Верю-не верю

Чарльз смотрел очень странно: как будто одновременно понимающе и недоумённо. Эрик совсем не чувствовал его присутствия в своей голове – и был почти на сто процентов уверен, что Чарльза там действительно нет. Это его жест вежливости, жест деликатности и жест уважения – он не стал копаться и смотреть. Чарльз был готов принять то, что ему скажет Эрик – ну, или почти готов, зная его, можно было предположить, что он обязательно задействует другие свои штучки. Те, которые «просто поговорить». – Мне не плохо у тебя и у меня нет каких-то особенных проблем, – начал Леншерр, немного отстранившись, и сразу предостерегающе посмотрел на Чарльза – тот уже явно был готов возразить и привести в пример кошмары Эрика. – С которыми я не мог бы справиться, – добавил он, и Ксавье мягко опустил ладони на его плечи. То, как он большими пальцами поглаживал шею, отвлекало, Эрику нравилось легкое ощущение чужой теплой кожи, и пальцы у Чарльза были мягкими, но сконцентрироваться на другом сейчас было важнее. – Когда я шёл по Германии, я понятия не имел, что мне делать. У меня была цель – проще некуда, я хотел выжить. – Я не хочу, чтобы ты считал себя в чём-то должным, – негромко, но на удивление жестко произнёс Чарльз, он перестал поглаживать шею Эрика на секунду, и тот кивнул. – Что ты делаешь Чарльз? – Извини? – он склонил голову набок, вопросительно подняв брови. – Что ты делаешь здесь, кроме того, что играешь со мной в шахматы? На этот раз Чарльз удивлённо изогнул бровь, глядя на Леншерра почти настороженно. – Я пишу статью по генетике. Пока это главное – пока не началось переоборудование особняка под здание школы. Будет много работы, а потом, я полагаю, буду преподавать, – рассказал Чарльз, и не мог не расслабиться – уголки губ Эрика дёрнулись вверх. «Ну конечно, преподавать», – это у Чарльза получалось отлично, хотя Эрик всерьёз опасался за то, как он будет влиять на детей. За то, как он повлиял на самого Эрика. Здесь Леншерр себя одёрнул: ему _нравилось_ то, как Чарльз на него повлиял. Это был, пожалуй, первый человек в жизни Эрика – после смерти матери – который сдержал своё обещание. Не навредить. Пускай он всё ещё оставался чересчур оптимистичным янки, Ксавье за неделю научил Эрика большему, чем Шмидт выдавил из него за несколько лет. – А что делаю я? – снова спросил Эрик. – Помогаешь мне и учишься лучше управляться со своими способностями, – Чарльз улыбнулся так, как улыбается на экзамене студент, услышав самый лёгкий вопрос. Эрик представил, что они поменялись местами, и теперь это он профессор. Представлялось плохо. – И должен сказать, что у тебя великолепно получается, друг мой. – Это процесс, а не цель, – Эрик покачал головой. Ему безусловно хотелось выйти на пик своей силы – и, наверное, не в последнюю очередь ради того, как Чарльз смотрел на него, когда чувствовал его дар. Развитие – слишком плавный процесс, Эрику же были нужны чёткие ориентиры: найти, взять, отдать, приехать, уехать. – Тебе в любом случае предстоит процесс продвижения к цели – любой, – пожал плечами Ксавье, и Эрик поразился тому, каким он бывает слепым при всей своей невероятной проницательности. И даже при наличии телепатии. – В таком случае, я хочу выбрать его сам. Повисла пауза, и у Чарльза на лице эмоции сменили одна другую так быстро, что Эрик невольно часто заморгал. Снисходительность – понимание – испуг – испуг, чёрт возьми? – лёгкое облегчение и снова понимание. В который раз он поразился, как ярко эмоции отражаются на лице Ксавье – как у хорошего актёра. Только Эрик не позволял себе усомниться в искренности Чарльза – это было бы просто нечестно по отношению к нему. – Ты думаешь, я подавляю тебя? – Чарльз говорил негромко и мягко, а взглядом беспокойно шарил по лицу Эрика. Леншерр качнул головой и понял, что она слегка кружится – то ли от того, как Чарльз показывал ему свой восторг, то ли от того, как от Чарльза пахло эрл греем, мылом – и Чарльзом. – Ты мог бы, – это было «нет», и Чарльз расслабил плечи. Теперь он прижимал ладони к шее Эрика, и от этого было тепло – даже слишком. Ксавье молча потянулся к Эрику и поцеловал его на этот раз сам – мягко, глубоко. Доверительно. Голова у Эрика закружилась ещё больше, а Чарльз в объятиях вдруг стал казаться не просто тёплым, а горячим. – Моя сводная сестра, я говорил тебе о ней, считала, что я подавляю её. Она была права, – Чарльз говорил Эрику почти в губы и смотрел снизу вверх – из-за роста. – Только когда я это понял, мы уже полгода как перестали общаться. Он отстранился плавно и мягко, точно так же, как целовал Леншерра до этого, и вообще не совершал резких движений. Снова казался податливым, как будто пластилиновым, только Эрик помнил – и мужчин на выходе из нью-йоркского клуба, и вокзал. И то, как спокоен Чарльз был, когда у его горла оказалось Эриково лезвие. И то, что в жизни он не видел человека – мутанта опаснее – даже несмотря на всё, что успел показать ему в Аушвице Шмидт. Эрик помнил и тем не менее верил, что у самого опасного мутанта получится школа, а не концентрационный лагерь. Может быть, это всем на пользу, что он такой идеалистичный янки. Чарльз отступил на шаг и улыбнулся – он верил Эрику тоже. – Полагаю, ты не планируешь собирать редкие виды цветов по всей Америке? – усмехнулся Ксавье. Эрик зеркально вернул ему усмешку и облокотился на каменные перила. – В одном ты прав, кое-что я хочу собрать. Через несколько дней их снова встретил Большой Центральный терминал. Чарльз настоял на том, чтобы проводить Эрика, и оправдывался тем, что ему всё равно нужно в город, чтобы собрать какие-то документы для школы. На этот раз у самого Эрика в кармане были билеты, в руках – небольшой саквояж, но он всё равно не ощущал паники, которую ожидал. Он как будто стал к ней нечувствительным, выборочно оглох. – Это ты? – неуверенно произнёс Эрик, тронув за плечо Чарльза. Чарльз рассматривал расписание движения поездов. – Что? А, да, прости, – Чарльз не стал переспрашивать, просто уловил пояснение на поверхности разума Эрика, и тот не стал возражать. – Это уже рефлекс, когда вокруг так много людей, мне нужно слегка абстрагироваться, иначе чужие яркие переживания, знаешь… – он улыбнулся и сделал жест пальцем у виска, показывая, что это заставляет чувствительную телепатическую крышу слегка съезжать. Эрик невольно залюбовался улыбкой, а потом взгляд соскользнул на галстук. Под ним у Чарльза была старомодная подколка, а вот зато пиджак был с иголочки и явно очень модным – если судить по тому, что Леншерр заметил на улицах. А он-то в детстве думал, что все профессора ходят в старых пиджаках, пахнущих нафталином и пылью. – Если хочешь, я могу уменьшить радиус. Эрик хмыкнул и покачал головой. – Мне будет этого не хватать на других вокзалах. Чарльз снова заулыбался. Стоя у вагона, Ксавье положил ладонь на руку Эрика – на то предплечье, где были с немецкой педантичностью, пусть и в спешке, вытатуированы цифры. Чарльз ничего не сказал, а в следующий момент Эрик ощутил, как его ласково гладят по затылку – изнутри затылка – невидимые телепатические пальцы. «Будь осторожен». «И никого не убивай», – так же мысленно ответил Эрик и широко усмехнулся. Чарльз фыркнул. «Редкие цветы собирать было бы проще, чем сбежавших в Америку нацистов, еще есть время передумать», – подколол он, и теперь уже фыркнул Эрик. Усевшись в вагоне, он немного пожалел, что не стал целовать Чарльза на вокзале – наверняка ведь Ксавье смог бы отвести людям глаза?..