***
Кенму заметно шатает, и выглядит он откровенно жалко, но это совершенно не мешает Тетсуро его отчитывать. Даже наоборот. – Я ж тебе говорил, если совсем плохо становится – сразу кыш с поля, – ворчит он. – Говорил или не говорил? – Говорил, – тускло отзывается Кенма. – Ну и чего ты куковал, пока не свалился? – Тетсуро недовольно поджимает губы. – Ты ж лучше моего знаешь, когда эта твоя анемия брыкается. Ты, кстати, лекарства пьёшь? – Пью, – голос Кенмы становится ещё тише. – Обычно проблем не возникает. – Или это у тебя к весне сдвиги пошли? – Я правда в порядке, Куро, – Кенма выглядит раздосадованным и почти обиженным. На Тетсуро это не действует – заставил волноваться, теперь отдувайся, и нечего делать глазки кота из этого… ну, зелёный который. Названия фильмов Тетсуро не запоминает никогда. – Мика-чан, я тут вам этого красавца доставил, пусть отлежится! – окликает Тетсуро медсестру, хлопочущую в соседней комнате. Та отзывается согласным мычанием – видно, у неё сейчас перекус, – и Тетсуро сгружает Кенму на одну из кроватей, у стены. – Вот что, отдохни пока, – наставляет он. – И никаких эскапад, понял? – Но тренировка же… – Кенма осекается, перехватив его тяжёлый взгляд. Правду мать говорит, таким взглядом можно рыбу глушить. – Отдохни, – твёрдо повторяет Тетсуро и, чтобы смягчить слишком уж грозный эффект, легонько треплет Кенму по волосам. – Много будет пользы, если ты опять свалишься во время тренировки, а? – Извини, – Кенма понуро опускает взгляд. – Всё, вздремни, что ли. Я зайду, когда закончим тренировку, домой пилим вместе, ок? Спорить Кенма больше не пытается.***
Кенму вся эта ситуация смутно раздражает. Он злится на себя – ну вот надо было ему свалиться, переполошить Куро, и вообще, – и, совсем немножко, на самого Куро, который вечно слишком волнуется. От этого всегда становится жутко неловко. – Всем бы клубам таких капитанов, – медсестра, высунувшаяся из своей комнатки, выглядит довольной. – Вот в бейсбольном клубе на прошлой неделе питчер спёкся – думаешь, его ко мне отправили? Нет, замучился до того, что ему потом глюкозу кололи! Уколы Кенма не любит. Сейчас-то он просто принимает сульфат железа, и, в общем-то, всё в порядке, а вот в детстве постоянно приходилось сдавать кровь, и это было неприятно. Вот ведь глупость, у него и так этой самой крови, вернее, её составляющих, для нормального функционирования еле хватало, так ещё и на все эти анализы выкачивали. Медсестра что-то негромко щебечет – Кенма не вслушивается, но улавливает что-то о подростках, которые совсем не следят за своим здоровьем, о каких-то БАДах, снова о подростках… Кенма действительно засыпает – другого способа спастись от бормотания медсестры, которой, наверное, очень скучно – поговорить-то не с кем, – он не видит. И просыпается аккурат минут за пять до того, как в медпункте раздаётся голос Куро. Как чувствовал. Голова почти не кружится, да и на ногах он уже стоит почти твёрдо, но Куро всё равно не спускает с него глаз и, чуть что, придерживает за плечо. И так всю дорогу до дома. Но спорить с ним и правда бесполезно. Да и не хочется, если честно. После тренировки они почти всегда идут к Куро. Оккупируют кухню – Куро спихивает со стола старшего кота, вытаскивает из раковины младшего, – и, разжившись чем-нибудь из холодильника – младшего кота снова приходится брать за шкирку, чтобы он не залез в отсек для овощей, – перебираются куда-то на стык столовой и гостиной. Иногда за стол, иногда сразу на диван… с которого сперва надо согнать старшего кота. Родители на работе всегда допоздна, а Кенма не любит быть один. Куро об этом хорошо знает, поэтому он даже не спрашивает – просто за руку тащит его к себе домой. Это уже традиция. Кенма сидит у него до темноты, а иногда там же, на диване в гостиной, и засыпает – это давно никого не удивляет. Как и то, что поутру Куро будит его, посадив на голову старшего кота. Ещё в детстве так делал, только с годами кот разъелся, и теперь ему лень даже возмущаться – до того, как Кенма начинает вяло отмахиваться, кот уже успевает уснуть. – Я это… сейчас, разберусь с планами на матч – и буду в твоём распоряжении, – хмыкает Куро. Кенма отвечает коротким кивком и подзывает младшего кота. Тот подлетает серой стрелой, задрав похожий на ёршик для мытья бутылок хвост, и тычется носом в ладонь, напрашиваясь на почесалки. – Прям на его место хочу, – с улыбкой ворчит Куро, и трудом сдерживает отчаянный зевок. – А-а-а, спать охота… щас. Куро суёт голову под кран и фыркает, как недовольный пёс, когда холодная вода затекает за шиворот. – Умаялся за сегодня, – Куро мотает головой – с мокрых волос летят брызги. Смешно немного – даже сейчас его волосы торчат упрямым гребнем. – Тебе уже получше? – Я в порядке, спасибо за беспокойство, – Кенма рассеянно чешет утробно мурлычущего серого под подбородком. – Вот же ж... Ну а кто за тебя ещё беспокоиться будет, если не я? Шиппо, отлезь, – Куро отмахивается от старшего кота, которому наверняка тоже захотелось, чтобы его почесали, и тот с недовольным мявом перетекает – иначе и не назовёшь, – на пол. Куро забирается в кресло с ногами и принимается скрести карандашом по стопке листов на планшете, улыбаясь каким-то своим мыслям. Кенма любит, когда Куро так улыбается. Коты мурлычут, Куро работает над расстановкой игроков, и Кенма чувствует себя очень уютно. С Куро интересно говорить, но, что куда более важно, с ним можно просто помолчать. Для Кенмы, которого выматывают даже разговоры, это очень ценно. – Ты так много времени и сил тратишь на команду, – размыкает губы Кенма, когда Куро откладывает уже шестой измочаленный лист. – Ага, – Куро поднимает глаза от своих схем и, зажмурившись, трёт веки. Устал. И то верно, у третьеклассников сейчас напряжённое время, скоро среднесеместровые тесты, да ещё и подготовка к матчам… – Оно того стоит? – Знаешь, был период, когда я начал в этом сомневаться, – Куро засовывает карандаш за ухо и невидящим взглядом смотрит на исписанные и изрисованные листы. – А теперь? – тихо спрашивает Кенма, выждав довольно долгую паузу. Куро смешно, по-кроличьи шевелит носом и опускает планшет с листами на колени. – А в последнее время понимаю – ещё как стоит, – Куро улыбается широко и заразительно, и Кенма чувствует, как уголки его губ невольно ползут вверх. Что ж, если Куро так говорит – значит, в этом действительно есть какой-то смысл. Кенма кивает и отворачивается, снова утыкаясь взглядом в требовательно мурлычущего серого. Но Куро, похоже, ещё не закончил говорить. – Потому что ты начал улыбаться во время игры, – широкая тёплая ладонь ложится на макушку и легонько ерошит волосы. Кенма утыкается лицом в сложенные на коленях руки, чтобы Куро не видел, как вспыхнули его щёки. Это уже даже не смешно. – Эй, куда уполз-то? – что-то глухо стучит – видно, Куро откладывает планшет, – и диван слегка прогибается, когда Куро садится рядом. – Чего ты? – Ты всегда говоришь такие смущающие вещи, – глухо отзывается Кенма, уткнувшись лбом ему в плечо. Куро раскатисто смеётся. У него хороший смех, искренний. – Да ладно тебе, – Куро по-медвежьи обнимает его, и Кенма почти мурлычет, под стать серому. Хорошо. В объятиях Куро уютно и надёжно. Вообще-то обычно Кенма избегает чьих бы то ни было прикосновений, даже случайных, но Куро – это совсем другое. Куро нравится обнимать Кенму, Кенме нравится вот так сидеть в кольце его рук. В детстве это было как-то иначе. – Чего опять умолк, тихоня? – Куро не отстраняется, и Кенма кожей чувствует вибрацию его голоса. Куро слишком много. Его голос, его запах, его прикосновения – всего этого слишком много. Это неправильно, но отказываться Кенма не собирается. Он достаточно скрытный, чтобы ни словом, ни делом не проявить, что относится к Куро немного… не так, как в детстве. – Задумался, – честно отвечает Кенма, немного отстранившись, и не очень честно добавляет: – из-за матча. Я вчера тренировку пропустил, сегодня. Подвести боюсь. И как ребята отреагируют… А в итоге получается почти честно. – Кенма, ну чего ты куксишься? Никто тебе слова не скажет, – Куро издаёт короткий смешок – от его тёплого дыхания, осевшего на коже, Кенме становится не по себе. – Тебя в этой команде все любят, а уж я-то – в особенности. – Перестань, – Кенма отводит взгляд. – Ты меня смущаешь. – Да чего смущаться-то? Правду ж говорю. Не веришь, что ли? Кенма рассеянно смаргивает. – Я не знаю, как на тебя реагировать. – А как на меня реагировать? – Куро со смехом притягивает его ближе, и Кенма до цветных кругов под веками жмурит глаза. – Ты говоришь странные вещи. – Да ну тебя. Я тебе тут прямым текстом говорю, что я тебя люблю, а ты куксишься. Кенме очень хочется стукнуть Куро… ну, хоть бы и планшетом, но вместо этого он краснеет ещё сильнее – наверное, щёки пылают ярче форменной футболки. На календаре далеко не первое апреля, а у самого Кенмы с чувством юмора всегда было туго, поэтому сейчас он не может понять, шутит Куро, или… Или шутит. Просто так вот болезненно метко. – Слушай, я, может, хоть какой-то реакции жду, – Куро щурится совсем по-кошачьи. – Я не знаю, как я должен реагировать – второй раз за минуту говорит Кенма, с трудом выдавливая из себя слова. Голос у него и так тихий, а теперь, из-за нервозности, ещё и очень сиплый, и Куро наклоняется совсем близко к его лицу, пытаясь разобрать слова. Спокойствию это отнюдь не способствует. Кенма нервно облизывает пересохшие губы. – Нет, ну а как можно? Обычно в таких случаях ожидают услышать что-то в духе «взаимно» или «не взаимно», – Куро выглядит озадаченным, и это смущает ещё сильнее. То, с какой непосредственностью Куро об этом говорит, для Кенмы просто непостижимо. – Ты сейчас шутишь? – наконец, спрашивает он. Куро моргает, как вытащенная днём из дупла сова. – Ну у тебя и вопросы. Когда это я такими вещами шутил? Кенме очень хочется ответить, что всегда. Чуть ли не с детства Куро сыпал шуточками и комментариями, которые можно было трактовать… двояко. – Слушай, так ты ответишь, а? Я ж не отпущу, пока чёткий ответ не получу. Кажется, не шутит. Кенма ещё раз повторяет это про себя. Не. Шутит. В голове всё равно не укладывается. – Я не знаю, как реагировать, – в третий раз повторяет Кенма, и опускает голову. Тёплое дыхание Куро шевелит волосы на макушке. – Да что ж с тобой делать… Слушай, я не тороплю, – Куро улыбается всё так же светло, и Кенма этому рад – по крайней мере, не обиделся. – Ты просто подумай, хорошо? Я не буду ни давить, ни принуждать. Кенма молча кивает. Просто подумать… Да, конечно. «Просто». Просто… Проще не бывает, разумеется. – Куро, я… – Не знаешь, как реагировать, я понял, – Куро кивает. Он всё ещё слишком близко, отстранённо думает Кенма. Слишком. – Всё в порядке, Кенма. Я рад, что ты меня, по крайней мере, никуда не послал. Слишком неловко. – Шиппо, кыш от фикуса! – повышает голос Куро, и Кенме почти жаль, когда он отстраняется. Но, с другой стороны, фикус надо спасать, да и сидеть вот так, в обнимку, после всего сказанного и… и несказанного – как-то неправильно. – Куро, я пойду, наверное, – тихо говорит Кенма, с горем пополам заставив себя подняться на ноги. В голове звенит мутная пустота. – Понимаю, – Куро как-то очень быстро оказывается рядом, недовольный Шиппо висит у него на руке лохматой пятнистой тушкой. Снова слишком близко. – Кенма, я это… ну, извини, что так внезапно, – Куро рассеянно запускает пальцы в волосы на затылке, ероша их ещё больше. – Я не хотел тебя напугать, правда. Кенма опускает голову и рассматривает свои колени с преувеличенным интересом. Шиппо начинает раскачиваться на руке Куро и нервно молотить по воздуху и его ногам хвостом. – Ты действительно мне очень дорог, – когда Куро не улыбается, его лицо выглядит почти непривычно. – Что бы ты ни решил – я не хочу тебя терять. Куро слишком искренний. Это невыносимо. Сердце бьётся слишком быстро и сильно, от этого Кенме почти больно. Ему действительно нужно всё обдумать. Ему просто нужно время.