечения. Рабу повезло, что он ещё жив.       — Что мы можем сделать для тебя и что мы получим за это? — сузила тёмно-зелёные глаза Рута. Она всегда говорила о себе во множественном числе, словно души, которые она поглотила, являются частью её сущности. Рута сама ему об этом рассказывала вскоре после знакомства.       Человеческие души можно было получить, убив человека, но намного вкуснее они — когда отданы добровольно. Рута поселилась в Дуоше со дня его основания несколько веков назад и под разными ликами становилась ра-сумаром и ростовщиком. Она перепродавала рабов, пользуясь сильным голосом, внушающим людям то, что хочет демоница, а деньги давала в долг. У тех, кто не выплатил причитающееся, она забирала души, у других — накануне смерти. Рута стала сильнейшим демоном в Дуоше, хотя в Изенне и среди пиратов, контрабандистов и разбойников Эвса их тоже хватало.       Просто так ради своего сородича она работать не будет. Рута хотела получить плату или обещание её.       — В Дремучем лесу у Бальмы живёт Леший, — медленно начал Алексис. Демоница сверкнула глазищами и впилась когтями в ногу раба, сдавленно застонавшего через кляп. — Он обещал за выполнение отдать души, заточённые на его топях. Половина их твоя, если ты мне поможешь.       Рута облизала алые губы, предвкушая угощение. За многие века души должны были стать вкуснее и давать больше силы.       — Мы согласны, — прошептала она, улыбнувшись и показав ряд белоснежных заострённых зубов. — Что мы должны сделать?       — На рынке скоро появится гамадриада по имени Дваин, — начал Алексис. Он не сомневался, что со дня на день похитившие яйцо и нимфу должны добраться до Дуоша или, в крайнем случае, до Эвса. Он расспрашивал в тавернах и деревнях по дороге сюда. Выпивоха, путешествующий с колдуном, оказался слишком заметной личностью и наговорил много интересного о походе на дракона к вершине Бальмы. Да и трое мальчишек, сопровождающих чародея, запомнились деревенским бабам и старикам. — Я должен доставить его обратно в лес Лешего.       — К нам ещё не обращались с гамадриадой, — обиженно заметила Рута. — Мы узнаем, где он. Но если гамадриада у другого ра-сумара, то мы не сможем выкупить его.       — Тогда ты скажешь, где его искать, дашь золота, и я расплачусь им, — решительно сказал Алексис. Рута легко поднялась с перины, одарила его плотоядной улыбкой и прошла мимо. Её свободные одежды развевались за спиной с лёгким шелестом.       — Мы узнаем, — повторила где-то за шёлковыми волнами Рута. — А ты можешь пока позабавиться с нашей игрушкой. Мы разрешаем.       Алексис кинул взгляд на беззащитного напуганного юношу и отвернулся. У него всё ещё оставались дела. Он не стал рассказывать Руте о драконьем яйце, потому что настолько не доверял. Едва гамадриада объявится на торгах, как демон будет точно знать, что чародей в городе. И тогда Алексис найдёт его и отберёт детёныша Элириады.       Когда время склонилось к закату, вернулась Рута. Её знакомый ра-сумар подтвердил, что дриада уже в городе и в этот же вечер будет выставлен на торги по требованию его владельца, несмотря на предложение оповестить знатных вельмож и чиновников о столь редкостном товаре на рынке. Алексису она дала туго набитый кошель с золотом и шкатулку с драгоценными камнями.       — Этого должно хватить, — улыбнулась Рута, отправляя его на торги. — Мы договорились с достопочтенным ра-сумаром, что он не будет завышать цену на дриаду.       Площадь была заполнена. Купцы и послы, шахи и халифы, князья и даже зажиточные крестьяне испытывали свою удачу на торгах. Кто-то желал пополнить свою коллекцию экзотической или ещё не сломленной игрушкой, кто-то искал себе рабочую силу, кто-то присутствовал ради насыщенного азартного зрелища. Были здесь и толстяки с комплексом неполноценности, и тираны, и поджарые иноземцы — все, кто мало-мальски мог похвастать тугим кошелём. Толпились перед возвышением, где демонстрировали нагую красоту рабов; кому не хватило места, стояли на лестницах окружавших площадь домов и на балконах; на ящиках, которые заботливые ра-сумары заранее заготовили для этой цели. Увлечённый рокот периодически заглушали выкрики: это предлагали свою цену за раба толстосумы. С ярмарки тянуло сладкими ароматами.       Алексис встал у небольшого круглого фонтанчика и смотрел, как на помост под шум выходят невольники. Многие шли с опущенной головой, испуганные и ошеломлённые, другие — гордо выпрямившись и смирившись с судьбой в одном из гаремов какого-нибудь заскучавшего повелителя. Подобная доля казалась долгожданным счастьем по сравнению с тем, что довелось пережить невольникам по дороге в Дуош.       Дриаду вывели почти в конце, когда многие нетерпеливые покупатели уже потратили золото и серебро на менее стоящую добычу. Алексис подался вперёд, впившись взглядом в похудевшего за дальний путь нимфу со скованными руками и ногами. Ра-сумар расхваливал прекрасное, вечно молодое тело, чистую кожу и идеально ровные зубы, требовательно поворачивал вокруг. Даже шрам на плече, хорошо памятный Алексису, ра-сумар преподнёс как украшение и несомненное достоинство. Дриада не сопротивлялся и растерянно переводил взгляд с одного покупателя на другого, завышающего цену на него под громогласный шум толпы.       Сдерживая порыв ярости, направленной на похитителя яйца, Алексис подался вперёд. Последние сомнения ушли, стоило взглянуть на шрам. Он чувствовал свою кровь, которая теперь текла по жилам гамадриады. Ощутив его взгляд, нимфа посмотрел и вздрогнул. Вряд ли он мог узнать Алексиса в его человеческом облике, но угадывал в нём демона несомненно.       Мир вокруг затерялся. Ничто было уже не важно. Теперь Алексис его не упустит.