Осень. 06.08.2014. Вторник. Ночь.
POW EREN
В эту тёмную ночь луна виднелась во всей своей красоте, показывая насколько безгранична и сильна она в своих ночных покоях. На небе показывались от силы две–три звезды, и это говорило о том, что завтра будет плохая, нет, скорее холодная и сырая погода. Воздух опять заставит вспомнить о том, что тебе нужно купить пальто, или о холоде, который будет пробирать тебя до костей. Иногда в этом виновата вовсе не погода. От таких мыслей становится немного не по душе. Начинаешь чувствовать какую-то пустоту, которая вновь переполняет тебя, забирая все прелести весёлой, беззаботной подростковой жизни. А листья деревьев будут смело дрожать в свете осенней пелены, заставляя обратить на себя внимание и вдохнуть свежесть мороза. Лавочки будут пустовать, как и ночью, так как никто не захочет гулять в такую погоду. Ты будешь оглядываться по сторонам и поймешь, что сидишь один, и ты единственный, кто сейчас наслаждается то ли морозной погодой, то ли одиночеством. Температура редко поднимается выше пятнадцати градусов, следовательно, потребность в чае становится приоритетной. Невероятная природа — олицетворение минимализма и отчуждённости. Прохладный осенний ветер просачивался в приоткрытое окно спальни. Сквозняк вызывал легкий скрип форточки, заставляя сонного мальчишку лишний раз мило сморщить носик. Этот подросток спал очень крепко, он так устал. Будни совсем вымотали мальчишку, поэтому мягкая, уютная, но не расстеленная кровать в сотый раз говорила о том, что уставшие не способны тратить свое драгоценное время на такие пустяки как застилание постели или кормление уставших животных. Эрен спал тихо, очень тихо. Он никогда не сопел, а уж тем более не храпел. Только иногда стонал, нет, совсем не от бурных подростковых снов, а от кошмаров, которые никогда не давали крепким объятиям сна полного распоряжения. Так и сейчас, что-то больно кольнуло в груди, когда перед ясными мыслями в память мальчишки пришли в гости старые добрые воспоминания о дне гибели жизни подростка. Холодный пот каплями падал со лба спящего Эрена. Ледяные капли заставляли намокать белоснежную подушку. Только что закончился последний урок на сегодня, я был тогда во втором классе, а значит сегодня меня должна была забрать мама. Она часто опаздывала за мной, поэтому я привык ждать. Ничего страшного, она ведь трудится, да ещё у папы сегодня День Рождения. Нужно приготовить поесть и убраться, я понимаю её. Но иногда меня изрядно доставало то, что иногда мне не оказывали должного внимания. Я был одним из тех детей, которые уже с раннего возраста привыкали к взрослой жизни. Отец мой был главврачем центрального госпиталя Нью-Йорка, в который часто обращались люди военного положения, услуги им предоставлялись бесплатные, поэтому правительство поблагодарило моего отца за такую ответственность и помощь государству в войне с Российской Федерацией. Факт того, что мой папа работал почти круглосуточно, очень беспокоил мою мать. На плечах которой остались все дела по дому, и , конечно я. Этот день не предвещал ничего плохого, он был обычным осенним днем, когда вокруг была холодная погода и царила все та же повседневная атмосфера. Класс был наполовину опустошен, а значит большинство моих одноклассников уже забрали из школы. Мне всегда было обидно, что мои родители вспоминали обо мне лишь в последний момент, когда же остальных забирали намного ранее. Час ожидания тёк слишком медленно, мне не терпелось побыстрей попасть домой. Вся эта суета практически душила меня изнутри, я ненавидел школы. Искренне. Я был такой голодный, а мама сегодня обещала мой любимый торт. Моя учительница всегда говорила, что чем больше чего-то ожидаешь, тем приятней это получать. Поэтому я спокойно терпел, сидя на месте, когда родители забирали одноклассников с занятий. Вообще, это неприятно - ждать, потому что мама даже не позвонила мне и не сказала, что задержится. Я был обижен и расстроен одновременно. Спустя полтора часа я начал нервничать. И вспомнил, что сегодня опять дрался с Жаном. Моя учительница сто процентов отправила матери смс-ку о моём плохом поведении. Она никогда не звонила родителям, потому что считала, что взрослые могут быть заняты. Поэтому её и любили эти взрослые. Уж слишком она была понимающей, а я не люблю таких. В целом, я и сам могу дойти до дома, а жил я в одном километре от школы. И пусть знал дорогу, но больше я любил гулять с мамой, она постоянно покупала мне еду на обратном пути. Когда учительница жестом попросила меня подойти ко ней, моё терпение иссякло. — Эрен, солнышко, твоя мама дома? Мне позвонить? — наивно спрашивала она, когда я виновато опустил голову. На самом деле, мне действительно нечего было сказать, я чувствовал себя... брошенным. А она всего лишь не пришла за мной в школу, наверное, это всё моя детская фантазия. Отец всегда мне говорил, что обида должна проходить, так как зло может поглотить меня и превратить в монстра. — Не нужно, я сам дойду, — она пожала плечами, — я живу недалеко, у папы сегодня День Рождения, скорее всего, мама занята. Знаете, на минуту мне показалось, что она расслабилась, как-никак, ведь ответственность за школьников она несла. И я это очень хорошо понимал. Собрав вещи, я спустился по нашей лестнице. Жаль, что Микасу уже забрали, она жила неподалеку, я бы с радостью пошёл вместе с ней. Эти тротуары казались намного длиннее обычного, не знаю почему. Когда я заглядывал за прилавки с едой, живот начинал петь ещё сильнее, поэтому я ускорил шаг. Улица, потом ещё одна, ещё... Я жил в красивом городе, и никогда не замечал насколько он может быть интересным. Наверное, я сейчас заметил это, потому что был один. Тогда я не понимал этого, ведь я был совсем ребёнком. Но, присмотревшись, я заметил, что небо совершенно безумных оттенков всевозможных цветов. Вы вообще понимаете, какое это чудо — наше небо? Каким далёким и глубоким оно может быть? Когда я смотрю на него, у меня чувство, что ещё чуть-чуть, и за спиной развернутся большие, красивые крылья. Я уже чувствую, как они тяжело разворачиваются, и чувство такое же, как когда со всей силы и до напряжения в мышцах потягиваешься. И кажется, ещё один миг, один мощный взмах, и небо побежит мне навстречу, обнимая и принимая своего потерявшегося ребёнка. Я научился видеть то, что меня окружает. Дойдя до нужного здания, я обернулся на лай щенка. Он задорно поскуливал, я не сдержался и погладил его. Мама опять будет кричать, что я не помыл руки. Как же я тогда ошибался. Вот, поднимаюсь на нужный этаж. Меня всегда раздражал этот отвратительный скрип лифта, и иногда было немного не по себе, когда кабинка трусилась. Так, ключи. Начинаю рыться в своем портфеле. Вечно бесило, когда не находил эти железки. Я был немного рассеянным и, когда в сотый раз перерыл портфель, ключей не обнаружил. Поэтому оставался звонок. Я ждал минуту, две, пять. Никто не открывал. Мама редко выходила в магазин, поэтому я просто стоял за дверью, в надежде что мне откроют. А зря, я вообще не понимаю, зачем жизнь даёт нам надежду... Надежду на светлое будущее, надежду на то, что я найду себе друзей, на любовь, на хорошую работу, вообще на всё. Ведь она не понимает, что я начинаю верить во весь этот бред, что начинаю мечтать об этом. А в итоге все мои мечты разбиваются, жизнь отбирает у меня всё, что было, и мне снова больно и страшно. Страшно от того, что это всё повторится вновь. Но знаешь, что самое ужасное? Я продолжаю верить, и эта вера снова причиняет мне боль. Я знаю правду, но всё равно верю. Слепо, глупо, безнадёжно верю. Надежда — самое гадкое, что мне когда-либо приходилось испытывать. Она убивает меня. Когда ноги начали болеть, я решил всё-таки оглядеть дверь, по инерции я просто взялся за ручку и потянул на себя. К моему великому удивлению, дверь была не заперта. И я даже не знал, плохо это или хорошо. Я отдал все на свете, чтобы стереть себе память, и никогда не вспоминать это. Зайдя в коридор, моё тело обдало легким сквозняком, это значило лишь одно — дверь в квартиру не заперли. Почему-то дрожь пробрала моё тело, когда я ступил на край порога. Я молчал, когда увидел разбитое окно, молчал, когда увидел сломанный шкаф. Может, это была ссора? Я так надеялся... чёртова надежда. (Рекомендую включить: Clem Leek – A light to guide you и на повтор). Я чувствовал запах еды, мама пекла торт. В этот момент я почувствовал прилив уверенности, будто всего на мгновенье, мой страх выжали, словно тряпку после дождя. Все те ощущения некого сюрприза больше не отталкивали меня, было совершенно обратное чувство. Наверное, интриги. Поэтому разбувшись, я прошел дальше порога, сейчас мне как никогда интересно. — Ма-а-ам, я дома, — именно сейчас мне безумно хотелось услышать такие тёплые слова "с возвращением!". Но лишь тишина была мне ответом. Я ненавидел тишину и темноту. Всегда, когда мне было страшно, они были рядом. Но тогда в мою комнату заходила мама и говорила, что всё нормально, и пока она рядом, мне не стоит ничего бояться. А что, если вот так она исчезнет? Мне и мысли не приходило в голову, я не знаю как буду реагировать. Мне, наверное, будет плохо, очень плохо. Больше никогда не увидишь её глаз, не дотронешься до неё и не поговоришь. Ты не будешь видеть, как она кричит на тебя из соседней комнаты. И никогда она не наругает тебя снова. Не улыбнется. Не поймет и не выслушает. Не будет вечно заботиться. Она даже не станет молчать. Представьте, что с вами может случится, если вы запрёте себя на шесть ключей, и никто не откроет вас, потому что не сможет. А вы будете избегать всего, что увидите. Наверное, это больно. Почему эти мысли вторгались в мою голову — я не знаю. Наверное я чувствовал. Дети всегда могли ощущать боль своих близких. Возьмём, например, любого из нас. Проблем всегда было много, они есть и существуют, но иногда мы делаем их менее видимыми, менее заметными. И наслаждаемся результатом. А когда нам напоминают о них, нам становится хуже раза в два. И уж как больно представить, что будет с нами, если откладывать наши проблемы на лет десять. Наверное, это больно. Прохожу чуть дальше. Я не могу сделать и шага, мне страшно, вся моя уверенность моментально иссякла. А надежда стала более невидимой, пора бы вообще забыть это слово... Оно такое же бесполезное, как и доверие. Я встал. Так получилось, что у нас был холл, а если смотреть вдоль его стен, то можно заметить ванную комнату, дверь которой, кстати, была приоткрыта. На пару мгновений мне показалось, что мама не услышала меня из-за двери. Показалось. Я опустил свой взгляд на порог ванной. Оттуда медленно капали алые капли вязкой жидкости. Я никогда не видел крови в таком количестве. Капли неслышно падали в огромную лужу, которая уже растеклась вдоль холла на сантиметров двадцать. Мне стало противно от себя... я так беспомощен, я просто увидел лужицу непонятно чего, а стою, как будто увидел сотню привидений. Мне показалось, что я такой грязный, и я медленно пошёл в ванную. Я молчал. Не хотел нарушать тишину, но плески подо мной издавали настолько отвратительные звуки, что меня затошнило. И вот, я уже протягиваю руку к двери. Она так дрожит, что если бы мне в руки дали карандаш, и попросили оставить точку на белом листе, я, наверное, провёл бы линий семь. На минуту замираю, слышу свое прерывистое, холодное дыхание. Наверное, время остановилось. Когда я взял холодный металл в ладонь, я почувствовал какое-то облегчение, совсем ненадолго. В конец оно улетучилось, когда до моего слуха дошли легкий болевые постанывания из-за двери. Вот тут медлить я не стал, потому что страх отошёл на второй план и заменился новым ощущением, чувством пустоты что ли. Такое чувствовал я впервые. Будто кто-то вытянул твои внутренности и сложил их в корзинку, а ты сидишь на сцене, на тебя смотрят тысячи глаз, которые вот-вот рассмеются. И ты не знаешь, смотрят они на тебя или сквозь тебя. Я резко открыл дверь, которая со скрипом чуть не слетела с петель. Секунд так пять, я не хотел открывать глаза, хотя они были открыты. Мне казалось, что я слеп или тяжело болен. Новые вздохи вывели меня из состояния того-кто-просто-смотрит И что я увидел? Наверное, картину Ада. А плакать я не мог, как бы не старался. Я просто упал на коленки, и лежа, тихо поскуливая, приполз к маме, лежащей на холодном кафеле с вмятиной в черепе. Под её ногтями были частички кожи и крови, наверное, она боролась. Все тело усыплено синяками и царапинами. И вот, я лежа перебираю её мягкие волосы. Аккуратно касаюсь её ледяного посиневшего лица и наблюдаю за её губами, которые еле-еле приоткрыты. Я начал понимать, хех. Все мои опасения, как только я зашёл домой. А ведь теперь всё, я уже не смогу ничего вернуть, да? Беру аккуратно её руку в свои ладони, целую маленькие, израненные частички кожи, и тихо, почти бесшумно, плачу. Наверное мои слезы были в разы теплее её руки. Я даже подумал о том, что мне больно плакать. Наверное, это больно. И тут я подумал. Ощущая сущность одиночества и пустоты, задумываешься, нужен ли ты кому либо из ныне живущих. И возможно нужен, но почему-то не ощущаешь этого. Отречённый. Не от мира сего, ты лежишь один в позе зародыша и тихо плачешь, проклиная этот жестокий мир уже в сотый раз. Что ты осознаёшь для себя, завывая под мелодичные рифы гитары? Только одно. Твоё существование возможно лишь в одном месте, в небытие, и, сделав глубокий вдох, ты направляешься в самые глубины своей души, а там... там бесконечность. В последний раз смотрю на её красивое лицо и ухожу. И тут у меня пропало сердце, я вижу обувь папы, которая стоит посреди коридора. Он дома. Тогда почему молчит? Я начинаю метаться по всему дому, из стороны в сторону. Наверное, я ищу что-то, что помогло бы мне. Но вместо помощи чувствую отвратительный запах засохшей крови. Поэтому иду на кухню, на запах. Чувствую себя загнанным зверем, которого пытают, медленно отрезая лапы. Выглядываю из-за угла стены, но почему- то боюсь не монстра, который, наверное, там сидит, а смерти. Наверное, это больно. И перед моим взором предстает удивительно-Адская картина. Кажется, что всё закончилось, сейчас я проснусь в своей кровати, но нет… Эта картина повторяется вновь и вновь… И лишь когда мысли полностью наполнились отчаянием. Нормальная жизнь по пылинкам рассыпается в небытие. Папа так и не допил свой чай. Он, как обычно, сидит за столом и держит кружку в руках. И лишь разрезанное горло говорит о том, что ему, наверное, было очень больно. А я стою и смотрю. Меня жутко тошнит... И больно. И всё, что я теперь могу, это лечь на кафель и закричать. Громко и завслух, так и делаю. — Слышала? Бегом на кухню! — слышу громкие голоса, издающиеся на улице. У меня начинается паника, но я не теряюсь, забираю нож со стола и прячусь под умывальник. Я всегда прятался под него, когда играл в прятки. И вот, сейчас мне это снова помогло. Слышу топот ног, шуршание одеял, кульков и звук бьющегося стекла. Делаю отважный шаг, я стучу по умывальнику. Жертва спокойно и даже радостно подходит, я слышу это по интонации в голосе. — Вот ты г... — не договорил. Кровь, хлынувшая из глотки не дала. И вот теперь радостно было мне, не совсем конечно, но я хоть что-то сделал. После того, как я забрал пистолет у вора, прибежал другой. Каково было его удивление, когда он, смотря на бездыханное тело своего "коллеги", увидел мальчишку с пистолетом в руках. А дуло было направлено на его лоб. Я, конечно, не умел стрелять, но когда мы с папой ходили на охоту, я узнал что такое отдача и как надо заряжать оружие. — Тише, парень, это не игрушки, — он наиграно улыбается и просовывает мне свою ладонь, — отдай мне это, и я тебе дам уйти. Мне, почему-то, хотелось сейчас посмеяться, но я воздержался, поэтому последнее, что услышал второй, была коротенькая фраза мальчишки, потерявшего сердце: — Сдохни, мразь. — Помогите... — шепчет Эрен, который только что подорвался с кровати. Зрачки сузились до предела, а в груди бушует страх и пустота. Пустота. Приходящая без особой на то причины. Когда всё складывается вроде бы хорошо. Ты ни на кого не обижен, и на тебя никто не обижен. Но что-то не то... Что-то гнетёт. Не в голове, в душе. Чувствуешь прямо-таки ощутимую дырку где-то в груди. С какой бы стати? Самому интересно было бы узнать. Неутолимая потребность в "чём-то". Хотя зачастую, ты призрачно понимаешь в чём именно. Иногда становится стыдно, осознавая, что, собственно, чувствовать тебе её нет никакого смысла. Это что-то эмоциональное... не недостаток материального — скорее эмоционального... Эта пустота невыносима. Наличие близких людей, находящихся рядом и старающихся заполнить её, увы, только усугубляет ситуацию. Начинаешь мысленно судорожно перебирать всех людей, с которыми можно было бы поговорить. Ты сам не понимаешь о чём. Лишь бы не один. Эта пустота просто разрывает тебя. Она уже это делает, и это твой предел. Мёртвая тишина так и не дала заснуть.