Глава 5: За живое
9 августа 2013 г. в 22:10
Я не хотел заводить животное. Совсем. Зато хотела Соня. А когда Соня чего-то хочет, к ней из любимых сказок прилетает добрая фея и ради Сонькиного же блага превращает её из принцессы в чертёнка. На некоторое время.
В итоге фея с чистой совестью дезертирует обратно на книжные страницы, а я остаюсь разгребать неприятности.
Ребёнок очень хотел попугайчика. Или собачку. Или кошечку. Или рыбок. Или морскую свинку… Короче, ей очень хотелось, чтобы в доме жил кто-то третий.
Не знаю, что стукнуло дитю в голову, но выходные я провёл очень весело. А вечером воскресенья перед сном дочь объявила голодуху. Можно сказать, басту тотального масштаба: или дома будет живность, или Соня перестанет меня кормить. Дочитывая ей «Холодное сердце», я проникся и пообещал, что в знак уважения к протесту обязательно пропущу пару завтраков и обедов.
Она не поверила и обиделась.
В понедельник выяснилось наличие ещё одной проблемы.
- Я не хочу, чтобы она меня забирала, – категорически заявило дитё, пока я, присев на одно колено, застёгивал пуговицы на её терракотовой рубашке.
- А что ты предлагаешь? – спокойно спросил, приканчивая последнюю пуговицу. Оставался галстук. – Одну не пущу, – заранее предупредил, едва Соня открыла рот.
Она тут же его закрыла и насупилась.
- Никита может. Вы же теперь знакомы, – наконец выдала, приподнимая подбородок, чтобы дать мне возможность прилично завязать хитроумный узел.
- Никита, радость моя, тоже школьник, – напомнил. – У него своих забот хватает.
- Всё равно, – заупрямилась дочь. – Тут идти пять минут, а ему от нас – четыре. Он недалеко живёт. Пожалуйста, пап.
Наши глаза находились на одном уровне – смотря в дочкины, не проникнуться невозможно.
Заканчивая с галстуком, ответил:
- Я подумаю, если Никита точно не против. Но эту неделю ты ходишь домой со Светой. Ясно, дитё? – она сначала просияла, однако затем наморщила нос. Со вздохом я поцеловал дочь в лоб и поднялся. – Не серди меня на этот счёт. Ты знаешь, злиться я умею.
Мы встретились взглядами, и она понятливо кивнула. Иногда чувство меры в ней всё-таки просыпалось вместе с ощущением самосохранения. До рукоприкладства у нас дело никогда не доходило, но Соня имела представление, что это такое и с чем его едят.
Я отвёл её в школу и уехал на работу. Мой первый день прошёл неплохо, но был немного омрачён волнением за Соню. Зная дочь, я отдал ключи Свете, чтобы та вручила их ребёнку у дверей подъезда. На случай же, если Света окажется не очень честной женщиной, в доме, на моё мнение, воровать нечего – девяносто процентов денег на кредитке, а сходить за дочкой я упрашивал её при свидетелях.
И всё-таки… да, в таких делах я довольно доверчивый. А разве есть другой выход?
Ах да, мне удалось пристроить байк: цену запросили сносную, взамен избавив меня от множества волнений за свою драгоценную тарантайку. Честный взаимообмен.
Проще говоря, понедельник прошёл относительно хорошо, чего не скажешь об остальной части недели: проклятие доброй феи не спало, оставив Соню порождением преисподней.
Идею завести живность она не оставила и, пока меня не было, настырно бегала в парк, таская оттуда всё, что можно: ручных голубей, кошек, собак, ёжиков. Никита забежал в среду, а после начал заходить каждый день, хохоча насчёт бесплатного цирка.
Проказнице повезло, что парк находится совсем рядом – через дорогу по зебре и дальше по тротуару, иначе больше она бы этот фокус не провернула.
В субботу, когда я выпроводил всех незаконных арендаторов и уложил дочь спать, мальчишка поведал мне, как она пыталась утащить утку, но утка оказалась проворнее. Сегодня она, кстати, чтобы заиметь постороннего жильца, под благовидным предлогом сослала меня в магазин.
- Ты очень терпеливый человек, – посмеиваясь, заявил Никита.
Настенные часы на манер кукушки ознаменовали десять часов вечера.
Мы вдвоём сидели в полутёмной комнате на диване и смотрели кино. Не помню, чья это была инициатива: просто малец снова остался, а я и не думал его прогонять.
- На самом деле наоборот, – я стащил с соседнего кресла два тонких одеяла. Одно предложил соседу, вторым укрылся сам. – Я терпеливый только с Сонькой, а на остальных мне наплевать. Она – исключение из всех правил. Была и будет.
Что-то меня потянуло на откровения, лучше бы замолчать, пока не сболтнул лишнего.
Общаясь с Никитой, я, что удивительно, тоже не ощущал дискомфорта, хотя у нас разница в возрасте тоже – ого-го. Это отличало его от многих моих знакомых подростков, но у меня по-прежнему не получалось вычислить, в чём секрет.
Настоящая загадка.
- Угу, я уже понял, – Никита перевёл разговор на другую тему. – Соня говорила о моём согласии?
- Нянчить её? – не отрывая взгляда от экрана.
Помнится, первый раз включая плазму, я пообещал себе не удивляться, если изображение будет монохромным – вроде как в тон стилю залы. Слава Богу, до такого Анькины предки не додумались.
- Провожать, – мягко поправили.
Не отвечая, я критически оценивал разворачивающуюся в фильме битву. Выглядело эффектно, но один из главных героев периодически по-крупному лажал. Видимо, умеет хорошо торговать харизмой, раз из шоу-бизнеса ещё не выперли.
- Переигрывает, – сообщил я.
- А? – Никита потерял нить разговора, но сообразил, что к чему, и согласился: – Да, и не только в этом фильме. По-моему, ему никогда не удавались роли положительных персов.
Какое-то время в комнате раздавались одни реплики из кино – мы притихли.
- Лады, – решился я, заваливаясь на диван так, чтобы закинуть ноги на широкую спинку, а голову разместить вплотную к коленям Никиты, – с понедельника Соню забираешь ты. Не нравится мне Светочка – хоть тресни. Если мелкая будет жаловаться, мол, у неё раньше заканчиваются уроки, а ждать лень – пригрози мной. А если надоест с ней возиться – обращайся.
Он вежливо улыбнулся и кивнул:
- Обязательно.
Не-ет, эта улыбка меня здорово раздражает: смотрится будто покер-фейс или плотно прилепленная к роже табличка «У меня всё классно!»
Я встал, намереваясь совершить набег на холодильник, а когда вернулся вместе с холодной бутылкой пепси и прочей снедью, фильм уже заканчивался. После титров Никита смылся мгновенно, заставив меня впервые серьёзно задуматься о причине этих визитов. Он нас с Соней почти не знает, но с завидным упорством навещает вместо того, чтобы, как прочая местная молодёжь, шататься по закоулкам с алкоголем в руках и желудке.
Да не был он «правильным»! Не та… манера держаться или что-то вроде того.
По крайней мере, я так считаю. Крайняя вежливость, мягкость движений и эта улыбочка – удобное прикрытие. Но зачем тогда…
Я не параноик, скорее скептик, однако найти адекватные ответы на свои вопросы не получается. Плюнув на неблагодарное дело, я достал ноутбук и до полтретьего копошился во всемирной сети.
А в воскресенье около десяти утра Никита пожаловал не один. Он принёс живность.
- Такса, – известил нас кеп. – Мой друг пытался её продать, но покупателей не нашлось. Его мама хотела усыпить собаку, а я предложил выход.
Псина покорно висела на руках мальчишки, глядя на окружающих грустными чёрными глазами. Нелепый пёс: особенно эти длинные уши, недолапы и странный хвост…
- Вы что, заодно? – хмуро поинтересовался и протёр глаза.
Я встал совсем недавно – проснулся, можно сказать, от стука в дверь и не блистал благожелательным настроем.
- Его зовут Альберт, – проигнорировал вопрос Никита.
- Хоть Жучка, – парировал. – Забудьте, никаких животных.
- Но пап. Папочка, пожалуйста, – захныкала Соня.
- Нет, – бескомпромиссно. – Для особо глухих повторяю: никакой живности в доме.
Я стоял на пороге квартиры, а мальчишка - в подъезде на лестничной площадке. Не сказать, чтобы он был серьёзно настроен, скорее… насмехался. Или получал удовольствие от удачной игры во что-то. Так сразу не определить, но если приглядеться… А Никита поймал мой взгляд и на секунду улыбнулся кончиком губ: легко и лукаво. Однако всучить собаку он попытался ещё раз:
- Тогда её усыпят.
- Пусть найдут питомник.
Надоело.
Хотел закрыть дверь, но не дали: Соня удержала ручку, а малец вставил ногу в проход.
Да мать твою – я понимаю, восьмилетка, но в семнадцать мозги должны присутствовать. Не знаю, как у меня хватило терпения и нервов не заорать и гнать всех под хвост поганой метлой.
- Так, – вместо этого начал вкрадчиво. – Никита, с псиной можешь возвращаться туда, где её взял.
И, пинком откинув чужую ногу с прохода, захлопнул перед мальчишкой дверь.
- Пап, – пискнула мелочь.
- Ещё одна такая выходка, – засовывая руки в карманы спальных штанов, предупредил дочь, – и я передумаю насчёт Никиты. Решай: или он, или ничего.
Теперь ультиматумы ставил я.
А затем, оставив за собой последнее слово, ушёл досыпать.
В следующий раз меня разбудил негромкий разговор в соседней комнате. Судя по голосам: Никита и Соня.
Сначала думал забить, но минуты через три поднялся и открыл дверь в залу.
Дети играли в шахматы. Вернее, Никита учил моё дитё: расставлял по доске фигуры, расписывал их названия и возможные ходы.
Сонька понятливо кивала – видно, очень нравились шахматы. Я неплохо в них соображаю, но её научить не додумался – мы больше убивали время картами или игрой в кости.
- Справа получились ладья, тура и ферзь. Если пешка… – Никита, заметив меня, не договорил и приветственно махнул рукой: – Доброе утро.
- Пис, – зевая, сонно показал ему знак «мира».
Дочь, и думать забыв о предполагаемом зверинце, обернулась и подарила мне солнечную улыбку:
- Никита пришёл. Мы решили в шахматы поиграть.
- Ммм, – покивав, я облокотился на дверной косяк. Скрестил руки на груди. – Где такой раритет откопали?
Шахматы действительно выглядели очень красиво: резные фигурки из болотно-зелёного полупрозрачного минерала, играющие роль «белых», и гладкие черные пешки, офицеры, слоны вместе с прочими штатскими в полном комплекте.
- Я бабушке звонила. Никита сказал, где-то тут обязательно будут шахматы, – дочь с интересом покрутила в пальцах чёрную пешку.
Она не переодевалась – так и сидела в пижаме с накинутым капюшоном.
Они расположились на диване, и теперь я заметил открытый шкафчик одной из тумбочек и валявшуюся на полу коробку.
- Ребёнок, тебе не стыдно, – хмыкаю, оттолкнувшись локтем от косяка. Подхожу ближе, чтобы присесть рядом на корточки, – взяла бабушку разбудила.
- Она не спала, – мелочь фыркнула, украдкой поглядев на притихшего мальчишку. – Мы ей давно звонили, а сейчас много времени.
Со вздохом посмотрел на часы: половина второго.
Представляю, о чём она с бабушкой разговаривала: ой и получу я втык…
Поднимаюсь на ноги:
- Дитё, ты не голодное?
Дитё живо покачало головой:
- Мы лучше поиграем.
- А есть всё равно будешь, – бескомпромиссно заключаю. – Завтрак пропустили, значит, на обед первое и второе. Никита, ты с нами?
- Да, – недолго думая.
- Замечательно. Через десять минут жду вас на кухне.
- Позовёшь, – бросает Сонька вслед.
Шлёпая босиком по дорожке, наскоро умываюсь и критически осматриваю в зеркале щетину. Побриться бы, но попозже, когда накормлю детей.
Разогреть готовое, нарезать хлеб и налить по стаканам пастеризованное молоко – дело нескольких минут. Ежедневные заботы давно не утомляют меня, как раньше.
Дети приползают по первому зову и садятся за стол.
- А ты? – интересуется мальчишка.
- Перебьюсь, – легкомысленно отмахиваюсь. – Схожу лучше побреюсь.
Чем, собственно, занимаюсь дальше.
Из кухни слышу весёлые переговоры вперемешку с заливистым смехом, а закончив с процедурой, рассеянно провожу рукой по волосам.
Отросли – надо бы сходить в парикмахерскую.
В голову лезут неуместные мысли: иногда кажется, что я увяз в замкнутом круге. Будто белка в колесе, бегаю без остановки, без права на выбор. И три контрольных точки: дом-работа-клуб… Временами так тошнит от самого себя, а когда становится слишком невыносимо – очередной переезд.
Не было бы Соньки, я махнул бы куда глаза глядят, например, за границу и занялся чем-нибудь опасным, чтобы на грани жизни и смерти, чтобы каждую секунду твердить себе: «Я жив».
Соня - мой якорь: она замедляет меня, но в то же время даёт повод остаться, задержаться на недельку-другую. Если бы не она… не знаю, что бы со мной было.
Неосознанно провожу пальцами по своему отражению.
Что же я за тварь такая, что мне недостаточно того, чего другим хватает сполна?
Вздрагиваю, выныривая из пропасти собственных мыслей из-за очередного взрыва звонкого смеха.
- Осторожно, подавишься, – явно сдерживая хохот, говорит Никита.
А я сейчас почему-то особенно остро ощущаю, что там, в кухне – другой мир. Бред, наверное.
Вдох-выдох. Усилием воли заталкиваю внутрь все сомнения, переживания и тревоги. Они только мои и принадлежат одному мне.
Я не несчастен, вовсе нет, но что-то мешает. Знать бы, что…
На пару секунд прикрываю глаза. Открываю – на лице лёгкая полунасмешливая улыбка.
Вот так.
Выхожу.
- Хей. Дитё, ты доело? – первое они умяли, а теперь доприканчивали второе.
Сонька и вовсе бросила кашу, аки гурман пригубляя молоко.
- Я всё, – она залпом опустошила стакан и вскочила. – Пошли, Никит.
- Ты видишь, человек ест, – усаживаюсь на соседний стул. – Топай переодеваться и чистить зубы. Пока ты прочухаешься, он спокойно доест. Вперёд.
Соня неохотно потопала в спальню, а я пересел ближе и безрадостно взял ложку с тарелкой недоеденной каши. Кому-то же нужно её съесть.
Мальчишка жевал неторопливо, посмеиваясь над своей малолетней подружкой.
Он поднял на меня глаза и немного посерьёзнел, однако в глазах продолжали бесноваться черти:
- То была моя собака, – признался.
- Аль-с-чем-то? – уточнил.
В груди просыпалось глухое раздражение, но я постарался его не выдать.
- Угу.
- Тогда зачем весь спектакль?
- Ну… – мальчишка, замявшись, потеребил кисточку шнурка на капюшоне ветровки. – Мне хотелось помочь. Сонька бы продолжила таскать к вам домой животных – она не верила, что ты ей в этом откажешь. А я убедил её, что ты в любом случае никого не возьмёшь.
- Так она о твоём сольном выступлении знала? – есть совершенно расхотелось, поэтому я уныло поковырялся ложкой в остатках каши.
- Нет, – Никита покачал головой, избегая смотреть на меня. – Я ей позже рассказал.
Ощущалась скорее досада, чем злость.
- Обиделась? – постарался усмехнуться.
- На удивление, нет, – зеркалит улыбку и резко поднимает взгляд. – Помнишь, я хотел кое-что спросить. Наверно, не в тему, но…
Мимо протопала Соня, что-то упёрла с холодильника и отправилась в ванную. За это время мы молчали, но едва закрылась дверь, я негромко утвердил:
- Это то, что ты хотел сказать в прошлый раз?
Он кивнул, нерешительно и почему-то шёпотом продолжив:
- Мне… у меня никак не получается понять, – я почти не заметил, как мальчишка протянул руку и осторожно коснулся пальцами моей щеки, – почему ты так себя презираешь?
Невольно отшатываюсь от него, словно от проклятого, чтобы разорвать контакт. Подозреваю, в тот момент у меня зрачки расширились, как у конченого нарика.
- Тебе показалось, – кривлю губы в ломаной усмешке и передёргиваю плечами. Сам не понимаю, почему вдруг так остро реагирую. Может, из-за того, что он корчит из себя всезнайку и пытается читать мои мысли? – Извини, – поднимаюсь из-за стола, стараясь казаться невозмутимым, – мне нужно приниматься за работу.
Спешно ретируюсь.
Позже я наверняка решу, что выгляжу донельзя глупо, но сейчас захожу в спальню и включаю ноут.
Делаю пару глубоких вдохов.
Как, чёрт побери, ему удалось задеть меня за живое?