Легенды Наэдара. Яйцо ледяного дракона

                    — П-простите… — от звука жутко смущённого, неуверенного голоса Алексис и Дваин вздрогнули и резко отпрянули друг от друга. Мальчик в шароварах, пряча лицо, торопливо поставил поднос с едой на столик у двери, поронял фрукты и испуганным воробьём кинулся их собирать. Руте служил он достаточно долго, любил и уважал хозяйку, но ко всякого рода интимным связям, случающимся на его глазах, так и не привык. Особенно к господам, предпочитающим мальчиков, как Алексис Дваина.       За служкой в комнате показалась Рута. Переодетая в изумрудное лёгкое длинное платье с очень глубоким декольте и разрезом от бедра, украшенное бриллиантами, она выглядела ослепительно. Разве что дряхлый и слепой, лишившийся всех мужских сил старик не захотел бы оказаться рядом с ней в постели. Лёгкая ткань на свету вырисовывала силуэт идеального тела, на пышную грудь падали шёлковые пряди чёрных вьющихся волос.       — Какой ты неуклюжий, антрацитовый наш, — бархатом изрекла ра-сумар, провезя кончиками пальцев по волосам слуги на затылке. — Придётся нам позже наказать тебя.       Мальчик поник головой, но явно не расстроился, и тихо покинул комнату.       — Ты не говорил нам о яйце Демиурга, — произнесла Рута, когда слуга скрылся из виду и она полностью убедилась, что никто их не услышит. Рассказывать подробности истории Элириады и встречи с Дваином Алексис не торопился, и Рута предположила сама самый очевидный для неё вариант: — Ты защищаешь его?       Алексис напрягся каждым мускулом, и ра-сумар видела в почти чёрных глазах непоколебимую решимость и в то же время нежелание причинять девушке вред. Обычно они предпочитали видеть друг в друге союзника, но демон ирбе прекрасно знал, что в любой ситуации против неё Рута без зазрений совести предпочтёт выбрать то, что выгоднее ей самой. Как отнесётся ра-сумар к малышу ледяного дракона, Алексис мог лишь предположить: оставаясь истинным созданием подлунного мира, слишком долго она пробыла среди людей, порой продавая им юных потерявшихся эльфов, части драконов и прочих — живых или мёртвых — волшебных существ, своих же. Сейчас Рута видела, что Алексис готов стоять до конца за жизнь малыша или гамадриады, и вражеская позиция ей была невыгодна. К тому же лишь зря потеряет время — силой они равны. Безмерный интерес вызывал только один вопрос: что именно для Алексиса играет главную роль, привязанность или выгода?       — Госпожа Рута, это моя вина, — вмешался в их разговор Дваин, наивно посчитав, что ра-сумар обвиняет демона в том, что недоглядел и яйцо оказалось так далеко от Бальмы. — Я был уверен, что Алексис…       — О, свет очей наших и услада нашего сердца, — отвлеклась на оторопевшего дриаду Рута и ласково провела пальцами по его щеке, затем сжала подбородок и повернула лицом к Алексису, плавно переводя тон голоса на страстный, томный шёпот: — Ты его желаешь?       Дваин пару раз хлопнул ресницами, во все глаза уставившись на демона и соображая, как его можно желать, но скоро вспыхнул ярким румянцем, сопоставив в своей голове работу Руты и то, чего все вокруг от него добиваются.       — Что?!       — Ему понравилось целоваться со всяким сбродом, — невозмутимо отобрав у нимфы губку и продолжив своё лечение, впрочем, оставаясь настороже, заметил Алексис. — Наверняка и нагнётся под каждого!       — Такая самоотверженность? — с деланным восхищением поразилась Рута, пока Дваин от души пнул инферно напротив по ноге, всё ещё находясь в цепких ручках девушки. — Солнышко, ты мог бы поработать у нас на полставки. Мы будем продавать тебя подороже и готовы предоставить тебе приличную долю.       — Хочешь получать за него души? — уловив в голосе суккуба вкрадчивые нотки и поняв её игру, хмыкнул демон.       — Наши клиенты не только люди, но даже они не так часто видят гамадриад, — изящно изогнула бровь Рута, поведя рукой вдоль линии Дваинова плеча. — А мальчик способный, опыт уже есть. Тебе в качестве награды можем предоставить право опробовать его первым…       Алексис усмехнулся: такое предложение польстит любому. Нет смысла скрывать горячее желание овладеть дриадой. Рута чувствовала вожделение за версту, а Дваин был сам виноват. В попытке соблазнить ракеша слишком перестарался и теперь рисковал своей невинностью каждую минуту, находясь рядом с Алексисом.       Аккуратно, задевая пальцами длинные белокурые волосы, демон пропустил под них ладонь, провёл по шейным позвонкам и опустился вниз, по лопаткам и спине к талии, притянул нимфу к себе.       — Быть первым всегда приятно, — хрипло протянул он. — Не волнуйся, я постараюсь, чтобы твой первый раз запомнился как лучший.       — Да ты… — покраснев до кончиков заострённых ушей и задрожав всем телом, Дваин с силой ударил Алексиса в обнажённую грудь, — порождение всех гадостей в мире! Ты обещал вернуть меня домой! Я ни за что не позволю снова себя продать! И буду праздновать тот день, когда мы, наконец, расстанемся!       Дваин не мог объяснить почему, но его охватила сильная обида. Он почти поверил этому демону. Почти. Эльлегил всегда учил, что тварям Преисподней верить нельзя. Они лживы и коварны. И Алексис не исключение, как бы Дваину ни хотелось надеяться на обратное.       Не пожелав больше оставаться наедине с демонами, он резко развернулся и сбежал вниз.       — Он будет тебя ненавидеть, — заметила Рута, проводив нимфу взглядом и оглянувшись на ухмыляющегося Алексиса.       — Он с самого начала меня ненавидел, — ответил демон, но на Руту не посмотрел. Вместо этого ра-сумар уловила в чёрных глазах весёлую искорку, с которой Алексис проводил в спину дриаду.       — Твои глаза отражают больше, чем вожделение, — не смолчала девушка и, присев на место Дваина, достаточно близко нагнулась к оглянувшемуся на неё демону. — Он тебе небезразличен.       — Тебе показалось, — ответно подавшись к Руте, твёрдо проговорил Алексис. — Иначе я не дожил бы до этого дня.       — Дорогой наш, нам никогда не кажется, — заверила Рута, рассмеявшись звонким колокольчиком. — И, кстати, с сегодняшнего дня на тебя объявлена охота, но вместо того чтобы явиться с повинной, ты полон решимости вернуть мальчика в Лес и заодно защитить яйцо. Мы пойдём с тобой. Тебе не помешает сопровождение, мало ли что. И в случае твоей смерти мы любезно согласимся сами позаботиться о Дваине, душах и драконьем яйце.       — Ничего со мной не случится, это был всего лишь человеческий маг! — стиснув зубы и выпрямившись, отрезал Алексис.       — Но он тебя ранил… — непреклонно напомнила ра-сумар и изобразила на лице искреннее беспокойство. — Мы переживаем за наши души…       — Это всё из-за этого треклятого дриады! — выпалил демон. Рута в попутчиках ему и даром не нужна, слишком расчётливой и непредсказуемой она порой бывала. Встреть они по пути Высшего демона и, если он предложит что-либо поинтересней болотных душ, ра-сумар выдаст Алексиса, не задумываясь. И при этом останется в двойном выигрыше.       — Из-за дриады? — уточнила Рута, грациозно поднимаясь со своего места, чтобы успеть собрать всё необходимое в поход. — Или всё же из-за твоих к нему чувств?       Демон прекрасно понимал, что покинувшая комнату ра-сумар провоцирует его, но также не мог с полной уверенностью опровергнуть её слова. В тот момент, когда они столкнулись с магом, Алексис мало думал о Дваине, но всё же не позволил бы себя ранить, не будь его рядом. Одно Алексис знал точно: маг атаковал беспорядочно, задевая и врагов, и союзников. Он мог ранить Дваина, а этого демон очень не хотел. Поэтому готов был прикрыть его даже собственным телом. И Рута понимала это тоже…       Едва ему доложили, что беглецы пойманы, Вальтер первым поспешил к темницам ракеша, лично увидеть гамадриаду с сообщником, прежде чем о них узнает Сар-Джарин. Из предоставленной ему информации смущало только то, что беглецы оказались в количестве четырёх лиц. Все вопросы рассеялись сами собой, едва только Вальтеру стоило войти в персональную камеру, для полной надёжности увешанную заклятиями и рунами настолько, что в зоне их действия не работала вообще никакая магия. Стены тюрьмы были выстроены из диабаза, из-за чего силой их тоже было не взять. Но ничего из этих мер предосторожности не требовалось. Уперев руки в бока, колдун шумно выдохнул, закатив глаза. Как он не догадался с самого начала?       — Эх-на, помню, годков эдак тридцать назад сидел я в казематах Пражоги с ватагой Мировичей... Ох и не сыскать душегубов таких знатных!       — Ой замолчи уже, старик! — посоветовал ему моложавый сосед.       Голоса стихли, как только пленённые заприметили навестивших их гостей.       Среди прикованных к холодным стенам цепями детей и стонущего тартыги первым оживился ошарашенный не меньше других Илбрин.       — Чародей! — от неожиданности и внезапно нахлынувшей радости парень даже поднялся на ноги, звякнув тяжёлой цепью.       Пожалев потраченных монет, отданных кузнецу в Эвсе, Вальтер провёл ладонью по щетинистому подбородку. Как быть: оставить навязчивых компаньонов в темнице на некоторое время или же безопасней взять их с собой? Думал недолго и решил, что видеть их будет спокойнее — с ним у ребят хотя бы появятся выбор и шанс.       — Освободите их, — кивнул в сторону детей и Гавела Дворжака Вальтер и, предупреждая вопросы стражи, добавил: — Это не те. Я возьму их под свою ответственность.       Посомневавшись и попереглядывавшись, стража таки пришла к выводу, что если старый колдун помер, то этот теперь новый и имеет вторую власть после Сар-Джарина. Как бы не шарахнул молнией в задницу, уж коли разозлится в нетерпении! Вот уж когда поздно будет поминать, что наказа ослушались! Пошуршав тяжёлыми ключами, тюремщик снял с заключённых кандалы. Леслава с облегчением помассировала истёртые металлом запястья. Гавел Дворжак же, жестом попросив надзирателя нагнуться поближе, первым делом поинтересовался, не найдётся ли у командира горячительной водички в качестве компенсации да за свободу, за здравицу грянуть?       — Чародей, ты что здесь делаешь? — нетерпеливо накинулся на их спасителя Илбрин.       — Во-первых, господин Вальтер! — обернулся к мальчику колдун. — Во-вторых, это был мой вопрос. Что вы все здесь делаете, когда я оставил вас в Эвсе?       — Ты не поверишь! — с детским восторгом в глазах заспешил пересказать все их приключения Илбрин. — Войтек нас выследил и…       — Илбрин, — перебил друга Пшемисл, чуть размяв затёкшие руки после кандалов. — Во всём виноват Илбрин. Поэтому мы здесь.       Очередной склоке не дал состояться Вальтер, схватив Илбрина, уже подавшегося было к Пшемислу выяснять вину каждого, сзади за шею и потянув за собой на выход.       — Не здесь. Поговорим в другом месте.       Леслава коротко переглянулась с Пшемислом и вместе с ним и сетующим на жадничающих капли спасительной огненной водицы стражей Гавелом Дворжаком покинула темницу.       Вальтер вёл их длинными коридорами, сначала тюремными — тёмными, освещаемыми лишь коптящимися факелами на стенах. Затем их сменили залы, чьи стены раздвинулись и были инкрустированы впечатляющей мозаикой, повествующей о том, как люди сражают драконов и иных чудищ — морских, лесных да горных. Леслава с интересом и затаив дыхание всматривалась в восхитительную картину, задерживала взгляд на витражах в стрельчатых окнах и очаровывалась резными колоннами, плавно соединяющимися с потолками мелькающих просторных залов. В одном из таких залов девочка заметила человека, идущего в противоположную сторону. По одежде и вышитым на ней узорам Леслава сразу поняла, что мужчина из высокородных — кажется, даже знатнее её отца, — но, как ни старалась, герб она разглядеть так и не смогла. Зато мужчина её тоже заметил, оглянувшись и столкнувшись с ней взглядом. Сердце испуганно ухнуло.       Кого только не видала в своей жизни княжна — могучих воинов, богатых торговцев, самонадеянных правителей, и немало кто из них казался ей привлекательным внешне или наоборот, но ни одного она до сих пор не могла бы назвать красивым. Настолько, что смотришь вытащенной на берег рыбой и не можешь продохнуть.       Незнакомец был красив, даже слишком. Васильковые глаза завораживали, смотрели словно насквозь. Лицо обрамляли вороные пряди волосы. Тонкие губы растягивались в лёгкой насмешливой улыбке, будто он знал о ней всё. Всё, до последней её тайны. С ужасом Леслава подумала, что он знает и об обмане с мужской одеждой, узнал в ней беглую княжну.       Вот сейчас подойдёт, схватит за руку и выдаст. И не помогут ни Пшемисл, ни Илбрин.       Заставив себя отвернуться от чарующих глаз, Леслава напуганно опустила голову, пряча лицо, и прижалась поближе к Пшемислу. Ускорила шаг. Боковым зрением заметила, что мужчина прошёл мимо, не обратив на неё более никакого внимания, а следом за ним пробежал прикрывающий лицо капюшоном мальчик. Постепенно страх отпустил и вернулась способность здраво мыслить.       Вальтер завёл в небольшую комнатку, не блещущую помпезностью или красотой, оглядел коридор и плотно закрыл ясеневую дверь. Схватил с некоего подобия кровати свою кожаную, из драконьей шкуры, сумку и принялся собирать в неё необходимые ему в дороге вещи. Он ещё не успел их разобрать, потому занятие не обещало затянуться надолго.       — Когда вы видели Войтека?       — Два дня… три назад, — пожал плечами Илбрин, поглядывая косо на Шема и Леславу, сбившихся рядом. Он сердился на лучшего друга, словно воробей, попавший под холодный безжалостный дождь и безвинно омытый им. — Он прочёсывал Эвс и был очень недоволен.       — Значит, он почти уже здесь, — подытожил Вальтер. Слухи не врали — видимо, бойкий торговец действительно обладал обширными связями. И Вальтер не сомневался, что и в Изенне сыщутся люди, имевшие должок перед Войтеком или важные сделки с ним. — Ему наверняка донесли, что видели меня и вас.       — Но… если это не люди Войтека подняли всех на уши, то кого здесь ищут? — поинтересовался Илбрин, догадавшись, что к переполоху Изенны они не имеют никакого отношения и их с кем-то спутали.       Посмотрев на мальчишку и подумав, стоит ли им поведать о случившемся, Вальтер пришёл к выводу, что от этих детей угрозы ему никакой не будет. К тому же он как-то хотел взять Илбрина в ученики. Может быть, когда-нибудь это случится, и поэтому не стоит настраивать парня против себя.       — Дриада… — ответил Вальтер и осёкся, перебитый восторженным вскриком Леславы.       — Он жив!       Девочка стушевалась, когда на неё обратились взоры всех присутствующих. А Илбрин ещё и брови нахмурил, поджав губы и вновь ощутив укол ревности. Что княжна так радовалась за шиша, будто тот ей был по меньшей мере братом или, того хуже, возлюбленным, сыну сапожника совсем не нравилось.       — Он прокрался в сокровищницу ракеша и украл яйцо, — убедившись, что никто больше выказывать радость не собирается, продолжил Вальтер. — Я отправляюсь на его поиски.       — Возьми нас с собой! — всполошился Илбрин. Наконец-то перед ним вновь замаячила удача и улыбнулось долгожданное ремесло охотника и воителя. Оставалось только любым способом напроситься к Вальтеру в попутчики, и второй раз Илбрин своего шанса не упустит. — Научи сражаться!       — Вы отправляетесь обратно в Эвс, — твёрдо возразил Вальтер, качнув головой. — Дети мне будут только мешать.       — Мы не дети!.. — резко вставил Илбрин.       — У тебя уже была женщина? — так же повысил голос на мальчишку Вальтер, посмотрев в упор. На мгновение в комнате установилась тишина, и, не дождавшись утвердительного ответа, Вальтер закинул сумку на плечо. — Значит, ты ещё ребёнок. На выход!       Отдав команду, колдун первым покинул комнату, подавая пример и оставив дверь нараспашку. Илбрин с силой сжал кулаки, удерживая вскипевшую в крови злость в тисках.       — При чём здесь вообще женщина?! — крикнул он Вальтеру вслед. — У меня их сотни будут!       — Вот когда будут, тогда и приходи, — отозвался из коридора удаляющийся голос с едва уловимой насмешкой.       Рассерженный, Илбрин метнул взгляд на Леславу, и Пшемисл на всякий случай загородил девушку собой. Набиться к колдуну в ученики хотелось жутко, а в округе ни одна женщина не отнесётся серьёзно к подростку без денег. Чего доброго, взбредёт Илбрину в голову приставать к Леславе?..       — Илбрин, может, господин Вальтер прав? — осторожно спросил Пшемисл, готовый, в случае чего, задержать друга и защитить честь княжны. — Давай вернёмся в Эвс. Мы ведь хотели поступить в Академию, помнишь? Обучимся и станем охотниками.       — В Академии нужно платить, — напомнил Илбрин, отвернувшись от Леславы, но полный решимости добиться расположения Вальтера. От него не укрылась спешка, с которой Пшемисл без колебаний встал между ним и княжной. Его покоробил намёк, скрытый в защитном жесте друга. Неужели в глазах Пшемисла он отныне выглядит таким мерзавцем? — А наши отцы не станут этого делать.       Дваин с удовольствием вдыхал полной грудью запахи ещё прореженных, но уже славных буковых лесов. Заглядывался на высокие вековые деревья, подпирающие безмолвное небо, и надолго останавливался возле травы, притрагиваясь к ней, как к редчайшему хрупкому сокровищу. Он сильно задерживал своих спутников. Алексис жутко злился, а Рута придерживала сивую кобылу, за удила коней Дваина и Алексиса, и с хитринкой поглядывала на обоих. Они пошли в обход главного тракта, и дорога обещала затянуться.       Впервые за всё время, проведённое вне Леса, Дваин наслаждался путешествием и ощутил вкус былой свободы. Тело не ныло от сковывающих цепей или верёвок, он мог передвигаться — бегать или просто идти — правда, в поле зрения Алексиса. В противном случае демон начинал сокрушаться, быстро находил гамадриаду и возвращал на место, обещая на будущее связать и перевесить через лошадь. Чем-то он напоминал Дваину Эльлегила, который всегда следил за каждым шагом младшего брата, и порой из-под опеки дубового гамадриады было трудно сбежать. Иногда, не без последствий, Дваину это всё же удавалось, но к Алексису нимфа предпочёл прислушаться. Не только потому, что демон словесную угрозу мог выполнить. Когда желание залезть на редкое дерево пересиливало и переполняло его душу невыносимой тоской, Дваин прибивался к инферно и начинал засыпать вопросами.       — А что они едят? — гипнотизируя форму яйца в мешке из драконьей кожи, притороченного к седлу лошади Руты, поинтересовался Дваин, незаметно сравняв свой шаг с шагом Алексиса.       Демон скосил тёмные глаза на любопытное лицо. До Дремучего леса оставалось немногим меньше недели пути, а фонтан вопросов гамадриады не иссякал. И в качестве мудрого собеседника, отвечающего на них, он каждый раз выбирал Алексиса, а не Руту.       — Мясо, — без обиняков ответил демон. Реакция мальчишки была предсказуема, но пора ему было привыкать, что в мире не всё так радужно и безмятежно, как у него в лесу. Есть травоядные и хищники. Последние зачастую встречаются не только среди людей, но и среди народа подлунного мира.       Дваин покрылся мурашками и взглянул на скрытое яйцо уже по-новому, не в силах перестать восхищаться, но и с толикой насторожённости.       — Но ведь… тогда им нужно убивать и… — не желая верить услышанному, попытался возразить гамадриада.       — Они убивают, рвут добычу на части и едят сырую или прожаренную на собственном огне, — перебил Алексис.       — Но они Демиурги! — яро воскликнул Дваин, готовый всеми правдами и неправдами доказать Алексису, что тот ошибается. — Они создали этот мир! Они не могут поедать собственных же детей!       — Они и не «поедают», они охотятся на одомашненных парнокопытных или дичь; ловят рыбу, кто помельче, — хмыкнул Алексис, не заметив, как втянулся в разговор, и удивляясь, что Леший никогда не рассказывал своим подопечным об этом. Либо Дваин на самом деле был младше, чем казалось. — Сколько тебе лет?       — Двести двадцать четыре, — ответил гамадриада, опровергая предположение демона. Но решив, что из-за его юного возраста Алексис собрался что-то от него утаить, выпалил: — Я почти достиг взрослых лет!       — Почти взрослый и никогда не слышал легенду? – приостановившись, с насмешкой взглянул на нимфу Алексис. — В прадавние времена жили четыре брата-дракона. Самый старший и могущественный из них, Костяной дракон, однажды решил сотворить Сущее, дом для себя и братьев. Пожертвовав свою плоть — кожу и мясо, — он создал огромный шар, нашу землю, и они прозвали его Наэдар. Его кровь текла лавой по жилам сотворенного мира, оголённые кости подпирали твердь, а сердце, спрятанное в недрах Наэдара, питало жизнь и смерть. Зелёный дракон, отдав свои шипы и гребни, создал в этом мире траву, кусты и деревья, богатые леса. Белый дракон из собственной плотности воздвиг ледяные горы, подарил снег и зиму, озёра и реки.       Красный дракон был восхищён творениями братьев и не желал уступать им в мастерстве. Он сотворил подлунный народ: эльфов, нимф и дриад, всех лесных жителей для Зелёного дракона; русалок, горных великанов, волков для Белого дракона; для самого старшего брата, Костяного, он создал демонов, Хранителей и ловцов душ. Братья были довольны, но самому Красному дракону сделалось скучно, и тогда создал он из последних своих сил людей. Люди показались Красному дракону совершенными, он возлюбил их и часами проводил с ними время: учил охотиться, говорить, пользоваться огнём… Все были счастливы и жили в мире. Пока вдруг не обнаружился изъян – люди жили слишком мало. В душах их затаились обида и зависть.       И вот однажды появился первый Охотник. Он верил, что Демиурги обдуманно не наделили их долголетием. Он решил отнять жизнь у Красного дракона и съесть его сердце, которое подарит ему вечную молодость и здоровье. Красный дракон оказался настолько наивен и слепо любил людей, что Охотнику не составило труда заманить его в ловушку.       Он нанёс Красному дракону тысячи ран и пронзил его грудь мечом. Землю и самого Охотника по колено залила кровь своего бога. Но, умирая, Красный дракон не держал на Охотника зла и сказал ему слова, которые стали для людей молитвой.       «О, боги Наэдара, будьте милосердны, и да смилостивятся они над душой, даровав ей новое перерождение»…       Душа Красного дракона, не пойманная вовремя обманутыми Охотником ловцами, рассеялась тысячами осколков. Костяной дракон пришёл в лютое бешенство, но сквозь пронзающую его боль утраты внял словам младшего брата. Прожив жизнь и приняв смерть, Охотник переродился. Конечно, переродился и Красный дракон, но никто не знает, кто он и где сейчас. А люди поверили Охотнику и, сплотившись, смогли убить остальных братьев-Демиургов. Всех, кроме Костяного дракона, собравшего своих детей и детей погибших братьев-драконов и укрывшего их от постороннего взора. Дольше люди жить не стали, но были наказаны, лишившись покровительства Красного дракона. Драконы иногда стали налетать на селения и разорять стада, губить людские поля, их самих, кто был настолько глуп, что шёл на дракона. Чаще наоборот. Прошли долгие годы, драконов становилось всё меньше, и Костяной дракон запретил своим детям показываться под солнцем и луной. Так их существование превратилось в легенду.       — Ты многих видел? — не отрывая глаз от демона, словно зачарованный, поинтересовался Дваин. — Драконов.       — Достаточно, — лаконично ответил Алексис и продолжил путь. Рута остановила лошадей шагах в тридцати от них, но не возвращалась, не желая нарушать их небольшое уединение. Лишь внимательно вслушивалась в каждое слово да всматривалась в лица попутчиков.       — Алексис, кто ты? — догнав демона, поймал его за локоть Дваин. И мигом отпустил, когда тот оглянулся на него.       — Демон.       — Я много слышал о демонах! Они страшные и безжалостные и заботятся только о себе. Мучают и убивают без разбора…       — Я убил около сотни, пока шёл за тобой, — пресёк назревающую попытку отыскать в нём что-то положительное Алексис. Для Дваина он должен оставаться злобной тёмной тварью, каким он и являлся. Между ними не может быть и намёка на дружбу. — И хватит вопросов, иначе следующим, кого я убью, будешь ты.       Надувшись, Дваин остановился, укоризненно глядя Алексису в спину. Демон старался его запугать, но было уже не страшно.       — Ты не сможешь этого сделать хотя бы потому, что обещал дедушке Лешему… — проворчал себе под нос гамадриада. Обижаться на демона Дваин не видел нужды, но на ближайшие пару часов от него отстал, принявшись с усердием оглядывать окружающую местность. Пока у него была такая возможность, хотелось изведать всё о волшебных существах, населяющих окрестности. Алексис же не подавая виду поднял глаза к кронам редких деревьев, в которых уже давно заметил извивающиеся полупрозрачные длинные тела ловцов душ, неотступно следовавших за ними от самого Дуоша.       Ночь порадовала полной яркой луной и чистым сапфировым небом, усеянным кристалликами звёзд, словно сахаром, рассыпанным на золе. На ночлег Рута с Алексисом сошли с дороги и углубились во встреченную рощицу, за которой призывно журчала пробегающая от Катожских гор к Чакскому заливу речка. Немногим выше по течению шелестели пороги и ступенчатый водопад, упорно пробивая полированные веками камни, а дальше он сбегал мирной зеркальной гладью.       Спрыгнув со взмыленной кобылы, ра-сумар велела демону ставить ей шатёр. В ожидании девушка умылась под спадающими с камней холодными струями, дышащими горной свежестью, и царственно расположилась недалеко от костра. Они с Дваином успели поболтать о чём-то незначительном, прежде чем Алексис оповестил о готовой работе и, зевнув, Рута пожелала всем приятных сновидений. С собой девушка томным голосом позвала Дваина, но демон рыкнул на неё, чтобы скрылась пошустрее и носа не высовывала. Многозначительно улыбнувшись во всё лицо, суккуб исчезла под пологом тёплой сени.       — Ты тоже можешь немного поспать, — отыскав шерстяное покрывало, Алексис кинул его Дваину и потянул за поводья пыльных измученных коней на водопой. Опасаясь преследования, они ехали без отдыха почти целый день, и лошадям нужно было смыть пот и запахи южных гаваней.       Отыскав мирную заводь у берега, Алексис пустил коней в ледяную воду и, сорвав камыш, стал тереть их круглые бока. Рядом послышался всплеск, и демон неохотно обернулся. Звёзды разбежались по воде, сталкиваясь и прячась в тёмных омутах. В нескольких ярдах на поверхности бесшумно вынырнула голова со спутавшимися светлыми волосами.       Алексис недовольно фыркнул, вторя беспокойным лошадям. И зачем только Лешему нужен этот непоседливый мальчишка, уследить за ним было невозможно. Но сейчас, голый до пояса и мокрый, в подёрнутой белой дымкой реке, Дваин выглядел как водная нимфа, готовая заманить в свой невод неразумного путника.       — Какая огромная! – восторженно воскликнул дриада, по мнению Алексиса явно польстив реке. Но мгновением позже, когда Дваин вновь нырнул и растворился во тьме, гоняясь за проказливыми звёздами, разбегающимися по ряби, и выплыл на середине, демон понял его восхищение. – Я знаю эту реку, Ширак, и наяд, которые хранят её. Она берёт начало у корней горы Бальмы. Я помню её крошечным ручьём, упорно пробивающим путь между камней, а здесь она так разлилась, помутнела и набралась силы. Там выше по течению вода такая вкусная и свежая, что пьёшь её — и она исцеляет раны на теле и в душе.       Говоря об этом, Дваин вспоминал своенравную Айну, маленькую девчушку Кикимору, других сестёр, которые всегда показывали ему в зеркале воды прошлое или учили, где вода чистая и целебная, а где наоборот.       — За пределами Леса всё становится другим. Если тебе совсем нечем заняться, лучше помоги мне намыть лошадей, — строго наказал Алексис и вернулся к своему занятию, отметив, что нехотя, но дриада направился к нему. Если позволить ему разговориться, Дваин опять начнёт задавать бесконечные вопросы. Как его жители Дремучего леса терпели?       Животные стояли смирно, позволяя отмывать себя, похрапывая и припадая мордами к воде. Гамадриада скользил легко, словно сама река его поддерживала объятиями. Приблизившись, Дваин встал рядом, ссутулившись и потирая озябшие плечи — ледяная вода прожигала глубоко под кожей до самых костей. У него даже зубы застучали дятлом, но нимфа так обрадовался чему-то родному и близкому, что готов был терпеть и холод, и боль. К тому же река, узнав его, безуспешно пыталась исцелить раны, и шрам на плече пощипывало сотней иголочек. Кинув на его спину косой взгляд, Алексис отметил, что печать полностью вжилась в его тело: под кожей едва заметно проглядывались эльфийские руны. Натолкнувшись на задумчивый взгляд демона, Дваин не удержался и плеснул водой, взбудоражив заржавших лошадей. Холодные капли намочили рубаху, добравшись и до торса под ней. Рыкнув и удержав скакунов на месте, Алексис развернулся и ощутимо щёлкнул не ожидавшего лесного нимфу по лбу.       — Ты меня ударил! – схватившись за лоб, пожаловался Дваин.       — Я тебя наказал, — нисколько не посочувствовав ему, поправил Алексис. – Что, в Лесу тебе много позволяли?       Гамадриада сузил глаза, оставил в покое пострадавший лоб и с удвоенной силой накинулся на демона. Лошади засуетились, и их всё-таки пришлось выпустить. Разошедшегося Дваина Алексис поймал за запястья. Рефлекторно гамадриада отступил, чтобы высвободиться и атаковать снова, но под ногу подло подставился скользкий камень, и, вскрикнув, нимфа плашмя повалился в воду. Волна властно обрушилась на демона. Вымокший до нитки, Алексис моментально вытянул дриаду из речного плена, и продрогший, посиневший и покрывшийся крупными мурашками Дваин прильнул к горячему телу. Опомнившись, отодвинулся, подняв круглые глаза на остолбеневшего демона, а потом потерял счёт времени, когда Алексис, словно так и должно быть, жадно впился в его холодные губы. Ладонями инферно удерживал голову древесного нимфы, язык властно ворвался в полость рта, мелкая щетина уколола. Поцелуй выбил из головы все мысли и окатил волной жара. В воздухе, казалось, нимфа уже не нуждался: Дваин дышал им. Ощущал прижавшееся к нему сильное тело, крепкие пальцы на затылке и шее, ласкающие губы и язык. Земли под ногами не было, он летел или падал. А сердце с бешеной частотой ударяло по рёбрам.       Это должно было продолжаться бесконечно, но постепенно поцелуй угас, и Алексис чуть отстранился, ошарашенно заглядывая в синие глаза, ещё более насыщенные под лунным светом. Он не сдержался, поддался порыву. Демон, оттачивающий контроль над своими чувствами в течение восьмисот тридцати шести лет. Постепенно осознание вернулось и к Дваину. Ширак снова холодила его ноги, под ладонями дриада почувствовал запястья демона – когда он успел схватиться за него, Дваин не помнил. Но сердце всё так же стучало, закладывая уши, разгоняя кровь и заглушая разум. Ему нужно было ещё. Дваин даже приоткрыл рот, чтобы попросить поцеловать его ещё раз, но не смог произнести ни единого слова.       — Простоишь ещё пять минут, превратишься в холодную и скользкую амфибию, — отпустив его и сквозь плотную заводь направившись к берегу, Алексис хотел казаться неприступным, как всегда, но хриплый голос подло выдавал его.       Некоторое время Дваин смотрел ему в спину, каждую клеточку его тела кололо и тянуло магнитом к демону. Ещё раз. Безумно хотелось познать его поцелуй ещё раз. Так гамадриада никогда себя не чувствовал. И боялся, что, если шагнёт, ноги не удержат его больше. Но это было бы ничто в сравнении с тем, если бы Алексис повернулся, подошёл и поцеловал ещё раз.       Когда Дваин ступил на песок, демон рассерженно шарил по сумкам в поисках второго одеяла. Одно валялось у костра и предназначалось дриаде. Тихо опустившись, Дваин закутался в него, не потрудившись натянуть на мокрое тело одежду. Хотелось дать ему сначала обсохнуть. Прислушиваясь к ворчанию, нимфа оглянулся через плечо.       — Мы же брали ещё одеяло! – сокрушался Алексис, перевернув уже все немногочисленные вещи, которые они взяли с собой в недолгий путь до Дремучего леса. В сырых рубахе и штанах он рисковал замёрзнуть, но упрямо не снимал их.       — Я могу поделиться, — предложил Дваин, приподняв край покрывала. Возле костра он уже начал согреваться, но в редких каплях на голом теле ещё отплясывали отражающиеся языки пламени.       — Оденься! – рыкнул на него Алексис.       — Тогда моя одежда намокнет, как твоя, — окинув себя мимолётным взглядом, постарался улыбнуться Дваин. Мысли так и путались, поддаваясь ему с трудом.       — Ты же в этом и виноват! – беззлобно обвинил демон, но приняв поражение перед пропавшим одеялом, подошёл, сел рядом и позволил себя укрыть. – Не прижимайся!       Дваин не отодвинулся, но обхватил руками колени. Ему очень не хотелось, чтобы ощущение поцелуя рассеивалось, но Алексис слишком быстро превратился в неприступную ледяную глыбу, каким был всегда. Говорить или что-либо делать в таком его настроении было бессмысленно, Дваин это уже усвоил. Но делиться произошедшим с Рутой не хотелось ещё больше. Рука сама потянулась вверх, и пальцы коснулись губ, сохраняя чувство, подобное волшебству.       — Я поймаю и привяжу лошадей! – заметив этот жест, резко поднялся Алексис, высвобождаясь из покрывала. – А ты оденься и ложись спать. Я сегодня останусь на карауле…       Но утро настало быстрее, чем рассчитывал демон, встретив его жутко довольной улыбкой Руты. Ра-сумар приложила палец к губам и опустила глаза ниже, на живот Алексиса, куда давило нечто тяжёлое. Дёрнувшись и удержав корпус на локтях, демон ирбе обнаружил на себе удобно примостившуюся белокурую макушку, завернувшую тело в одеяло. Обессиленно вздохнул.       Он заснул под соседним от лошадей деревом, оставив Дваина у костра, что гамадриаду, конечно, не устроило. Он должен был догадаться. Алексис делал всё, чтобы сохранить между ними вражеский нейтралитет, но Дваин, похоже, оказался лесным духом непрошибаемым. Да и сам демон давал слабину: оттолкнуть его или разбудить не возникало даже мысли.       Пропавшее одеяло нашлось позже, в шатре у Руты. Об этом Алексис должен был догадаться тоже.       Убедив ракеша в том, что демону и гамадриаде, несмотря на все усилия его Величия, всё же удалось покинуть Изенну, Вальтер смог добиться у него позволения отправиться по горячему следу. Вместо людей, которых Сар-Джарин обещал Наримену, правитель выдал колдуну золота, чтобы он смог нанять людей в Эвсе. Вальтеру такой расклад был на руку, туда же ему нужно было сопроводить бежавших детей и Гавела Дворжака. В путь они отправились засветло, но чародей не сомневался, что сможет настичь гамадриаду на дороге к Вёселке, уже с наёмниками. Лесной нимфа отправился в лес, Вальтер был уверен – больше ему без магии бежать было некуда. Шиши все были просты и предсказуемы. Опасность представлял лишь демон. Вальтер никогда с ними не сталкивался и не торопился начинать знакомство. Но если ракешу и страже удалось выжить после встречи с ним, то оставался шанс, что некто, сопровождающий дриаду, был сильным, но далеко не демоном.       В дороге Шем и Леслав держались чуть особняком, стараясь не терять Гавела Дворжака, которому с трудом удавалось справиться со своей норовистой кобылой. А вот Илбрин постоянно держался рядом, подражал чародею и засыпал вопросами. В Эвсе они оказались к закату, город их встретил суровыми уставшими лицами. Гудели переполненные наёмниками и морскими волками кабаки, жёны выпроваживали едва удерживающихся на ногах мужей оттуда скалками. В городе Илбрин замолчал, погрузившись в свои мысли и придумывая, каким способом уговорить Вальтера забрать его с собой. Пшемисл же чувствовал неладное. Попадались женщины с поломанными чугунками, молодые мужчины не хвастали новым мечом, над городом не возвышался столб дыма.       Уходящее солнце окрасило небо в багровый, когда они подошли к кузнице, которую оставили несколько дней назад один на один с Войтеком. Некогда огромная и надёжная, теперь она лежала грудой обгоревших камней. Среди них рассеянно бродил кузнец, то подбирая кусок стены, то бросая, находя инструмент. Разозлённый, Войтек в долгу не остался, и Пшемислу сделалось невыносимо стыдно и тоскливо. То место, которое бы мальчишка назвал своим домом, разрушено, и мечта развеялась пеплом. Возвращаться им было некуда.