Шепотом

Портретный очерк и пара строчек – о нём. Тебе хватало, а остальное – гори огнём. И… шепотом. Искать себе оправдание, Если нет – подавлять желание. Это было бы как нельзя кстати, но, Задержав дыхание, опускаешься. На дно. Там, где ты – неисправный брак. Не жалея: и что же? Пусть будет - так.

- …Господи, умереть так глупо… как и она. Сначала всё ничего, а потом раз – и новость из ниоткуда. Кто давал вам такое право? Почему ни у кого не получилось вправить вам мозги?! А Сонька? По родственникам? Да, примут, да, всё отдадут, чтобы воспитать, но разве ж этого хватит? Хреновые родители, таким детей рожать нельзя! – Мирослав выдохся и, глядя исподлобья, перевёл дыхание. Он распекал меня не первый час и, кажется, не собирался останавливаться на достигнутом ещё ближайшие два часа. Мне оставалось только выслушивать всё и притворяться глухим, глядя в потолок. Вот бы куда-нибудь смыться – с детства не люблю больницы. - Ты меня слушаешь? – грозный оклик. - Угу, - рассеянно. По выбеленному потолку от одного из углов расползлась целая паутина трещин. Не сказать, что эта больница вся из себя такая легальная, да и у всех «белых» ещё цела лицензия, зато никто не интересуется, откуда в туше данного гражданина несколько лишних отверстий. Ясно же, гражданин – никак не герой войны. Шурик выполнила обещание и позвонила Мирославу, передав моё «послание» и поручение: если не отзвонюсь – труби тревогу. - Я останусь, - приподнимаясь на локте, перебиваю Мира, пока он не высказал внеочередную глупость. - Где? – сбивается с мысли. Неловко, непривычно усмехаясь, перевожу взгляд на окно. Непогода, как-то я сбился с графика. Уже… осень? Не знаю точно, сколько пробыл здесь. - В том городе. Уже договорился насчёт работы – примет. Я и сейчас пару часов на неё трачу. - Тебе же… - Нельзя, я в курсе, - фыркаю. – Но раз одна рука у меня целая, второй надо себя кормить. - Прав родительских тебя лишить надо - вот что, - недовольно скрещивает руки. Затем недоверчиво качает головой: - И ты уверен? Что останешься там? Нарочито легкомысленно пожимаю плечами: - Скорее всего. Ходить-то я теперь буду не так резво. - Слабо сказано, - морщится. – Мне вообще непонятно, что их удержало от ампутации. Там же всё ясно было. Я б тогда посмотрел, как ты забегал бы после выписки. Криво усмехаюсь: - Не каркай. А как там мои? Устроились? - Да. Мы нашли небольшую недорогую квартирку тут, рядом, и они сразу переехали. Сказали – завтра придут. - Она плакала? Медлит: - Иногда. Наверное, она уже привыкла. И я вижу, что он врёт. Опускаю взгляд, чувствуя себя последним уродом. Зачем… почему меня тогда втянуло в эту грозу? Сейчас и не упомню. Хотя… нет. Одну из причин из меня никакими лекарскими зельями не вытравишь. Вспоминает: - А Илья хотел передать тебе кое-что. Думаю, он собирался сказать лично, но не утерпел. Правда, я не понял, о чём он. Сказал, ты должен знать, мол, он нашел то самое. Место, или как-то так. - Ясно… Откидываюсь назад, а рука против воли тянется к до сих пор согревающему грудь крестику. Вот значит как. Неожиданно Мир разворачивается и неловко мнётся у дверей. Говорит, не оборачиваясь: - Долго ты здесь провалялся. Так что давай… вставай побыстрее. А я и без этого представляю, какое у него в эту минуту лицо. Недолго смотрю на закрытую дверь. Стараюсь не думать о происходящем – после незапланированной «облавы» людоедов Джеки – те почему-то очень не захотели терять босса – мы уцелели чудом. Что касается меня, «чудом» - вовсе не метафора. Я тогда находился в отключке, но, едва пришел в себя, ко мне, как последний мальчишка, через окно верхнего этажа спустился лишенный гипса Джеки. Он, заухмылявшись, поведал, что голову крысёныша ему принесли на блюдце. Ходить поначалу мне вообще вряд ли удастся – я не поверил, а потом действие обезболивающих прошло и нога начала болеть. Рука – тоже, но не так сильно, нижняя же конечность ныла и ныла. Товарищи подпольные как всё поняли, так и сказали – может, пройдёт, а может, и нет. И если не пройдёт, перспектива отфигачить мне ногу не так далека. Я сначала злился, затем понемногу – смирился. Сказал Миру никого из родных не пускать, даже Соньку – если б они мою физиономию тогда увидели – злую и перекошенную от постоянных болей – было бы хуже. А так как шурин до поры до времени стал жить с Ильёй и Сонькой - под шумок попробовал подсунуть ему пару своих кредиток. В ответ же получил такой ор и нагоняй, что ради сохранности моей жизни подпольные и людоеды Джеки выпроводили нашего правильного мальчика насильно. Забавно, что сам Джеки при своем гипсе и ранении отделался в целом легко. Как обычно отделывался я. Будто вся моя удача в тот момент передалась ему и наложилась на его собственную – тоже весьма неслабую. Глупости, конечно. Перевожу взгляд снова на потолок. Паутина трещин в некоторых местах переползает на стены. Старое здание, но чистое и более-менее надёжное. Будто богом забытая больница. Хах, стоило проваляться здесь пару месяцев, чтобы хоть немного понять, что со мной не так. Я даже пытался читать книги. Да уж, Джеки книги любит, и когда очередной раз его ноги торчали у меня в окне, пытаясь нащупать подоконник, мне пришло в голову одолжить его ноут. Ну, он и отдал. Я же не поленился порыться в его складах и откопал интересное название. Спросил – что за ерунда, на что получил глубокомысленное «почитай - узнаешь». Сейчас я даже название не вспомню, не то что содержание. Мелькают в памяти разве что какие-то убийства и злые бабушки. Но тогда я добросовестно прочитал почти половину, закрыл файл, равно как и глаза. Потом не выдержал и, чуть не выронив ноут, расхохотался. Нет уж – не моё. Я не настолько «прозрел». Каким я был, каким стал?.. Не знаю. Я не заметил. Ну, может, – парадоксально – чуть более живым. Тогда я не думал об этом – только теперь – всё-таки было бы жаль, если б я сдох раньше времени. Столько всего не случилось – просто не успело бы. Так что, Ань… нет, правда, я понимаю, что глупо обращаться к тебе сейчас, когда я так старался забыть – но помнил, а сейчас наоборот – стараюсь вспомнить, но забываю. Но если Миру можно, значит, мне… тоже? И, в общем… Мы поговорим позже. Тогда, когда вырастет Сонька, – когда она найдёт того, кому я смогу её отдать, и сам отыщу того, кого смогу взять себе. За Илью, думаю, можно не беспокоиться – раз он сказал… И, нет, правда, не знаю, что точно во мне поменялось, а что - осталось скрипеть на месте. Но я до сих пор чувствую, как что-то внутри треснуло, надломилось, хрустнуло и отвалилось по частям, грохнувшись на дно одной из моих бездн. И это что-то – было лишним. Может быть, даже моим беличьим колесом обозрения. Смешно: так много и одновременно мало понадобилось, чтобы я, точно Кай, сложил из своих льдин - нет, не то ненужное слово – а всего лишь чьё-то чужое имя. Сколько там?.. три года и… Ах да, я ведь сбился со счёта. Поворачиваю голову в сторону открытого деревянного окна. Принюхиваюсь. Ан нет, осень ещё не наступила. * * * Двое сидели на лавочке в парке – у тротуара. Таких лавочек там – куда ни глянь: одни скамейки, заваленные, будто снегом, хлопьями из красно-оранжево-желтых листьев. Они продолжали и продолжали падать. Одна из сидящих – девочка с каким-то непонятным животным на коленях, ловила их и складировала поверх питомца. Рядом сидел мужчина в сером пальто и откровенно зевал. Его трость небрежно, словно устало, облокачивалась на лавку чуть поодаль. Сзади, за их спинами, стояла парочка. Они не делали ничего такого, что бы выдавало их привязанность - всего лишь спорили. Девушка – яркая, живая, бурно жестикулируя, пыталась отстоять свою точку зрения. Молодой человек хмыкал и короткими фразами опровергал все доводы… хотя и смотрел полными какого-то малопонятного чувства глазами. Откинув назад голову, мужчина в пальто сказал пару фраз, отчего девица возликовала и потащила обречённо вздохнувшего парня в другую сторону – к месту, где предположительно находились качели. - Не укачайтесь там, - фыркнул им вслед мужчина. Затем добавил: - Кстати, Илья… Но не стал продолжать – его бы не услышали. Девочка с животным – то ли енотом, то ли небольшой собачонкой, поглядела им вслед, но не вскочила за ними, а понимающе склонила голову к плечу. Заметив этот, такой недетский, жест её притянули и крепко приобняли. - Завтра в школу, да? – понимающе засмеялись. - Угу, и тебе даже не придётся переводить меня через дорогу. - Ясно дело… Они ещё сидели, и мужчина не заметил, как задремал. Однако проснулся – от звуков чужих голосов – кто-то смеялся и громко переговаривался. Слышимость - полная. Неудивительно: лавка находилась совсем рядом с тротуаром, на котором часто кто-то появлялся. Дело было не в этом. Мужчина знал этот голос. И знал, что рано или поздно его услышит – особенно находясь здесь. Поэтому поднял взгляд почти рассеянно, почти сонно, будто так оно и должно быть. Поэтому глядел на болтающего с приятелями молодого человека не с жадностью, не с жаждой, а просто тихо и почти незаметно. Не искать было нетрудно – это стоило всего лишь какого-то титанического усилия воли. Кому-то проще оставить всё, как есть, кому-то – цепляться за кости и останки. А ведь Он всегда причислял себя к первым. Мужчина, не отводя взгляда, чуя, как удаляется чужой шаг, чужой смех, про себя усмехнулся. Не горько и не то чтобы понимающе. Скорее… удовлетворённо. Но именно в тот момент один из прохожих – тот, что посередине, – вздрогнул, остановился. Замер в секундном ошеломлении – и только тогда: медленно, будто во сне… Обернулся. «Разве в одиночестве не скучно ходить на пустую пристань?» Июль 2013 – Июнь 2014