***
Тем временем жизнь бывшего слуги Николаса и его маленького трехлетнего ребенка проходила повседневно. Ник подметал на кухне, а волчонок игрался с маленьким паровозиком в гостиной. Пошла вторая неделя с отсутствия мужа, и это очень волновало омегу. Супруг помнил, что Андреас обещал вернуться спустя три дня, но его обещание ужасно затянулось. Разные мысли посетили голову омеги. В то время, как ребенок беззаботно играл, ожидая «доброго дядю Андреаса», Николас ежедневно подходит к окну, иногда и вовсе выходя из дома и блуждая поблизости, пытаясь как-то учуять запах мужа. Ник начинал думать, что с Лирым что-то случилось, возможно, на мужчину напали или его увезли сородичи из Долины Лиров. Омеге становилось жарко от подобных мыслей. Николас не знал что и думать. С одной стороны, он мог бы сейчас спокойно сбежать вместе с ребенком, но не факт, что Андреас опять найдет и вернет его. Коротковолосый мог также вздохнуть спокойно и жить один вместе с сыном, если б Лирого увезли обратно и запретили въезд в Черное племя. Сам не зная почему, но обладатель больших глаз, цвета бирюзы, поймал себя на мысли, что соскучился по холодному мужчине и его жарким объятьям. Ник понял, что Андреас начинает, а возможно, уже давно запал в сердце бедного юноши. Омега смутился собственных мыслей. Прикусив нижнюю губу, и стараясь скрыть рвущуюся улыбку наружу, молодой папа не заметил стоящего рядом ребенка. Мик глядел на любимого папочку с неким удивлением и улыбкой, после чего просто взял и обнял старшего за ногу, приводя того в чувства. Блондин дернулся, а посмотрев вниз, выдавил улыбку в ответ, поднимая сына на руки. Вот он весь смысл жизни Ника — его любимый, маленький альфочка. — Папочка, — просто произнес волчонок, обнимая Ника. — Сыночек мой, — ответил ребенку, целуя того в обе щечки. — Папа, а когда дядя Андреас приедет? — Не знаю, малыш, скоро, -пожал плечами омега. — Папа, а, — выдержал паузу. -Ты любишь дядю Андреаса? — Я, — сглотнул родитель. — Каждый омега должен любить и уважать своего мужа. Когда ты вырастишь и найдешь своего истинного, он тоже будет любить и почитать тебя, сынок, а ты будешь оберегать и защищать своего любимого. — Мне кажется, что дядя Андреас мой отец, — положил голову на плечо папы. — Он любит меня и заботится. Я хочу называть его отцом, — произнес мальчик. От подобного заявления у Николаса подкосились ноги. Юноша открывал рот, подобно выброшенной на берег рыбе. Омега не знал, что сказать сыну на подобное заявление и как объяснить трехлетнему ребенку всю сложность ситуации. В глазах непроизвольно начали накапливаться слезы. Омега знал, что все будет именно так! Больше всего на свете, Ник боялся, что Майкл посчитает Лирого своим отцом и будет его называть именно так, говоря, что любит и хочет жить с ним. Блондин заплакал, понимая, что Майкл никогда не узнает своего родного отца, не сможет с ним видеться и общаться. У юноши ведь ничего не сохранилось от Гастона, кроме одной лишь заколки из бирюзы. Нет ни портрета, ни картинки, ни какого-либо изображения. Откуда же Мик будет знать своего отца? Как увидит Гастона, отмечая про себя, что у них схожие черты лица, и альфочка похож на того мужчину? Как? Находясь будучи беременным, Николас никому не посмел рассказать об этом, кроме Михаэля — отца Арена, который любил и заботился о слуге, как о собственном, младшем сыне. Некоторые друзья и знакомые, взять к примеру Тобиаса и Брюса, обвиняли Гастона, называя трусливым бараном, а не волком. Ведь разве может волк отказаться от собственного ребенка? Никто ведь не знал, что Гастон даже не догадывался о наличии малыша, ведь того сразу же отправили на работы в другую часть Черного клана, а когда же он возвратился, Николас и вовсе не обмолвился и словечком. — Мик, послушай, — серьезно взглянул на сына, — Дядя Андреас мой муж, но он не является твоим отцом. Твоего отца звать Гастон. Если на то будет воля Богов, то вы обязательно с ним встретитесь, а пока просто запомни, что его имя Гастон и все. Майкл посмотрел на папу и только собирался что-то сказать, как взгляд внезапно устремился вперед. Счастливо улыбнувшись, ребенок вскочил с колен родителя и побежал к двери. Николас удивленно обернулся и… заметил стоящего на пороге мужа. — Дядя Андреас, — засмеялся волчонок, обнимая мужчину, подхватившего ребенка на руки. Лирый улыбнулся ребенку, обнимая того в ответ. Взгляд мужчины устремился на супруга, который с неким страхом поглядывал на мужа, надеясь, что он не услышал разговор. Опустив малыша на землю, Андреас вручил тому мешок средней величины и попросил оценить подарки. Ребенок принялся тащить мешок в гостиную, а оказавшись в комнате, развязывать предмет и удивляться игрушкам. Чета осталась одна посреди коридора. Из гостиной доносился смех малыша. Николас стыдливо опустил голову, пытаясь понять что ему делать. Лирый стоял, дожидаясь дальнейших действий супруга, неудовлетворенный и успевший насторожиться от услышанных слов юноши. Блондин подошел ближе к мужу, а затем несмело обнял альфу. Руки мужчины легли на хрупкую спину, а сам он принялся вдыхать запах своего супруга. Некогда слуга ничего не говорил, а просто слабо обнимал, не зная, имеет ли он права дышать без разрешения Андреаса. Черноволосый отстранил от себя младшего и принялся испепелять любимого взглядом, будто пытаясь поймать какой-либо подвох или страх. Андреас считал, что люди не могут бояться какого-либо серьезного разговора, если они не виноваты и честны душой. В больших же очах Николаса, как обычно, виднелся страх, некая скрытность и молчание. Альфа был готов наказать, но уже пуще первого раза, если у безродного омеги опять появилась какая-то тайна или вина перед мужем. «Я чую твой страх, Никки. Я знаю, что творится у тебя в душе. Нутром чувствую, что ты опять что-то задумал и не хочешь говорить. До какого момента ты будешь проверять меня на сдержанность и прочность? Или ты теперь желаешь не совместной жизни с сыном, а смерти?» — говорил внутренний голос волка. По инерции, младший отошел назад, впечатываясь в холодную стену. Воспользовавшись неловкостью, муж подошел вплотную, соприкасаясь своим крепким телом с хрупким юношеским. — Ты не очень скучал по мне, верно, Ник? А ведь прощался, целовал меня и велел возвращаться поскорей. Ты не сдерживаешь своих обещаний, супруг мой. Вместо того, чтобы бросаться мне на шею, как тогда, ты рассказываешь сыну байки о его восхитительном родном отце, — отстранился, уходя в умывальню. Младшему стало не по себе. Он стоял на месте до тех пор, пока голодный мужчина не умылся с дороги и не поднялся в спальню, дабы отдохнуть. Заглянув в гостиную и увидев играющего сына, Николас быстрым шагом поспешил к альфе. Осмелев и не постучавшись, омега вошел внутрь, закрывая дверь на ключ и откидывая его на тумбочку. Обнаженный по пояс мужчина, обернулся, с удивлением глядя на супруга. — Я ждал тебя неделю и два дня не для того, чтобы ты обвинял меня, муж мой! — прорычал омега, подходя к Андреасу. — Я соскучился по тебе! Тебя не было столько дней, а у меня скоро течка. Спасибо Богам, что она не началась, — злился на мужа. — Ты сказал, что вернешься через три дня. Через три, а не через девять! Если бы я потек и кто-то поблизости бы учуял меня? Ты подумал об этом? Ты не любишь меня! Ты даже письмо не мог послать. Я было подумал, что тебя сородичи нашли и обратно в Долину увезли, — обиженно прокричал юнец, садясь на пол, и, обнимая себя руками. Шокированный альфа покачал головой, подходя ближе к супругу и садясь на пол, рядом с Николасом. — Я говорил, что вернусь через три дня, но мне пришлось задержаться. Скоро я опять уеду. Прости, малыш, я не так о тебе подумал, — погладил супруга по голове. Я люблю тебя и твою течку я не пропущу, клянусь. — А что было в том мешке, муж мой? — Ты про Мика? — не сразу понял Андреас. — Там игрушки, новая одежда, книги и прочее. — Я не смогу тебе отплатить за все то, что ты делаешь для моего сына, — стыдливо опустил голову. — Пожалуйста, не надо больше таких подарков. — Ты мой супруг, и если я хочу сделать кому-либо подарок, я это делаю, Никки. Ты понял меня? — приподнял левую бровь. — Да, но, — попытался было что-то сказать, но был перебит. — Я очень соскучился по тебе, — оповестил лорд. Не дожидаясь действия и слов омеги, Лирый поднялся с пола, давая руку младшему, после чего взял того на руки и отнес на кровать. Николас не сопротивлялся, понимая, что обязан этому мужчине всем и за все: и за жизнь, и за то, что уберег от позора, и за сына. Черноволосый альфа аккуратно положил юношу на кровать, нависая сверху и медленно оголяя своего любимого. Юноша смотрел то на мужа, то куда-то в потолок, глубоко дыша. Альфа тем временем уже расправился с одеждой, как Ника, так и своей. Поцеловав любимого в уголок губ, Лирый принялся аккуратно входить в парнишку, наблюдая, как меняется выражение лица омеги и как тот сжимает простынь. С каждым толчком, дыхание учащалось, а из губ юноши вырывались тихие стоны. Родитель помнил о наличии ребенка на первом этаже, оттого и пытался сдерживаться и закрывал рот рукой. Бурно излившись, Андреас поменял их местами, устроим голову юноши на своей груди. Николас часто дышал и прикрывал глаза. Муж достал рукой лежащие рядом брюки и принялся что-то там искать. Омега не придал этому значения, пока не почувствовал прикосновение чего-то холодного к своей шее. — Что это? — вопросительно посмотрел на мужа, касаясь металла на теле. — Ожерелье из агата, — улыбнулся альфа. — Муж мой, я же просил тебя, — стыдливо прикусил губу. — Я люблю тебя и хочу радовать своего любимого, — с любовью посмотрел на юнца. Николас молча коснулся губ мужа, постанывая в поцелуй, и, водя пальчиками по крепкой груди.***
Дири находился в своих покоях, наводя порядок внутри. Юноша не хотел дожидаться слуги, оттого и решил, что вполне способен сам справиться с глажкой собственных вещей, а также с легкой уборкой. Юноша придерживал животик, начав гладить нежную ткань своей ярко-вишневой туники. Омега был так увлечен своими мыслями, что не заметил, как кто-то выхватил горячий предмет из рук. Со стороны это больше походило на самоубийцу и незваного спасателя, который выхватил из рук то ли нож, то ли кинжал, не говоря уже о другом остром предмете. Дири обернулся и недоуменно взглянул на Бейона, который пыхтел, подобно паровозу, не осознав всю глупость ситуации. Беременный даже слегка хихикнул, понимая, что лекарю подумалось, что юноша хочет причинить самому себе боль. — У тебя что, рассудок помутился? Ошпарить себя решил? — негодовал мужчина. — Я всего лишь захотел погладить свои вещи, — равнодушным тоном ответил омега. — Но ты мог обжечься! — Не нужно изображать из себя любящего мужа — альфу, коим ты не являешься, Бейон, — уже серьезным тоном произнес Дири. — Я никогда не попытаюсь уйти в мир иной, хотя бы потому что в моей, казалось бы, совсем юной, но уже никчемной жизни, появился маленький смысл, который растет во мне с каждым днем, и которого я, наконец, увижу спустя пару месяцев, — рука вновь потянулась к утюгу. Бейон стыдливо опустил голову. Взрослый мужчина вдруг почувствовал себя совсем пристыженно и глупо. Он ведь не юнец какой, чтобы с ним так разговаривали. Ощущение, будто бы Бейон «сделал» Дири ребенка, после чего отказался от него. Лекарь негодовал, возмущаясь поведению юноши. Бейон помнил тот самый день, когда Дири впервые поцеловал его. Поцелуй был очень нежным и невинным. Невинный… такое неподходящее слово для такого неподходящего омеги, как считал сам травник. Помнил также тот день, когда Дири сказал, что хочет ребенка и ему нужно семя мужчины. Брюнет потом весь день ходил, как ошпаренный, так и не сумев погрузиться в сон, размышляя и краснея от такого предложения. Глядя, как юноша гладит белье, травник также вспоминал их первую, казалось бы, случайную ночь. Именно она изменила жизнь обоих сердец. После того, как Дири забеременел, Бейон стал помягче относится к омеге, думая лишь о правильном развитии здорового плода. Альфа безумно хотел, чтобы у него родился наследник. Новость о том, что у мужчины есть сын, причем совсем уже взрослый, зрелый альфа, пошатнула отношения между брюнетом и Дири. Омега не мог понять подобных изменений в лице своего любимого. Этого не мог объяснить и сам Бейон. Он как потеплел, так и вновь, охладел к так любившем его юноше. — О чем ты думаешь, Бейон? — прервал его мысли сероглазый. — Что? — переспросил тот. Дири поменял положение стиранных вещей, после чего обвел мужчину взглядом. — Ты, верно, думаешь о чем-то, — сделал вывод. — Не о своей ли разрушенной жизни? — Разрушенной? — не понял альфа. — Ну да, — горько усмехнулся омега. — Ведь если бы не я, то ты продолжил бы жить обыденной жизнью, а я подорвал твою стабильность. Прощу прощения, Бейон. — Подожди, — забрал ненавистный горячий предмет из рук юноши. — Дири, малыш, к чему эта ирония? Если ты хочешь, то давай поговорим. — Поговорим? — оскалился младший. — Нам не о чем разговаривать. Я уже все тебе объяснил. Я сам воспитаю ребенка и никогда ни в чем тебя не упрекну и ничего не попрошу. Если будет воля Богов и для меня наступят тяжелые дни, то я сделаю все, лишь бы ребенку было хорошо. Сдохну, но сделаю. А умирать мне нельзя, — сделал паузу. — Из-за сына нельзя! — Дири, ты принимаешь неосмысленные решения. Все происходит слишком спонтанно. Несколько месяцев назад, ты молил дать тебе шанс. Затем ты забеременел и мы стали жить вместе. Теперь же, когда все более менее наладилось, ты сам решаешь разрушить то, к чему стремился. Малыш, что происходит с тобой, скажи мне? — сделал шаг навстречу. — Ничего не происходит, Бейон. Я просто был тебе очень благодарен за такой подарок, как Доминик. Мне кажется, что я был глупцом, а с беременностью, рос не только мой сын, но и его папа. Я осмыслил: Ты никогда не будешь любить меня. Тебе просто не дано полюбить такого, как я. Поэтому, я хочу стать счастливым, благодаря своему ребенку. Мне не нужен какой-либо другой альфа. Мне вообще никто не нужен больше, — прикусил нижнюю губу. — Я хочу, чтобы ты тоже был счастлив, после того, как мы оба закончим изображать из себя счастливую пару, — посмотрел прямо в глаза мужчине, заставив того стыдливо опустить голову. — Поэтому я не буду тебя беспокоить. Если ты захочешь, то можешь видеться с моим сыном и то, в качестве «дяди Бейона» или же лекаря племени и никак иначе. Доми не будет знать кто его отец. Я никогда ничего у тебя не попрошу. Если ты хочешь найти себе чистого, порядочного омегу, я постараюсь помочь тебе. Ты помог мне с ребенком, а я помогу тебе с супругом. На этом, думаю, поставим точку. Бейон стоял, как вкопанный. Эти недетские слова очень поразили мудрого лекаря. Он никак не ожидал, что такое может сказать омега, по имени Дири. Юноша нигде не учился, не обучался манерам и прочему, хотя… Что за глупость? Разве обязательно учиться всему, что говорят, чтобы уметь здраво мыслить и становится поистине взрослым и независимым? Кареглазый молчал, не зная что сказать. Сердце отзывалось в груди бешеными стуками. С одной стороны, хотелось накричать, возмутиться, с другой же: просто отпустить и молча согласиться с такими, режущими, но правдимыми словами. — Я не могу согласиться с тобой, Дири. Доминик должен жить с обоими родителями. Я его отец и мне не нравится, что ты делаешь вид, будто я от вас отказываюсь и по омегам хожу. Я хоть раз говорил тебе сделать аборт и прочее? Зачем же ты обижаешь меня подобными речами? — опустил взгляд в пол. — Затем, что я сам был обижен все эти месяцы, если не годы. Я хочу воспитывать малыша один. — повторил вновь. — Но ребенок не игрушка! — разгневался лекарь. — Ты не имеешь права лишать его отца, который жаждет рождения сына. Зачем ты так со мной? Сначала забеременел, а теперь хочешь лишить меня волчонка? Не выйдет, Дири! — Я тебе все сказал! — прорычал младший. — Поступай как желаешь, но знай: Сына я тебе не отдам! Юноша отошел от мужчины и, не обращая внимания на убийственный взгляд альфы, вышел за дверь.***
— Господин! — окликнул кто-то позади. Дири шел по коридору, придерживая животик. Юноша больше ничего не хотел и не желал. Единственное, что было нужно, так это рождение ребенка. Омега даже не сразу понял, что его кто-то зовет, пока голос не раздался над самым ухом. — Господин? — горячее дыхание. Дири обернулся и увидел своего врага. Оскалившись, юноша толкнул непонятно откуда взявшегося Лирого в грудь, после чего продолжил путь. Альфа явно не ожидавший такого жеста, около минуты стоял не двигаясь, после чего рыкнул, и догнав парня, схватил того за руку. — Остатков разума лишился? — прорычал Андреас.